Ричард бах джонатан ливингстон чайка

Вид материала

Подобный материал:

РИЧАРД БАХ

ДЖОНАТАН ЛИВИНГСТОН - ЧАЙКА

Посвящается настоящему Джонатану-Чайке,

живущему в каждом из нас.

Часть 1

Было утро, и юное солнце играло золотом на поверхности спокойного, подернутого легкой рябью моря. В миле от берега с рыбацкой лодки забросили сети с приманкой; весть об этом донеслась до собиравшейся позавтракать Стаи, и вот уже тысячи чаек слетелись на шумную потасовку из-за кусочков пищи. Начинался еще один, полный хлопот день.

Но вдалеке от лодки и от берега, одинокая чайка по имени Джонатан Ливингстон была занята упражнениями в воздухе. На высоте сотни футов Джонатан вытягивал свои перепончатые лапы, поднимал клюв и, напрягаясь до боли, пытался удержать крылья круто изогнутыми. Крутой выгиб крыла означал, что полет будет медленным, и сейчас ему удалось замедлить движение до того, что ветер стал легким шепотом у его лица, а океан далеко внизу замер в неподвижности. Пребывая в полной сосредоточенности, он сузил глаза, затаил дыхание, и попытался… изогнуть… крылья… еще… на один… дюйм… И тут его перья вздыбились, он потерял скорость и рухнул вниз.

Чайки, как вы знаете, никогда не замирают в воздухе и никогда не теряют скорость. Замереть в воздухе для них означает покрыть себя позором.

Но Джонатан Ливингстон-Чайка, не ведая стыда расправивший крылья и вновь до дрожи их изогнувший в попытке замедлить, замедлить и, наконец, остановить движение, не был обычной птицей.

Большинство чаек не утруждают себя тем, чтобы освоить нечто превосходящее обычные навыки полета – как добраться от берега до источника пищи и обратно. Для большинства чаек важен не полет, а еда. Однако для этой чайки важна была не еда, а полет. Больше всего на свете Джонатан Ливингстон-Чайка любил летать.

Однако он обнаружил, что подобный образ мыслей заставляет других птиц держаться от него подальше. Даже его собственные родители приходили в смятение, узнав, что Джонатан проводит целые дни в одиночестве, сотни и сотни раз планируя над самой водой, ставя эксперименты.

Например, неизвестно почему, но когда он летел на высоте, меньшей половины размаха его крыльев, он мог оставаться в воздухе дольше и тратить на это меньше сил. Его планирование над морем заканчивалось не обычным всплеском ударившихся о волны опущенных лап, а долгим и плавным скольжением по воде с лапами, плотно прижатыми и вытянутыми вдоль тела и остающейся позади вспененной струей. Когда же он стал подобным образом, с поджатыми лапами, приземляться на песок, а затем измерять шагами оставленный на нем след, его родители не знали, что и думать.

- Зачем это все, Джон, зачем? – вопрошала его мать. – Чего тебе стоит быть как все в нашей Стае? Оставь бреющий полет пеликанам и альбатросам! И почему ты ничего не ешь? Сынок, да ты просто перья да кости!

- Ничего, мама, пусть будут перья да кости. Мне бы только узнать, что я могу и чего не могу делать в воздухе, и все. Мне бы только узнать.

- Послушай, Джонатан, - не без теплоты в голосе начал его отец. – Зима не за горами. Лодок будет мало, а рыба с поверхности уйдет на глубину. Если уж ты хочешь учиться, то выучи все о пище и о том, как ее раздобыть. Все эти трюки в воздухе хороши, но полетом сыт не будешь. Не забывай: ты летаешь для того, чтобы есть.

Джонатан покорно кивнул. На протяжении нескольких следующих дней он пытался вести себя как другие чайки; он и вправду пытался шумно биться вместе с прочей стай над пирсами и рыбачьими лодками, падая в воду за кусочками рыбы и хлеба. Но у него не получалось.

«Все это ни к чему не приведет, - думал он, намеренно роняя с трудом добытый кусок анчоуса перед носом летевшей за ним по пятам старой, голодной чайки. – А ведь я мог бы провести это время, упражняясь в полете. Мне еще столькому надо научиться!»

Трек 01_02

И вот он снова был в одиночестве, далеко в море, голодный, радостный, постигающий науку.

На сей раз, темой его урока была скорость, и за неделю упражнений он узнал о скорости больше, чем самая быстрая из ныне живущих чаек.

С высоты тысячи футов, изо всех сил махая крыльями, он ринулся вниз по отвесной прямой к волнам и понял, почему чайки никогда не совершают стремительных и крутых пике. Уже через шесть секунд он двигался со скоростью семьдесят миль в час, а на этой скорости крыло не поддается точному управлению при взмахе.

Так от раза к разу и случалось. Как бы он ни был осторожен, работая крыльями на пределе сил, на высокой скорости он не справлялся с управлением.

Вверх до высоты тысячи футов. Сперва – мощный рывок вперед, затем – переворот в воздухе, и – вертикально вниз, махая крыльями. Но затем каждый раз, когда его левое крыло не могло подняться при взмахе, его швыряло влево; чтобы выровняться, он задерживал взмах правым крылом и, крутясь волчком, кувыркался вправо.

Ему не удавалось быть достаточно осторожным при взмахе. Он сделал десять попыток, и раз за разом на скорости семьдесят миль в час превращался в растрепанный комок перьев, не владеющий своим телом и стремительно летящий в воду.

Наконец к нему промокшему до костей, пришла мысль держать крылья неподвижными на большой скорости; махать, пока он не разгонится до пятидесяти миль в час, а затем замереть.

На высоте двух тысяч футов он вновь перевернулся, чтобы начать пикирование, клюв направлен прямо вниз, крылья – полностью расправлены и неподвижны с того момента, как он достиг пятидесяти миль в час. Ценою огромных усилий ему это удалось. За десять секунд он развил скорость девяносто миль в час. Джонатан поставил мировой рекорд скорости для чаек!

Но его победа была недолгой. В тот момент, когда он попытался выйти из пике, в тот момент, когда он изменил угол наклона крыльев, он угодил в ту же кошмарную ловушку потери управления полетом, и на скорости девяносто миль в час, это поразило его, как заряд динамита. Джонатан-Чайка взорвался в воздухе и врезался в твердое, как камень море.

Трек 01_03

Когда он пришел в себя, уже давно стемнело, и он покачивался на поверхности океана в лунном свете. Крылья его были истерзанными кусками свинца, но тяжесть поражения лежала на спине еще более тяжким грузом. Он смутно надеялся, что этой тяжести окажется достаточно, чтобы мало-помалу утянуть его на дно и тем самым положить конец всему.

И по мере того, как он все глубже погружался в воду, внутри него все отчетливей звучал незнакомый голос. «Выхода нет. Я ведь чайка. Моя природа не дает мне двинуться дальше. Если бы я был создан для обучения полету, вместо мозга у меня была бы штурманская рубка. Если бы я был создан, чтобы летать быстрее молнии, мои крылья были бы короткими, как у сокола, и я бы питался мышами, а не рыбой. Мой отец был прав. Пора забыть об этих глупостях. Надо лететь домой, в Стаю, и быть довольным тем, что мне доступно, мне, бедной чайке, которой не двинуться дальше задуманного природой».

Голос замолк, и Джонатан с ним согласился. Место чайки ночью – на берегу, и, начиная с этой минуты, поклялся он самому себе, он будет не более чем простой чайкой. От этого всем станет только лучше.

С большим трудом он оторвался от темной воды и полетел по направлению к суше, благодаря судьбу за то, что смог научиться сберегающему силы полету на низкой высоте.

«Но нет, - подумал он, - таким, как был, я уже не буду. Все, что я выучил, мне ни к чему. Я чайка, и ничем не отличаюсь от любой другой чайки, значит, и летать буду, как другие». И, превозмогая боль, он поднялся до высоты сотни футов, и сильнее замахал крыльями, стремясь к берегу.

Он почувствовал себя лучше, решив стать всего лишь еще одним из Стаи. Этим он обрубал свои связи с той силой, что заставляла его учиться; больше не будет попыток совершить прорыв, не будет и поражений. И правильнее всего было бы сейчас покончить с размышлениями, и лететь в темноте на огни, мерцающие на берегу.

«Черным-черно! – Этот испуганный крик издал предательский голос внутри него. - Чайки никогда не летают в темноте!»

Джонатан не был расположен прислушиваться. Как красиво вокруг, думал он. Луна и огни буйков, играющие на воде, отбрасывая длинный след в темноту, все так мирно и спокойно…

«Скорей на берег! Чайки никогда не летают в темноте. Если бы ты был предназначен для полетов в темноте, глаза у тебя были бы, как у совы! Вместо мозга у тебя была штурманская рубка! Крылья у тебя были бы короткими, как у сокола!»

И тут, в ночи, на высоте сотни футов в воздухе, Джонатан Ливингстон-Чайка заморгал глазами. Его боль и принятые им решения тут же исчезли.

Короткие крылья. Короткие, как у сокола, крылья!

Вот он, ответ! Каким же я был идиотом! Все, что мне нужно, это малюсенькое крыло, все, что мне нужно, это сложить большую часть моих крыльев и лететь на одних кончиках! Короткие крылья!

Он поднялся на две тысячи футов над темным морем, и, не дав себе ни единой секунды на мысли о поражении и гибели, плотно прижал свои крылья от основания до сгиба к телу, подставив ветру лишь острые, узкие кинжалы их кончиков, и ринулся по вертикали вниз.

Ветер был чудищем, ревущим у него над ухом. Семьдесят миль в час, девяносто, сто двадцать, и скорость все нарастает. Напряжение крыльев сейчас, на скорости сто сорок миль в час, даже близко не напоминало то, которое они испытывали прежде на семидесяти, и, чуть заметно шевельнув их кончиками, он легко вышел из своего пике и пронесся над волнами, серое пушечное ядро под луной.

Прищурив глаза от ветра, он ликовал. Сто сорок миль в час! И все под контролем! А если спикировать с высоты пяти тысяч футов вместо двух, то я узнаю, с какой скоростью…

Только что данные клятвы были забыты, унесены прочь стремительным ветром. Но он не чувствовал себя виноватым, нарушив данные себе обещания. Они для тех чаек, что приемлют одни лишь привычные вещи. Но если ты, постигая новое, прикоснулся к совершенству, подобные обещания тебе ни к чему.

Трек 01_04

Рассвет застал Джонатана-Чайку за новыми упражнениями. С высоты пять тысяч футов рыбацкие лодки казались щепками на ровной голубой поверхности; а занятая завтраком Стая представляла собой вихрящееся облако пылинок.

Он был жив и подрагивал от восторга, гордясь тем, что смог обуздать свой страх. Затем без долгих приготовлений, он сложил свои крылья у основания, оттопырил их короткие заостренные кончики и понесся вниз к волнам. К тому времени, как он пролетал на высоте четырех тысяч футов, он достиг максимальной скорости; ветер был сплошной стеной звука, бьющей ему в лицо и не дающей возможности двигаться быстрее. Сейчас он несся прямо вниз на скорости двести четырнадцать миль в час. Он сглотнул слюну, зная, что если сейчас, на такой скорости, его крылья вдруг раскроются, то он разлетится на миллион крошечных кусочков чайки. Но скорость была могуществом, скорость была радостью, скорость была чистой красотой.

Он начал выходить из пике на высоте тысячи футов, кончики крыльев гудели и вибрировали от чудовищного напора ветра, а лодка и стая чаек увеличивались в размерах со скоростью метеора прямо у него на пути.

Он не мог остановиться, он еще не знал, как выруливать на такой скорости.

Столкновение означало мгновенную смерть.

И он закрыл глаза.

Так случилось в то утро, что сразу после восхода солнца Джонатан Ливингстон-Чайка промчался прямо сквозь центр кормящейся Стаи на скорости двести двенадцать миль в час с закрытыми глазами, с диким завыванием и свистом ветра и перьев. Чайка Судьбы улыбнулась ему в тот миг, и никто не погиб.

К тому времени, как он поднял клюв в небо, он все еще несся на скорости сто шестьдесят миль в час. Когда она упала до двадцати, и он наконец-то расправил крылья, лодка была хлебной крошкой на поверхности моря в четырех тысячах футов под ним.

«Полный триумф!» – такова была его первая мысль. Предел скорости! Двести четырнадцать миль в час для чайки! Это был прорыв, миг наивысшего торжества за всю историю Стаи, и в этот миг для Чайки Джонатана открылась новая эра. Улетев в свое уединенное место для упражнений и сложив крылья для пикирования с восьми тысяч футов, он приготовился изучить искусство поворота.

Одно-единственное перышко в кончике хвоста, как удалось ему обнаружить, смещенное на долю дюйма, позволяет плавно вырулить вбок на огромной скорости. Тем не менее, прежде, чем он узнал об этом, он обнаружил, что шевельнув более чем одним пером на такой скорости, закрутишься, как выпущенная из ружья пуля… Так Джонатан первым изо всех чаек на земле исполнил акробатический трюк. В тот день он и словом не перекинулся с другими чайками, посвятив все время полету и летая даже после захода солнца. Он открыл для себя мертвую петлю, замедленную бочку, многовитковую бочку, перевернутый штопор, обратный иммельман, вираж.

Трек 01_05

Когда Джонатан-Чайка присоединился к Стае на берегу, была глубокая ночь. У него кружилась голова и он был совершенно измучен. И все же он в восторге сделал мертвую петлю перед приземлением, а, кроме того, еще и быструю бочку перед тем, как опустить лапы. «Когда они узнают о Прорыве, - думал он, - они с ума сойдут от радости. Теперь им столькое откроется в жизни! В ней появится смысл, и он будет не в том, чтобы таскаться туда-сюда за рыбачьими лодками! Мы сможем подняться из невежества, мы обнаружим, что являемся совершенными созданиями, одаренными и мудрыми. Мы станем свободны! Мы научимся летать!»

Будущее пело и сияло надеждой.

Когда он приземлился, его Стая сидела на Скале Совета и, очевидно, слетелась туда не только что. Было видно, что чайки кого-то ждут.

- Джонатан Ливингстон-Чайка, стань в центре! – слова Старейшины прозвучали донельзя напыщенно. Стать в центр означало или великую честь или великий позор. Если вожаку хотели оказать наивысшие почести, его ставили в центр. «Ну, конечно, - подумал он, - утро, Стая за завтраком; они видели Прорыв! Но почести мне ни к чему. Вожаком я быть не собираюсь. Мне бы только поделиться своими открытиями, показать те горизонты, что лежат перед всеми нами». И он выступил вперед.

- Джонатан Ливингстон-Чайка, - объявил Старейшина, - стань в центре круга, дабы каждый из твоих собратьев видел, что ты покрыл себя позором.

Это было как удар доской. Его колени подогнулись, перья поникли, в ушах стоял глухой шум. «В центр для позора? Не может быть! Прорыв! Они не понимают! Они не правы, не правы!»

- …за безрассудство и безответственность, - звучали высокопарные слова, - нарушающие достоинство и традиции Чаячьей Семьи.

Стать в центр для позора означало то, что он будет изгнан из чаячьего общества и приговорен к одинокой жизни на Отдаленных Скалах.

- …когда-нибудь, Джонатан Ливингстон-Чайка, ты себе уяснишь, что нет того, что оправдало бы безответственность. Жизнь есть неизвестность и познать ее нельзя; мы приходим в этот мир лишь для того, чтобы есть и оставаться в живых настолько долго, насколько нам это удастся...

Чайка не имеет права отвечать Стае Совета, но все услышали, голос Джонатана:

- Безответственность? Братья! - воскликнул он, - кто может быть более ответственным, чем чайка, которая ищет и находит смысл, высшую цель для жизни? Тысячи лет мы деремся из-за рыбьих голов, но теперь в нашей жизни появилась цель – учиться, открывать новое, быть свободными! Дайте мне только один шанс, разрешите мне показать вам, что я открыл…

Стая хранила гробовое молчание.

- Мы больше не братья тебе, - хором произнесли чайки и одним надменным движением закрыли уши и повернулись к нему спиной.

Трек 01_06

Джонатан-Чайка провел остаток своей жизни в одиночестве, но улетел он куда дальше Отдаленных Скал. Единственное, о чем он горько сожалел, было не одиночество, а то, что другие чайки отказались поверить в ту величайшую радость, которую принес бы им полет; они отказывались открыть глаза и прозреть. С каждым днем он узнавал все больше нового. Он узнал, что, придав своему телу обтекаемую форму и спикировав в воду с большой скоростью, можно добыть редкую и вкусную рыбу, ходившую косяками на глубине десяти футов от поверхности; теперь он не нуждался в рыбацких лодках и черством хлебе для того, чтобы выжить. Он научился спать в воздухе, прокладывая ночью курс наперерез дующему с берега ветру, преодолевая сотни миль от заката до рассвета. Благодаря тому же самому внутреннему чутью, он мог летать сквозь густые туманы и подниматься выше них в сияющие синие небеса… хотя любая другая чайка стояла бы в такое время на земле, видя перед собой одну только серую пелену и дождь. Он научился залетать далеко на сушу, «оседлав» дующий в этом направлении ветер, и там кормиться изысканными насекомыми.

То, что он когда-то надеялся подарить Стае, досталось ему одному; он постиг науку полета и не жалел о той цене, которую пришлось заплатить. Джонатан-Чайка понял, что ни что иное, как скука, страх и злоба делают чаячью жизнь такой короткой, а поскольку ни то, ни другое, ни третье не занимало его мысли, он прожил очень долгую жизнь.

А затем, на рассвете пришли они и нашли Джонатана в покое и одиночестве парящего в его любимом небе. Те две чайки, что появились возле его крыльев, были чисты, как звездный свет, и исходившее от них сияние было мягким и дружественным в ночном воздухе. Но самым замечательным было то мастерство, с которым они летели: кончики их крыльев двигались ровно в дюйме от его собственных, этот интервал не изменился ни разу. Не говоря ни слова, Джонатан подверг их своему испытанию, испытанию, которое еще ни разу не выдержала ни одна чайка. Он изогнул свои крылья и уменьшил скорость до того, что лишь одна миля в час отделяла его от падения. Обе сияющие птицы замедлили полет вместе с ним, безупречно сохранив тот порядок, в котором они летели. Да, в малых скоростях они разбирались.

Он сложил свои крылья, перевернулся и ушел в крутое пике, достигнув скорости сто девяносто миль в час. Они устремились вниз вместе с ним, ни на йоту не изменив образованный вначале порядок.

Наконец, не меняя скорости, он устремился вверх, сделав длинную вертикальную замедленную бочку. С улыбкой они совершили этот кувырок вместе с ним.

Он вернулся к горизонтальному полету и некоторое время молчал перед тем, как заговорить.

- Ну хорошо, - сказал он, - кто вы?

- Мы из твоей Стаи, Джонатан. Мы твои братья, - эти слова были сказаны спокойно и внушали уверенность. – Мы пришли, чтобы поднять тебя на большую высоту, чтобы забрать тебя домой.

- Дома у меня нет. Стаи у меня нет. Я Изгнанник. И сейчас мы летим на пике той высоты, где дует Великий Горный Ветер. Я могу поднять это старое тело еще на несколько сот футов, но не выше.

- Можешь, Джонатан. Потому что ты искал знаний. Одна школа закончена, пришло время начать уроки в другой.

И поскольку именно это всю жизнь было его путеводной звездой, понимание озарило Джонатана. Они правы. Он может взлететь еще выше, и пришло время вернуться домой.

Он бросил последний долгий взгляд на небо, на те прекрасные серебряные просторы, где он столькому научился.

- Я готов, - произнес, наконец, он.

И Джонатан Ливингстон-Чайка набрал высоту вместе с двумя сияющими чайками, чтобы раствориться в совершенном темном небе.

Трек 02_01

Часть вторая

«Значит, это и есть рай», - подумал он и невольно улыбнулся. Не слишком-то уместно анализировать рай в тот момент, когда подлетаешь к его вратам.

По мере того, как он покидал Землю, поднимаясь над облаками в тесной связке с двумя сияющими чайками, он увидел, что его собственное тело становилось таким же ярким, как и у них. Да, за его золотистыми глазами жил все тот же юный Джонатан Ливингстон, но внешняя оболочка его изменилась.

По ощущениям оно было телом чайки, но уже могло передвигаться в воздухе гораздо лучше, чем это когда-либо удавалось его старому телу. «Надо же, - подумал он, - напрягаясь вдвое меньше, я развиваю вдвое большую скорость и управляю им вдвое лучше, чем в лучшие мои дни на Земле!»

Теперь от его перьев исходило белое сияние, а крылья были прекрасными и гладкими, как пластины отполированного серебра. Он с восторгом начал исследовать их возможности, чтобы правильно прилагать силу мускулов к этим новым крыльям.

На скорости двести пятьдесят миль в час он почувствовал, что приближается к пределу скорости для горизонтального полета. На скорости двести семьдесят три мили в час он подумал, что летит со своей максимальной скоростью, и был слегка разочарован. Существовал предел тому, чего могло достичь его новое тело, и хотя он был гораздо выше его собственного рекорда для горизонтального полета, все же, это был предел, преодолеть который потребуется масса усилий. А он-то думал, что в раю нет никаких ограничений.

Облака расступились, его сопровождающие прокричали: «Мягкой посадки, Джонатан!», - и растворились в воздухе.

Он летел над морем по направлению к изрезанной береговой линии. Несколько чаек совершало тренировочные взлеты со скал. На большом отдалении, ближе к северу, на самом горизонте летали еще несколько птиц. Новые картины, новые мысли, новые вопросы. Почему чаек так мало? Рай должен быть битком набит чайками! И почему я вдруг сразу почувствовал усталость? Чайки в раю не должны ни уставать, ни засыпать.

Где он это слышал? Память о жизни на Земле постепенно улетучивалась. Да, Земля была местом, где он многому научился, но детали вспоминались уже смутно – какие-то потасовки за еду, какое-то Изгнание.

Дюжина чаек взлетела с береговой линии навстречу ему, ни одна из них не произнесла ни слова. Он только почувствовал, что ему рады, и что он вернулся домой. Этот день тянулся для него невероятно долго, он и не помнил, когда забрезжил рассвет этого дня.

Он повернул к берегу, забил крыльями, чтобы на мгновение затормозить в воздухе, а затем легко опустился на песок. Остальные чайки тоже приземлились, но все их движения состояли в том, чтобы легко шевельнуть одним пером. Они покачивались на ветру, распластав свои яркие крылья, а затем каким-то образом меняли изгиб своих перьев так, что, останавливаясь в воздухе, они одновременно касались лапами земли. Это было восхитительное владение своим телом, но Джонатан слишком устал, чтобы попытаться самому повторить их трюк. Он застыл на прибрежном песке, так и не услышав и не произнеся ни единого слова, и погрузился в сон.

Трек 02_02

В последующие дни Джонатан увидел, что здесь ему предстоит узнать о полете не меньше, чем в предыдущей жизни. Однако здесь все было по-другому. Окружающие его чайки думали так же, как и он. Для каждой из них самым важным в жизни было стремиться и достигать совершенства в том, что они любили больше всего на свете – в искусстве полета. Это были исключительные птицы, все до одной, и час за часом день изо дня они проводили в упражнениях, занимаясь аэронавтикой на высоком уровне.

И Джонатан надолго забыл о том мире, откуда он был родом, о том месте, где проводила свои дни его Стая, плотно зажмурившая глаза, чтобы не знать о радости полета, использовавшая свои крылья лишь для того, чтобы обнаружить пищу и отобрать ее у другого. Но иногда время от времени он вспоминал.

Он вспомнил об этом однажды утром, во время занятий со своим инструктором, когда они вместе отдыхали на песке, проделав несколько быстрых бочек со сложенными крыльями.

- Куда подевались все остальные, Салливан? – спросил он безмолвно, уже вполне освоившись с той простой телепатией, которую использовали эти чайки вместо обычных резких криков. – Почему нас здесь так мало? Там, откуда я родом…

- …тысячи и тысячи чаек. Знаю, - кивнул Салливан. – Единственный ответ, который мне представляется, Джонатан, в том, что таких птиц, как ты, одна на миллион. Большинство из нас продвигались вперед на порядок медленнее. Мы переходили из одного мира в другой, который был почти в точности таким же, как и предыдущий, сразу же забывая, откуда мы взялись, и не заботясь о том, куда мы направляемся, живя одним днем. Ты не можешь себе представить, через сколько жизней нам пришлось пройти, прежде чем мы начали хоть немного понимать, что жизнь не ограничивается едой, потасовкой за еду и первенством в стае! Тысячи жизней, Джон, десять тысяч жизней! И еще сотню жизней после этого, пока мы не начали постигать, что существует такая вещь как совершенство, и вновь сто жизней, чтобы понять, что смысл нашей жизни - найти совершенство и заставить его ярко засиять. Тот же самый закон, разумеется, действует и сейчас: мы выбираем свой следующий мир, исходя из того, чему научились в этом. Не узнаешь ничего нового - значит, следующий мир будет для тебя таким же, как этот: снова границы возможного и свинцовые гири, не дающие взлететь.

Он расправил крылья и подставил лицо ветру.

- Но ты, Джон, - сказал он, - узнал так много за один раз, что тебе не потребовалось пройти через тысячу жизней, на пути к этой.

Спустя мгновение, они снова покачивались на ветру и вновь упражнялись. Сделать бочку синхронно стоит большого труда, потому что, летя вниз головой, Джонатану приходилось думать, как ему изменить изгиб крыла, сохраняя согласованность с движениями своего инструктора.

- Попробуем еще раз, - снова и снова говорил Салливан, - попробуем еще раз. Наконец, он произнес: «Хорошо», - и они начали заниматься внешней петлей.

Трек 02_03

Однажды вечером те чайки, которые не выходили в ночной полет, стояли вместе на песке и предавались размышлениям. Джонатан набрался храбрости и подошел к Старейшине, который, как поговаривали, скоро должен был перейти из этого мира в другой.

- Чанг… - начал он, слегка волнуясь.

Старая чайка тепло взглянула на него:

- Да, сын мой?

С годами Старейшина не одряхлел, а, наоборот, стал самим воплощением силы. Он мог обогнать любую чайку в стае и обладал теми навыками, которые остальные только начинали постигать.

- Чанг, этот мир вовсе не рай, правда?

Старейшина улыбнулся, освещенный луной:

- Ты снова учишься, Джонатан-Чайка, - сказал он.

- И что же будет теперь? Где мы все окажемся? Неужели рая совсем не существует?

- Да, Джонатан, такого места не существует. Рай – это не место и не время. Ты в раю, когда ты совершенен.

Он немного помолчал. – Ты, кажется, летаешь очень быстро?

- Я… я люблю скорость, - ответил Джонатан. Этот вопрос застал его врасплох, но он был горд, что Старейшина это заметил.

- Ты окажешься у райских врат тогда, Джонатан, когда приблизишься к совершенной скорости. Это не означает тысяча миль в час, или миллион, или полет со скоростью света. Потому что любое число – это ограничение, а совершенство не знает границ. Совершенная скорость – это вот что.

Чанг без предупреждения исчез и практически в то же мгновение появился у кромки воды в пятидесяти футах от них. Затем он снова исчез и через тысячную долю секунды встал у плеча Джонатан.

- Это, так, забава, - произнес он.

Джонатан был озадачен. Он забыл спросить о рае.

- Как это у тебя получается? Что это вообще такое? И далеко ты так можешь переместиться?

- В любое место и любое время, в которое только захочется, сказал Старейшина. – Я побывал везде, где хотел, тогда, когда только этого хотел.

Он бросил взгляд на поверхность моря.

- Странно. Те чайки, которые стремятся к совершенству ради возможности перемещаться, не достигают ничего и приходят к этому медленно. Те же, что забывают о перемещении ради совершенства, попадают туда, куда хотят и делают это мгновенно. Помни, Джонатан рай, это не место и не время, потому что место и время на самом деле ничего не значат. Рай это…

- Ты можешь научить меня так летать? – Джонатан-Чайка дрожал от возбуждения, увидев перед собой нечто неизвестное, что предстояло покорить

- Конечно, если ты хочешь учиться.

- Хочу. Когда мы можем начать?

- Прямо сейчас, если ты не против.

- Я хочу научиться так летать, - сказал Джонатан со странным блеском в глазах, - скажи, что я должен делать?

Чанг говорил медленно, внимательно наблюдая при этом за младшей чайкой.

- Чтобы летать со скоростью мысли, - произнес он, - нужно прежде всего представить себе, что ты туда уже там, куда направлялся…

Весь фокус, по словам Чанга, состоял в том, чтобы Джонатан перестал воспринимать себя пойманным в ловушку собственного тела, у которого только и есть, что сорока двух дюймовый размах крыльев, и все перемещения которого можно изобразить на карте. Весь фокус был в осознании того, что его настоящая сущность была совершенна как неначертанное число, и жила одновременно везде во времени и пространстве.

Трек 02_04

Джонатан изо всех сил пытался воплотить эту идею, начиная еще до рассвета и заканчивая после полуночи. Но, несмотря на все его усилия, он ни на перышко не сдвинулся со своего места.

- Забудь о вере! – постоянно повторял ему Чанг. – Тебе не нужна была вера, чтобы научиться летать, тебе нужно было постичь технику. Это то же самое. А теперь попробуй еще раз…

И вот однажды, стоя на берегу с закрытыми глазами и сконцентрировавшись, Джонатан вдруг за одну мгновенную вспышку озарения понял, что имел в виду Чанг. «Да ведь это правда! Я – совершенен и я не знаю границ!» Радость обрушилась на него могучей волной.

- Хорошо! – сказал Чанг победоносным голосом.

Джонатан открыл глаза. Он стоял один вместе со Старейшиной на ни на что не похожем берегу: деревья росли у самой кромки воды, над головой сияло сдвоенное солнце.

- Наконец-то ты разобрался, что к чему, - сказал Чанг, - но над управлением следует еще поработать…

Джонатан был озадачен:

- Где это мы?

Проявляя полное безразличие к странному пейзажу, Старейшина невозмутимо отреагировал:

- Очевидно, мы на какой-то планете, с зеленым небом и двойной звездой в качестве солнца.

У Джонатана вырвался торжествующий вопль, первый звук, который он издал с того момента, как покинул Землю:

- У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ!

- Ну, конечно, получилось, Джон, - сказал Чанг, - когда знаешь, что делаешь, всегда получается. А теперь займемся управлением…

К тому времени, как они вернулись, было уже темно. Остальные чайки оторопело смотрели на Джонатана своими золотыми глазами, поскольку видели, как он исчез с того места, с которого так долго не мог стронуться.

Он принимал их поздравления меньше минуты. «Я здесь новичок! Я только начинаю! Это у вас я должен учиться!»

- Удивительно, Джон, - сказал Салливан, стоявший рядом с ним, - у тебя меньше страха перед постижением нового, чему любой другой чайки, которую я видел за десять тысяч лет.

Стая умолкла, а Джонатан смущенно переминался с лапы на лапу.

- Если хочешь, мы можем начать работать со временем, - сказал Чанг, - пока ты не научишься перелетать в прошлое и будущее. А потом ты будешь готов приступить к самому сложному, самому могущественному, самому замечательному изо всех знаний. Ты будешь готов подняться надо всем остальным и постигнешь значение доброты и любви

Прошел месяц или что-то около того, а Джонатан уже шел вперед семимильными шагами. Он всегда быстро усваивал новое из повседневного опыта, а сейчас, будучи избранным учеником Самого Старейшины, он постигал науку как рвущийся ввысь пернатый компьютер.

Но пришел тот день, когда Чанг исчез. В тот момент он спокойно разговаривал с ними со всеми, призывая не переставать учиться, и тренироваться, и осваивать все больше совершенных и невидимых основ, на которых покоится жизнь. И по мере того, как он говорил, его перья становились все ярче и ярче, и под конец стали такими сияющими, что ни одна чайка не могла больше взглянуть на него

- Джонатан, - произнес он, и это были его последние слова, - продолжай учиться любви.

Трек 02_05

Когда они снова смогли поднять взгляд, Чанга уже не было.

Дни шли за днями, и Джонатан поймал себя на том, что он все больше задумывается о Земле, откуда он был родом. Если бы, живя там, он мог знать хотя бы десятую, сотую долю того, что он знал сейчас, насколько полнее была бы его жизнь! Застыв на песке, он предавался размышлениям о том, нет ли на Земле какой-нибудь чайки, которая боролась бы сейчас за то, чтобы вырваться из поставленных ей границ и увидеть истинный смысл полета, выходящий за пределы снования туда-сюда за кусочком черствого хлеба. А вдруг там был кто-то, кого сделали Изгнанником за правдивые слова, сказанные в лицо всей Стае? И чем больше Джонатан усваивал уроки доброты, чем больше он постигал природу любви, тем больше он мечтал вернуться на Землю. Ведь, несмотря на свое одинокое прошлое, Джонатан-Чайка был прирожденный инструктор, и любить для него означало дарить частицы постигнутой истины той чайке, что мечтала о возможности увидеть истину сама.

Салливан, уже посвященный в искусство полета со скоростью мысли и помогавший учиться другим, пребывал в сомнениях.

- Джон, ты ведь когда-то был Изгнанником. Почему ты думаешь, что хоть одна чайка в твоем прежнем времени готова к тебе прислушаться? И потом, тебе же известна эта справедливая пословица: Та чайка, что летает выше всех, видит дальше всех. Те чайки, из которых состояла твоя Стая, стоят на земле, вопят и дерутся между собой. Они в тысяче миль от рая, а ты говоришь, что хочешь показать им рай оттуда, где они стоят! Джон, они не видят даже кончиков собственных крыльев! Останься здесь. Помоги новичкам, тем, которые поднялись уже достаточно высоко, чтобы увидеть, чему ты собираешься их учить.

Он немного помолчал, а затем сказал:

- Если бы Чанг вернулся в свои старые миры, где бы сегодня был ты?

Последние слова были весомы, и Салливан был прав: та чайка, что летает выше всех, видит дальше всех.

Джонатан остался и работал с появлявшимися новыми птицами, все из которых были сметливы и быстро усваивали свои уроки. Но прежнее чувство вернулось к нему, и он не мог не думать о том, нет ли на Земле одной или двух чаек, которые тоже смогли бы познавать новое. Насколько больше он сам узнал бы, если бы Чанг прилетел к нему в тот день, когда он стал Изгнанником!

- Салли, я должен вернуться, - сказал он, наконец. – Твои ученики уже многому научились. Они помогут тебе управиться с новичками.

Салливан вздохнул, но спорить не стал:

- Думаю, мне будет тебя не хватать, Джонатан, - только и сказал он.

- Стыдно, Салли! – осуждающе воскликнул Джонатан. – Не глупи! В чем мы тут упражняемся день за днем? Если наша дружба зависит от таких вещей, как время и пространство, то получается, что, преодолев, наконец, время и пространство, мы разрушим наше братство! Ну уж нет, преодолев пространство мы покинем только Здесь. А преодолев время, мы покинем только Сейчас. Тебе не кажется, что между этими Здесь и Сейчас нам с тобой удастся увидеться разок-другой?

Салливан невольно рассмеялся:

- Чокнутая ты птица, - нежно сказал он. – Если кто-то и покажет чайке, стоящей на земле, как видеть на тысячу миль вперед, то это будет Джонатан Ливингстон.

Он посмотрел на песок.

- До свиданья, Джон, дружище.

- До свиданья, Салли. Мы еще встретимся.

И с этими словами Джонатан воскресил в памяти образ огромных чаячьих стай на берегу в другом времени и внушил себе с хорошо отработанной легкостью, что он представляет собой не кости и перья, а совершенную идею свободы и полета, не ограниченную ничем.

Трек 02_06

Чайка по имени Флетчер Линд была еще довольно молода, но уже знала, что ни с одной другой птицей Стая еще не обходилась так жестоко и несправедливо, как с ней.

«Пусть себе говорят все, что хотят, - думал он с яростью на пути к Отдаленным Скалам, и взгляд его туманился. – Все равно, летать – это не значит сновать туда сюда! Такое даже… даже комар умеет! Одна какая-то несчастная бочка вокруг Старейшины, просто так, забавы ради – и я Изгнанник. Они, что слепые? Неужели они не видят? Неужели они не понимают, как это будет потрясающе, если мы научимся летать?!»

«Пусть себе думают все, что хотят. Я им еще покажу, что такое настоящий полет! Раз они хотят, чтобы я встал вне закона, я им устрою полный беспредел. И они еще пожалеют…»

Голос проник в его голову, и, хотя звучал он очень мягко, Флетчер до того опешил, что затормозил и кувыркнулся в воздухе.

«Не будь с ними слишком суров, Флетчер-Чайка. Изгнав тебя, остальные чайки нанесли урон лишь себе самим, и однажды они об этом узнают, и однажды они увидят то, что видишь ты. Прости их и помоги им понять».

В дюйме от его правого крыла летела самая белая и сияющая чайка на свете, легко скользя по воздуху, не шевеля ни единым пером, и достигая той же скорости, для которой Флетчеру приходилось прилагать почти максимум усилий.

На какой-то момент юная птица пришла в смятение: «Что происходит? Я, что, сошел с ума? Или я умер? Что это?»

Голос продолжал тихо и спокойно звучать в его мыслях, требуя ответа:

- Флетчер Линд-Чайка, ты хочешь лететь?

- ДА, Я ХОЧУ ЛЕТАТЬ!

- Флетчер Линд-Чайка, хочешь ли ты лететь настолько, чтобы простить свою Стаю и начать обучение, и когда-нибудь вернуться назад, и трудиться, чтобы дать им знания?

Невозможно было солгать этому восхитительному, искуснейшему существу, как бы ни был горд и обижен Флетчер Линд.

- Да, - мягко произнес он.

- Тогда, Флетч, - сказало ему светлое создание, и голос его прозвучал очень тепло, - начнем с Горизонтального Полета…

Трек 03_01

Часть третья

Джонатан медленно кружил над Отдаленными Скалами, занимаясь наблюдением. Этот грубоватый юный Флетчер был практически идеальным учеником. Он был легок, и силен и подвижен в воздухе, но, что самое главное, он прямо-таки пылал желанием научиться летать.

А вот и он, нечто взъерошенное и серое, только что вынырнувшее из пике и пронесшееся мимо своего инструктора со скоростью сто пятьдесят миль в час. И тут же, без промедления, он завертелся, выполняя шестнадцативитковую вертикальную замедленную бочку и считая витки вслух:

- …восемь… девять… десять… Джонатан-я-теряю-скорость… одиннадцать… я-хочу-как-и-ты-делать-четкие-концовки… двенадцать… но-черт-возьми-не-выходит… тринадцать… эти-последние-три-витка без четырна-а-а-а-а!

Последняя ошибка Флетчера - он «сел на хвост» - окончательно привела его в бешенство. Он опрокинулся на спину, и его отчаянно закрутило и завертело в обратном штопоре, а когда он, наконец, задыхаясь, вернулся к нормальному полету, оказалось, что он летит на сотню футов ниже своего инструктора.

- Не трать со мной время даром, Джонатан! Я настоящий болван! Я туп, как дерево! Уж я стараюсь, стараюсь, но никак до меня не доходит, как это надо делать!

Джонатан-Чайка взглянул на него сверху и кивнул:

- И никогда не дойдет, это уж точно, пока ты будешь так резко начинать фигуру. Флетчер, ты потерял сорок миль в час с самого начала! Нужно двигаться плавно! Уверенно, но плавно, помнишь?

Он спустился до уровня младшей чайки:

- Давай попробуем вместе, на этот раз, в связке. И поосторожнее со взлетом. Он должен быть плавным и гладким.

Трек 03_02

К концу третьего месяца у Джонатана было шесть других учеников. Все, как один, Изгнанники и всех их волновала идея о том, что можно летать во имя самой радости полета.

И все же, выполнять фигуры высшего пилотажа для них было легче, чем понимать, что за этими фигурами стоит.

- На самом деле, каждый из нас – это воплощение Великой Чайки, понятие о безграничной свободе, - говорил Джонатан вечерами на берегу, - и технически безупречный полет – ступенька к тому, чтобы мы раскрыли свою истинную сущность. Мы должны освободиться от всего, что нас ограничивает. Вот для чего нам нужны упражнения на высокой скорости, и планирование, и аэробатика…

…а его ученики в это время спали, измученные дневными полетами. Они любили тренировки за скорость и восторг и за то, что те утоляли их жажду знаний, возраставшую с каждым уроком. Но ни один из них, даже Флетчер Линд, еще не мог поверить, что полет мыслей – такая же реальность, как полет ветра и перьев.

- Все ваше тело, от одного кончика крыла до другого, - говорил Джонатан в другие дни, - ни что иное, как ваша собственная мысль, в той форме, в которой вы ее видите. Разбейте оковы на своих мыслях – и вы разобьете оковы своего тела…

Но, как бы он ни убеждал их, они воспринимали его слова как красивую сказку, а сон был им необходим.

Всего месяц спустя Джонатан сказал, что пришло время вернуться в Стаю.

- Мы не готовы! – закричала чайка по имени Генри Кальвин. – Нас не примут! Мы – Изгнанники! Мы не можем заставить себя отправиться туда, где нас не примут, правда?

- Мы вольны отправляться туда, куда хотим, и быть теми, кто мы есть, - ответил Джонатан, и он поднялся с песка, и повернул на восток, к местам, где обитала Стая.

Его ученики пришли в замешательство, поскольку Закон Стаи гласил, что Изгнаннику нельзя возвращаться назад, и еще ни разу за десять тысяч лет закон не был нарушен. Закон говорил: «стой»; Джонатан говорил: «иди», и к этому моменту он находился уже в миле от них, над водой. Если они и дальше будут тянуть, он достигнет враждебной Стаи в одиночестве.

- Мы ведь не обязаны подчиняться закону, если мы не часть Стаи, правда? – сказал Флетчер довольно самоуверенно. – К тому же, если начнется драка, от нас будет гораздо больше проку там, чем здесь.

И вот в то утро они прилетели с запада - восемь чаек, построившихся двойным ромбом и почти касавшихся друг друга кончиками крыльев. Они пересекли Берег Совета Стаи на скорости сто тридцать пять миль в час, Джонатан был ведущим. Флетчер держался у его правого крыла, Генри Кальвин весело взмахивал крыльями слева. Затем весь строй медленно накренился на правое крыло, снова, все, как один выровнялись, переворот, выровнялись, и все это время их немилосердно хлестал ветер.

Трек 03_03

Гортанные вопли и крики, которые слышались в Стае день изо дня, мгновенно смолкли, словно летящий строй отсек их гигантским ножом, и восемь тысяч чаячьих глаз таращились в небо, не смея моргнуть. Одна за другой все восемь птиц резко взмывали вверх, делая полную петлю и убийственно медленно опускались на песок с вытянутыми вниз лапами. Затем, как если бы это было чем-то само собой разумеющимся, Джонатан приступил к разбору полета.

- Для начала, - сказал он с легкой улыбкой, - все вы немного опоздали занять свое место в строю…

Стая была словно поражена ударом грома. Эти птицы – Изгнанники! Но вот они здесь! А такого… такого просто не может быть! Флетчер мог бы и не опасаться драки – Стая пребывала в полном смятении.

- Ладно, пусть они Изгнанники, - заговорил кто-то из молодых чаек, - но, хотел бы я знать, где они научились так летать?

Потребовался почти час, чтобы все в Стае услышали Слово Старейшины: «Для нас их не существует. Та чайка, что общается с Изгнанником, становится Изгнанником сама. Та, что смотрит на Изгнанника, нарушает закон Стаи». Начиная с этого момента, к Джонатану были повернуты серые спины, но он как будто этого не замечал. Он проводил тренировки со своими учениками прямо над Берегом Совета и впервые настаивал, чтобы они работали на пределе своих возможностей.

- Мартин-Чайка! - кричал он в небо. – Ты говоришь, что умеешь летать на маленькой скорости. Ничего ты не умеешь, пока не докажешь этого! ЛЕТИ!

И тихий маленький Мартин Вильям-Чайка, страшась инструкторского гнева, на удивление самой себе, становился мастером низких скоростей. Даже если ветер едва чувствовался, Мартин так умел изогнуть перья, чтобы подняться, ни разу не взмахнув крылом, с песка до облака и вновь опуститься вниз.

Подобным же образом и чайка по имени Чарльз-Роланд поднималась вместе с Великим Горным Ветром на высоту двадцать четыре тысячи футов и возвращалась оттуда посиневшей от ледяного разреженного воздуха, но полной восторга и с твердым намерением завтра подняться еще выше.

Флетчер-Чайка, любивший аэробатику, как никто другой, справился, наконец, со своей шестнадцативитковой замедленной вертикальной бочкой, а на следующий день побил свой рекорд, совершив тройной переворот через крыло; и за солнечными бликами, игравшими на его перьях, украдкой наблюдал с берега не один глаз.

Джонатан не отходил от своих учеников, показывая, предлагая, настаивая, направляя. Он совершал вместе с ними ночные полеты, тренировки ради летал в грозу и сквозь облака, в то время как Стая жалко топталась на земле.

По окончании полетов чайки-ученики отдыхали на песке, и со временем они стали прислушиваться к Джонатану более внимательно. У него, конечно, были какие-то недоступные их пониманию безумные идеи, но были и идеи неплохие.

Мало-помалу ночами вокруг кружка учеников образовался и другой круг из любопытствующих чаек, которые слушали Джонатана часами, стараясь как не видеть друг друга, так и не быть замеченными, и исчезая перед рассветом.

Трек 03_04

Прошел месяц после Возвращения, и вот первая чайка из Стаи переступила незримую границу и попросила, чтобы ее научили летать. Этой просьбой Терренс Лоуелл-Чайка поставил себя вне закона, получил клеймо Изгнанника и стал восьмым учеником Джонатана.

На следующую ночь чайка по имени Кёрк Мейнард доковыляла до них по песку, волоча свое левое крыло, и рухнула у ног Джонатана.

- Помогите, - произнесла она так тихо, как если бы была на грани смерти, - я хочу летать больше всего на свете...

- Тогда пойдем, - сказал Джонатан, - поднимись с земли вместе со мной – и мы начнем.

- Вы не понимаете. Мое крыло. Я не могу им пошевельнуть.

- Мейнард-Чайка, ты волен быть самим собой и проявлять свою истинную сущность здесь и сейчас, тогда ничто не сможет встать у тебя на пути. Таков Закон Великой Чайки, а закон есть закон.

- Ты хочешь сказать, что я могу летать?

- Я говорю, что достаточно твоей воли.

И Кёрк Мейнард-Чайка легко и быстро расправил свои крылья и поднялся в темный ночной воздух. Стая была разбужена его воплем, раздавшимся во весь голос с высоты пятисот футов:

- Я могу летать! Слышите! Я МОГУ ЛЕТАТЬ!

К рассвету уже почти тысяча птиц стояла вокруг кружка учеников, с любопытством глядя на Мейнарда. Их не заботило, увидят их, или нет, и они вслушивались в слова Чайки Джонатана, стремясь их понять.

Он говорил об очень простых вещах: о том, что летать - это право каждой чайки; что чайка – это сама воплощенная свобода; что все, встающее на пути у этой свободы, следует убрать с дороги, будь это общепринятый порядок, или предрассудок, или любое другое ограничение.

- Убрать с дороги, - донесся голос из толпы слушателей, - даже если это Закон Стаи?

- Справедлив только тот закон, который ведет к свободе, - сказал Джонатан, - другого нет.

- Неужели ты надеешься, что мы будем летать так же, как и ты? – раздался другой голос. – Ты – особенный, самый одаренный изо всех птиц, в тебе есть что-то божественное.

- Взгляните на Флетчера! Лоуелла! Чарльза-Роланда! Джуди Ли! Они, по-вашему, тоже особенные, одаренные и божественные? Не больше, чем вы, не больше, чем я. Единственное отличие, другого, поверьте, нет, в том, что они начали понимать свою истинную сущность и развивать ее.

Все его ученики, кроме Флетчера, неловко переминались. Они-то и не подозревали, что занимаются именно этим.

Толпа слушателей все разрасталась с каждым днем, они задавали вопросы, восторгались, высмеивали.

Трек 03_05

- В Стае говорят, что если ты не Сын Самой Великой Чайки, - сообщил как-то утром Флетчер Джонатану после Занятий Высокими Скоростями, - то ты на тысячу лет опережаешь свое время.

Джонатан вздохнул. Вот она цена непонимания, подумал он. Для них ты – или дьявол, или бог.

- А ты как думаешь, Флетч? Опережаем ли мы свое время?

Долгое молчание.

- Ну, такие способы летать всегда существовали, и тот, кто хотел, мог им научиться; это не имеет никакого отношения ко времени. Может быть, мы опережаем моду. Опережаем то, к чему привыкло большинство чаек.

- Уже неплохо, - произнес Джонатан, переворачиваясь через крыло и скользя по воздуху на спине. – Опережать свое время все-таки хуже.

Это случилось всего через неделю. Флетчер демонстрировал элементы скоростного полета новым ученикам. Он только что вышел из пике, начавшегося на высоте семи тысяч футов – длинная серая полоса, несущаяся в паре дюймов над берегом – как вдруг птенец, пустившийся в свой первый полет, оказался прямо у него на пути, криком зовя свою мать. Потребовалась десятая доля секунды, чтобы избежать столкновения; Флетчер Линд-Чайка круто вильнул влево и на скорости более двухсот миль в час врезался в гранитную скалу. И для него она стала словно гигантской дверью в мир иной. Дикий ужас, и шок, и чернота после удара, и вот он уже парит в чужом, чужом небе, забывая, вспоминая, забывая; страшась и тоскуя и сожалея, мучительно сожалея.

Голос раздался в его мыслях, как и в тот первый день, когда он встретил Чайку Джонатана Ливингстона:

- Вся хитрость, Флетчер, состоит в том, чтобы преодолевать преграды постепенно, одну за другой. Полеты сквозь скалы будут дальше в программе, пока что мы к ним не приступили.

- Джонатан!

- Также известный как Сын Великой Чайки, суховато сказал его инструктор.

- Что ты здесь делаешь? Скала! Разве я… неужели я не умер?

- Перестань, Флетчер. Подумай. Если ты сейчас со мной разговариваешь, значит, ты наверняка не умер, верно? Получилось так, что ты довольно резко перешел на другой уровень сознания. Теперь выбор за тобой. Можешь оставаться здесь и учиться на этом уровне – а он, кстати, будет повыше, чем прежний – а можешь вернуться и продолжать работу со Стаей. Старейшины как раз надеялись на какой-нибудь несчастный случай, но они и думать не могли, что ты им так удружишь.

- Конечно, я хочу вернуться в Стаю. Я только что начал занятия с новой группой!

- Отлично, Флетчер. Помнишь, как мы говорили о том, что тело – не более, чем воплощенная мысль?..

Трек 03_06

Флетчер потряс головой, расправил крылья и открыл глаза у подножья скалы, посреди собравшейся до последней чайки Стаи. Его первое движение вызвало целую бурю громких восклицаний

- Он жив! Умер, и все равно жив!

- Дотронулся крылом! Оживил! Сын Великой Чайки!

- Никакой он не сын! Сам говорит, что нет! Он дьявол! ДЬЯВОЛ! Явился на погибель Стае!

Толпа из четырех тысяч чаек была перепугана случившимся, и крик: «ДЬЯВОЛ!» носился по ней, как штормовой ветер. С горящими глазами и навостренными клювами, жаждущие расправы, они подступали все ближе.

- Не лучше ли будет убраться отсюда, Флетчер? – спросил Джонатан.

- Да, я бы не возражал…

И в тот же миг они встали рядом в полумиле оттуда, предоставив разъяренным птицам вцепиться клювом в пустоту.

- И почему только, - задавался вопросом Джонатан, - нет на свете ничего сложнее, чем убедить птицу в том, что она свободна, стоит лишь развить в себе свободную волю? И почему именно это так трудно?

Флетчер все еще моргал, с трудом постигая их перемещение.

- Что ты сделал? Как мы сюда попали?

- Ты сказал, что хочешь убраться от толпы, так?

- Да, но как ты…

- Как и все остальное, Флетчер. Путем работы над собой.

К утру Стая уже забыла о своей осатанелости, но Флетчер еще нет:

- Джонатан, помнишь, когда-то давно ты говорил о любви к Стае и о том, чтобы вернуться и помочь ей узнавать новое?

- Помню.

- Я не понимаю, как можно любить этот сброд, который только что пытался тебя убить.

- Ах, Флетчер, это и невозможно полюбить! Кто любит ненависть или злобу? Нужно потренироваться и увидеть настоящую чайку, что-то хорошее в каждом из них, и помочь им самим увидеть это в себе. Именно это я и называю любовью. Когда освоишь это мастерство, получаешь от него такое удовольствие!

Например, я помню одну молодую птицу по имени Флетчер Линд. Он только что стал Изгнанником, был готов насмерть биться со Стаей, закладывая себе фундамент для настоящего ада на Отдаленных Скалах. А теперь вместо этого он создает свой собственный рай и ведет Стаю в этом же направлении.

Флетчер повернулся к своему инструктору и на мгновение в его глазах промелькнул испуг.

- Я веду? Что ты имеешь в виду, говоря, что я веду? Это ты наш инструктор. Ты не можешь нас оставить!

- Не могу? А разве нет других стай и других флетчеров, которым инструктор нужен больше, чем этому, который уже движется по направлению к свету.

- Я, Джонатан, я же простая чайка, а ты…

- …единственный Сын Великой Чайки, не так ли? – Джонатан вздохнул и бросил взгляд на море. – Во мне ты больше не нуждаешься. А что тебе нужно - так это изо дня в день открывать в себе все больше твоей настоящей сущности, Чайки Флетчера с неограниченными возможностями. Он – твой инструктор. Постарайся его понять и сделать все для его развития.

Мгновение спустя тело Джонатана заколыхалось, засияло и стало растворяться в воздухе.

- Не позволяй им распускать обо мне дурацкие слухи или делать из меня бога, ладно Флетч? Я – чайка. Я люблю летать, может быть…

- ДЖОНАТАН!

- Бедняга Флетч! Не верь тому, что говорят тебе глаза. Все, что они могут тебе показать, имеет границы. Вглядывайся своим разумом, выясни, что тебе уже известно, и ты увидишь, куда лететь.

Сияние погасло. Джонатан-Чайка растворился в воздухе.

Трек 03_07

Спустя некоторое время, Флетчер-Чайка заставил себя взлететь и встретиться с только что набранной группой учеников, дрожащих от нетерпения перед своим первым уроком.

- Для начала, - с трудом выговорил он, - вы должны понять, что каждый из вас воплощает собой безграничную идею свободы, является образом самой Великой Чайки, и все ваше тело от одного кончика крыла до другого – ни что иное, как ваша собственная мысль.

Юные чайки смотрели на него с затаенной усмешкой. «Ну и загнул! - думали они. – Нет, чтоб объяснить, как выполняют мертвую петлю».

Флетчер вздохнул и начал по новой:

- Кхм…Э…Ну хорошо, - сказал он, и бросил на своих учеников строгий взгляд, - давайте начнем с Горизонтального Полета.

И, произнеся эти слова, он вдруг сразу понял, что в его друге действительно не было ничего более божественного, чем в самом Флетчере.

«Предела нет, Джонатан? – подумал он. – Если так, то дай только срок – и когда-нибудь я появлюсь из ниоткуда на твоем берегу, и покажу тебе, как летают настоящие профессионалы!»

И хотя он старался поглядывать на своих учеников с надлежащей суровостью, Флетчер вдруг на мгновение увидел их такими, какими они на самом деле были, и не просто почувствовал к ним расположение, а полюбил то, что увидел, всей душой. «Предела нет, Джонатан?» – подумал он и улыбнулся. И пустился в полет за знаниями.

Blog

Ричард бах джонатан ливингстон чайка