Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга
| Вид материала | Книга |
- Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга, 14061.84kb.
- Б. А. Рыбаков Язычество Древней Руси Предисловие Эта книга, 10530.88kb.
- Москва Издательство "Республика", 36492.15kb.
- И. И. Веселовског о издательство "наука" Москва 1967 Эта книга, 1700kb.
- Д. Н. Мамине-Сибиряке Книга, 262.07kb.
- Н. А. Шматко "Институт экспериментальной социологии", Москва Издательство "алете- йя",, 1796.69kb.
- Государственное Издательство Детской Литературы; Москва; 1951 Аннотация Эта книга, 2920.79kb.
- А. С. Велидов (редактор) Красная книга, 7398.72kb.
- Д. П. Горского государственное издательство политической литературы москва • 1957 аннотация, 5685.08kb.
- И. М. Феигенберг мозг психика здоровье издательство «наука» Москва 1972 Книга, 1509.07kb.
небольшой полосы (Северная Англия, Нидерланды, Дания, Скандинавия),
тогда как на востоке Европы открывалась новая земля на 2 000 км к
северу, до самого Ледовитого океана.
Новые условия заставили человека серьезно видоизменить свою
оснащенность: обильная прибрежная растительность привела и к
использованию прутьев для езов и вершей, и к важнейшему открытию
эпохи -- изобретению лука. Человек научился бить дичь издалека и на
лету. Исчезновение крупных животных переключило внимание на более
мелких, на птиц, и на рыбную ловлю гарпунами и сетями.
Из крупных животных одним из самых промысловых становится
северный олень. Если в палеолите жители Восточной Европы охотились
(в отличие от западных охотников на коней и бизонов) преимущественно
на мамонта, то в мезолите тяжелых мамонтов окончательно сменили
стремительные стада оленей.
Важнейшим фактором жизни стала вода. Человек научился
плавать, ловить рыбу, располагал свои стоянки на прибрежных дюнах.
Второй стихией стал лес. Лес был и источником жизни и средоточием
реальных и кажущихся опасностей: волки, рыси, медведи; болота,
трясины, блуждающие болотные огни, фосфоресцирующие гнилые пни и
полное отсутствие четких ориентиров. Но человек уже перешагнул гряду
ледниковых валунов, отмечавших южные рубежи оледенения, и начал свое
проникновение в северные леса. В мезолите люди дошли до Прибалтики,
Белого моря, севера Кольского полуострова, а восточнее -- до Вычегды
и Печоры. Мезолитические охотники Восточной Европы бродили на
территории около 5 000 000 кв. км леса и тайги, пересеченных
тьсячами речек, текущих в разных направлениях.
В этот безбрежный и труднодоступный мир человек вступал иным,
чем он был в палеолите. Большие родовые коллективы охотников на
мамонтов и бизонов, спаянные жесточайшей дисциплиной, сменились
сравнительно небольшими группами охотников и рыболовов. Теперь
вооруженный луком и стрелами человек с прирученной собакой мог вести
свою лесную охоту в одиЕшчку. А это давало большую подвижность
отдельным членам рода, большую самостоятельность и позволяло уходить
все далее и далее в лесное безграничье. Продвижение в эпоху мезолита
и неолита производилось пешком, зимой, возможно, на лыжах, а когда
достигали морских берегов, то на больших лодках, позволявших
охотиться на морского зверя.
Мезолитические изображения таких лодок известны с берегов
Каспийского моря (Кобыстан), а несколько более поздние -- по
беломорским и онежским петроглифам 68.
---------------------------------
68 Савватеев Ю. А. Залавруга. Л., 1970. Петроглифы дают не
только ладьи с носовой частью, оформленной в виде лосиных морд, но
и охоту на лося, на оленя, стрелков из лука, лыжников, различные
ритуальные сцены, воскрешая в своеобразной и яркой форме северный
охотничий быт на протяжении нескольких эпох.
Если палеолит был для человечества школой мужества и
организованности, то мезолит стал школой находчивости и личной
инициативы.
Мезолитическая эпоха внесла много нового и в религиозные
представления. К сожалению, недостаточность и отрывочность материала
иногда заставляют нас пользоваться дедуктивным методом и исходить из
общих соображений, но это никого не может ввести в заблуждение. К
таким общим соображениям следует отнести, во-первых, предположение
о том, что изобилие воды, господство водной стихии могли именно в
мезолите породить (устойчивый в будущем) образ ящера, божества
водно-донной сферы, требовавшего себе человеческих жертв и
получавшего их в качестве девушек (вспомним русскую и белорусскую
игру "Ящер").
Второе априорное соображение относится к звездам. Блуждание
по бескрайним необозримым лесам должно было выработать в человеке
умение ориентироваться не только по солнцу, но и по звездам.
Важнейшие ориентирующие созвездия Большой и Малой Медведицы ("Лось",
"Сохатый", лосиха Хэглэн с теленком) могли получить свои архаичные
звериные наименования в пору преобладания охоты на оленя и лося. В
мезолитическо-неолитическое время человек поневоле обратил внимание
на небо и, вероятно, тогда же "заселил" его дубликатами земных
явлений, земной охотничьей повседневности.
Третьим общим соображением является вопрос о датировке эпохи
берегинь и упырей -- самой ранней стадии славянского язычества по
мнению русского книжника XII в. Стадия эта, разумеется, не только
славянская, но и общечеловеческая. Дуалистический анимизм мог
зародиться и в более раннее время, но доказательств этого у нас нет.
Для мезолита косвенным доказательством может служить, на мой взгляд,
наименование духа добра и благожелательности, антипода вампиров,
берегиней. В этом слове очень явно прослеживается связь со словом
"берег" и глаголом "беречь", "оберегать". Только в ту эпоху, когда
водная стихия меняла лицо земли, прорывая горы, разливаясь на сотни
километров, меняя очертания морзй, создавая новые контуры материков,
и мог первобытный человек, впервые столкнувшийся с такой массой
неустойчивой и неукротимой воды, связать семантически "берег" и
"оберегать".
В палеолите противостояли друг другу не столько отвлеченные
силы добра и зла, сколько вполне реальные группы людей реальным же
стадам зверей. Мир добра и благодати многократно воплощался в
реалистичных образах мамонтов, бизонов, оленей, к которым немыслимо
применить термин "берегини", так как они не оберегали охотника, а
оборонялись или нападали. В мезолите и охотничьем неолите обилие
неожиданных и непредусматриваемых опасностей в болотистых зарослях
тайги, в лесах усиливало веру в упырей-вампиров. Спасительной
полосой земли для охотника, бродящего по лесу или плывущего по воде
на челне-долбленке, был берег, береговые дюны. Именно здесь, на
песчаной отмели, человек и ставил свои недолговременные жилища.
Берегини, которых впоследствии сопоставили с русалками, могли
первоначально быть связаны не с самой водной стихией, а с ее концом,
рубежом, с берегом как началом безопасной земли. Вампир -- ВАПЪРЬ
может быть осмыслен как очень архаичное определение "чужой, иной
силы" 69. Не подлежит сомнению, что в мезолите укрепляется культ
предков, доказательством чему являются общеплеменные могильники типа
знаменитого Оленеостровского.
---------------------------------
69 ВА/ВЯ -- "оный", "иной", пърь -- корень, встречаемый в
словах, обозначающих силу: "пря", "то-пор", "порато" и др.
Центральное погребение этого могильника, как выяснено выше
(см. 2 главу), содержало могилу шамана со скульптурой лосихи в
головном уборе. Прямое соответствие такой декорировки головного
убора изображениям на поздних шаманских бляшках позволяет считать
могилу этого мужчины, окруженного насильственно убитыми женщинами,
именно погребением шамана V тысячелетия до н. э. Поразительное
совпадение изображений на шаманских бляшках с реальным погребением
мезолитического шамана позволяет со значительной долей вероятности
проецировать в мезолит ту картину мира, которая так устойчиво
отражена бляшками-сульде: нижний, подводно-донный мир
символизируется огромным ящером (иногда глотающим заходящее солнце
-- лося). Средний, земной ярус мира представлен простыми людьми
(иногда целыми семьями) или летящими шаманами. Верхний, небесный
ярус всегда обозначен двумя божественными
полуженщинами-полулосихами; морды лосих образуют небесный свод. Из
верхнего яруса вниз, к ящеру, текут "две реки Вселенной". Небесные
лосихи иногда бросают на землю, людям, свои дары -- маленьких
оленьцов, рыбу.
На пермско-югорских сульде нет только того, что очень часто
встречается нам в шаманском фольклоре охотничьих племен, -- мирового
древа, соединяющего все три яруса мира. Нет этого древа жизни и на
северных петроглифах. Возможно, что не каждый вариант шаманизма
вырабатывал этот космологический образ.
После этих беглых замечаний и предположений, лишь в самой
приблизительной форме обозначающих представления охотников мезолита,
перешедших черту бывшего ледника и расселившихся по северным лесам,
нам необходимо ознакомиться с таким драгоценным фондом, как русский
фольклор, фондом, содержащим большие возможности ретроспективного
углубления в первобытность.
Архаизм восточнославянских сказок (часто называемых обобщенно
русскими) и их связь с древними народными верованиями и мифологией
давно ощущался исследователями 70. Но только специальное
исследование В. Я. Проппа во всей широте поставило вопрос о
первобытной эпохе как времени зарождения основных сюжетов и
элементов сказки 71. Нельзя сказать, что это исследование безупречно
и что со всеми его выводами можно согласиться полностью. Поставив
перед собой историческую задачу и убедительно углубляя сказку в
первобытность, Пропп представлял себе эту первобытность очень
суммарно и только этнографически: во всей книге нет ни одного
упоминания археологии, ни одной ссылки на реальную историю
первобытности; иногда это приводит к курьезам 72. Но для нашей цели,
быть может, даже хорошо, что исследователь, глубоко знающий свой,
фольклорный, материал, никак не соотносил его с другими дисциплинами
и делал выводы, только непосредственно вытекающие из самого
сказочного фонда.
---------------------------------
70 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу.
М., 1865 -- 1869. Т. 1 -- 3; Зеленин Д. К. Религиозно-магическая
функция волшебных сказок. -- В кн.: Сборник в честь С. Ф.
Ольденбурга. Л., 1934; Тройский И. М. Античный миф и современная
сказка. -- В кн.: Сборник в честь С. Ф. Ольденбурга.
71 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.
Основные общие положения Проппа таковы: древней основой
сказки является колдовской обряд инициации, сопровождавшийся
ознакомлением посвящаемых с мифологическим содержанием обряда. "Миф,
-- пишет Пропп, -- живет дольше, чем обряд, и перерождается в
сказку" (с. 208 и 328). В определении мифов Пропп присоединяется к
Леви-Брюлю, которого он цитирует: "Мифы составляют, говоря
буквально, наиболее драгоценное сокровище племени. Они относятся к
самой сердцевине того, что племя почитает как святыню. Наиболее
важные мифы известны лишь старикам, которые ревниво оберегают их
тайну... Старые хранители этих тайных знаний сидят в селении, немы,
как сфинксы, и решают, в какой мере они могут... доверить знания
предков молодому поколению" 73.
---------------------------------
72 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 19, 20, 159.
73 Леви-Брюль. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.,
1927, с. 262; Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 333.
Свою собственную точку зрения В. Я. Пропп изложил в итоговой
главе так: "Совпадение композиции мифов и сказок с той
последовательностью событий, которые имели место при посвящении (в
охотники), заставляет думать, что рассказывали то самое, что
происходило с юношей, но рассказывали это не о нем, а о предке,
учредителе рода и обычаев, который, родившись чудесным образом,
побывавший в царстве медведей, волков и пр., принес оттуда огонь,
магические пляски (те самые, которым обучают юношей) и т. д. Эти
события вначале не столько рассказывались, сколько изображались
условно драматически... Посвящаемому здесь раскрывался смысл тех
событий, которые над ним совершались... Рассказы составляли часть
культа и находились под запретом" 74.
---------------------------------
74 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 331.
Увлеченность В. Я. Проппа темой инициации заставила его
втиснуть в рамки этой темы решительно все сюжеты волшебных сказок.
Так поступать, пожалуй, не стоит: в составе записанных
фольклористами сказок есть и обломки мифов, и трансформированные в
сказку фрагменты древнего героического эпоса, не имеющие отношения
к посвящению юношей в класс охотников. Но главная идея В. Я. Проппа
верна и от этой увлеченности инициациями не страдает.
Хронологические рамки исходной формы сказок у Проппа не очень
точны, но важно, что он связывает эти истоки с эпохой охотничьего
хозяйства и матриархата 75.
---------------------------------
75 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 95, 96 и 330.
Возникновение инициации, как мы видели выше, следует относить
к верхнему палеолиту. Если это так, то мы вправе ожидать сохранения
в обширном сказочном фонде каких-то реминисценций палеолитической
эпохи.
Для конца ледникового периода, когда особенно ярко расцвели
магические представления, особенно важны были две темы: победа над
зверем и умножение звериного (и человеческого) поголовья. Первая
тема представлена тысячами изображений объектов охоты, а в последние
века палеолита, как выяснилось, и сценами героического единоборства.
Вторая тема, помимо определенных пиктограмм, обильно представлена
дебелыми "венерами". В. Я. Пропп, анализируя образ Бабы-Яги, выявил
его двойственность. Наряду с привычной нам злобной сказочной
колдуньей существовал в сказках и образ благожелательной Бабы-Яги,
помогающей основному герою советом и делом. Эта вторая ипостась
лесной колдуньи представляется исследователю как "мать и хозяйка
зверей". "Яга представляет стадии, когда плодородие мыслилось через
женщину, без участия мужчин" 76. Эту Бабу-Ягу, повелительницу
зверей, автор, ссылаясь на Фрезэра и Штернберга, сопоставляет с
первоначальным образом Кибелы, образом, уводящим в охотничью эпоху
77. В какой-то мере основу этого женского образа охотничьей эпохи с
гипертрофированными женскими признаками можно сближать с
палеолитическими "венерами", немолодыми полногрудыми женщинами.
---------------------------------
76 Пропп В. Я. Исторические корни.., с. 62.
77 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 65.
В. Я. Пропп, вероятно, прав, когда он, говоря о церемонии
посвящения юношей в охотники, считает, что первоначально этим
сложным обрядом руководила женщина-вещунья, лишь впоследствии
смененная учителем-мужчиной, "дедушкой лесовым" 78.
---------------------------------
78 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 85, 95. Следует
сделать небольшую оговорку. Обряд инициации состоял не только из
колдовского запугивания юношей имитацией смерти, но и из экзамена по
всем практическим охотничьим навыкам: метание копья, бег, умение
подкрасться к зверю и т. п. Этим, вероятно, всегда руководил
охотник. Но верховное руководство магической стороной обряда могло
действительно принадлежать женщине.
Мы получили уже две точки соприкосновения сказок с
палеолитической действительностью: инициации и благожелательную
колдунью.
Труднее подойти к основной теме, к теме палеолитической
охоты. Для древнего населения Восточной Европы это была прежде всего
облавно-загонная охота на мамонтов, которых огнем нужно было
направлять к заранее вырытым и замаскированным ямам и там
приканчивать, пока они не выбрались из них. Эти героические действия
охотников повторялись неисчислимое количество раз на протяжении
многих тысячелетий и должны были бы как-то запечатлеться в памяти
людей. В чистом виде такого сюжета в сказках, разумеется, нет. Но
есть несколько загадочных и в то же время устойчивых сюжетов и
деталей, которые требуют особого внимания.
Начну с распространеннейшего сюжета "бой на калиновом мосту".
Он описан исследователями многократно, но ни разу не было обращено
внимание на поразительную нелогичность: мост, по которому пойдет
массивное мифическое чудовище, изготовлен из калины, мелкого и
крайне непрочного кустарника, абсолютно непригодного для каких бы то
ни было построек. Ветками калины можно только прикрыть, забросать
что-либо, но не строить из них. Чудовище иногда находится под этим
калиновым мостом. У этого декоративного моста близ огненной реки
происходит встреча и бой героя с чудовищем, у которого нет единого
наименования: его называют то Чудом-Юдом, то Змеем, то
заимствованным из былин Идолищем. Когда оно приближается к месту
своей гибели, то "гром гремит, земля дрожит". Крылатость Змея, как
доказал В. Я. Пропп, является позднейшим наслоением 79. "Змей, --
пишет исследователь, -- есть механическое соединение из нескольких
животных". "Связь Змея с огнем -- постоянная черта его" 80.
---------------------------------
79 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 198, 203.
80 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 226, 198.
Чудовище всегда многоглаво. Нередко сказка упоминает хоботы,
а самого Змея называет "хоботистым" 81. "Змий о 12 головах и 12
хоботах; ногами топат... зубами скрехчет" 82. Чудо-Юдо своих
противников не кусает, не когтит, а "вбивает в землю" или бьет
хоботом ("жогнул своим хоботом") 83. Самого его убивают (помимо
стандартного сказочного меча) стрелами, копьями и раскаленными
камнями, которые помощники героя бросают ему в пасть; часто герой
распарывает брюхо чудищу. После победы над Змеем его тушу сжигают на
костре 84.
---------------------------------
81 Громыко М. М. Дохристианские верования в быту сибирских
крестьян XVIII -- XIX вв. -- В кн.: Из истории семьи и быта
сибирского крестьянства XVII -- начала XX в. Новосибирск, 1975, с.
122.
82 Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки,
с. 181.
83 Пропп В. Я. Исторические корни..., с. 202; Новиков II. В.
Образы восточнославянской волшебной сказки, с. 181.
84 В. Я. Пропп указывает два ответвления данного сюжета:
во-первых, вместо сухопутного чудища, находящегося под калиновым
мостом, в сказке может быть морское чудище, обитающее в пучине и
требующее себе человеческих жертв. Это, на мой взгляд, отголоски
представлений о ящере, стадиально более поздние, чем палеолит.
Во-вторых, значительно более поздним, связанным уже с развитием
государственности, В. Я. Пропп считает мотив змееборчества типа
борьбы Георгия с драконом (с. 205).
Если мы подытожим все признаки сказочного чудища, с которым
герою (иногда с помощниками) неминуемо надлежит сразиться, то
получим следующее.
1. Чудище огромно и непомерно сильно. Оно не крылато.
2. Оно "хоботисто" или у него несколько голов на длинных
шеях.
3. Схватка с чудищем происходит у калинового моста; иногда
чудище бывает прикрыто этим мостом.
4. Обязательной чертой схватки с чудищем является огонь
(огненная река); иногда чудище само извергает огонь.
5. Своих противников чудище "вбивает в землю".
Не думаю, что будет большой натяжкой признать в этих
сказочных приметах чудища обрисовку древнего мамонта (или мамонтов),
загнанного огненной цепью загонщиков в ловчую яму, в подземелье,
замаскированное ветками кустарников (калины). Длинношерстные
мамонты, прорываясь сквозь "огненную реку", могли и сами быть
носителями огня. Охотники, загнавшие мамонтов в яму, должны были
окончательно одолеть их, распарывая чрево, пронзая копьями,
забрасывая камнями. Мамонты же хватали охотников хоботами и,
вероятно, действительно "вбивали в землю". Роспись В. М. Васнецова
в Историческом музее дает хорошую реконструкцию этого охотничьего
эпизода.