Geum.ru

Триумф анжелики анн и Серж голон часть первая щепетильность, сомнения и муки шевалье глава 1

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   33
Глава 7


Наконец они подняли паруса и отправились прочь от Тадуссака.

Анжелика воспользовалась несколькими часами уединения с Жоффреем, они наслаждались свободой, отгородившись от внешнего мира, и это она любила больше всего. Они вновь обрели прежние привычки и не уставали им радоваться.

Они сидели лицом к лицу, под тентом, который натягивался над палубой в знойные часы, или во время дождя, или же ночью на кормовом балконе, на который выходили их апартаменты.

Там, полулежа на диванах и опираясь на подушки в восточном стиле, они проводили время в обществе друг друга, получая от этого несказанное удовольствие.

Они смогли сберечь свои чувства и позволить себе сгорать от двух огней: нежности и страсти.

Кусси-Ба подавал им турецкий кофе в маленьких чашечках тонкого фарфора на прелестных подносиках, украшенных арабесками, которые назывались зарф, и которые позволяли пить кофе и не обжигать пальцы. Весь этот ритуальный прибор, предназначенный для кофе, да и сам напиток напоминал им о Востоке, переносили их к Средиземному морю, в Кандию и на остров Мальту, о котором Анжелика так много говорила с Ломенье.

Она попыталась внушить ему, чтобы он вернулся во Францию, чтобы получить помощь и поддержку среди братьев-рыцарей Сен-Жан Иерусалимских, сегодня называемых Мальтийцами. Но он отказывался.

Он не хотел покидал Канаду, где покоились останки его друга, убитого индейцами.

- Но, однако, возвращение пошло бы ему на пользу. Как и солнце. На Мальте я полюбила этот прекрасный свет, который заливал залы Большого Госпиталя. Больные ели с серебряных приборов. Я посетила аптеку, хирургические кабинеты. А в крепости я любовалась, как на ветру трепещут вымпела на разнообразных галерах Мальты, которые были готовы выйти в море, на бой с варварами.

Внезапно она осеклась. Затем Жоффрей увидел, как она спрятала в ладонях лицо и воскликнула:

- О Боже! Это был он!

И застыла, словно погруженная в картины прошлого.

- Анри де Ронье, - произнесла она затем уже спокойнее.

Жоффрей де Пейрак задумался о нынешней ситуации. А она принимала довольно сложный оборот. Анжелика должна была возвратиться в Салем, потому что после рождения близнецов у нее случился приступ малярии.

Охваченная жаром, который случился у нее на Средиземном море, она вообразила, что снова в Алжире, в плену у Османа Терраджи, визиря Мулея Исмаила, короля Марокко, для которого она и была куплена. В бреду ей казалось, что она еще не нашла Жоффрея. Она видела себя на улицах белого города, в сопровождении стражников-мусульман. На перекрестке она натолкнулась на умирающего, побиваемого камнями, рыцаря-монаха, одного из тех, кого взяли в плен вместе с ней на мальтийской галере, и ей слышались его крики: "Я подарил вам первый поцелуй".

Возвратившись в Салем, В Новую Англию, она решила, что это сцена - плод болезненного воображения и жара. Но если тем умирающим рыцарем действительно был Анри де Ронье? Видение обретало конкретные формы.

Она напрягла память.

Анри де Ронье?.. Сейчас она была почти уверена. Это было имя одного из двух рыцарей, в обществе которых она путешествовала на мальтийской галере в поисках Жоффрея по Средиземному морю.

Анжелика подняла голову.

Взволнованная, она рассказала мужу историю, услышанную от графа де Ломенье-Шамбор, и ее продолжение, о котором она вспомнила. Она и не подозревала об этом, потому что не узнала в рыцаре в красном плаще с мальтийским крестом влюбленного в нее пажа из Пуатье.

- А он? Он узнал меня? Прошло столько лет, и путешествовала я под именем маркизы дю Плесси-Бельер. Он, во всяком случае, знал только мое имя. Но он даже не намекнул о нашей встрече в прошлом. Или я не следила за этим?..

Однако, что-то, должно быть, существовало между ними, оно проникло в ее бредовые видения, в которых она услышала слова, которых он не хотел произносить.

Она все время вызывала в памяти его черты, но тщетно. Ей вспоминалась лишь стройная фигура в плаще. Он стоял на палубе рядом с другим рыцарем, грузноватым капитаном галеры.

- Мое безразличие смутило его, и он не осмелился напомнить мне о маленьком эпизоде, который я едва ли помнила. Да, в то время только вы составляли смысл моей жизни. Я была готова бросить вызов любым опасностям, лишь бы найти ваши следы.

Она снова задумалась. Она прикидывала, насколько были бы ей интересны откровения бедного Анри де Ронье, заодно она припоминала и другие имена из своих путешествий. Вивон, Баргань, и даже Колен...

- Так я и вправду забывчива, в чем меня упрекал Клод де Ломенье, я помню только об одном человеке... о вас?

- Если это действительно я, то мне не в чем вас упрекнуть.

Она перебирала в памяти разные эпизоды своих приключений, полные смертельных опасностей, которые она презирала, и самой безумной надежды. Один из таких случаев, в Кандии, столкнул ее с загадочным корсаром в маске.

Ослепленная и взбудораженная неожиданным поворотом событий, она не узнала его. Ее поступок, который едва не разлучил их навсегда, по-прежнему мучил ее, и она не могла успокоиться.

- Я так бы хотела увидеть ваш дворец роз в Кандии. Едва я сбежала оттуда, как почувствовала, как меня мучает тоска, так привлек меня пират под маской, который меня купил. Но я предпочла сбежать. Какая глупость, если задуматься! Мечта, счастье были так близки!..

Но нет! Все же это не было глупостью. Со старым Савари осуществили этот побег, который готовили с таким упрямством!.. Разве стремление к свободе не является мечтой каждой рабыни?

Он рассмеялся.

- В этом вы вся! Как я об этом не задумался раньше! Я же знаю вас, знаю ваш пыл, вашу неустрашимость перед любыми препятствиями! А тогда вы были для меня загадкой, и я не сумел разгадать ее в то время, когда мы расстались. Я хотел излечиться от любви, которая беспредельно мной завладела. Но я ошибался, принимая вас за легкомысленную и бесчувственную женщину. И был наказан.

Он поцеловал ее руку. Они улыбались. Они были так счастливы, что не могли выразить словами то, что испытывали.

Он смотрел на мелкие серебристые волны Сен-Лоран, которые плескались у борта корабля. Анжелика стояла рядом, и время от времени они целовались. Изредка они чувствовали себя такими умиротворенными, что могли отодвинуть завесу своих воспоминаний, и сейчас был такой момент. Возвращение к прошлому порой было для них тягостно, порой оно ранило.

- Вы правы, любовь моя, - сказала она. - Я искала вас. Но тогда мы еще не заслужили этой встречи. Мы были полны подозрительности.

Она провела пальцами вдоль шрамов на его лице, которое она так любила.

- Как я сразу не разгадала вас, несмотря на маскарад под свирепых пиратов, несмотря на ваше появление на невольничьем рынке, куда вы пришли за очередной игрушкой. Как я не разглядела вас настоящего, обманувшись вашим видом - бородой, маской, походкой?.. Я была встревожена. Я тоже виновата. Я должна была бы вас узнать по взгляду, по манере прикасаться ко мне. Сегодня мне кажется стыдным, что имеется столько доказательств моей слепоты. Но почему вы не назвали себя сразу же?

- Там? Перед этим морским разбойником, или богачами-мусульманами, которые пришли покупать женщин на рынок Канлии!.. Нет, на такое я не смог решиться! И кроме того, по правде говоря, больше всего я боялся вас. Я боялся первого взгляда, которым мы обменяемся, я оттягивал момент осознания, что потерял вас навсегда, что вы любите кого-то другого, короля, может быть, да, короля, мне казалось, что ваш муж должен быть либо мертв, либо изгнан в глазах церковных властей и версальского двора. Вы были женщиной необъяснимой и непонятной, которая все время менялась. Вы были далеки от меня. Вас не было рядом.

В расцвете красоты, гордая и отважная, вы мало напоминали того ребенка, которого я узнал в Тулузе, хотя я был покорен этой нежной хрупкостью, которую выставили напоказ на рынке Кандии. Но все проходит. Я расстался с вами, когда вы были так молоды, а когда встретил вновь, то распознал в вас - величественной даме - ветреную и забывчивую супругу, которая носит имя другого.

- Да, такой я была, но только не по отношению к вам. Вы навсегда пленили мое сердце. Но, сомневаясь в других женщинах, вы стали сомневаться и во мне. Вы даже не захотели поверить, что я предприняла это безумное путешествие, против воли самого короля, только с той целью, чтобы найти вас. Мое нетерпение не знало предела, и я пустилась в странствия навстречу опасностям, очертя голову. Это было безумием - отправиться на розыски человека, якобы назначенного консулом Кандии.

- Мог ли я мечтать о подобной любви?

- Вот где ваше больное место, несмотря на то, что вы искушены в искусстве любви как трубадур. Вам еще многому нужно научиться, мессир... Известно ли вам, что вы стали для меня всем, после Тулузы?

- Думаю, что мне не хватило времени в этом разобраться и в этом убедиться. Страсть - это взрыв. Верность - это нелепость. Любовь, ее суть, - не подлежит заключению в клетку, пусть и золоченую. И ее течение день ото дня, на протяжении всей жизни так мало похоже на наши хлопоты, чтобы угодить сильным мира всего или облегчить участь бедняков и отверженных. Вы отличались от других женщин тем, что когда я вас потерял, то понял, что потерял нечто большее, чем просто подругу.

Трубадуры никогда ничего не договаривают и не объясняют до конца. Они дают понять, что суть - невыразима.

Вот чему меня научили скитания изгнанника, которые делали бессмысленными все предыдущие истории, но не могли возвратить вас.

- Но это не помешало вам прекрасно обойтись без меня на островах, перебираясь с одного на другой и наслаждаясь жизнью в цветочных дворцах на восточных оттоманках...

- Я присягаю, что это было длительное и опасное путешествие с неожиданными поворотами и бурями. Я думал вначале, что не нуждаюсь в большом отрезке времени, чтобы излечиться от болезни к вам, и никогда не признал бы, что не смогу избавиться от этой страсти, что рана, нанесенная вашим взглядом, никогда не затянется. Когда же я это понял? Правда открылась мне в несколько приемов. Например, когда Меццо-Морте в Алжире предложил мне открыть место вашего пребывания в обмен на отказ от соперничества в Средиземном море. Или позже, в Мекнесе, когда мне пришлось выдумать вашу смерть и окончательный разрыв с вами, пусть даже во сне... Итак, я был уверен, что наихудшим из всех мучений было никогда не увидеть вас. "Какая женщина, друг мой!.." - говаривал Мулей Исмаил, раздираемый бешенством, восхищением и сожалением одновременно. Мы были господами, властелинами стран Берберии и Ливана, а над ними кружил призрак женщины-рабыни с незабываемыми глазами, умершей на дорогах пустыни. Временами мы переглядывались и понимали, что оба не верим в эту смерть. "Аллах велик", - говорил мне он. Мы не принимали приговор, потому что чувствовали себя слабыми и пострадавшими.

Анжелика слушала его и улыбалась, настолько ей забавно было представить Жоффрея в обществе Мулея Исмаила, удрученных. Итак они смеялись и целовались, еще под впечатлением счастья от того, что были в объятиях друг друга, переполненные радостью, благодеяниями, имея детей, богатство и успех. Далеко от театра, где развивались эти трагические события, среди декораций природы на мрачной реке Севера, ее отдаленных берегов с холмами, покрытыми густым лесом, ее постоянных спутников - свинцовых туч, несущих завесы дождя, или бегущих от порывов ветра, в кругу друзей они вспоминали солнечное средиземноморье. Оно казалось им дружественным, ободряющим и подтверждало их уверенность найти друг друга и быть вместе.


Глава 8


Анжелика хотела бы, чтобы путешествие длилось вечно, и она наслаждалась вкусом каждого мгновения. Плаванье по Сен-Лорану было спокойным. Изредка им встречались корабли, но хоть и нельзя было сказать, что они находились в безбрежной пустыне моря, это не походило также на оживление вблизи берега. Время остановилось, они не знали - плывут они несколько дней или недель. С судами, которые встречались на пути они обменивались издалека приветствиями. Одни держали курс на Тадуссак, где начиналась новая жизнь Канады, другие плыли навстречу, чтобы достичь Новой Земли.

Но путешествие по Сен-Лорану вовсе не было безопасным. Разыгрывались бури, корабли терпели крушения, пассажиры могли заболеть цингой и умереть на дне трюма.

Однако с каждым днем передвижение по реке становилось все шире и оживленнее. У каждого, кто хоть раз совершил путешествие через него, оставались яркие впечатления. Путь связывал два мира: прошлое и будущее. То, что могло пройти на этой реке вызывало удивление, она была так широка, что, казалось, корабли отплывают в никуда, а с одного берега зачастую не был виден другой.

Находясь на борту, Анжелика всегда спала глубоким и счастливым сном. Покачивание корабля и спокойная величественность ночи, не потревоженная шумом с берега, погружала ее в настоящую летаргию, что не мешало ей, однако, несколько раз просыпаться, чтобы вновь ощутить радость жизни и уснуть, прижавшись к нему.

Однажды утром она проснулась и ощутила, что корабль не движется, хотя солнце давно встало. Запах дыма от костров, на которых коптилась рыба, проникал через открытое окно.

Она откинулась на подушку и заметила, что на ней лежит какой-то маленький предмет. Это был футлярчик из тонкой кожи, отделанной золотом, и, открыв его, она обнаружила внутри часики очень тонкой работы. Она еще никогда не видела подобного изящества. Стрелки были выполнены в виде двух цветов лилии, а корпус, покрытый голубой эмалью, украшали золотые цветки.

Лента из голубого шелка позволяла носить их на шее. Такова была новинка парижской моды.

Она поднялась и вышла на балкон.

“Радуга" находилась у входа в пролив, вокруг острых скал которого клубился туман. Небо было пасмурным, и весь пейзаж напоминал мрачную иллюстрацию к кораблекрушениям или скитаниям пиратов, с высокими утесами и шумными птицами, мечущимися над ними.

Но для Анжелики не существовало ни плохой погоды, ни неуютных мест.

Жоффрей был на мостике.

- В честь какого события вы осчастливили меня сегодня утром этим прелестным подарком? - спросила она.

- Напоминание о мрачных событиях. Я никогда не забуду, как в этих самых краях, темной и ненастной ночью, вы, внезапно появившись, сделали мне самый драгоценный подарок: сохранили мою жизнь, которая была в опасности. Враги покушались на меня. Успев вовремя, вы уничтожили самого страшного - графа де Варанж.

- Теперь я вспомнила: Крест де ля Мерси!

- Так это было здесь? - спросил она с любопытством глядя на берег, на который вступила только ночью.

Местечко сохранило свой мрачный вид. На песке, однако, наблюдалось оживление.

Индейские каноэ ожидали, наполовину вытащенные из воды, некоторые были привязаны к корням деревьев и покачивались на волнах.

Матросы, прибывшие из Франции, отправились к источнику, чтобы пополнить запас пресной воды. Немного дальше виднелся домик, у которого толпились индейцы, они разговаривали с хозяином. По всей длине реки полным ходом шла торговля мехами.

Они находились на границе суровой страны Лабрадора, с его темными густыми лесами, откуда тянулись ленты тумана, покрывающие реки.

Хуже всего здесь приходилось племенам монтанье, которые часто появлялись в окрестностях быстрых холодных речек, окутанные облаками из черных назойливых мошек. Они прорубали при помощи мачете проходы в зарослях, где было сумрачно, разве что блестит золотой головкой лютик. Даже само приближение к этим местам вызывало в сердце тревогу.

Когда-то здесь построили первую контору и первую часовню, о которых сегодня уже позабыли. Там-то граф де Варанж, преследуемый видением Дьяволицы, назначил встречу де Пейраку, чтобы его убить.

Анжелика взяла его под руку. По невероятной случайности она успела вовремя. Если бы с этим местом не были бы связаны такие страшные события, она нашла бы его даже красивым в его суровости. Но случай показался ей выгодным, чтобы рассказать о недавнем разговоре с лейтенантом полиции Квебека.

- Гарро д'Антремон продолжает раскапывать это дело об исчезновении Варанжа. Согласно распоряжениям новой полиции он разыскивает труп, это важно для него, пусть речь идет даже о низком пособнике Сатаны.

Они прошлись по мостику.

Рука об руку с ним и под его защитой она чувствовала, что огорчения и тревоги Квебека исчезают, становятся незначительными. Она предпочитала вообще не говорить с мужем о неприятностях, потому что иногда слова воплощаются в реальные вещи.

В ходе их стоянки в заливе Де ля Мерси, где раньше находились контора и часовня, и где витал дух Варанжа, последнего посланца Дьяволицы, посланного, чтобы их остановить, она рассказала Жоффрею о ходе развития ситуации. Все было в том же ключе.

Лейтенант полиции имел вполне конкретные соображения относительно дела Варанжа. Чутье подсказывало ему, что разгадку тайны следует искать рядом с четой из Акадии, рядом с ними. Кроме того дело было связано с исчезновением "Ликорны" и герцогини де Модрибур, которую ожидали в Квебеке, а она исчезла вместе с королевскими дочерьми у берегов Французского залива.

- Он утверждает, что члены высшего общества беспокоятся, и что из Франции приходят запросы о подробностях кораблекрушения "Ликорны" и гибели герцогини.

Она объяснила как, для того, чтобы выиграть время и дать удовлетворительный ответ, она выдумала, что дочери короля спаслись с помощью Дельфины де Роуза.

- Может я сделала это напрасно?

- Дай Бог, чтобы нет.

Нужно ли говорить о подозрениях Дельфины насчет подмены человека, который подозревал, что герцогиня не погибла и могла вновь появиться? Она промолчала, ибо чем больше она об этом размышляла, тем больше чувствовала себя в замкнутом кругу.

В Голдсборо она поговорит с Коленом и безусловно узнает, что случилось с сестрой Жермани Майотен. Тогда она напишет Дельфине, чтобы утешить и успокоить ее.

Шагая рядом с Жоффреем по мостику корабля, где все было возможно и все подчинялось его воле, она не испытывала желания вызывать и бороться со страшными химерами подозрений. Жоффрей приложил столько усилий, чтобы ее успокоить после разлуки и вернуть ей хорошее расположение духа!

В это момент, анализируя беседу, которую она имела с лейтенантом полиции, он старался найти в ее деталях обнадеживающие моменты и расценить запросы из Франции, как ничтожные неприятности.

Кто бы ни распоряжался ходом расследования исчезновения "Ликорны" и ее владельцы, мадам де Модрибур, граф не верил, что им удастся с успехом провести в Новом свете операцию по выяснению судьбы корабля и дамы.

Жоффрей полагал, что под суровым внешним видом господина д'Антремона скрывается человек, которого можно считать надежным другом. Разве он не дал понять, что так долго, как сможет, он не вынесет в их адрес обвинительного заключения? Его долг обязывал разыскать убийц даже такого недостойного человека как Варанж.

Анжелика поступила правильно, составив список королевских дочерей, тем самым "кинув кость" всем обвинителям. Это поможет ей выиграть время.

Судя по всему он не очень симпатизировал этим скандалистам из Парижа, которые заставили его возвратиться из загородного дома, чтобы снова беседовать о неприятных вещах с госпожой де Пейрак, к которой он испытывал известные чувства.

Вот как рассуждал Жоффрей.

- Я не думаю, что дело зашло так далеко, - возразила Анжелика, у которой вовсе не было приятных воспоминаний о встречах с этим спесивым кабаном.

- Скажем так, что он отдает должное беседам с очаровательной женщиной, которая строит ему глазки, чтобы его задобрить. Однако ему известно, что она безбожно ему лжет, а он не в силах ее уличить.

Раздражение и восхищение раздирают его сердце и постоянно его мучают.

- Бедняга Гарро! Ему давно следовало бы прочитать "Маленс Малефикарум", чтобы ознакомиться с практическим колдовством, которое может послужить руководством к убийству, и тогда он будет меньше бояться простых убийц и отравителей!

Современные суды, чтобы покончить с фанатизмом инквизиции, требуют предоставления вещественных доказательств, тем самым усложнив задачу полиции.

Если дьявол совершал свое черное дело, сегодня с ним нужно было бороться оружием людей, то есть бороться с самими людьми, поскольку зло укоренилось в их сердцах. Вот почему Гарро д'Антремон не стремился облегчить задачу тем, из Франции, кто настоятельно требовал отчета о так называемой благодетельнице, которая в числе прочих друзей имела чету Ла Ферте, Сен-Эдм, Варанжа и других. Их полицейский держал под подозрением, поскольку их навечно сослали в колонии, хоть эти люди и представляли знатные семейства. Мания отравительства во имя решения многих проблем распространялась как бич.

Они так смеялись во время пира на Сен-Лоране. Она часто вспоминала, как разгоряченные вином гости обсуждали блеск королевского двора в Версале, праздники, удовольствия, которые так украшали жизнь, а она внезапно обронила: "А отравители?”

Все расхохотались, словно это была смешная шутка. Действительно, было от чего смеяться! Будто бы умереть при дворе от яда, подсыпанного нежной ручкой в перстнях было менее трагичным, чем пасть от удара кинжала в парижском переулке!

Эта странная реакция побудила ее написать полицейскому Дегрэ, помощнику господина де Рейни, лейтенанту королевской полиции. Это письмо было составлено среди ноябрьских туманов Канады и передано из рук в руки через преданного лакея господина Арребуста. Оно послужит для опытного полицейского необходимым оружием, в котором он нуждался, чтобы обвинить тех, кого изо всех сил старался разоблачить.

В этом послании она открывала ему правду обо всем. Имена колдуний, замешанных в преступлениях в Версале, список адресов и тайных местечек всего Парижа, где они принимали своих высокопоставленных клиентов, имя той, которая некогда "приготовила рубашку", - Атенаис де Монтеспан, любовницы короля и ее преемницы - мадемуазель Дезейе, что долгие годы служила посредницей с женой Мовуазена.

Это письмо определенным образом повлияло на ход событий. Она спрашивала себя, каким образом Дегрэ воспользовался им... затем предпочла не думать об этом.

Ей не хотелось тратить понапрасну эти дни на реке, где им было позволено если не забыть, то по крайней мере легче относиться к мерзостям этого мира, с которыми им предстояло бороться в ближайшем будущем.

Жест, который Жоффрей привлек ее к себе, означал, что он следовал и разделял ход ее мыслей.

Они были вместе и понимали друг друга. Они испытывали одинаковое опьянение от того, что были так близки. Он чувствовал рядом с собой тело женщины, такой желанной и такой страстной, что думая о ее достоинствах, он не мог возмущаться тем, что столько мужчин ему завидуют и мечтают о ней. Она испытывала такую бурную и вместе с тем, безмятежную радость, какую иногда ощущают дети при мысли, что солнце светит, а цветы благоухают, и что их любят. Ей достаточно было чувствовать, как его сильная рука обвивает ее стан, чтобы перестать бояться чего бы то ни было. Ее беспокойство развеивалось, а заботы переставали существовать. Она жила под защитой их ночей, полных очарования, когда мужчина, которого многие признавали вождем, многие боялись, становился таким нежным и предупредительным, таким пылким и жадным до ласк, таким внимательным к ее малейшим желаниям. Их безумства казались бесконечными и не переходили в чисто плотские утехи, они придавали живости уму и заставляли сердце биться быстрее.

Они решили найти убежище, чтобы укрыться на ночь и защититься от порывов ветра, на южном берегу, более спокойном.

Вдоль берегов виднелись вспаханные поля. Люди перевозили зерно и загружали его в специальные хранилища. Летний сезон был слишком короток и все со страхом ждали зимы. Небо было врагом, и, лишь иногда ясное, почти все время было затянуто тучами. Жаркие дни являлись предупреждением, что близится буря, скорее всего опустошительная. Другим врагом людей, согнутых на своих полях, были праздничные дни во имя святых.

Многие старались отменить эти традиции, как это делали путешественники, двигающиеся к великим озерам или на север, не боящихся ни запретов, ни отлучения от церкви. Но жить в Канаде и спасаться от зимы или от разорения было разными вещами и требовало благословения Бога. Часто случались ураганы. Небеса разверзались. Корабли тряслись на якорях, словно в пляске Святого Витта. Бури Сен-Лорана могли быть такими же ужасными, как на море.

Однако путешествие продолжалось под чистым небом.

Чем дальше они продвигались к устью реки, тем реже встречались им обжитые берега и вспаханные поля.

До бесконечности, от одного края до другого, река вытягивалась, простиралась, то покрытая рябью, то застывшая словно олово. Она иногда была похожа на озеро, в котором отражается небо и танцуют солнечные блики.

Но у бортов кораблей виднелись темные волны, которые превращались незаметно в черные потоки, украшенные белой пеной.

Когда они подплывали к причалам, то видели бесконечные дикие края, похожие на бретонские берега со скалами и равнинами, покрытыми черными хвойными лесами.

Наиболее влиятельным землевладельцем в этих краях был Танкред Божар, друг детства старого Лубетта. Он нанес им визит на корабль и рассказал, как когда-то военные суда не прибыли под Квебек, как Чемплен оставил на произвол судьбы и на милость дикарей нескольких поселенцев, и как он сам в возрасте десяти лет, его сестра Элизабет и Лубетт одиннадцати лет провели зиму у племени монтанье и сохранили о тех временах лучшие воспоминания жизни.

Река все расширялась. Дракон открывал свою огромную пасть, зевал и выплевывал островки, которые лежали на пути к морю.