Книга о Западе, но не о том, который привыкли видеть миллионы людей «цивилизационной периферии»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   36
Федеральная резервная система США получает бес­прецедентное право производить деньги для всего мира. Иначе го­воря, транснациональные финансово-политические кланы достиг­ли очень важной стратегической цели установили свой полный контроль над финансовой системой мира. Это, в свою очередь, дало им реальную возможность постепенного захвата всех материаль­ных ценностей и ресурсов планеты.

Последним сдерживающим фактором на пути к этому была привязка доллара к золотому запасу Соединенных Штатов. Что­бы ликвидировать данное препятствие, в 1971 году американс­кий президент Никсон объявил, что отныне доллар перестает быть конвертируемым в золотой эквивалент. С этого момента владельцы Федерального резерва получают возможность про­изводить международную валюту по собственному усмотрению, без всяких ограничений. Печатая деньги для всего мира, ФРС превратилась в одну из самых могущественных организаций -эффективный инструмент транснациональной олигархии, при помощи которого она обрела возможность осуществлять мир­ным путем глобальную экспроприацию. Предоставляя иност­ранным государствам доллар как универсальную, но при этом аб­солютно условную ценность, в обмен на него транснациональные финансово-политические группы, стоящие за ФРС, получили в свое распоряжение их реальные материальные ценности (природные ре­сурсы и продукты труда).

Чтобы понять эту странную ситуацию, необходимо вспом­нить, что доллары — это фактически долговые расписки Соеди­ненных Штатов. То есть владение ими дает лишь право на тре­бование определенной части национального продукта Амери­ки. Но в настоящем общий объем выпущенной долларовой массы давно не соответствует не только золотому запасу США, но и всем материальным ценностям, которые находятся на их территории. Более того, как свидетельствует немецкий эконо­мист Рафаэль Фриц, на мировом уровне ценовое соотношение между товарами и долларовой массой сегодня достигло предель­но допустимого уровня. Это соотношение составляет 1:25 и про­должает возрастать. И это притом, что долг США изданный мо­мент достиг 17 триллионов (!).

Суть механизма глобальной финансовой экспроприации со­стоит в следующем: менеджмент ФРС печатает столько долла­ров, сколько необходимо владельцам Федерального резерва для сво­его непрерывного обогащения, а чтобы предотвратить инфляцию в самой Америке, «лишние» деньги «сбрасываются» в качестве международного платежного средства на внутренние рынки других стран в обмен на ресурсы. Всякая попытка любой страны вый­ти за рамки этой системы жестко наказывается искусственно создаваемыми финансовыми кризисами или в крайнем случае военной силой США.

Колоссальная концентрация международной валюты в ру­ках узкого круга транснациональных финансовых магнатов и возможность беспрепятственной манипуляции ею превратили доллар в мощное оружие невероятной разрушительной силы. Ис­пользуя его, они получили возможность вести широкомасштаб­ные финансовые войны против любого национального государ­ства с целью разрушения или захвата его экономической систе­мы, осуществляя агрессию путем перемещения огромных долларовых масс по принципу: приток — отток — приток. Как это происходит, можно понять на примере финансового кризи­са в Юго-Восточной Азии.

Где-то с 1990 года в этот регион начался мощный «вброс» долларовых инвестиций, иначе говоря, — долговых расписок Федеральной резервной системы. Уже к 1996 году на азиатских фондовых рынках циркулировало около 250 млрд.долл. США, хотя еще шесть лет назад эта цифра едва достигала 40 млрд. Же­лание инвесторов получить сверхприбыли в Азии было настоль­ко сильным, что накануне обвала, как писала «New York Times», земля под императорским дворцом в Токио стоила дороже всей Флориды. Котировки ценных бумаг азиатских предприятий

стремительно и неестественно возрастали. На первичные цен­ные бумаги выпускалась огромная масса вторичных. В 1997 году на фондовом рынке на 1 доллар реальных вложений приходи­лось «бумаги» на 10 условных долларов. Рынок раздулся до 360 триллионов, которые в десять раз превысили совокупный ми­ровой продукт. За это время фондовый рынок «всосал» в себя прибыли частных лиц, деньги пенсионных фондов, государ­ственные бюджеты стран этого региона и т.п. Потом были спро­воцированы паника и обвал фондовых рынков. Произошел мощный отток долларовой массы — бегство капиталов. Держа­тели принялись в массовом порядке продавать ценные бумаги («долговые расписки» азиатских предприятий), т. е. менять их на доллары («долговые расписки» ФРС). Но такого количества долларов никто предоставить не мог. Поэтому котировки акций азиатских компаний стремительно обвалились.

После этого (в том же 1997 г.) Федеральная резервная систе­ма США произвела эмиссию в 200 млрд.долл. Большая часть из них сразу пошла на покупку казначейских облигаций США. А в следующем 1998 году глава ФРС Аллен Гринспен сообщил о профиците госбюджета США в 70 млрд.долл.

Естественно, что после подобного фондового обвала сто­имость промышленных предприятий той страны или региона, где он произошел, становится минимальной. Вот тогда (если это целесообразно) главные творцы кризиса, манипулировавшие основной массой долларов, возвращаются на разгромленный фондовый рынок и скупают наиболее прибыльные предприя­тия по бросовым ценам. Так была захвачена небольшой финан­совой группой, спровоцировавшей Великую депрессию, амери­канская промышленность, так происходил и происходит захват или разгром национальных экономик транснациональными фи­нансово-политическими кланами на данный момент.

Вот что по этому поводу пишут Мартин и Шуманн: «Дей­ствующие в мировом масштабе торговцы валютой и ценными бумагами направляют непрерывно растущий поток свободного капитала и могут тем самым приносить счастье или горе целым странам, что они и делают, в значительной степени избегая го­сударственного контроля. <...> Все чаще и чаще политики и электораты по всему миру видят, как анонимные действующие лица денежных рынков берут на себя управление их экономи­кой, вследствие чего политике остается лишь роль беспомощ­ного стороннего наблюдателя» [2, с. 74].

Таким образом, постепенное обособление денег от золота и материально-производственной сферы превращает их в самодовлеюшую и господствующую силу мира. Разрушение же всех тра­диционных издержек, ограничивающих возможность манипу­ляции деньгами, превратило последние в наиболее эффектив­ный источник сверхприбылей.

Как уже было замечено выше, получение наибольшей при­были за минимальный промежуток времени является главной целью экономики западного типа. В подобных условиях при­были от финансовых спекуляций во много раз превысили про­изводственный сектор. Лишь 10-12 % всей мировой финансо­вой системы связано с реальным производством и товарообме­ном. Вся другая ее часть не имеет реального материального наполнения и ориентированна лишь на финансовые манипу­ляции [2, с. 14]. По подсчетам Рене Пассе, чисто спекулятив­ные операции на валютных рынках достигают сегодня объема в 1,3 трл. долл. в день, что в 50 раз превышает мировой торговый оборот и почти соответствует тем 1,5 трл. долл., которыми оце­ниваются резервы всех «национальных банков» мира. «Таким образом, — комментирует Пассе, — ни одно государство не мо­жет сопротивляться спекулятивному давлению «рынков» более нескольких дней» [54].

С 1989 по 1995 год номинальная цена фьючерсных сделок на мировых финансовых биржах удваивалась каждые два года и достигла в масштабах всего мира (по свидетельству Постоян­ного комитета по евровалюте Группы «десяти» при БМР) вели­чины в 41 трл. долл. Эта цифра, по мнению Мартина и Шуманна, «сигнализирует о разительной перемене в природе финан­совых сделок, лишь от 2 до 3 процентов которых в настоящее время напрямую служат для страхования рисков торговли и про­мышленности. Все остальное — это пари, заключаемые между собой теми, кто колдует на рынке» [2, с. 82].

«В 1971 году, — пишет Н. Хомский, — 90 % международных финансовых сделок относились к реальной экономике — к тор­говле или долгосрочным инвестициям, а 10 % были спекулятив­ными. К 1990 году процентное соотношение изменилось на про­тивоположное, а к 1995 году около 95 % значительно ббльших сумм были спекулятивными, с ежедневными потоками, как пра­вило, превосходящими общие резервы для международного об­мена семи крупнейших индустриальных держав более чем на один триллион долларов вдень и весьма краткосрочными: около 80 % сумм возвращались назад за неделю и менее того» [33, с. 34].

Таким образом, в мировой экономической системе сложи­лась ситуация, при которой наибольшую прибыль получает тот, кто имеет дело с чистыми финансами. В 1996 году акционеры

семи крупнейших американских денежных центральных бан­ков (money center banks) получили в среднем абсолютную при­быль в 44 %. Специализирующие на финансах взаимные фон­ды (mutual fonds) — абсолютную прибыль в среднем в 26,5 %, существенным образом превзойдя все остальные производства. Фонды, специализирующиеся на акциях much-touted technology, вышли на второе место с 21 %.

Поэтому можно констатировать, что финансовая сфера не только стала самостоятельной и самодовлеющей, но и напала до­минировать над сферой производства, подчиняя ее своим внутрен­ним императивам. Более того, под давлением финансовой сис­темы произошла деформация сферы производства и даже по­давление ее развития.

Наиболее важным фактором, обеспечивающим существо­вание вышеуказанного положения вещей, является распрост­раненная в мире практика предоставления кредитов под про­центы. Взимание ссудного процента является фундаментальной основой современной финансовой системы западного типа и вто­рым (после возможности производить международные деньги) главным условием мирового господства транснациональной оли­гархии. Генрих Шнее, в своем исследовании династии Ротшиль­дов, констатировал, что уже в XIX веке «пять братьев выпуска­ли государственные займы почти для всех стран, что дало дому Ротшильдов возможность превратиться в абсолютную финан­совую монархию»1 [6, с. 229]. С появлением же мировой валю­ты добиться подобной цели стало гораздо проще.

Вместе с тем из-за взимания ссудного процента экономи­ческая система теряет свою целостность и эффективность. Она создает ситуацию, при которой возникает две категории субъек­тов экономической деятельности: первая категория существует за счет создания материальных ценностей, а вторая — за счет процентов, получаемых от кредитования производства. Понят­но, что последняя группа непосредственно заинтересована в том, чтобы размер ссудных процентов был максимально боль-


1 С учетом того, что династия Ротшильдов с завидным упорством со­блюдала верность иудаизму (что бесспорно достойно уважения на фоне повального принятия европейскими евреями в XIX веке христианства), можно понять источник сформировавший их мировоззрение, которое стало идейной основой финансового успеха семьи: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост, иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост». (Второзако­ние, 23:19) «...и будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы». (Второзаконие 28:12.)


шой. Для производителя эта ситуация не является выгодной, так как плата по процентам делает продукцию более дорогой, а не­которые ее виды вообще нерентабельной. Но вместе с этим ему нужны деньги как составная, функциональная часть процесса производства, а потому он вынужден брать кредиты под про­центы.

Однако бремя процентных поборов ложится не только на производителя. Цена каждой единицы произведенной продукции в рамках финансово-экономической системы западного типа име­ет долю процентного долга. Причем чем больше размер задей­ствованного капитала, тем больше она в цене товара.

Так, например, доля издержек оплаты процентов по кре­дитам (капитальных затрат) в плате за вывоз мусора в городе Аахен (Германия) составляет 12 % (1983); в плате за питьевую воду и канализацию (Северная Германия 1981 г.) доля затрат уплаты процентов составляет уже 38 % и 47 %>, а для уплаты за использование квартир социального и жилищного фонда она составляет 77 %. В среднем доля процентов или капитальных затрат для цен на товары и услуги повседневного спроса дос­тигает 50 % [55].

В таких условиях все западное общество становится жерт­вой ростовщичества в глобальном масштабе. Причем пользует такой системы перераспределения денег получают лишь 20 % населения. То есть 80 % платят по процентам больше, чем полу­чают, 10 % получают немного больше, чем платят, и лишь пос­ледние 10 % получают в два раза больше, чем платят. К этой пос­ледней категории относятся представители западных олигархи­ческих кланов, причем 1 % из них имеет доходы в десятикратном размере, а 0,1 % имеет стократную прибыль [55].

Еще в 1919 году Г. Федер, исследовав особенности финан­совой системы западного типа и выявив центральное значение в ней ссудного процента, констатировал: «Процент — источ­ник силы большого капитала. Именно процент, этот безустан­ный и бесконечный поток благ, просто из области денег, не тре­буя приложения никаких усилий, дает силу роста мировым де­нежным столпам. Кредитный процент — дьявольский принцип, из которого и родился золотой интернационал. Всё повсюду заемный капитал присосал к себе. Как голодный волк, окружил большой ссудный капитал все государства, все наро­ды мира. <...> Самым трагичным в этом денежном обмане яв­ляется... тот факт, что всего лишь сравнительно малое число крупных капиталистов получает из всего этого огромные ба­рыши, а весь рабочий народ, включая средних и малых капиталистов, торговлю, ремесла, промышленность, должны оп­лачивать проценты» [56].

Таким образом, можно сделать главный вывод: фундамен­тальной основой современного мирового могущества транснацио­нальной олигархии является обретение ею, в ходе долгой и упорной борьбы, права производить международные деньги и давать их в долг под проценты. Бели по какой-то причине она утратит это право, ее безграничной власти придет конец.

Борьба с взиманием ссудного процента настолько же древ­няя, как и сами деньги. Многие народы считали ее злом, несу­щим бедствия, страдания и разрушения. Уже Аристотель в сво­ей «Политике» писал: «Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохо­да, а не используются для того, для чего были изобретены. Ибо возникли они для обмена товаров, а проценты делают из денег еще больше денег. Отсюда и их название (рожденные). А рож­денные похожи на родителя. Но проценты — это деньги от де­нег, поэтому они всего противнее природе из всех родов заня­тий». В древнем Риме, финансовом центре огромной Римской империи, в 332 году до н.э. Lex Gemicia наложил полный зап­рет на этот способ обогащения. Во времена кайзера Юстиниа­на было запрещено использовать сложные проценты,при этом нельзя было требовать проценты, если их неуплаченная сумма выросла до величины одолженного капитала. Если перевести дословно текст греческого оригинала, то в Евангелии от Луки можно прочесть: «И взаймы давайте, не ожидая ничего», а Никейский собор, состоявшийся в 325 году от Рождества Хри­стова, запретил всем духовным лицам взимать проценты. На­казанием, преступившим запрет, было немедленное лишение сана. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви и принимает­ся обратно после строжайшего покаяния и с величайшей ос­торожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смер­тью на Путь истины, нельзя хоронить по христианскому обы­чаю». Мартин Лютер (1483—1546) много раз страстно обличал ростовщиков: «И потому ростовщик и скряга — это и правда не человек; он и грешит не по-человечески. Он, должно быть, оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти та­кая же скверна, как сам дьявол. Сидит он не как враг, а как друг и согражданин, под защитой и покровительством общи­ны, но отвратительнее он, чем любой враг и убийца-поджига­тель. Потому если колесуют и обезглавливают уличных граби­телей, убийц и преступников, то сколь же больше нужно сначала колесовать и пытать всех ростовщиков, изгонять, прокли­нать и обезглавливать всех скряг...»

Очевидно, в те суровые времена извести племя менял не уда­лось, и то, что столько столетий считалось в Европе страшным грехом, в середине XIX века было благосклонно разрешено1, а в XX веке превратилось в добродетель.

Но были ли так глупы ветхозаветные мудрецы «избранного народа», запрещавшие отдавать «в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост», или неис­товый Лютер, призывавший колесовать тех, кто живет за счет ссудного процента? Сомнительно. Вероятней всего, они хорошо знали, что рост денег под проценты (точнее, под «сложные про­центы») происходит по экспоненте, и с его скоростью не может сравниться никакой другой тип роста. Как заметил немецкий экономист М. Кеннеди, в природе такой рост, как правило, про­исходит там, где болезнь и смерть. Например, экспоненциаль­ную динамику роста имеют клетки рака. Сначала рост происхо­дит медленно. Из одной клетки развивается две, из двух — 4, по­том 8, 16, 32, 64, 128... т. е. темп роста постоянно ускоряется.

То же самое касается кредитов под так называемые сложные проценты (compound interest), выплачиваемые на любые ранее вып­лаченные проценты, а также на основную сумму, взятую в долг. При взимании 3 % годовых вложенная сумма возрастет в два раза через 24 года, при 6 % — через 12 лет, при 12 % — через 6 лет. Ника­кая экономическая деятельность не может дать подобной прибыли, так как способна развиваться лишь в рамках линейного роста.

Данную особенность ссудного процента иллюстрирует из­вестная притча о персидском царе. Он был в таком восторге от шахмат, в которые его научил играть один мудрец, что пообе­щал тому выполнить любое его желание. Мудрец оказался че­ловеком, осведомленным в математике, и попросил царя в ка­честве вознаграждения положить на первый квадрат шахматной доски одну хлебную зернинку, а на каждый следующий в два раза больше, и то количество зерна, которое получится в итоге, отдать ему. Сначала царь обрадовался такой скромной просьбе, но потом понял, что во всем его царстве не хватит зерна, для того чтобы удовлетворить просьбу мудреца. Как заметил М. Кеннеди, его общее количество составило бы 440 мировых урожаев, собранных в 1982 году [55].


1 Например, все ограничения во взимании процентов были отменены: в Англии в 1854 году, в Дании в 1856-м, в Бельгии в 1865-м, в Австрии в 1868 году.


Вышеизложенная арифметика достаточно проста даже для ученика начальных классов средней школы, но тем не менее институт взимания ссудного процента продолжает существо­вать, и благодаря ему миллиарды людей становятся с каждым годом беднее в пользу нескольких сотен «избранных» семей, чья алчность и воля к власти не знает границ.

Огромный, постепенно увеличивающийся разрыв между пер­выми и вторыми был вынужден констатировать один из наиавто­ритетнейших социологов Запада Мануэль Кастельс — «новая сис­тема характеризуется тенденцией возрастания социального нера­венства и поляризации, а именно — одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы» [57, с. 499]. Как следствие это­го: «Основная масса родовой рабочей силы не имеет постоянного места работы, циркулируя между различными источниками заня­тости (которая носит главным образом случайный характер). Мил­лионы людей постоянно находят и теряют оплачиваемую работу, часто включены в неформальную деятельность, причем значитель­ное их число вовлечено в низовые структуры криминальной эко­номики. Более того, потери стабильной связи с местом работы, слабые позиции работников при заключении контрактов приво­дят к более высокому уровню кризисных ситуаций в жизни их се­мей: временной потере работы, личным кризисам, болезням, при­страстию к наркотикам/алкоголю, потере сбережений, кредита. Многие из этих кризисов связаны друг с другом, порождая спи­раль социального исключения...» [57, с. 499-500].

Таким образом, все сферы человеческой жизнедеятельности в западном обществе оказались в рамках тотальной системы финансовой экспроприации. Что бы ни делал человек, чем бы ни занимался, он обязательно отдает определенный процент сво­их средств неизвестным творцам этой системы. Так крепнет мо­гущество транснациональной олигархии.

Подобная ситуация прежде всего связана с тем, что финан­совая сфера является полностью закрытой и самодовлеющей. Группы, определяющие ее функционирование, лишены конт­роля как со стороны государства, так и со стороны общества. Более того, как государство, так и общество оказались в их по­стоянно крепнущей власти. В связи с этим Томислав Сунч за­мечает: «Сегодня большая иллюзия либеральной демократии состоит в том, что последняя не исходит более из народной воли, но противопоставлена народу. В современной большой поли­тике сами массмедиальные персоны политического класса на­много важнее, чем их же политические решения (синдром ма­тери Терезы и леди Дай); истинное средоточие власти находится где-то в иных местах, часто — в анонимных центрах финан­сового капитала. Нынешняя либерал-глобальная пантомима зависит от крупных финансовых групп. Это типичная «вуду-политика», — как отметил один левый французский писатель. Подписывающие чеки делают и большую политику (Christian de Brie, Le Monde diplomatique, Mai 1997). В особенности в Аме­рике крупные и влиятельные политики управляются с Уолл­стрит — как, к примеру, сенатор Альфонсод'Амато или министр финансов Роберт Рубин, сам происходящий с Уолл-стрит (Serge Halimi, Le Monde diplomatique, Mai 1997)» [58].