Geum.ru

Библиотека Альдебаран

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   44

ВЗЛОМЩИК



Уотерхаузу приходится оберегать сейф: Шафто рвется взорвать его толом, а Чаттан намерен отправить в Лондон, экспертам из Бродвей билдингс. Уотерхауз хочет еще раз испробовать силы, просто из интереса.

Чаттан прав. У подразделения 2702 есть четкая и определенная задача. Взлом сейфов с немецких подводных лодок в нее не входит. Кстати, лазить на брошенные подводные лодки за сейфами и шифровками – тоже не их задача. Просто рядом не было больше никого с допуском «Ультра Мега», а U 553 сидела так ненадежно, что Блетчли парк не успевал прислать специалистов. Желание Уотерхауза вскрыть сейф никак не связано с задачей подразделения 2702, его собственными обязанностями или даже стремлением скорей разгромить фашистов. Просто Лоуренс Притчард Уотерхауз не может иначе. Это императив, его, как приказы, не обсуждают. На тележке, мчащейся по натянутому тросу, под ветром и дождем, с развороченными рукою и головой, не зная, доберется до корабля или рухнет в бездну, он еще помнил нервными окончаниями пальцев бесконечно малое дрожание диска под жидким месивом. Пока Енох Роот штопал его на борту сторожевика, Уотерхауз мысленно прикидывал, как может быть устроен сейфовый замок. А когда остальные бойцы подразделения 2702 без задних ног повалились на койки, в гамаки и спальные мешки на полу домовой церкви Йглмского замка, Уотерхауз, в бинтах и с рукой на перевязи, отправился по коридорам благоустроенной части замка в поисках бритвенных лезвий и куска графита.

Бритвы он находит в мусорном ведре, графит крадет из каморки, в которой Гхнкс держит гальванический люцифер. Все это вместе с бруском канифоли и паяльной лампой, относит в домовую церковь. Рядовой и сержантский состав разместился, как пристало морякам, в нефе, что по гречески означает «корабль». Офицеры – в трансепте. Чаттан занял весь южный придел, Уотерхауз, Роот, лейтенанты британских ВДВ и МПФ США подвесили койки в северном. Малая толика немереных запасов брезента отделяет алтарь, Святую Святых, где когда то пребывали Тело и Кровь Христовы. Теперь там стоит «халликрафтерс» модели S 27, пятнадцатиламповый супергетеродиновый приемник со сверхсовременными лампами желудями, который ловит УКВ в диапазоне от 27 до 143 Мгц и принимает AM, FM и радарное излучение. Еще у него есть измеритель уровня сигнала, который был бы полезен, занимайся они и впрямь высокочастотной радиопеленгацией.

За брезентом горит свет, на стуле перед алтарем храпит морской пехотинец. Уотерхауз будит его и отправляет спать. Морпех пристыжен: он должен был бодрствовать и убедительно крутить антенну.

Сам радиоприемник практически не используется; его включают, когда входит посторонний. Все деревянные финтифлюшки с алтаря (если когда то и были) уничтожены огнем, сгнили или растащены острозубыми скрггами на строительство гнезд. Остался прямоугольный базальтовый монолит, совершенно ровный, если не считать следов тёски. Идеальная подставка для сегодняшнего эксперимента.

Уотерхауз, с ущербом для поясницы, водружает сейф на алтарь. Сейф цилиндрический, как отрезок орудийного ствола. Уотерхауз ставит его на попа: круглая дверца с круглым диском смотрит в потолок, словно незрячий глаз; радиальные риски – точь в точь радужка.

За диском – механизм, который приводит Уотерхауза в бешенство. Каким то образом вращая диск, он должен добиться такого положения, в котором дверца откроется. Вот, собственно, и все. То, что дверца до сих пор не открыта, – личное оскорбление. Чем крохотный – меньше кубического фута – объем внутри сейфа отличен от пространства, в котором Уотерхауз перемешается без помех? Что там, черт возьми, такое?

Канифоль похожа на плохой янтарь, пузырчатый, но все равно красивый. Уотерхауз зажигает горелку и проводит пламенем по краю бруска. Канифоль размягчается, плавится, капает на крышку сейфа, рядом с диском, образуя лужицу размером примерно с серебряный доллар.

Уотерхауз быстро погружает в нее лезвия опасным краем вверх, параллельно, на расстоянии чуть меньше дюйма, и придерживает их, пока холодный металл не выпьет тепло и канифоль снова не затвердеет. Он подложил зубочистки, чтобы тупые края не касались металла и не получился контакт.

Он припаивает к лезвиям проволочки и тянет их через алтарь к рации. Берет кусок графита, кладет на лезвия, как перемычку.

После этого снимает с приемника заднюю панель и начинает ковыряться внутри. Поменять надо не так и много: он хочет сделать устройство, которое преобразует электрические импульсы в звук и направляет в наушники, что, собственно, и делает приемник. Однако источник сигнала уже не передатчик на немецкой подлодке, а ток, идущий по проводу в левое лезвие, по графитовой перемычке, в правое лезвие и обратно по другой проволочке.

Чтобы все это заработало, требуется определенное время. Всякий раз, упираясь в очередной тупик, Уотерхауз начинает звереть. Тогда он встает и крутит антенну, якобы ища немецкую подлодку. Тем временем его осеняет, и он возвращается к работе.

Примерно на рассвете он слышит визг в наушниках – бакелитовых чашечках, соединенных приспособлением, похожим на примитивный хирургический инструмент. К приемнику от них тянутся перекрученные черная и красная проволочки. Уотерхауз убавляет громкость и надевает наушники.

Он кладет палец на сейф и слышит неприятный гул в ушах, проводит по холодному металлу и слышит скрежет. Любая вибрация заставляет дрожать графитовую перемычку, замыкая и размыкая цепь, модулируя ток. Лезвия и графит – это микрофон, и микрофон работает даже слишком хорошо.

Уотерхауз снимает руку с сейфа и некоторое время вслушивается. Слышно шебуршание скрргов, растаскивающих провиант подразделения. Слышно, как бьют волны о берег, как подпрыгивают на Дороге лысые шины Такси. У Такси не отрегулирован Развал. Слышно, как Маргарет – шырк шырк шырк – трет пол на кухне, и у спящих морпехов екает сердце; как трутся льдины у берегов Исландии и крутятся винты приближающегося конвоя. Лоуренс Притчард Уотерхауз подключен к Вселенной с полнотой, какую бессилен обеспечить даже Блетчли парк.

В центре этой Вселенной – сейф с подводной лодки U 553, ее ось проходит через центр диска. Уотерхауз снова кладет на него руку, предварительно убавив громкость, чтобы не лопнули барабанные перепонки. Диск поворачивается с усилием, но плавно, как на воздушном демпфере. Однако остается трение. Его не ощущают замерзшие пальцы Уотерхауза, но в наушниках оно грохочет горным обвалом.

Когда замок щелкает, звук такой, будто Уотерхауз поднимает щеколду на главных вратах ада. Несколько раз приходится начинать по новой: он не знает, сколько чисел в комбинации и в какую сторону крутить сначала. Однако опытным путем начинает вырисовываться закономерность, и постепенно он приходит к следующей комбинации: 23 вправо – 37 влево – 7 вправо – 31 влево – 13 вправо.

Слышится смачный лязг, и Уотерхауз нутром чует, что можно снимать наушники. Он поворачивает колесико рядом с диском. При этом убираются радиальные собачки, запирающие дверцу. Он тянет ее вверх, осторожно, чтобы не порезаться о лезвия, и смотрит внутрь.

Разочарование, которое он при этом испытывает, никак не связано с содержимым сейфа. Это разочарование от того, что задача решена и он вернулся к базовому состоянию тоски и легкого раздражения, в котором живет, когда не взламывает замки или шифры.

Уотерхауз засовывает руку в сейф и нащупывает металлический брусок размером с булочку для хот дога. Это для него не новость: они трясли сейф, словно дети – коробку с рождественским подарком, слышали, как что то со звоном перекатывается, и гадали, чего бы там могло быть.

Брусок холодный и так сильно забирает тепло, что держать его почти больно. Уотерхауз трясет рукой, чтобы восстановить циркуляцию, вытаскивает брусок и бросает его на алтарь. Тот дважды подпрыгивает, звеня – самый музыкальный звук, который стены часовни слышали за много столетий, – и остается латунно блестеть в свете электрических лампочек (в часовню уже провели свет). Яркие отблески бьют в глаза Уотерхаузу, который много недель живет на сером и ненастном Йглме, ходит и спит в хаки и черном. Он зачарован красотой и яркостью бруска на грубом черном базальте еще до того, как мозг опознает в нем золотой слиток.

Из слитка получается мировое пресс папье – весьма кстати, потому что в часовне сквозняк, а содержимое сейфа – листки папиросной бумаги, разлетающиеся от малейшего дуновения. Листки расчерчены бледными горизонтальными и вертикальными линиями, ячейки заполнены от руки печатными буквами, расположенными в группах по пять.

– Ба, что вы нашли! – говорит тихий голос.

Уотерхауз поднимает голову и смотрит в пугающе спокойные глаза Еноха Роота.

– Да. Шифровки, – отвечает Уотерхауз. – Не «Энигма».

– Я про другое, – говорит Роот. – Про корень всего зла. – Он пытается взять брусок, но пальцы соскальзывают. Тогда он берется покрепче и отрывает слиток от алтаря. Что то цепляет его взгляд; он поворачивается к лампочке и сосредоточенно хмурится, как гранильщик алмазов.

– Здесь иероглифы, – говорит Роот.

– Простите?

– Китайские или японские. Нет, китайские – клеймо шанхайского банка. И цифры – проба и серийный номер. – Для миссионера он неожиданно подкован в таких вопросах.

До этой секунды слиток ничего для Уотерхауза не значил – просто образчик химического элемента вроде свинцового грузила или банки с ртутью. Однако мысль, что он может нести информацию, занятна. Просто необходимо встать и поглядеть. Роот прав: на слитке клеймо с маленькими восточными значками. Крохотные грани иероглифов вспыхивают под лампочкой – искры, проскакивающие через пространство между двумя странами Оси.

Роот кладет слиток на алтарь, быстро идет к столу, где лежит всякая канцелярия, берет лист папиросной бумаги и карандаш. Возвращается к алтарю, кладет тонюсенький лист на слиток и возит по нему боковой стороной грифеля, так что бумага чернеет везде, кроме тех мест, где вдавлены иероглифы или цифры. Через несколько секунд у него в руках идеальная копия клейма. Он складывает листок и убирает в карман, а карандаш возвращает на стол.

Уотерхауз давно вернулся к изучению шифровок из сейфа. Все они составлены одним почерком. Из месива в каюте они с Шафто выловили целую кипу разных бумаг, и капитанский почерк Уотерхауз знает; эти листки писал кто то другой.

Ясно, что зашифрованы они не с помощью «Энигмы». Шифровки «Энигмы» начинаются с двух групп по три буквы в каждой, указывающей, как ставить диски. Ни на одном из листков таких букв нет, значит, использована какая то другая система. Как у любого современного государства, у Германии уйма шифров, для одних используются книги, для других – машины. В Блетчли парке взломали большую часть и тех, и других.

Однако поупражняться всегда приятно. Теперь, когда прибыло все подразделение 2702, на свидания с Маргарет рассчитывать не приходится. Шифры на листках – идеальная головоломка, чтобы заполнить зияющую пустоту, оставшуюся после вскрытия сейфа. Уотерхауз тоже заимствует несколько листков бумаги и час или два кропотливо копирует шифры, по два, по три раза проверяя каждую шифргруппу, чтобы не ошибиться.

С одной стороны, это ужасно муторно. С другой – шанс на самом нижнем уровне проштудировать шифртекст. Умение увидеть закономерность в хаосе бесполезно, если прежде не погрузиться в хаос. Если закономерности есть, он их сейчас не увидит Но, может быть, если цифры пройдут перед глазами и через руку с карандашом, подсознание включится в работу и выдаст подсказку – или само решение – недель этак через несколько, когда он будет бриться или крутить антенну.

Краем сознания он воспринимает, что Чаттан и остальные проснулись. Рядовых и сержантов в Святая Святых не пускают, но лейтенанты столпились вокруг и пялятся на слиток.

– Взламываете шифр? – Чаттан вразвалку подходит к столу. Он держит кружку с кофе двумя руками, чтобы согреть ладони.

– Снимаю копию, – говорит Уотерхауз и, поскольку тоже не чужд некоторой хитрецы, добавляет: – На случай, если оригиналы погибнут при перевозке.

– Очень предусмотрительно, – кивает Чаттан. – Кстати, вы, часом, не припрятали где нибудь второй слиток?

Уотерхауз давно общается с военными и не ловится на подначку.

– Характер звуков, возникавших при покачивании сейфа, явно указывал на наличие внутри только одного металлического предмета, сэр.

Чаттан, хохотнув, прикладывается к кружке.

– Интересно, удастся ли вам взломать шифр, капитан Уотерхауз. Готов держать пари, что да.

– Спасибо за доверие, но пари явно проигрышное, сэр, – говорит Уотерхауз. – Скорее всего в Блетчли парке его уже раскололи.

– Почему вы так думаете? – рассеянно спрашивает Чаттан. Вопрос из уст человека с допуском «Ультра Мега» настолько глупый, что Уотерхауз теряется.

– Сэр, в Блетчли парке взломали практически все немецкие военные и правительственные коды.

Чаттан притворно корчит разочарованную гримасу.

– Фи, Уотерхауз, как ненаучно! Вы делаете допущения.

Уотерхауз прокручивает разговор назад, пытаясь понять смысл упрека.

– Вы предполагаете, что шифр может быть не немецкий? Или что он не военный и не правительственный.

– Я лишь предостерегаю вас от допущений, – говорит Чаттан. Уотерхауз все еще обдумывает услышанное, когда к ним подходит лейтенант Робсон, командир взвода английских десантников.

– Сэр, – говорит он. – Надо бы сообщить в Лондон комбинацию.

– Комбинацию? – тупо переспрашивает Уотерхауз. Вне контекста слово практически ничего ему не говорит.

– Да, сэр, – четко отвечает Робсон. – К сейфу.

– А. – Уотерхауз смутно раздражен вопросом. Чего ради записывать комбинацию, если все нужное для взлома под рукой? Куда лучше иметь алгоритм вскрытия сейфов, чем одно частное решение. – Не помню. Забыл.

– Забыли? – переспрашивает Чаттан. Он делает это ради Робсона, который, похоже, со всей силы прикусил язык. – Может, вы ее записали, прежде чем забыть?

– Нет, – говорит Уотерхауз, – хотя помню, что она состояла исключительно из простых чисел.

– Это сужает круг поиска, – бодро замечает Чаттан. Однако Робсон, похоже, не удовлетворен.

– И состояла из пяти чисел, что занятно, поскольку…

– Пятерка – тоже простое число, – ловит на лету Чаттан. Уотерхаузу приятно, что его командир демонстрирует признаки дорогого и качественного образования.

– Хорошо, – цедит сквозь зубы Робсон. – Так и доложу в Лондон.