А. Н. Стрижев Шестой том Полного собрания творений святителя Игнатия Брянчанинова содержит выдающийся его труд «Отечник» сокровищницу назидания и поучения святых Отцов. Книга учит страху Божиему, умной внимательн

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   65   66   67   68   69   70   71   72   ...   77


Норов принадлежал к редким в его эпоху людям, в которых сочетались образованность, научный поиск и глубокая вера. С юных лет и до кончины он оставался воцерковленным, горячо верующим человеком.


В 1834 г. Норов отправился в паломничество по Святой Земле, которое продолжалось два года. «Пройдя половину жизни, я узнал, что значит быть больным душою… Я искал душевного приюта… Мысль о путешествии в Святую Землю давно таилась во мне… утешение лобызать следы Спасителя мира в самых тех местах, где Он совершил тайну искупления человеческого, заставило меня превозмочь многие препятствия», — писал впоследствии Норов в предисловии к своей книге.


{стр. 765}


Посещение святых мест Палестины, связанных с событиями библейской истории, Иерусалима и его окрестностей запечатлено Норовым в книге «Путешествие по Святой Земле в 1835 г.» (СПб., 1838). Искренним религиозным чувством согреты каждая мысль, каждое слово автора при встрече с библейскими древностями. Исполненные религиозного трепета, описания A.C. Норова сочетают лиризм и научный пафос: будучи не только паломником, но и исследователем, автор уточнил историческую и топографическую картину событий, о которых повествует Священное Писание.


Во время своего путешествия Норов побывал в Египте, поднимался на пирамиды, спускался в катакомбы, исследовал руины Фив, Мемфиса. Результаты его обозрений изложены им в двухтомном «Путешествии по Египту и Нубии» (1840). Из Палестины Норов отправился в Малую Азию и впоследствии выпустил книгу «Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе» (1847). Во второе издание книги (1854) вошла статья «Исследование об Атлантиде».


В 1839–1850-х гг. Норов — член Комиссии прошений при Сенате. В 1851 г. избран действительным членом Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности. В 1850–1854 гг. исполнял обязанности товарища министра, а в 1854–1858 гг. был министром народного просвещения.


Ученые труды и словесность были предметами его неустанной заботы и внимания. Он приложил много усилий, чтобы улучшить и нравственную атмосферу, и материальное положение ученых, преподавателей, студентов. Впоследствии вспоминал: «При мне, благодаря Бога, христианское благочестие тщательно охранялось в стенах всех учебных заведений и университетов. Я мог быть далеко не гениальный министр, мог много делать ошибок; но в мое время нравственность учащихся была ограждена от заразы…» [2195].


С 1858-го Норов — член Государственного Совета. Высокие посты не повредили замечательных душевных качеств этого человека. Отмечали его простоту и безыскусственность в общении, всегдашнее доброжелательство. «Одно только изменяло его всегда ровный тон и было в состоянии возмутить его мягкую, добрую натуру — это то, когда кто-либо из собеседни{стр. 766}ков позволял себе легкомысленно относиться к вопросам веры и нравственности христианской» [2196].


Между тем в личной жизни Норова было немало скорбей. В 1840–1841 гг. он переживает кончину одного за другим всех своих детей — двухлетних Сережи, Юры и младенца Танечки. Других детей у Норовых не было, и с этой поры единственным близким ему человеком оставалась супруга Варвара Егоровна. Выйдя замуж за Норова в 1836 г., она была на двадцать лет моложе мужа, но скончалась раньше его, в возрасте 45-ти лет, после долгой, тяжелой болезни. Так в 1860 г. Норов потерял нежно любимого им человека, преданнейшего друга, и на закате дней остался совершенно одиноким.


Норов всецело погрузился в научные занятия. В память Варвары Егоровны он подготовил уникальное издание Нового Завета на греческом и славянском языках, с подробным указателем церковных чтений (1861).


На редкость плодотворной оказалась деятельность Норова как председателя Археографической комиссии, которую он возглавил с 1851 г. Задачей комиссии было изучение и издание исторических документов, памятников древнерусской литературы. Под председательством и при непосредственном участии Норова комиссия издала 35 томов, содержащих летописи, грамоты, писцовые книги, Четьи-Минеи и др.


В 1861 г., несмотря на преклонный возраст и недуги, А. Норов снова отправился в путешествие на Святую Землю. И в этом путешествии, ища утешения у Гроба Господня, он не оставляет изысканий по истории и топографии Палестины. Преодолевая трудности горной дороги, он посетил Синайский монастырь. Описание этого путешествия вышло уже после смерти Норова («Иерусалим и Синай», 1878).


Широкая образованность и природное эстетическое чувство делали его ценителем словесности. Однако в современной ему литературе демократического направления он усматривал опасность для будущих судеб Российского государства. В 1866 г. он обратился к Государю Александру II с письмом, где говорил о «нигилизме» как общественно опасном явлении. Письмо открывалось признанием: «Одинокий в мире, я уже ничего в нем не ищу и не желаю; ищу только милости Божией, исполняя неукоризненно мой служебный и общественный долг» [2197].


{стр. 767}


Получил известность критический очерк Норова о романе «Война и мир» Л. Толстого (1868): воздавая должное таланту художника, Норов протестовал против искажения исторических событий 1812 г. (в которых сам принимал участие), а также против надуманной историко-философской концепции графа.


Неутомимый труженик, Норов не оставлял занятий до последних дней жизни. Незадолго перед кончиной он оказывал помощь издательству Пантелеимонова монастыря на Афоне в подготовке книги «Сказания о земной жизни Пресвятой Богородицы».


23 января 1869 г. А. С. Норов мирно преставился к Богу. Погребен в Троице-Сергиевой Пустыни под Петербургом. По словам современника, «он чувствовал, мыслил, жил и трудился, как гражданин, достойный своего великого отечества» [2198].


Литературным талантом не были обделены и братья A.C. Норова, судьба которых сложилась по-разному. Старший брат, Василий Сергеевич (1793–1853), стал участником декабристского движения, членом Союза благоденствия и ложи «Трех добродетелей». Провел около десяти лет в заключении, где написал «Записки о походах 1812 и 1813 годов…». При посредничестве Авраама Сергеевича эти мемуары были анонимно напечатаны в Петербурге в 1834 г.


Младший брат, Александр (1798–1864), стал поэтом-лириком, в чьем творчестве настойчиво прозвучали христианские мотивы. Почти всю жизнь он провел в деревенском уединении. В 1836 г. его пытались обвинить в связях с опальным Чаадаевым, и Аврааму Сергеевичу пришлось вступиться за брата перед А. Бенкендорфом. В 1855 г. поэт обращался к брату с просьбой защитить его от строгой цензуры и помочь в издании стихотворений.


Сохранившиеся письма святителя Игнатия к Норову охватывают 25-летний период — с 1840 по 1865 год.


Знакомство Святителя с Норовым, вероятно, состоялось в конце 1830-х годов. В письме 21 февраля 1840 г. Владыка благодарит Норова за прекрасную книгу о Святой Земле и просит «на скрижалях сердца» записать свое имя как искреннего почитателя.


Видимо, откликаясь на это послание, Норов выразил пожелание видеть в лице святителя Игнатия своего друга, и Святитель с радостью принимает это предложение (письмо №2).


{стр. 768}


Письма исполнены теплоты и нежности, вообще-то не свойственных эпистолярному наследию Владыки. Часто встречающийся эпитет А. С. Норова в этих письмах — «добрейший». Святитель почувствовал в Норове чистую душу доброго человека.


В письме от 4 сентября 1847 г., отправленном из Бабаевского Николаевского монастыря Костромской епархии, где святитель Игнатий находился в отпуске, он уже называет себя «преданнейшим другом» Авраама Сергеевича.


О подлинной натуре самого святителя Игнатия, кажущегося иногда слишком суровым, свидетельствует трогательная забота о супруге Норова, видимо в ту пору уже больной: он посылает ей яблоки и признается в искренней любви к Аврааму Сергеевичу: «Моя душа как бы слышит в его душе что-то особенно доброе и дорогое» (письмо № 10).


Предметы писем святителя Игнатия различны. Иногда это просто стремление поделиться своими чувствами, размышлениями о христианской цели жизни (письмо № 2), о красоте природы и преимуществах тихого уединения (письмо № 4), возможность утешить друга, находящегося в болезни (письмо № 9). Не раз Святитель обращался к Норову с просьбами о содействии: похлопотать о восстановлении справедливости по отношению к знакомому (письмо № 6) или утешить наградой престарелого отца (письма № 5, 7).


Сохранилась ответная записка Норова, относящаяся ко времени настоятельства архимандрита Игнатия в Сергиевой пустыни (1835–1857):


«Примите мои сердечные поздравления, мой достопочтенный друг и Высокопреподобие Отец Игнатий. Я недавно возвратился из Москвы, дел премножество, и только что оправлюсь, то сей же час по влечению сердца приеду в обитель вашу испросить Вашего благословения.


Преданный душою А. Норов» [2199].


В переписке с Норовым святитель Игнатий обсуждал и серьезные богословские темы, затрагивал важные вероисповедные моменты, остающиеся и по сию пору предметом полемики православного востока и католического запада. Это политика Рима, направленная на подчинение православных церквей, и догмат о непорочном зачатии.


Известно, что одними из главных тем в богословском наследии святителя Игнатия стали отстаивание истины право{стр. 769}славия, ограждение верующих от усвоения ложных догматов и неправильного духовного устроения. Так, например, в противовес ставшему популярным в России «Подражанию Христу» Фомы Кемпийского Владыка пишет работу «О последовании Господу нашему Иисусу Христу». В своих книгах он ведет неустанную полемику с чужеродными идеями: «Западное учение есть тьма и влечет в свою тьму многоплетением умствований по плоти», — пишет он Норову (письмо № 11).


В лице А. С. Норова святитель Игнатий нашел единомышленника, пекущегося о чистоте веры. В 1859 г. в Париже была опубликована книга А. С. Норова «Марка Ефесского и Георгия Схолария неизданные сочинения». В нее вошли найденные Норовым в рукописях парижской библиотеки окружное послание св. Марка Эфесского и надгробное слово ему Георгия Схолария. А. С. Норов перевел рукопись с греческого на русский и сопроводил издание своим предисловием. Переписка святителя Игнатия проливает свет на предысторию этой книги.


Святой Марк, митрополит Эфесский, был участником Флорентийского собора 1439 г., созванного для решения вопроса об объединении западной и восточной церквей. Многие православные архиереи, уступая давлению латинской стороны, согласились подчиниться Папе, но св. Марк отказался подписать соборный акт. Его послание стало ярким протестом против попыток соединить православную церковь с латинской. Надгробное слово Георгия Схолария, впоследствии патриарха Константинопольского, подтверждает правоту святителя Марка, отстоявшего позицию вселенской православной церкви.


Из письма № 3 видно, что святитель Игнатий поддержал интерес ученого к личности преп. Марка Эфесского. Именно он побудил Норова к поиску и исследованию его рукописей: «Вам остается приобрести сочинения Марка Ефесского и позаботиться о переводе их на русский язык». Таким образом, публикация Норовым этой книги стала выполнением совета-благословения святителя Игнатия.


О том, насколько это письмо оказалось близким и важным для Норова, говорят следующие факты. Процитированный святителем Игнатием фрагмент древней рукописи Норов привел в своем сочинении «Путешествие к семи Церквам, упоминаемым в Апокалипсисе» (СПб., 1847. С. 287–288). Он также заметил, что эти строки сообщил ему «благочестивый муж» и процитировал слова из письма самого святителя Игнатия:


{стр. 770}


«Марк Ефесский занимался духовною молитвою умною, чем занимались только одни величайшие святые».


Эти обстоятельства позволяют предположить, что письмо № 3 святителя Игнатия составлено между 1840 и 1847 годами.


В письме № 11 святитель Игнатий продолжает обсуждение темы о святоотеческом исповедании Божией Матери, начатое при личной встрече («в бытность мою у Вас»), отвечает на вопросы, которые интересуют Норова. Владыка излагает мысли, легшие в основу его известного труда «Изложение учения Православной Церкви о Божией Матери», где, разъясняя православное понимание Богоматери, святитель Игнатий показал еретическую суть и католического догмата о безгрешном зачатии Богородицы, и протестантского учения, не признающего Ее Приснодевства.


Учитывая, что эта работа была создана святителем Игнатием во время пребывания на Ставропольской кафедре, можно датировать письмо Норову приблизительно 1858–1861 гг.


В свою очередь А. С. Норов помогал святителю Игнатию сведениями по церковной истории для подготовки его сочинений, за что Владыка и благодарит его (письмо № 13, в котором идет речь о только что вышедших из печати «Аскетических опытах»). Одновременно он просит «объяснить книгу, ясную для Вас, тем, которые понуждаются в объяснении», имея в виду высшие церковные инстанции, и выражает радость от совершённого труда: «Радуюсь, что дана мне возможность принести мою лепту к стопам современного христианства».


Известны два ответных письма Норова к святителю Игнатию с оценкой его трудов.


20 апреля 1865 г. Норов писал Владыке:


Ваши «Аскетические опыты есть перл многоценный в нашей духовной литературе; я говорю многоценный недаром, ибо этот труд для нас совершенно нов, и несмотря на строгость своего аскетизма, сладок и отраден для души и сердца, особенно для тех, которые, живя среди мира, познали уже всю его тщету, книги Ваши будут настольные, руководящие и укрепляющие в борьбе с суетным миром. Таковыми считаю я их для себя, — хотя и ропщу несколько за моего друга Фому Кемпийского [2200]. Утешителен и успех Вашей кни{стр. 771}ги; слава Господу! Любы не иссякла в сердцах. Пишу Вам накануне самого горестного в моей жизни дня, когда я разлучился на земле с охранявшею меня здесь блаженною душою жены моей. Еду завтра рано поутру на два дня в Сергиеву пустынь, исполненную воспоминаний о Вас, где Ваши книги теперь составляют мое любимое чтение» [2201].


В письме от 9 апреля 1867 г., получив новые тома сочинений святителя Игнатия, Норов сообщает:


«Глубоко утешенный драгоценным даром 3-й и 4-й части высоковдохновительных трудов Ваших, полученных мною перед самою Страстною седмицею, в день воскресения св. Лазаря, — спешу принести мою теплую сердечную благодарность. Благодарю Вас, Святой Отец, что Вы сблизили меня с теми, для которых здешний мир не представляет уже утешений. Я сроднился с Вашими книгами; они услаждают меня и в городе, и в Сергиевой пустыни, полной Ваших воспоминаний; там они всегда лежат приготовленные на столе комнаты, для меня усвоенной» [2202].


Если святитель Игнатий успел получить это письмо, то оно стало одним из последних, прочитанных им в земной жизни: 30 апреля он отошел ко Господу.


Норов пережил своего друга на два года и упокоился в столь полюбившейся ему Троице-Сергиевой пустыни, настоятелем которой четверть века был святитель Игнатий.


Письма к А. С. Норову № 1–7, 9, 11–13 печатаются по автографам, хранящимся в ОР РНБ. Ф. 531. Ед. хр. 360. Л. 1–17 об. Письмо № 8 — по автографу в ОР РГБ. Ф. 425. К. 3. Ед. хр. 19. Письмо N° 10 (к В. Е. Норовой) — по автографу в ОР РНБ. Ф. 531. Ед. хр. 772. Все письма публикуются впервые.


Алексей Любомудров


{стр. 772}


Письма


святителя Игнатия


к А. С Норову


№ 1


Милостивейший Государь!


Авраам Сергеевич!


Безотлучно предо мною книга «Путешествие в Иерусалим» [2203]. От полноты и точности рассказа, от ясности оного, поддерживаемой столь удовлетворительно прелестнейшими рисунками, — получаю странное ощущение: переношусь в Святый Град, блуждаю по этим горам, с них веет на меня дыхание тихого безмолвия, погружаюсь невольно в приятнейшую задумчивость, слышу в сердце голос: здесь навсегда бы остался. Всеми сими чувствованиями я Вам обязан, почтеннейший Странник и Писатель!


Примите сии строки — выражение искреннейшей признательности, и на скрижалях Вашего сердца припишите мое имя к именам тех, кои расположены к Вам истинною Христианскою Любовию.


Имею честь быть


Милостивейший Государь!


Ваш покорнейший слуга и Богомолец


Архимандрит Игнатий.


1840 февр<аля> 21-го дня.


{стр. 773}


№ 2


Искреннейший друг мой,


Авраам Сергеевич!


Мой добрый наместник привез мне от Вас радостное известие, что Вы хотите именоваться моим другом, быв им уже давно в душе Вашей. Я согласен — будем друзьями; а крепким узлом дружбы нашей да будет Бог. Тогда дружба наша пойдет в вечность! Да — вечность! Направим туда наши взоры. Оценим временное ценою, должною ему; признаем его ничтожным: оно точно ничтожно пред вечностию. Разовьем в себе Христианство, чтоб Христос признал нас Своими, когда вступим в вечность. Да не услышим страшного и горького: «Не вем вас…»


Рассматривая искренний нрав Ваш, я всегда признавал Вас способным к жизни истинно христианской. Замечаю, что некоторый таинственный голос Ваш напоминает об этом. Душа Ваша начинает чувствовать необходимость Христианства истинного, полного, а ум — понимать это. Христос принес Себя в жертву за нас и сим обязал каждого из нас принести себя в жертву Христу. Апостол прямо и ясно говорит нам, что мы уже не свои, что мы куплены Богу ценою крови Богочеловека. Не будем же святотатцами!..


Не для того ли, чтоб Имя Божие прославилось в нас, Бог устроил так, что грешный Игнатий пришелся по сердцу широкосердечному Аврааму. Я вижу в нашей дружбе перст Божий. Без Бога ничтоже бысть, еже бысть. Когда милосердый Господь устроит для меня трапезу обильного покаяния, тогда чашею моею поделюсь с другом моим.


Ваш


о Господе преданнейший


Архимандрит Игнатий


Ноября 8 дня.


№ 3


К истинному моему удовольствию, дражайший сердцу моему Авраам Сергеевич, я вспомнил, в какой рукописи моей сказано нечто о Марке Ефесском. Вспомнив, отыскал. Отыскав и прочитав, нашел сии строки весьма многозначительными, почему списываю их для Вас:


{стр. 774}


«Апостольским стопам последователь, непреоборимый столп православный веры, на соборище Флорентийском духоборныя латинов ереси огненным Духа мечом и истинного православных догматов, аки паучинныя сети, растерзавый, Марко, глаголю, всесвященнейший, премудрейший и словеснейший Митрополит Ефесский», в начале толкования церковного последования пишет «о Божественной Иисусовой умом в сердце тайно совершаемой молитве, употребляя от Божественнаго Писания свидетельств, егоже (т<о> е<сть> Марка) и самыя Богомудрыя предлагаю глаголы, иже суть сии: Подобаше убо, по повелевающей заповеди, непрестанно молитися, и духом и истиною поклонение Богу возносити; но к житейским помыслов при [нрзб.] и о теле попечений уда отводит многих и отставляет Царствия Божия внутрь нас сущаго, якоже Господне слово обдержит и умному приседети жертвеннику, духовныя же и словесныя приносящим жертвы от себе Богу по Божественному Апостолу, запинает: якоже есмы храм Бога живущаго в нас и Дух его Божественный живет в нас» и проч.


Из сего видно, что после Марка Ефесского остались некоторые сочинения, и весьма важные; ибо, как видно, он занимался духовною молитвою умною, чем занимались только одни величайшие Святые и, что замечательно, Патриарх Фотий, которого Марк по духу был истинный наследник.


Вам остается приобрести сочинения Марка Ефесского и позаботиться о переводе их на русский язык.


Ваш преданнейший Арх<имандрит> Игнатий


26 сентября <до 1847> [2204].


№ 4


Пишу к Вам, дражайший сердцу моему Авраам Сергеевич, из уединенной, прекрасной обители Святителя Христова Николая, в которой, наконец, остановился я постоянно после многих разъездов и начинаю лечиться [2205]. Должно было съездить в Кострому и Ярославль, предстать тамошним святителям. Дорогу совершил я с большим утомлением; раза два возвращалась петербургская болезнь моя, т<о> е<сть> отнимались ноги.


{стр. 775}


Теперь из них идет сильнейшая испарина и чувствую некоторое облегчение. О Бабаевском монастыре скажу Вам, что он мне чрезвычайно нравится во всех отношениях. Местоположение премилое; какие воды, какие хрустальные, ключевые воды! Бьют, кипят из горы и в таком количестве, что было бы их достаточно для всего Петербурга. Какие рощи с вековыми дубами! Какие поляны! Какая Волга! Какая тишина! Какая красота!


Раскрываю книгу аскетического писателя, читаю ее, — вижу, что здесь можно исполнить советы ее на самом деле, между тем как в Петербурге можно исполнять их только в фантазии и желанием. Словом сказать, для странствия моего земного не желал бы лучшего, другого приюта, как здесь.


С сердечною приятностию воспоминаю друзей моих петербургских, воспоминаю их со признательностию, призываю на них благословение Божие. Вспоминаю страннолюбивого, добрейшего Авраама, вспоминаю добрейшую, искреннейшую Варвару Егоровну. Из тихого пристанища, из дальней пустыни взываю к Вам: не увлекайтесь потоком! Да будут уши сердец ваших внемлюще гласу моления моего!..


Христос с вами!


О Господе ваш преданнейший друг


Архимандрит Игнатий


1847 года сентября 4-го дня.


Мой адрес: в Ярославль, на стан<цию> Тимохино.


№ 5


Не откажитесь, Любезнейший Друг, исполнить мою покорнейшую просьбу по комитету министров, в котором Вы за отсутствием князя Шихматова [2206], конечно, присутствуете. В сей комитет поступило из министерства юстиции представление о награждении орденом Св. Анны моего родителя, председателя Вологодской Гражданской Палаты, Александра Семеновича Брянчанинова. Поддержите, Дражайший, Вашим словечком это представление, и, к довершению милостей, если оно будет утверждено, то известите меня. Мне очень хотелось утешить старца, особливо по его ко мне (увы!) отношениям [2207].