Иногда мне кажется, что наша Вселенная лишь эпиграф к другой, куда более масштабной и содержательной Вселенной
Вид материала | Документы |
- Анатолий Некрасов «Материнская любовь», 2921.99kb.
- Анатолий Некрасов материнская любовь вступление, 1801.07kb.
- Яехал в вагоне метро из театра после просмотра широко известного спектакля о материнской, 2921.51kb.
- Яехал в вагоне метро из театра после просмотра широко известного спектакля о материнской, 1798.72kb.
- Что мы видим и как оцениваем явления, происходящие в природе, 161.58kb.
- М. А. Волошиным 1908-1910 годы, 531.93kb.
- Великая тайна вселенной, 464.13kb.
- Пролог к книге И. Глазунова "Распятая Россия", 590.63kb.
- Курс «основы самодиагностики и целительства» Лекция Введение в энергии Вся наша Вселенная, 211.23kb.
- Построение вселенной, 507.55kb.
Он и был доволен, отставной вояка.
Более того — он был счастлив.
Яхта сделала сложный маневр, в результате чего искрящийся вихрь оказался строго по левому борту. И батарея плазматоров из открывшихся портов шарахнула по лже-полковнику прямой наводкой. А потом — еще раз, сминая и рассеивая.
— Есть!… есть, жечь твой прах…
Венечка упал на спину и потерял сознание.
Потом Лючано будет ломать голову, вспоминая: получил он от графа третье, решающее согласие или нет и чудо произошло на самом деле?
Но вскоре оставит это пустое занятие.
I
— Помпилианский раньше учил?
— Нет, господин медикус-контролер.
— А на каком языке я сейчас с тобой разговариваю?
Тарталья задумался. А действительно, на каком?
— На помпилианском?
В его голосе не прозвучало особой уверенности.
— Посмотрите на этого раба! — Медикус-контролер весело расхохотался, хлопнув себя по коленке. — Он не знает, на каком языке говорит!
Затем, мгновенно став серьезным, он вновь нырнул в пульсирующие недра спирального нейротомографа, откуда объявился минуту назад, чтобы задать Лючано пару странных вопросов.
Тарталья не знал, является ли медикус-контролер просто корабельным врачом или заодно выполняет дополнительные, не свойственные обычным докторам функции? Но вызову на медосмотр обрадовался: хоть какое-то разнообразие.
Вместо монотонной «гребли» в ходовом отсеке, работы на камбузе, уборки помещений…
«Рекомендованный досуг» — помпилианцы скорее откусили бы себе языки, чем назвали бы его «свободным временем»! — периодически выпадая рабам, проходил вымученно. Хочешь, смотри визор — те каналы, что включил дежурный. Большинство народа часами пялилось на бесконечные похождения героев «Святой Агнессы» или «Предупреди заранее». Хочешь — разминайся на портативных тренажерах, как в вудунской тюрьме. Особой надобности в физкультуре не возникало: спали рабы в тонус-коконах, которые во сне стимулировали мышцы лучше всякой гимнастики. Лючано даже сбросил живот и перестал сутулиться.
— Забавно, очень забавно…
«Что он увидел в мониторе? — Тарталья делал вид, что если чего и ждет от жизни, так это конца осмотра. — Когтистого Лоа? Вряд ли. Может, я болен экзотической болезнью? Тогда экс-легату придется меня лечить — не за совесть, конечно, но за страх предстать перед судом. Если с рабом Борготтой что-нибудь случится… если состояние нашего дивного организма и чудесной психики по истечении срока наказания не будет соответствовать исходной матрице…»
Лючано ухмыльнулся со злорадством.
По крайней мере, на это он еще был способен.
Однако врач не обратил на ухмылку раба никакого внимания, и все злорадство пропало втуне. Кажется, медикус-контролер хотел еще о чем-то спросить обследуемого — но передумал.
Не глядя, он ткнул пальцем в сенсор коммуникатора.
— Гай? Зайди ко мне, когда сможешь… И махнул рукой «клиенту»:
— Раздевайся и лезь сюда.
Забираясь в диагностическую капсулу, Лючано вспоминал свои попытки заговорить с другими рабами. Крах надежд едва не вверг его в тяжелейшую депрессию. Общаться с себе подобными на галере мог лишь законченный псих. На него смотрели с непониманием, молча отворачивались Или отвечали односложно. Лишь немногие пытались хоть как-то поддержать беседу — но их тоже не хватало надолго.
Очень скоро выяснилось: те, в ком не угас интерес к общению, — новички.
Вроде Тартальи.
Брамайни Сунгхари, соседка по «гребной скамье», попала в рабство за долги мужа около полугода назад. Ее трижды перепродавали из рук в руки, пока она не очутилась на «Этне». Близнецы-гематры, десятилетние Давид и Джессика, стали рабами всего три месяца назад, но, как это произошло, рассказывать не желали. Зато охотно вступали в разговоры на другие темы.
— Нам нужно общаться с людьми, — заявила Джессика, серьезная, как распорядитель похорон. Ее неморгающий взгляд поначалу угнетал Лючано, но спустя неделю он привык. — Иначе мы будем деградировать и станем совсем глупыми.
— Наши взрослые в таких ситуациях умеют работать сами с собой. Ставят себе задачи и их решают, — поддержал ее брат. — Или разделяют сознание на две квазиличности и играют в многослойные ассоциации. А мы маленькие, мы не умеем. Нам нужно прямое общение.
— Да. Чтобы нам ставили задачи, а мы их решали.
— Я бы с удовольствием, — улыбнулся детям Лючано. — Но я не знаю, какие задачи вам ставить. Сколько будет триста двадцать пять умножить на семь тысяч шестнадцать?
— Два миллиона двести восемьдесят тысяч двести, — хором ответили близнецы. — Это не задача. Это детская «погремушка». Для сосунков.
— Ну, если для сосунков… Знаете, дорогие мои, я думаю, вы вполне можете ставить задачи друг другу.
— Не можем. — Давид печально вздохнул. В лице его на миг пробилось что-то от нормального мальчишки. Только очень грустного. — Мы слишком похожие. Когда я спрашиваю Джессику — она уже знает ответ. И я знаю. Мы думаем одинаково. Ну… почти одинаково. На девяносто три процента.
— Вы надеетесь снова стать свободными?
Задавая этот вопрос, он понимал, что тычет пальцем в открытую рану. И делал это намеренно. При беседе с маленькими гематрами все время хотелось затрагивать животрепещущие, эмоциональные темы — иначе казалось, что говоришь с машиной.
К сожалению или к счастью, но ответ Давида был прост и скучен:
— Мы считали. Вероятность — семнадцать процентов.
— Только это неточно, — вмешалась Джессика. — Слишком много факторов. Погрешность…
— …Что тут у вас, Лукулл?
Предавшись воспоминаниям, Лючано проморгал момент, когда в медотсеке объявился Гай Октавиан Тумидус собственной персоной. А вместе с ним — еще двое: приземистый крепыш и статная брюнетка в деловом костюме.
— Вот, полюбуйтесь. Чрезвычайно любопытный экземпляр, — врач кивнул в сторону Лючано, лежавшего в прозрачной капсуле нагишом.
Тумидус мазнул по «экземпляру» равнодушным взглядом.
— Обычный раб. Что в нем любопытного?
В голосе экс-легата сквозило плохо скрываемое раздражение. Кавалера, понимаешь, ордена Цепи и малого триумфатора оторвали от важных дел ради какого-то никчемного раба!
— Он говорит на помпилианском.
— Натаскался за это время. Лукулл, ты меня удивляешь…
— Он хорошо говорит. Практически свободно. Хотя никогда не учил язык раньше.
— Все клейменые рабы быстро учат язык хозяев! — буркнул крепыш. Краснощекий, с поросячьими глазками, с брюшком, нависшим над поясным ремнем, он являл собой полную противоположность стройному, подтянутому Тумидусу. — Лукулл, ты это знаешь лучше нас.
— Знаю. Но не за десять дней! И не в таком объеме.
— Может, у него способности к полиглоссии…
— Тогда его способности — исключительные! Он не сразу сообразил, на каком языке я к нему обращаюсь! Я тут посмотрел его синапсы…
— Возможно, раб сам что-то прояснит? — подала брюнетка дельную мысль.
Выглядела она потрясающе. Легкий макияж-«невидимка», правильные черты лица хранят вежливо-заинтересованное выражение. Высокая прическа уложена волосок к волоску — настоящее произведение искусства. Жесты выверены и грациозны, костюм сидит идеально…
При всем этом брюнетку нельзя было представить в постели.
Воображение отказывало.
«Малыш, о чем ты думаешь?» — изумился маэстро Карл.
— Вы позволите, Гай?
— Разумеется, Юлия. Он в вашем распоряжении.
Брюнетка одним движением оказалась рядом с капсулой. Не спеша приступать к допросу, внимательно оглядела раздетого Лючано — словно она, а не Лукулл, была здесь врачом.
Или покупателем, оценивающим приглянувшуюся вещь.
— Ты знаешь, почему тебе удалось быстро выучить наш язык?
— Да, госпожа.
— Рассказывай.
— Я невропаст, госпожа. Контактный импер…
— Я знаю, что такое невропаст, — с нетерпением прервала его Юлия. — Дальше!
— Когда невропаст вступает в контакт с клиентом, между ними устанавливается нечто большее, чем просто ментальная связь. Происходит… взаимослияние, в определенном смысле. Клиент этого не ощущает, в отличие от ку…
Он чуть не брякнул: «кукольника». Сочти хозяин Тумидус эту вольность злонамеренной шуткой, состоянию организма и психики Лючано Борготты грозили бы серьезные отклонения.
Несмотря на приговор киттянского суда.
— Я хотел сказать, от курирующего сеанс невропаста. В частности, идет проникновение в речевые центры мозга — это необходимо для вербальной коррекции.
— И ты сразу выучиваешь чужой язык?
— Не сразу, госпожа. Я его знаю, пока нахожусь в контакте с клиентом. В том объеме, в каком его знает клиент. Хозяин Тумидус читал речь на помпилианском — и я прекрасно справлялся, пока…
В этот миг Тарталья с размаху налетел на непреодолимый барьер, поставленный экс-легатом. Владелец «Этны» не желал, чтобы раб распространялся о сеансе контактной имперсонации, случившемся в стенах военно-космической школы на Китте, сеансе, который стоил одному службы, а другому — свободы.
Лючано закашлялся.
Возникшей паузы хватило, чтобы поток мыслей, обращающихся в слова, плавно обогнул барьер и потек дальше, не касаясь больше скользкой темы.
— …пока контакт не прервался. Я и прежде работал с представителями вашей расы. — Очень хотелось добавить «…и в тюрьму из-за них попадал!», но Лючано поостерегся. — Это, госпожа, как зерно.
— Зерно? — не поняла ослепительная ледышка Юлия. — При чем тут зерно?
— Зерно, которое ждет внутри тебя. Если начать его поливать, удобрять, согревать — оно быстро прорастет. Для прорастания зерна полиглоссии мне нужна языковая среда. Или постоянный ментальный контакт с носителем языка. Хозяин Тумидус в контакте со мной — я ведь его раб. Поэтому…
— Достаточно.
Тарталья послушно замолчал.
— Лукулл позвал нас не зря, — обратилась Юлия к мужчинам. Она вела себе так, словно была рождена для командования и «Этна» принадлежала ей, а не экс-легату. — Действительно, забавный экземпляр. Способности невропастов, как известно, — бледная тень наших. И тем не менее мы не в силах изучить языки и наречия рабов «под клеймом», просто находясь с ними в контакте. Столь впечатляющая быстрота обучения…
— Мне, например, это неизвестно. Насчет бледной тени. — Крепыш явно не был впечатлен рассказом Тартальи и словами брюнетки. Таланты к языкам, особенно у рабов, не входили в сферу его увлечений.
Экс-легат тоже не разделял энтузиазма Юлии.
— Очень хорошо. Мы выяснили, что хотели. Теперь предлагаю вернуться в мои апартаменты и продолжить совещание. Нам нужно еще скоординировать действия эскадры…
— Но это же уникум! — Брюнетка впервые повысила голос. — Учитывая не только его способности к языкам, но и то, что случилось с вами, Гай, во время сеанса…
Тумидус побледнел. Пальцы его сжимались и разжимались, как если бы он душил кого-то — скорее всего, слишком осведомленных брюнеток.
— Простите, Гай. Я не хотела вас обидеть. Знаете что? Если этот раб вам неинтересен, продайте его мне.
— Очередной экспонат для твоего знаменитого паноптикума? — хохотнул крепыш.
— Я собираю не просто экспонаты, любезный Тит. Мои индагаторы исследуют экземпляры, имеющие уникальные отклонения от нормы, и, между прочим, добились ряда значительных успехов. Помпилии нужен прорыв в области пси-технологий. Мои лаборатории…
— Сдаюсь, сдаюсь! — Тит шутливо поднял вверх руки, капитулируя. — Твои лаборатории — залог процветания Империи. А для исследований тебе требуются легионы всяческих уродцев, мутантов и ненормальных. Конечно же, для изучения, а отнюдь не для того, чтобы хвастаться перед знакомыми своей кошмарной коллекцией. Гай, уступи Юлии этого раба! Зачем он тебе?
— Он не продается, — отрезал Тумидус. Чувствовалось, что разговор ему неприятен.
— Это не деловой подход, — кабаном попер в атаку Тит, желая потрафить брюнетке. — Все имеет свою цену. Особенно — рабы. Сколько ты за него хочешь, Гай?
Юлия отошла в сторонку, наблюдая за намечающейся ссорой. «Она знает! — догадался Лючано. — Знает, что Тумидус не может меня продать. Эта стерва изящно стравила гордеца Гая с тупицей Титом. Выходит, красотка получает удовольствие не только от кунсткамеры с уродами вроде меня…»
— Я же сказал: раб не продается.
Чувствовалось, что экс-легат с трудом удерживается от взрыва эмоций.
Медикус-контролер Лукулл тактично перебрался в дальний конец медотсека, дабы не мешать переговорам высоких сторон. Его статус в этой компании был рангом пониже.
— Назови цену!
— Я не желаю разукомплектовывать энергоресурс «Этны»!
— Я дам тебе двух рабов за столь ценный экспонат. Трех! Разрази меня протуберанец, я дам десять! Что скажешь, Юлия? Ты примешь от старины Тита такой подарок?
Юлия с улыбкой кивнула.
— Меняемся, Гай! А то превратишь его за год-другой в робота — и наша наука понесет невосполнимую утрату!
Незнакомое слово «робот» резануло слух. Что оно значит? Безусловно, ничего хорошего. Во что собираются превратить Лючано Борготту?!
— Не паясничай, Тит. Я же сказал…
— Я — паясничаю?! Нет, это я, Тит Атрокс — паясничаю?! Это оскорбление!
— Если вы считаете себя оскорбленным, я к вашим услугам…
— Гай! Тит! Прекратите! Вы собираетесь вызвать друг друга на дуэль из-за раба?! Постыдитесь! — Брюнетка легко завладела вниманием обоих мужчин. Ее голос обрел глубину, наполнился обволакивающими, успокаивающими обертонами. — Если Гай не желает уступать мне принадлежащую ему по закону собственность — это его право. Я не настаиваю. Идемте, нам есть что обсудить перед рейдом.
Брюнетка с величием королевы прошествовала к двери. Мужчины, сердито косясь друг на друга, последовали за ней. В дверях Юлия задержалась, вопреки этикету пропустила скандалистов вперед, обернулась и — Тарталья не поверил своим глазам! — с лукавством подмигнула ему.
Именно ему, и никому другому.
Рабу.
II
«Сегодня, малыш, ты узнал много нового», — сказал маэстро Карл.
Нравоучительный тон маэстро вызывал раздражение.
«Это точно! — поддержал Гишер, деловитый, как всегда. — Меня, например, заинтересовала коллекция стервозной брюнетки. Таинственные, значит, лаборатории? Где изучают аномальные потроха «мутантов»? Если Галактике чего-то и не хватало, дружок, так только прорыва агрессивных рабовладельцев в области пси-технологий!»
«Цыц! — огрызнулся Лючано. — Взяли манеру: лезть вовсе дырки…»
От глобальных проблем ему в данный момент было ни холодно, ни жарко. Зато имелся прекрасный повод для злорадства. Умница Юлия болезненно щелкнула по носу заносчивого Тумидуса, дав понять, что экс-легат тоже несвободен в своих действиях.
И зависим, как ни унизительно это звучит, от собственного раба!
Впору, с одной стороны, аплодировать брюнетке за доставленное удовольствие, а с другой — опасаться, что взбешенный хозяин выместит злость на безответном рабе. Однако и тайны, и злорадство, и опасения маячили на самой периферии сознания.
Центральное место занимала иная мысль:
«Что еще за «роботы»? Что Тумидус со мной сделает?! И что делать мне?»
Маэстро Карл и Добряк Гишер, обидевшись, молчали.
Кто даст ответ? — никто.
Впрочем…
Медикус-контролер Лукулл закончил осмотр и выставил Тарталью из медотсека за час до окончания «рекомендованного досуга» его смены. Третья палуба, «стойло» № VII. Близнецы-гематры желали вопросов? Задач? Он пойдет им навстречу!
Тарталья не слишком надеялся на успех, но попытаться стоило.
Давид с Джессикой словно только его и дожидались. Когда Лючано подошел, дети вынырнули из простенького игрового «киселя», в мгновение ока завершив партию в «шинбейт» — многомерные облавные шашки.
— Мы тебя ждали!
— У тебя есть для нас задачи?
— Да. Кто такие «роботы»?
Несмотря на всю скудость мимики юных гематров, Лючано увидел, как их лица делаются скучными-скучными. Они ожидали чего-то сложного, интересного, а тут…
«Но это значит, что им известен ответ!» — вмешался маэстро Карл.
— Дрянь-вопрос, — уныло сообщил Давид.
— У нас дядя по экономике Помпилии монографию писал.
— А мы ее читали.
— И что там насчет «роботов»? Джессика сощурилась и забубнила:
— …рабов, у которых уровни пси-составляющих субъективной свободы достигли в процессе энергетической эксплуатации неотторжимого естественного минимума, пом-пилианцы называют «роботами». Слова «робот» и «раб» — однокоренные. Однако они связаны не только морфологически, но и семантически. Состояние «робота» является финальной точкой либертатной деградации раба, когда векторное пространство степеней субъективной свободы свертывается…
Перебив сестру, Давид внес и свою лепту:
— Раздел III, «Принципы тотального контроля», глава 12. Первый абзац сверху, перенос с предыдущей страницы.
— А попроще нельзя? — взмолился Лючано. — Пси-составляющие свободы… Кошмар! Это что за зверь?
Дети глядели на него с жалостью, как на умственно отсталого. Взрослый человек, а не понимает элементарных вещей!
— Не свободы, а субъективной свободы, — поправила Джессика. — Объективную свободу человека можно ограничить внешними факторами. Например, связать. Или посадить в тюрьму. Или поставить в угол. — Она продолжала апеллировать к дядиной монографии, но последнее сравнение добавила от себя. — Эволюция помпилианцев дала им доступ к внутренней, иначе субъективной свободе человека. К свободе мыслей, желаний, стремлений, намерений, воспоминаний, чувств, свободе выбора… Ой, дальше я забыла!
Девочка очень расстроилась, но быстро нашла оправдание:
— Ну ничего, мне простительно, я еще маленькая…
— Нет, это какая-то ерунда! По-вашему выходит, «Этна» летает на энергии свободы?!
— Не по-нашему, а по-дядиному. — В точности формулировок Джессике не было равных. Она даже чуточку раскраснелась, настолько приятной оказалась разработка поставленной задачи. — И не на энергии свободы, а на процессе коллапсирования жизнеобразующих энергий при переходе их в мертвую, статичную систему менталообразов…
— И не только «Этна», но и все остальное на этом летает, — подвел итог Давид. — Я имею в виду: у помпилианцев. Летает, ездит, дает свет и так далее. Поэтому на «Этне» в ходовом отсеке сидим мы, инопланетники, а не потомственные рабы из инкубатора. Инкубаторские — с рождения «роботы», из них много не выжмешь.
Лючано мало что понял, кроме главного.
— Сколько?! За какое время человек превращается в «робота»?!
— Хорошая задача.
— Сложная.
Выражения лиц близнецов изменились едва заметно, но Лючано чувствовал: они счастливы. Пожалуй, бедная сиротка, замученная мачехой и тяжелой работой, была бы менее рада, дай ей добрая волшебница шанс поехать на бал к королю.
— Вы можете это вычислить?
— Для конкретного человека? — уточнил Давид.
— Да. Для меня.
Джессика переглянулась с братом.
— Мы попробуем, — осторожно сообщила она. — Говорю ж, мы еще маленькие.
— Нам потребуются дополнительные данные, чтобы провести расчет. Мы слишком мало о тебе знаем.
— И расчет не будет точным.
— Мы и для себя с большой погрешностью рассчитали…
— Плевать на погрешность! Сколько у вас вышло?
— При сохранении прежней интенсивности эксплуатации — одиннадцать месяцев. Плюс-минус три недели.
От бесстрастности, с какой Давид сообщил срок, оставшийся близнецам до окончательного превращения в «роботов», Лючано передернуло.
Знать бы еще, отследит ли суд на Китте через три года «либертатную деградацию» осужденного Борготты! И если отследит, то сочтет ли ее веским основанием для обвинения и последующего наказания Тумидуса…
«Не думаю, малыш, — сказал маэстро Карл, — что тебя в тот момент будут интересовать такие пустяки. Тебя вообще мало что будет интересовать, уж поверь моему слову…»
— Хорошо. Что вам нужно обо мне знать?
— В идеале все, — пожали плечами близнецы.
III
Завтрак состоял, как обычно, из кружки воды, тюбика с «миксом» и брикета белково-витаминного концентрата. На вкус и по консистенции — точь-в-точь сырая глина, перемешанная с соплями, но, говорят, очень полезно и питательно.
А в качестве десерта рабам были предложены беготня и суматоха.
— Всем занять места согласно расписанию стыковочного маневра!
Все заняли, пристегнулись и взялись за «весла».
— Второй ярус, правый ряд — отдыхать!
В числе прочих счастливчиков Лючано покинул ходовой отсек, забрался в спальный кокон и принялся честно копить силы. Минут через десять корабль качнуло. «Стыковка, — догадался Тарталья. — Кто-то пожаловал к хозяину Тумидусу…»