Дмитрий Сергееевич Мережковский. Юлиан Отступник Из трилогии Христос и Антихрист книга

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30

усмешкой,- надо же чем-нибудь утешаться! Все понятно,

все естественно: и землетрясение в Никомидии, и земле-

трясение в Константинополе, и пророчества книг сибилло-

вых, и засуха в Антиохии, и пожары в Риме, и наводне-

ния в Египте. Все естествено, только странно, что все

против меня,- и земля, и небо, и вода, и огояь, и, кажет-

ся, сами боги!..

В палатку вошел Саллюстий Секунд.

- Великий август, этрусские гадатели, которых ты

велел опросить о воле богов, умоляют тебя помедлить, не

переступать границы завтра: вещие куры аруопициев, не-

смотря ни на какие молитвы, отворачиваются от пищи,

сидят нахохлившись и не клюют ячменных зерен - злове-

щая примета!

Юлиан сдвинул брови гневно. Но вдруг глаза его

сверкнули веселостью, и он засмеялся таким неожиданным

смехом, что все молча, с удивлением, обратили на него

взоры:

- Так вот как! Не клюют? А? Что же нам делать

с этими глупыми птицами? Уж не послушать ли их, не

вернуться ли назад в Антиохию, на радость и потеху гали-

леянам?-Знаешь ли что, друг мой, ступай к этрусским

гадателям и объяви им волю нашу: бросить в реку всех

священных кур,-пусть сперва напьются, может быть, по-

том и есть захотят!..

- Милостивый август, так ли я понял тебя: неиз-

менно ли твое решение переступить границу завтра

утром?

- Да! - и клянусь будущими победами нашими, кля-

нусь величием нашей Империи,- никакие вещие птицы не

испугают меня,- ни вода, ни огонь, ни земля, ни небо,

ни боги! Поздно. Жребий брошен. Друзья мои, во всей

природе есть ли что-нибудь божественнее воли человече-

ской? Во всех книгах сивилловых есть ли что-нибудь силь-

нее этих трех слов: я так хочу? Больше, чем когда-либо,

чувствую тайну судьбы моей. Прежде знамения опутывали

меня, как сети, и порабощали; теперь -мне больше нечего

терять. Если боги покинут меня, то и я...

Он вдруг оборвал и умолк со странной усмешкой. По-

том, когда приближенные удалились, подошел к маленько-

му серебряному изваянию Меркурия с походным алтарем,

намереваясь, по обыкновению, сотворить вечернюю молит-

ву и бросить несколько зерен фимиама; но вдруг отвер-

нулся, все с той же странной усмешкой, отошел, лег на

львиную шкуру, которая служила ему постелью, и, погасив

лампаду, заснул спокойным, крепким сном, каким люди

спят иногда перед большими несчастиями.

Заря чуть брезжила, когда проснулся он, радостный.

В лагере слышался шум пробуждения, звучали трубы.

Юлиан сел на коня и помчался к берегу Абора.

Раннее апрельское утро было свежо и почти бездыханно.

Сонный ветерок приносил ночную прохладу с великой

азиатской реки. По всему широкому весеннему разливу

Евфрата, от башен Цирцезиума до римского лагеря, на де-

сять стадий тянулись ряды военных кораблей. Со времен

Ксеркса не видано было такого грозного флота.

Солнце первыми лучами брызнуло из-за надгробной

пирамиды кесаря Гордиана, победителя персов, умерщвлен-

ного некогда на этом самом берегу Филиппом Аравитяни-

ном. Край солнца зарделся над тихой пустыней, как рас-

каленный уголь, и сразу все верхушки корабельных мачт

сквозь утреннюю мглу порозовели.

Император подал знак, и восемь пятитысячных челове-

ческих громад мерным шагом, от которого земля дрожала

и гудела, сдвинулись. Римское войско стало переходить

через мост - границу Персии.

Конь вынес Юлиана на противоположный берег, на

высокий песчаный холм - землю врагов.

Во главе Палатинской когорты ехал центурион щито-

носцев, Анатолий, поклонник Арсинои.

Анатолий взглянул на императора. В наружности Юли-

ана произошла перемена: месяц, проведенный на свежем

воздухе, в лагерных трудах, был ему полезен: в мужест-

венном воине, с загорелыми щеками, с молодым взором,

блиставшим веселостью, трудно было узнать школьного

философа с осунувшимся, желтым лицом, с ученой угрюмо-

стью в глазах, с растрепанными волосами и бородой, с рас-

терянной торопливостью в движегиях, с чернильными

пятнами на пальцах и на цинической тоге,- ритора Юли-

ана, над которым издевались уличные мальчишки Анти-

охии.

- Слушайте, слушайте: кесарь говорит.

Все стихло; раздавалось только слабое бряца"ие ору-

жия, шелест воды под кораблями и шуршание шелковых

знамен.

- Воины храбрейшие!-начал Юлиан громким голо-

сом.- Вижу на лицах ваших такую отвагу и мужество,

что не могу удержаться от радостного приветствия. Помни-

те, товарищи: судьбы мира в наших руках, мы восстанов-

ляем древнее величие Римской империи. Закалите же серд-

ца ваши, будьте готовы на все: нам нет возврата!

Я буду во главе, в рядах ваших, конный, пеший, участвуя

во всех трудах и опасностях, наравне с последним из вас,

потому что с этого дня вы уже не солдаты, не рабы,

а друзья мои, дети мои! Если же изменчивый рок судил

мне пасть в борьбе, я счастлив буду тем, что умру за

Рим, подобно великим мужам - Сцеволам, Курциям

и светлейшим отпрыскам Дециев. Мужайтесь же, товари-

щи, и помните: побеждают сильные!

Он вынул из ножен и протянул меч, указывая войску

на далекий край пустыни.

Солдаты, подняв и сдвинув щиты, воскликнули:

- Слава кесарю победителю!

Боевые корабли рассекли волны реки, римские орлы

полетели над когортами, и белый конь понес императора

навстречу восходящему солнцу.

Но холодная, синяя тень от пирамиды Гордиана падала

на золотистый гладкий песок; скоро Юлиан должен был

въехать из утреннего солнца в эту длинную зловещую тень

одинокой гробницы.

Войско шло по левому берегу Евфрата.

Равнина широкая, гладкая, как море, была покрыта

серебристой полынью. Деревьев не было видно. Кусты

и травы имели ароматический запах. Изредка стадо диких

ослов, вздымая пыль, появлялось на краю неба. Пробегали

страусы. Жирное, лакомое мясо степной дрофы дымилось

за ужином на солдатских кострах. Шутки и песни не умол-

кали до поздней ночи. Поход казался прогулкой. С воз-

душной легкостью, почти не касаясь земли, проносились

тонконогие газели. у них были грустные, нежные глаза,

как у красивых женщин. Воинов, искавших славы, добычи

и крови, пустыня встречала безмолвной лаской, звездными

ночами, тихими зорями, благовонной мглой, пропитанной

запахом горькой полыни.

Они шли все дальше и дальше, не находя врагов.

Но только что проходили,- тишина опять смыкалась

над равниной, как вода над утонувшим кораблем, и стеб-

ли трав, притоптанные ногами воинов, тихо подымались.

Вдруг пустыня сделалась грозной. Тучи покрыли небо.

Хлынул дождь. Молния убила солдата, водившего коней

на водопой.

В конце апреля начались жаркие дни. Товарищи зави-

довали тому из воинов, кто шел в тени, падавшей от вер-

блюда или от натруженной телеги с полотняным навесом.

Люди далекого севера, галлы и скифы, замирали от солнеч-

ных ударов. Равнина становилась печальной, голой, кое-

где покрытой только бледными пучками выжженной травы.

Ноги утопали в песке.

Налетали внезапные вихри с такой силой, что срывали

знамена, палатки; люди и кони валились с ног. Потом

опять наступала мертвая тишина, которая напуганному

солдату казалась страшнее всякой бури. Шутки и песни

умолкли. Но воины шли все дальше и дальше, не находя

врагов.

В начале мая вступили в пальмовые рощи Ассирии.

У Мацепракта, где сохранились развалины огромной

стены, построенной древнеассирийскими царями, в первый

раз увидели врага. Но персы отступили с неожиданной

легкостью.

Под тучей стрел римляне перешли через глубокий ка-

нал, выложенный вавилонскими кирпичами, называвшийся

Нагар-Малка, Река Царей, соединявший Тигр с Евфра-

том и прорезывавший всю Месопотамию поперек с геомет-

рической правильностью.

Вдруг персы исчезли. Уровень Нагар-Малки начал по-

вышаться; потом, выступив из берегов, вода хлынула на

окрестные поля: персы устроили наводнение, отперев за-

пруды и плотины каналов, орошавших сложной сетью рых-

лую землю ассирийских полей.

Пехотинцы шли по колено в воде; ноги вязли в липкой

глине; целые отряды проваливались в невидимые канавы

и ямы; исчезали даже всадники и нагруженные верблюды;

надо было ощупывать дорогу шестами.

Поля превратились в озера, пальмовые рощи в острова.

- Куда идем?-роптали малодушные,-на что гля-

дя? Какого еще рожна! Отчего бы сейчас не вернуться

к реке, не сесть на корабли? Мы не лягушки, чтобы пла-

вать в лужах.

Юлиан шел пешком, даже в самых трудных местах;

собственными руками помогал вытаскивать тяжелые теле-

ги, увязшие в тине, и шутил, показывая солдатам свой

императорский пурпур, мокрый, запачканный темно-зеле-

ным илом.

Из пальмовых стволов устроили гати; перекинули пла-

вучие мосты на пузырях.

С наступлением ночи удалось выбраться на сухое место.

Измученные солдаты уснули тревожным сном.

Утром увидели крепость Перизабор. Персы издевались

над врагами с высоты неприступных башен и стен, уве-

шанных толстыми шершавыми покровами из козьего

меха для защиты от ударов осадных машин. Целый день

обменивались метательными снарядами и ругательствами.

В темноте безлунной ночи римляне, сохраняя глубокую

тишину, сняли с кораблей и придвинули к стенам ката-

пульты. Рвы наполнили землею.

посредством одной маллеолы - огненной стрелы, гро-

мадной, веретенообразной, начиненной горючим составом

из дегтя, серы, масла и горной смолы, удалось поджечь

один из этих волосяных щитов на стене крепости. Персы

бросились гасить пожар. Пользуясь минутой смятения,

император велел подкатить осадную машину - таран: это

был ствол сосны, подвешенный на железных цепях к бре-

венчатой пирамиде; ствол кончался медной бараньей голо-

вой. Сотни воинов, с дружным, певучим криком - "раз, два,

три", напрягая мускулы на голых смуглых плечах, тянули

за толстые веревки из туго скрученных воловьих жил

и медленно раскачивали громадную сосну.

Раздался первый удар, подобный удару грома; земля

загудела, стены содрогнулись; потом еще и еще; бревно

раскачивалось, удары сыпались все чаще; баран как будто

свирепел и с упрямою злостью колотил медным лбом об

стену. Вдруг послышался треск: целый угол стены обва-

лился.

Персы бежали с криком.

Юлиан, сверкая шлемом, в облаке пыли, веселый

и страшный, как бог войны, устремился в завоеванный

город.

Войско пошло дальше. Два дня отдохнуло в тенистых

свежих рощах, наслаждаясь кислым прохладительным на-

питком, вроде вина - из пальмового сока, и ароматными

вавилонскими финиками, желтыми и прозрачными, как

янтарь.

Потом вышли опять на голую, только уже не песчаную,

а каменистую равнину; зной становился все тягостнее;

животные и люди умирали; воздух в полдень трепетал

и струился над скалами волнообразными раскаленными

слоями; по серой пепельной пустыне Тигр извивался

лениво, сверкая чешуйчатым серебром, как змея, которая

нежится на солнечном припеке.

Наконец, увидели громадную скалу над Тигром, отвес-

ную, розовую, голую, с изломанными колючими остриями:

это была вторая крепость, охранявшая Ктезифон, южную

столицу Персии,- Маогамалки, еще более неприступная,

чем Перизабор, настоящее орлиное гнездо под облаками;

шестнадцать башен и двойная стена Маогамалки, как все

древние ассирийские постройки, не боящиеся тысячелетий,

сложены были из знаменитых вавилонских кирпичей, высу-

шенных на солнце, скрепленных горной смолою.

Началась осада. Опять утомительно заскрипели дере-

вянные неуклюжие члены баллист, завизжали колеса, ры-

чаги и блоки скорпионов, засвистели огненные маллеолы.

Был час, когда ящерицы спят в расщелинах скал; лучи

солнца падали на спины и головы солдат, как подавляющая

тяжесть: их блеск был страшен; воины в отчаянии, не слу-

шая начальников, несмотря на опасность, срывали с себя

накалившиеся латы и шлемы, предпочитая раны зною.

Над темно-бурыми кирпичными башнями и бойницами

Маогамалки, из которых сыпались ядовитые стрелы, копья,

камни, свинцовые и глиняные ядра, пылающие персидские

фаларики, отравлявшие воздух зловонием серы и неф-

ти,- повисло пыльное небо с едва уловимым оттенком ла-

зури, ослепительное, неумолимое, ужасное, как смерть.

И небо победило, наконец, вражду людей: осаждаю-

щие и осажденные, изнемогая от усталости, прекратили

битву.

Наступила тишина, странная в этот яркий полдень, бо-

лее мертвая, чем в самую глухую ночь.

Римляне не пали духом: после взятия Перизабора они

поверили в непобедимость императора Юлиана; сравнива-

ли его с Александром Великим и ждали чудес,

В продолжение нескольких дней, к восточной стороне

Маогамалки, где скалы спускались более отлого к равнине,

солдаты рыли подкоп; проходя под стенами крепости,

оканчивался он внутри города; ширина подземелья в три

локтя позволяла двум воинам идти рядом; толстые дере-

вянные подпорки, расставленные на некотором расстоянии

одна от другой, поддерживали свод. Землекопы работали

весело: после солнца им приятна была подземная сырость

и темнота.

- Были мы лягушками, стали кротами,- смеялись они.

Три когорты -маттиарии, лацпинарии, викторы -

тысяча пятьсот храбрейших воинов, соблюдая тишину,

вступили в подземный ход и нетерпеливо ожидали прика-

зания полководцев, чтобы ворваться в город.

На рассвете приступ направлен был нарочно с двух

противоположных сторон, дабы рассеять внимание персов.

Юлиан вел солдат по узкой тропинке над крутизной,

под градом стрел и камней. "Посмотрим,- думал он, на-

слаждаясь опасностью,-охранят ли меня боги, будет ли

чудо, спасусь ли я и теперь от смерти?"

Неудержимое любопытство, жажда Сверхъестественного

заставляла его подвергать жизнь опасности,- с вызываю-

щей улыбкой искушать судьбу; и не смерти боялся он, а

только проигрыша в этой игре с судыбою.

Солдаты шли за ним, как очарованные, зараженные его

безумием.

Персы, смеясь над усилиями осаждающих и воспевая

хвалу Сыну Солнца, царю Сапору, кричали римлянам

с подоблачных твердынь Маотамалки:

- Юлиан проникнет скорее в чертоги Ормузда, чем

в нашу крепость].

В разгаре приступа император шепотом передал прика-

зание полководцам.

Солдаты, притаившиеся в подкопе, вышли внутри го-

рода, в подвале одного дома, где старая персиянка булоч-

ница месила тесто. Она закричала пронзительно, увидев

римских легионеров. Ее убили.

Подкравшись незаметно, кинулись на осажденных с ты-

ла. Персы побросали оружие и рассыпались по улицам

Маогамалки. Римляне изнутри отперли ворота, и город

был захвачен с двух сторон.

Теперь уже никто не сомневался, что Юлиан, подобно

Александру Македонскому, завоюет всю персидскую мо-

нархию до Инда.

Войско приближалось к южной столице Персии, Ктези-

фону. Корабли оставались на Евфрате. Все с той же лихо-

радочной, почти волшебною, быстротою, которая не давала

врагам опомниться, Юлиан возобновил древнее римское

сооружение - соединительный канал, прорытый Траяном

и Септимием Севером, из предосторожности заваленный

персами. Через этот канал флот переведен был в Тигр,

немного выше стен Ктезифона. Победитель проник в самое

сердце азиатской монархии.

На следующий день вечером Юлиан, собрав военный

совет, объявил, что ночью переправит войска на тот берег,

к стенам Ктезифона. Дагалаиф, Гормизда, Секундин, Вик-

тор, Саллюстий - все опытные военачальники - при-

шли в ужас и долго возражали императору, умоляя отка-

заться от слишком смелого предприятия; указывали на

усталость войска, на широту реки, на быстроту течения, на

крутизну противоположного берега, на близость Ктезифо-

на и несметного войска царя Сапора, на неизбежность вы-

лазки персов во время переправы. Юлиан ничего не

слушал.

- Сколько бы мы ни ждали,- воскликнул он, наконец,

с нетерпением,-река не сделается менее широкой, берега

менее крутыми; а войско персов с каждым днем увеличи-

вается новыми подкреплениями. Если бы я слушался ваших

советов, до сих пор мы сидели бы в Антиохии!

Полководцы вышли от него в смятении.

- Не выдержит,- со вздохом проговорил опытный

и хитрый Дагалаиф, варвар, поседевший на римской служ-

бе,-помяните мое слово, не выдержит!.. Весел-то-весел,

и все-таки в лице у него что-то неладное. Такое выражение

видал я у людей, близких к отчаянию, уставших до

смерти...

Туманные знойные сумерки слетали на гладь великой

реки. Подан был знак; пять военных галер с четырьмя-

стами воинов отчалили; долго слышались взмахи весел;

потом все утихло; мгла сделалась непроницаемой. Юлиан

с берега смотрел пристально. Он скрывал свое волнение

улыбкой. Полководцы перешептывались. Вдруг в темноте

блеснул огонь. Все притаили дыхание и обратили взоры

на императора. Он понял, что значит этот огонь. Персам

удалось поджечь римские корабли огненными снарядами,

ловко пущенными с крутого берега.

Он побледнел, но тотчас же оправился и, не давая

солдатам времени опомниться, кинулся на первый по-

павшийся корабль, стоявший у самого берега, и гром-

ко закричал, с торжествующим видом обращаясь к вой-

ску:

- Победа, победа! Видите-огонь. Они причалили,

овладели берегом. Я велел посланной когорте зажечь кост-

ры в знак победы. За мной, товарищи!

- Что ты делаешь?-шепнул ему на ухо осторожный

Саллюстий.-Мы погибли: ведь это-пожар!..

- Кесарь с ума сошел! - в ужасе молвил на ухо

Дагалаифу Гормизда.

Хитрый варвар пожимал плечами в недоумении.

Войско неудержимо стремилось к реке. С восторженным

криком: "Победа! победа!", толкая друг друга, обгоняя,

падая в воду и вылезая с веселой руганью, все кинулись

на корабли. Несколько мелких барок едва не утопили. Не-

доставало места на галерах.

Многие всадники кинулись вплавь, разрезая грудью

коней быстрое течение. Кельты и батавы, на своих огром-

ных кожаных щитах, вогнутых наподобие маленьких чел-

ноков, устремились в темную реку; бесстрашные, плыли

они в тумане, и щиты их быстро крутились в водоворо-

тах; но, не замечая опасности, солдаты радостно кричали:

"Победа! победа!"

Сила течения была укрощена кораблями, запрудивши-

ми реку. Пожар на пяти передовых галерах потушили без

труда.

Тогда только поняли отважную, почти безумную хит-

рость императора. Но солдатам сделалось еще веселее:

теперь, когда такую опасность преодолели шутя,- все ка-

залось возможным.

Незадолго перед рассветом овладели римляне высота-

Blog

Дмитрий Сергееевич Мережковский. Юлиан Отступник Из трилогии Христос и Антихрист книга