Geum.ru

Учебное пособие для студ высш учеб заведений. М.: Владос, 2000. 800с. Введение

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   ...   59   60   61   62   63   64   65   66   ...   74

Однако спорно, удалось ли Дюркгейму добиться примирения иерархии и гармонии.

В настоящее время принято различать два вида социальных теорий. Одни в качестве основы рассматривают конфликт, другие — гармонию. В этом смысле Дюркгейм несомненно является теоретиком гармонии, а Маркс применительно к классовому обществу — теоретиком конфликта.

Исторически корни учения Дюркгейма восходят к доренессан-сной политической теории — в частности, к политическим теориям Платона и Аристотеля, подчеркивавшим важность социальной сплоченности и стабильности. В наши дни его учение, по-видимому, представляет интерес и в экологическом аспекте. Оно является своего рода вкладом в возможную социологию общества, находящегося в состоянии экологического равновесия.

Рассматривая отношения индивида и сообщества, Дюркгейм отдает определенный приоритет сообществу и солидарности. Индивиды должны адаптироваться к нормам и правилам, которые необходимы в хорошо функционирующем обществе. Альтернативой этому, в принципе, является анархия (аномия), которая в конечном счете не на пользу индивиду.

Вместе с тем остается открытым следующий вопрос. Могут ли в функционирующем обществе быть гарантированы с помощью, выражаясь словами Гегеля, диалектического опосредствования уникального и всеобщего такие ценности, как индивидуальность и либеральность? Проблемы этого опосредствования индивидуального и общественного трудно решить как теоретически, так и практически. Кстати, это справедливо и для подхода самого Гегеля. Но некоторые ученые все же полагают, что Дюркгейм уделял этому вопросу недостаточное внимание.

Вебер — рациональность и героический пессимизм Философия науки и идеальные типы

Макс Вебер {Мах Weber, 1864—1920), один из классиков социологии, оказавших наибольшее влияние на ее проблемы, модели, основные понятия и структуру. Рассмотрим вначале его философию науки и точку зрения на «идеальные типы».

Согласно Веберу, существует фундаментальное различие между фактами и ценностями, то есть между тем, что есть, и тем, что должно быть. В качестве ученых мы можем говорить только о фактах, но не о ценностях. Конечно, мы можем исследовать, какие ценности признают люди на самом деле. Это — эмпирический вопрос. Вебер не говорит, что мы не можем (или не должны) занимать определенную политическую и нравственную позицию в отношении ценностей. Но это наша позиция как граждан, а не ученых. Следовательно, мы не должны смешивать эти две сферы — например, вести под видом изложения научной точки зрения политическую агитацию на лекциях. Наука, конечно, может сообщить нам нечто о том, какие средства подходят для достижения определенной цели. Она может сказать нам нечто и о «цене» достижения этой цели. Но как только такая информация предоставлена, действующее лицо должно лично сделать выбор. В этом суть веберовского тезиса о ценностной свободе (die Wertfreiheit) науки. Нука в качестве науки может утверждать нечто лишь о том, что есть, но не о том, что должно быть. В науке мы ищем истину, которая общезначима для каждого: «Правилен и всегда останется таковым тот факт, что методически корректная научная аргументация в области социальных наук, если она хочет достигнуть своей цели, должна быть признана правильной и китайцем».

Веберовская концепция ценностной свободы не означает, что ценности не играют никакой роли в науке. Согласно Веберу, все знание о культуре и обществе обусловлено ценностными понятиями. Всегда существуют некоторые основные «точки зрения» и «перспективы», которые определяют то, какие темы становятся объектом научного исследования. Соглашаясь с неокантианцем Генрихом Риккертом (Heinrich Rickert, 1863—1936), Вебер характеризует такие нормативные точки зрения как основывающиеся на ценностях. Так же как и Риккерт, Вебер проводит различие между науками о культуре, основанными на понимании, и естественными науками, основанными на объяснении. Науки о культуре характеризуются тем, что они формируют объекты исторического исследования в соответствии с «культурными ценностями». Но в одном важном моменте Вебер не согласен с Риккертом. Последний утверждал, что существуют объективные культурные ценности. Позиция же Вебера довольно близка позиции Ницше, который считал, что существует многообразие субъективных ценностных точек зрения. Благодаря этому многообразию исследователь достаточно свободен в выборе темы исследования. Итак, второй предпосылкой веберовской философии науки является идея плюрализма ценностей.

Вебер утверждал, что вначале мир и жизнь предстают перед индивидом в качестве бесконечного многообразия, почти хаоса, событий и действий. Каждый, кто хотел бы описать мир «без ценностных предпосылок», пришел бы к бесконечному числу наблюдений и суждений, к хаотической мешанине важных и неважных фактов. (В этом моменте позиция Вебера имеет много общего с критикой Поппером примитивного собирательства фактов). Мы структурируем окружающий нас хаос таким образом, что для нас становится значимой только часть реальности. Специфический предмет исследования, например «Французская революция», значим для нас только потому, что находится в определенном отношении к культурным ценностям, с позиций которых мы смотрим на мир. Как раз в свете таких культурных ценностей мы отличаем существенное от несущественного так, как мы их видим. Именно это делает явления релевантными и придает им смысл. Итак, ценностные понятия являются квазитрансцендентальными предпосылками наук о культуре и обществе.

Вебер осознавал, что ценностные понятия, которые в конечном счете задают изучаемые учеными и научным сообществом релевантные проблемы, могут меняться. Поэтому изменения в социальных науках могут быть результатом глубинных сдвигов в самопонимании данной эпохи и ее взглядах на ценностные понятия. Вебер описывает такие изменения почти в тех же словах, которые мы позднее находим в характеристике Куном научных революций [см. Гл. 29]. «Ценностные понятия» похожи на достаточно широкое куновское понятие «парадигмы». Однако в отличие от Куна, Вебер делает больший акцент на культурные изменения вне социальных наук, которые оказывают влияние на выбор проблем внутри этих наук. Поэтому главными для него являются изменения в ценностных понятиях эпохи или исследователя.

«Однако наступит момент, когда краски станут иными: возникнет неуверенность в значении бессознательно применяемых точек зрения, в сумерках будет утерян путь. Свет, озарявший важные проблемы культуры, рассеется вдали. Тогда и наука изменит свою позицию и свой понятийный аппарат, с тем чтобы взирать на поток событий с вершин человеческой мысли. Она последует за теми созвездиями, которые только и могут придать ее работе смысл и направить ее по должному пути».

Следуя Дильтею и немецкой интеллектуальной традиции (см. Гл. 19), Вебер утверждает, что социальные науки должны использовать «метод понимания» (Verstehen). Не случайно его главный социологический труд Хозяйство и общество (Wirtschaft und Gesellschaft, 1921) имеет подзаголовок Очерк понимающей социологии (GrundriЯ einer verstehenden Soziologie). Социология не должна ограничиваться лишь нахождением общих правил, которым подчиняются социальные действия. Она также должна пытаться понять субъективные намерения и мотивы действующего лица. На следующем этапе такие субъективные намерения и цели могут рассматриваться в качестве причин социального действия и могут служить основаниями для социологического причинного объяснения. Это соответствует веберовскому определению социологии.

«Социология (в том смысле этого весьма многозначного слова, который имеется здесь в виду) есть наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузально объяснить его процесс и воздействие».

Обратим внимание на два аспекта этого определения. Его исходным пунктом является так называемый «методологический индивидуализм», который влечет за собой веберовское скептическое отношение к коллективным понятиям в социологии. Если понятия типа духа времени и характера народа не могут быть прослежены до уровня социального действия, то они претендуют на большее, чем могут («откусывают больше, чем могут проглотить»). Однако если социология ограничится лишь присущим действующему агенту пониманием, то она «откусит слишком мало». Веберовское определение содержит также неявное различие между действием и событием, Социология занимается мотивированными действиями, а естествознание — немотивированными событиями (например, планетарными движениями). Осмысленный характер человеческого действия не имеет аналога в природе. Но это не исключает возможность предсказаний в социологии. Действие имеет специфическое свойство, которое делает его более предвидимым (calculable), чем естественный процесс, а именно оно имеет понятный мотив. Следовательно, действие менее «иррационально», чем событие.

Итак, Вебер подчеркивает, что «понимание» (Verstehen) не исключает «объяснения» (Erklдren). Герменевтический метод, понимание, является дополнительным к методу причинного объяснения. Одного интуитивного эмпатического проникновения в «горизонт» других людей недостаточно. Понимающая интерпретация мотива и цели должна дополняться и контролироваться причинным объяснением. Статистические утверждения, которые описывают процесс человеческих действий (например, частоту самоубийств), могут, согласно Веберу, только тогда получить достаточное объяснение, когда выяснен смысл действий. Следовательно, социальная наука должна развиваться путем выяснения субъективного горизонта агента и его намерений.

Мы говорили, что темы исследования конституируются с помощью ценностных понятий и что наука должна быть ценностно свободной. Вебер не усматривает в этом никакого противоречия. Да, именно посредством ценностей нечто становится релевантной темой исследования. Но то, что мы, как ученые, утверждаем об этой теме, должно быть сказано без помощи ценностных суждений. Здесь центральную роль играют «идеальные типы».

«Идеальные типы» могут быть истолкованы как базисные научные понятия. В совокупности они образуют в некотором смысле «модель» реальности. Для Вебера, который в основном придерживался номиналистических позиций, идеально-типовые понятия (например, «экономический человек») не представляют характеристик реальности. В соответствии с Риккертом и неокантианцами, идеальный тип мыслится только в качестве формального «инструмента», который используется для упорядочивания бессмысленного многообразия реальности. Он высвечивает специфические аспекты предмета исследования и не имеет никакого нормативного значения. (Идеальные типы не имеют ничего общего с «идеалами» в нормативном смысле.) Например, идеальный тип «харизматическое королевство» описывает тип королевства, которое никогда не будет найдено в чистой виде в любом обществе. Это же относится к таким идеально-типовым конструкциям, как «Ренессанс», «протестантская этика», «дух капитализма», «целерацио-нальное действие» и т.д.

Точка зрения Вебера на идеальные типы может быть понята в свете кантовской концепции категорий. Аналогично тому, как кантовские категории являются условиями любого возможного познания реальности, социологические идеальные типы Вебера выступают своего рода сетями, которые, как предполагается, схватывают нечто в бесконечном многообразии реальности. Однако в противоположность категориям Канта, идеальные типы не вечны и не неизменны. Они конструируются исследователем и могут быть переделаны. Однако они должны быть логически непротиворечивыми и «адекватными» имеющемуся состоянию дел.

Типы действия и формы легитимации

Вебер строит свою социологию на четырех «чистых» типах действий (идеальных типах). 1) Действие может быть рационально ориентированным по отношению к данной цели (целерационоль-ное действие). 2) Действие может быть рационально ориентированным по отношению к некоторой абсолютной ценности (ценностно-рациональное действие). 3) Действие может быть вызвано определенными страстями или эмоциональными состояниями агента (аффективное или эмоциональное действие). 4) Действие может определяться традициями и глубоко укорененными привычками (традиционное действие).

Действия первых двух типов рациональны. Термин «рациональное» указывает здесь на определенные критерии, которым не удовлетворяют последние два типа действий. А именно, первые два типа являются рациональными в том смысле, что они направлены на достижение сознательно и недвусмысленно сформулированной цели и используют основанные на доступном знании средства, которые будут вести к реализации этой цели.

Целевая рациональность может характеризоваться как инструментально-целевая рациональность (использование средств для достижения поставленной цели). Примером целерациональцых действий являются проектирование и создание Вернером фон Брауном (Wernher von Braun, 1912—1977) ракет, которыми нацисты разрушали Лондон и другие крупные города во время второй мировой войны. Другим примером целерациональных действий является успешная стратегия лечения болезни.

Второй тип действий рационален в том смысле, что определяется этическими или религиозными убеждениями действующего агента в том, что форма действия имеет абсолютное значение независимо от результата. Капитан, который погибает вместе со своим судном по соображениям «морской чести» или «долга», действует согласно ценностной рациональности. Действия, которые основываются на «этике морального долга», будут в большинстве случаев ценностно-рациональными. Конкретные примеры показывают, что действие, являющееся для одного агента ценностно-рациональным, может быть «иррациональным» для другого. Обратим внимание, что здесь «рациональность» определяется на основе целей, ценностей и знаний действующего агента, а не на основе того, что ученый-социолог рассматривает в качестве релевантных целей, ценностей и знаний.

Вебер не характеризует действия третьего типа как рациональные. Они являются прямым следствием эмоционального состояния действующего агента. Невротический тип действий, понимаемых как неконтролируемая реакция на необычный стимул, может быть назван аффективным. Действия такого типа находятся на границе между осмысленными действиями и бессмысленным поведением.

Четвертый тип действий охватывает все, что мы делаем почти «бессознательно», благодаря обычаям и привычкам (или нормам), которые мы не осознаем. Этот тип действий также представляет поведение, которое часто выходит за границы так называемых «осмысленных» действий. (Наши традиционные действия приближаются к ценностно-ориентированным действиям, если мы осознаем их связи с тем, что «глубоко укоренено» в нас. Когда мы сознательно ведем себя традиционным образом, то наши действия являются ценностно-рациональными.)

Для Вебера смысл тесно переплетен с рациональностью. Осмысленные действия связаны с целевой и ценностной рациональностью. Традиционные и аффективные действия относятся к пограничным случаям. К крайнему проявлению относятся случаи бессмысленного поведения по типу стимул—реакция. Другой крайностью выступают рациональные, свободные и осмысленные действия. Отметим, что для веберовского замысла «понимающей социологии» базисным является представление о «рациональном действии».

Эти четыре типа действия позволяют более точно определить, что означают в развитии европейской культуры «рационализация» и «модернизация». Согласно Веберу, специфически западный «процесс рационализации» может быть описан как такое развитие, которое ведет к увеличению числа областей деятельности, характеризующихся целерационалъными действиями. Действия внутри таких областей, как экономика, право и управление, близки к идеальному типу «целерационального действия». Если мы рассматриваем целевую рациональность как базисную культурную ценность, то, следовательно, можем говорить о «прогрессе» внутри каждой из этих областей, то есть о ее «рационализации» и «модернизации» в направлении возрастания степени целевой рациональности. Если, с другой стороны, мы расцениваем в качестве основной культурной ценности так называемую религиозную «этику братства», то должны, возможно неохотно, понимать, что в связи с секуляризацией мира этика братства постепенно утрачивает свое значение во все увеличивающемся числе областей действия. Такого рода проблемы являются центральными для веберовского диагноза современности.

Веберовская теория действия также бросает свет на феномены, подобные бюрократизации. Современная общественная жизнь сопровождается ростом бюрократизации. Причиной этого есть потребность бизнеса и общества в целом в лучших расчетах и планировании. Наука становится частью административной системы и таким образом пронизывает общество как целое. Этот процесс придает действиям большую степень целевой рациональности. Соответственно,

увеличивается степень просчитываемой безопасности и уменьшается количество потерь по сравнению с поведением, состоящим из случайных и непредсказуемых действий. Следовательно, общество одновременно испытывает бюрократизацию, сциентизацию и возрастающую степень рационализации.

Для Вебера подобное развитие сочетает и отчуждение, и возрастание рациональности. Он не верит в качественные перемены в этой области. Возрастание демократизации сопровождается одновременным возрастанием бюрократизации. Здесь мы наблюдаем явное расхождением между Вебером и Марксом. Вебер не может вообразить решающие изменения в структуре общества. Он утверждает, что социализм не приведет к качественному усовершенствованию, а отмена рыночной экономики означала бы довольно сильное укрепление бюрократизации.

Вебер разрабатывает три идеальных типа для описания легитимации государственной власти: традиционный, харизматический и легальный. В ходе процесса бюрократизации меняется также и легитимация государства и, наоборот, изменения в формах легитимации ведут к бюрократизации. В относительно статичных и традиционных обществах власть государства никогда не ставится под вопрос. Государственная власть опирается на традицию. Но с ослаблением традиции (в результате сциентизации и модернизации) ослабляется и этот тип власти. Альтернативный вид легитимации (как идеальный тип) Вебер называет хармтой. Харизматическая власть легитимируется на основе эмоциональных связей подданных и правителя как личности (см. аффективное действие). Таким лидерам повинуются из-за их личных качеств, а не на основе закона или традиции. «Вы слышали, что сказано древним... А Оговорю вам...» |Матф. 5:21—22J. Напротив, в современном обществе именно бюрократическая рационализация легитимирует государственную власть. То, что случается, является рациональным и справедливым. Действия государства рациональны и прозрачны. Например, судебный приговор не выносится на основе произвольной, непредсказуемой прихоти, а базируется на неизменных, универсальных нормах. Таким образом Вебер рассуждает об источнике права (legal authority). Когда общество дистанцируется от этого идеального типа и приближается к харизматической власти, мы можем выдвинуть несколько интересных социально-научных гипотез. В этом смысле мы как бы «измеряем» реальность с помощью идеального типа.

Вопрос легитимации государственной власти является важным и потому, что Вебер рассматривает государство как институт, который может легитимно использовать физическое насилие. Другими словами, его концепция государства охватывает средства, которыми de facto обладает современное государство, а не задачи или функции, которые оно должно иметь или не иметь (например, такие, как «подавление народа» или «быть кооперативным административным органом для всех членов общества»).

Четыре типа действий и три формы легитимации являются ве-беровскими обобщенными идеальными типами. Они могут, в принципе, использоваться при анализе всех социальных форм, независимо от времени и места. Можно сказать, что обобщенные идеальные типы сконструированы в качестве моста между номотети-ческими и идиографическими науками (то есть науками, которые работают с универсальными законами, и науками, которые описывают отдельные неповторимые факты). Другие идеальные типы могут быть адаптированы к неповторимым историческим явлениям (к тому, что Риккерт называл «историческими индивидуальностями») — например, к «протестантской этике», «Ренессансу» и т.п. С целью упрощения мы можем проводить различие между обобщающими социологическими идеальными типами и индивидуализирующими историческими идеальными типами.

Протестантизм и капитализм

Рациональность и рационализация являются общими темами в историческо-социологических исследованиях Вебера. Опираясь на обширные эмпирические исследования, он пытается объяснить развитие на Западе особого вида рациональности. Центральная проблема формулируется им так:

«Современный человек, дитя европейской культуры, неизбежно и с полным основанием рассматривает универсально-исторические проблемы с вполне определенной точки зрения. Его интересует прежде всего следующий вопрос: какое сцепление обстоятельств привело к тому, что именно на Западе, и только здесь, возникли такие явления культуры, которые развивались — по крайней мере как мы склонны предполагать — в направлении, получившим универсальное значение».

Итак, Вебер ищет характерные социальные и культурные особенности Запада по сравнению с другими цивилизациями. Только на Западе, отмечает он, возникла наука, которая оценивается сегодня как общезначимая для всех людей. Эмпирическое знание, философская и теологическая мудрость существовали и в других культурах, особенно в Индии, Китае, Персии и Египте. Но там приобретенное знание было лишено математической основы, рациональных «доказательств», «экспериментов» и научных понятий.

Нечто подобное мы наблюдаем и в искусстве. Музыкальная культура имеется у всех народов, но только на Западе существует рациональная гармоническая музыка (контрапункт и аккордово-гармоническая фактура), оркестры и нотное письмо. В течение европейского Ренессанса рационализация внутри изящных искусств была связана с введением линейной и воздушной перспектив.

Только на Западе можно найти «государство» как политический институт, обладающий рационально разработанной и формальной «конституцией», рациональными и формальными законами. Только в западном культурном круге мы находим систематически подготовленных (вышколенных) экспертов и высокопоставленных специалистов-чиновников.