Мухаммед зефзаф (марокко)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
МУХАММЕД ЗЕФЗАФ (МАРОККО)

ПРОВОДНИК

 

Мы сидели в кафе “Хуана де Арко”, с наслаждением потягивая холодное пиво. На часах было половина двенадцатого. В глазах моего приятеля-англичанина застыла вечная скука, и все же он казался живее меня. И тут он спросил меня, есть ли в этот час автобус на Арсилу. Я ответил, что полно такси.

Он поднес стакан к губам, задумчиво глядя в окно. Улица была почти пустынна, лишь несколько девушек шли о сторону пляжа, перекинув юбки через плечо или держа их под мышкой, и смеялись. Он не проявлял ни малейшего интереса ни к миру, ни к ним. Я же проводил их взглядом, может быть, оттого, что был моложе его, или, может быть, потому, что он приехал из страны, где много красивых светловолосых женщин. Я сказал ему:

— А они хорошенькие.

Он оглянулся, словно его укололи:

— А... Что ты сказал?

— Да, сказал, что они ничего себе.

— Кто?

— Да вон те девушки.

— Да, ничего... Ваша страна сильно изменилась. Пей пиво. Еще заказать?

— Спасибо.

— Пей сколько хочешь. Может, поешь? Или подождешь, пока мы доберемся до Арсилы?

— Как скажешь.

— Как ты хочешь, мне-то что. Я поел рано утром, мне теперь надолго хватит. Скажи мне, ты считаешь, что они нам там помогут?

— Я знаю тех людей, при всей своей храбрости, это еще и добрые люди.

Вошел бродячий торговец и принялся раскладывать передо мной товар — носки:

— Новый товар из Гибралтара, чистая шерсть.

Официант подхватил:

— Да что уж там, скажи: с Канарских островов, разве неделю назад ты не ездил в Лас-Пальмас, признайся, Абдо, чтобы сделать приятное клиентам.

Торговец ответил:

— Дай и нам попытать счастья у Аллаха, Хамидо.

— Пошел вон из кафе и ищи свое счастье в другом месте. Танжер город большой. У меня идея. Почему бы тебе не поехать в Фес, или в Мекнес, или в любой другой город подальше от моря?

— Потому что контрабанду из Себты и Мелильи доставляют и туда. Да простит нас Аллах за это ремесло, дай что-нибудь перекусить, ни крошки во рту не было с самого утра. Да и пообедать, может быть, тоже не придется. Туристов мало в этом сезоне. С самого раннего утра на ногах, и еще ничего не удалось продать.

Официант принес ему блюдо кефты, на которое опрокинул две небольшие тарелки с помидорами и жареным картофелем.

Торговец сказал:

— Это что еще за мешанина.

— А ты что хочешь, голоштанник, — заорал официант. — Подумаешь, какой господин выискался. Ешь, свинья, набивай себе брюхо, а то ходят тут всякие...

Бродячий торговец принялся за еду, ел он жадно. Он и в самом деле был по-настоящему голоден. Он чуть не вытер губы носками, которые разложил на стойке. Но вовремя спохватился. Взял салфетку в вазочке перед собой, вытер пальцы и продолжал есть.

Англичанин бросил мне:

— Ну что, пошли?

— Как хочешь.

Забросив рюкзак на правое плечо, он расплатился. А я подхватил кожаный чемодан, стоявший в углу. Мы прошли мимо отеля “Рембранд” и перешли дорогу, направляясь к стоянке такси, которые шли в Арсилу, и вскоре уже были на пути к деревне Дар аш-Шауи, чтобы взять интервью у тех, кто сражался в рядах армии Франко против “рохос”, то есть “красных”. Мой спутник сказал, что представляет одну газету в Манчестере. Я не очень-то поверил этому. Хотя, может быть, они и вправду журналисты и художники, все эти европейцы, а может, и вовсе никто. Одно ясно, положение у них получше моего. Я все еще продолжал добиваться заграничного паспорта, чтобы поехать куда-нибудь в Европу или в страны Персидского залива.

Я спросил у англичанина:

— Почему ты так спешишь? Дар аш-Шауи очень близко отсюда. В нескольких минутах езды от Арсилы.

— Ты, наверное, хочешь выйти где-нибудь у моря, искупаться. Ноты мне нужен, чтобы переводить.

— Я не очень-то люблю море.

— Ну что ж, тогда догадываюсь, чего тебе хочется...

— Чего?

— Выпить пива! Я сказал:

— Ну что ж, это мысль! Не надо упускать случая!

Мы вошли в ближайшее кафе. Он предпочел тоник. Я понял, что мое желание пришлось ему не по душе, и решил не быть в тягость. Поэтому спустя немного времени мы уже были в деревне Дар аш-Шауи. Когда мы приехали туда, нас встретил молодой горец в короткой джеллабе, с широкополой разноцветной шляпой на голове. Он говорил по-английски. Казалось, что они уже давно были знакомы. Я подумал про себя: “Вот пришел и конец моей работе!” Горец обратился ко мне по-арабски:

— Ты из Арсилы?

— Нет.

— Тогда откуда? Из Танжера или из внутренних районов?

— Нет. Я из Ксар ас-Сагира. Среднюю школу кончил в Танжере, да учеба не пошла дальше.

— Таких, как ты, много. Я предпочел жить между этими городами. Мне довелось жить в Лондоне и в Стокгольме, просидел там даже шесть месяцев в тюрьме. А здесь живу совершенно спокойно. А ты хорошо знаешь Тома?

— Нет. Мы случайно встретились в Танжере.

— Том смелый парень. Мы с ним встречаемся два или три раза в год. Если ты с ним сойдешься поближе, то еще узнаешь, что он за человек.

— Он всегда приезжает сюда, чтобы взять интервью у жителей?

— Интервью? Какие интервью? Ах, тогда все понятно...

Он замолчал и вытащил из кармана джеллабы пачку сигарет. Мы шли по изрытой проселочной дороге, усыпанной белой галькой.

Птицы щебетали вокруг нас: повсюду виднелись невысокие деревца и колючий кустарник, нещадно палило солнце. Юноша взял чемодан у меня из руки, а Том сказал:

— Подожди меня здесь. Может, они будут стесняться тебя.

— А что им меня стесняться? — сказал я.

— Когда они говорят на волнующие темы, как, например, война, они смущаются говорить при посторонних, особенно при марокканцах. А этот юноша среди них свой.

— Как хочешь.

Он бросил мне пачку сигарет. Я перешагнул через небольшое высохшее русло, вокруг которого прыгали кузнечики... Потом прошел немного вперед и прилег в тени под смоковницей. Я провожал их взглядом, а они поднимались все выше в гору, пока совсем не скрылись из виду. На небе — ни облачка. Время от времени пролетит какая-нибудь птица, и ничего не слышно, кроме птичьих голосов. Я наслаждался, лежа в тени, легкими дуновениями восточного ветерка. Не знаю, сколько я проспал под деревом:

меня разбудили голоса над головой. Том сказал:

— Ну как спалось? Наверное, проголодался?

Молодой горец сказал, смеясь:

— А я уж думал, что ты всю смоковницу уже ободрал.

— Да не люблю я эти фиги. Горец немного проводил нас, а потом вернулся и исчез среди домов. Когда мы вышли на шоссе, я присел на обочине, а Том все продолжал стоять, наконец устал и присел на землю. Молодой горец заверил нас, что автобус на Арсилу вот-вот подойдет. Действительно, спустя четверть часа подъехал автобус, из которого вышли несколько босоногих горцев и горянок. Головы детей, словно созревшие фрукты, свешивались за спинами матерей.

Я спросил Тома, когда мы сели в автобус:

— Ну как прошло интервью?

— Замечательно. Все как надо.

— Наверное, многие из этих стариков хвалятся тем, как били “рохос”, и старались убить как можно больше.

— Еще как.

— И еще тех детей, которых они убивали и разрубали на куски.

— Да, совершенно точно, все это я записал.

Я поставил чемодан между колен. И начал представлять себе, какие подлинные и вымышленные рассказы таил в себе магнитофон. Ведь эти старые вояки любят приврать и приписать себе чужие подвиги. А приблизительно через десять минут автобус остановился на дороге, ведущей в Ар-силу. Никто не вышел. Передние и задние двери открылись, и в салон вошли королевские жандармы. Я почувствовал, как Том вздрогнул от страха. Жандармы открыли чемодан, который стоял у меня между колен. Никакого магнитофона там не было. Он был битком набит индийской коноплей. Жандарм сказал, надевая мне наручники:

— Капитал наживаешь на продаже наркотиков, а мы должны умирать здесь от жары и зноя.

— Боже мой, я...

— Я и слушать тебя не желаю. Я почувствовал сильный удар кулаком, вывалился из автобуса, и рот

мне забило землей.

Перевела с арабского Ольга Власова

(Опубликовано: альманах "Весь свет", Москва, "Молодая гвардия", 1988, сс. 142-144)

Конец формы