Михаил Лермонтов Герой нашего времени

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13

- Этому виноват Грушницкий.

- О нет! - И лицо ее стало так задумчиво, так грустно, что я дал себе

слово в этот вечер непременно поцеловать ее руку.

Стали разъезжаться. Сажая княжну в карету, я быстро прижал ее маленькую

ручку к губам своим. Было темно, и никто не мог этого видеть.

Я возвратился в залу очень доволен собой.

За большим столом ужинала молодежь, и между ними Грушницкий. Когда я

вошел, все замолчали: видно, говорили обо мне. Многие с прошедшего бала на

меня дуются, особенно драгунский капитан, а теперь, кажется, решительно

составляется против меня враждебная шайка под командой Грушницкого. У него

такой гордый и храбрый вид... Очень рад; я люблю врагов, хотя не

по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда

настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать

намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком

опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, - вот

что я называю жизнью.

В продолжение ужина Грушницкий шептался и перемигивался с драгунским

капитаном.

6-го июня.

Нынче поутру Вера уехала с мужем в Кисловодск. Я встретил их карету,

когда шел к княгине Лиговской. Она мне кивнула головой: во взгляде ее был

упрек.

Кто ж виноват? зачем она не хочет дать мне случай видеться с нею

наедине? Любовь, как огонь, - без пищи гаснет. Авось ревность сделает то,

чего не могли мои просьбы.

Я сидел у княгини битый час. Мери не вышла, - больна. Вечером на

бульваре ее не было. Вновь составившаяся шайка, вооруженная лорнетами,

приняла в самом деле грозный вид. Я рад, что княжна больна: они сделали бы

ей какую-нибудь дерзость. У Грушницкого растрепанная прическа и отчаянный

вид; он, кажется, в самом деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено;

но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно!..

Возвратясь домой, я заметил, что мне чего-то недостает. Я не видал ее!

Она больна! Уж не влюбился ли я в самом деле?.. Какой вздор!

7-го июня.

В одиннадцать часов утра - час, в который княгиня Лиговская обыкновенно

потеет в Ермоловской ванне, - я шел мимо ее дома. Княжна сидела задумчиво у

окна; увидев меня, вскочила.

Я вошел в переднюю; людей никого не было, и я без доклада, пользуясь

свободой здешних нравов, пробрался в гостиную.

Тусклая бледность покрывала милое лицо княжны. Она стояла у фортепьяно,

опершись одной рукой на спинку кресел: эта рука чуть-чуть дрожала; я тихо

подошел к ней и сказал:

- Вы на меня сердитесь?..

Она подняла на меня томный, глубокий взор и покачала головой; ее губы

хотели проговорить что-то - и не могли; глаза наполнились слезами; она

опустилась в кресла и закрыла лицо руками.

- Что с вами? - сказал я, взяв ее руку.

- Вы меня не уважаете!.. О! Оставьте меня ! . .

Я сделал несколько шагов... Она выпрямилась в креслах, глаза ее

засверкали...

Я остановился, взявшись за ручку двери и сказал:

- Простите меня, княжна! Я поступил как безумец... этого в другой раз

не случится: я приму свои меры... Зачем вам знать то, что происходило до сих

пор в душе моей! Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте.

Уходя, мне кажется, я слышал, что она плакала.

Я до вечера бродил пешком по окрестностям Машука, утомился ужасно и,

пришедши домой, бросился на постель в совершенном изнеможении.

Ко мне зашел Вернер.

- Правда ли, - спросил он, - что вы женитесь на княжне Лиговской?

- А что?

- Весь город говорит; все мои больные заняты этой важной новостью, а уж

эти больные такой народ: все знают!

"Это шутки Грушницкого!" - подумал я.

- Чтоб вам доказать, доктор, ложность этих слухов, объявляю вам по

секрету, что завтра я переезжаю в Кисловодск...

- И княгиня также?..

- Нет, она остается еще на неделю здесь...

- Так вы не женитесь?..

- Доктор, доктор! посмотрите на меня: неужели я похож на жениха или на

что-нибудь подобное?

- Я этого не говорю... но вы знаете, есть случаи... - прибавил он,

хитро улыбаясь, - в которых благородный человек обязан жениться, и есть

маменьки, которые по крайней мере не предупреждают этих случаев... Итак, я

вам советую, как приятель, быть осторожнее! Здесь, на водах, преопасный

воздух: сколько я видел прекрасных молодых людей, достойных лучшей участи и

уезжавших отсюда прямо под венец... Даже, поверите ли, меня хотели женить!

Именно. одна уездная маменька, у которой дочь была очень бледна. Я имел

несчастие сказать ей, что цвет лица возвратится после свадьбы; тогда она со

слезами благодарности предложила мне руку своей дочери и все свое состояние

- пятьдесят душ, кажется. Но я отвечал, что я к этому не способен...

Вернер ушел в полной уверенности, что он меня предостерег.

Из слов его я заметил, что про меня и княжну уж распущены в городе

разные дурные слухи: это Грушницкому даром не пройдет!

10-го июня.

Вот уж три дня, как я в Кисловодске. Каждый день вижу Веру у колодца и

на гулянье. Утром, просыпаясь, сажусь у окна и навожу лорнет на ее балкон;

она давно уж одета и ждет условного знака; мы встречаемся, будто нечаянно, в

саду, который от наших домов спускается к колодцу. Живительный горный воздух

возвратил ей цвет лица и силы. Недаром Нарзан называется богатырским ключом.

Здешние жители утверждают, что воздух Кисловодска располагает к любви, что

здесь бывают развязки всех романов, которые когда-либо начинались у подошвы

Машука. И в самом деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно -

и густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и

пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими

горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда

во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями

высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум

студеных ручьев, которые, встретясь в конце долины, бегут дружно взапуски и

наконец кидаются в Подкумок. С этой стороны ущелье шире и превращается в

зеленую лощину; по ней вьется пыльная дорога. Всякий раз, как я на нее

взгляну, мне все кажется, что едет карета, а из окна кареты выглядывает

розовое личико. Уж много карет проехало по этой дороге, - а той все нет.

Слободка, которая за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на

холме, в нескольких шагах от моей квартиры, начинают мелькать вечером огни

сквозь двойной ряд тополей; шум и звон стаканов раздается до поздней ночи.

Нигде так много не пьют кахетинского вина и минеральной воды, как

здесь.

Но смешивать два эти ремесла

Есть тьма охотников - я не из их числа.

Грушницкий с своей шайкой бушует каждый день в трактире и со мной почти

не кланяется.

Он только вчера приехал, а успел уже поссориться с тремя стариками,

которые хотели прежде его сесть в ванну: решительно - несчастия развивают в

нем воинственный дух.

11-го июня.

Наконец они приехали. Я сидел у окна, когда услышал стук их кареты: у

меня сердце вздрогнуло... Что же это такое? Неужто я влюблен? Я так глупо

создан, что этого можно от меня ожидать.

Я у них обедал. Княгиня на меня смотрит очень нежно и не отходит от

дочери... плохо! Зато Вера ревнует меня к княжне: добился же я этого

благополучия! Чего женщина не сделает, чтоб огорчить соперницу! Я помню,

одна меня полюбила за то, что я любил другую. Нет ничего парадоксальнее

женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того,

чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают

свои предупреждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо

опрокинуть в уме своем все школьные правила логики. Например, способ

обыкновенный:

Этот человек любит меня, но я замужем: следовательно, не должна его

любить.

Способ женский:

Я не должна его любить, ибо я замужем; но он меня любит, -

следовательно...

Тут несколько точек, ибо рассудок уже ничего не говорит, а говорят

большею частью: язык, глаза и вслед за ними сердце, если оно имеется.

Что, если когда-нибудь эти записки попадут на глаза женщине? "Клевета!"

- закричит она с негодованием.

С тех пор, как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая

благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в

простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за

деньги величали Нерона полубогом...

Не кстати было бы мне говорить о них с такою злостью, - мне, который,

кроме их, на свете ничего не любил, - мне, который всегда готов был им

жертвовать спокойствием, честолюбием, жизнию... Но ведь я не в припадке

досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное

покрывало, сквозь которое лишь привычный взор проникает. Нет, все, что я

говорю о них, есть только следствие

Ума холодных наблюдений

И сердца горестных замет.

Женщины должны бы желать, чтоб все мужчины их так же хорошо знали, как

я, потому что я люблю их во сто раз больше с тех пор, как их не боюсь и

постиг их мелкие слабости.

Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором

рассказывает Тасс в своем "Освобожденном Ерусалиме". "Только приступи, -

говорил он, - на тебя полетят со всех сторон такие страхи, что боже упаси:

долг, гордость, приличие... Надо только не смотреть, а идти прямо, -

мало-помалу чудовища исчезают, и открывается пред тобой тихая и светлая

поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Зато беда, если на первых шагах

сердце дрогнет и обернешься назад!"

12-го июня

Сегодняшний вечер был обилен происшествиями. Верстах в трех от

Кисловодска, в ущелье, где протекает Подкумок, есть скала, называемая

Кольцом; это - ворота, образованные природой; они подымаются на высоком

холме, и заходящее солнце сквозь них бросает на мир свой последний пламенный

взгляд. Многочисленная кавалькада отправилась туда посмотреть на закат

солнца сквозь каменное окошко. Никто из нас, по правде сказать, не думал о

солнце. Я ехал возле княжны; возвращаясь домой, надо было переезжать

Подкумок вброд. Горные речки, самые мелкие, опасны, особенно тем, что дно их

- совершенный калейдоскоп: каждый день от напора волн оно изменяется; где

был вчера камень, там нынче яма. Я взял под уздцы лошадь княжны и свел ее в

воду, которая не была выше колен; мы тихонько стали подвигаться наискось

против течения. Известно, что, переезжая быстрые речки, не должно смотреть

на воду, ибо тотчас голова закружится. Я забыл об этом предварить княжну

Мери.

Мы были уж на середине, в самой быстрине, когда она вдруг на седле

покачнулась. "Мне дурно!" - проговорила она слабым голосом... Я быстро

наклонился к ней, обвил рукою ее гибкую талию. "Смотрите наверх! - шепнул я

ей, - это ничего, только не бойтесь; я с вами".

Ей стало лучше; она хотела освободиться от моей руки, но я еще крепче

обвил ее нежный мягкий стан; моя щека почти касалась ее щеки; от нее веяло

пламенем.

- Что вы со мною делаете? Боже мой!..

Я не обращал внимания на ее трепет и смущение, и губы мои коснулись ее

нежной щечки; она вздрогнула, но ничего не сказала; мы ехали сзади; никто не

видал. Когда мы выбрались на берег, то все пустились рысью. Княжна удержала

свою лошадь; я остался возле нее; видно было, что ее беспокоило мое

молчание, но я поклялся не говорить ни слова - из любопытства. Мне хотелось

видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения.

- Или вы меня презираете, или очень любите! - сказала она наконец

голосом, в котором были слезы. - Может быть, вы хотите посмеяться надо мной,

возмутить мою душу и потом оставить.-. Это было бы так подло, так низко, что

одно предположение... о нет! не правда ли, - прибавила она голосом нежной

доверенности, - не правда ли, во мне нет ничего такого, что бы исключало

уважение? Ваш дерзкий поступок... я должна, я должна вам его простить,

потому что позволила... Отвечайте, говорите же, я хочу слышать ваш голос!..

- В последних словах было такое женское нетерпение, что я невольно

улыбнулся; к счастию, начинало смеркаться. Я ничего не отвечал.

- Вы молчите? - продолжала она, - вы, может быть, хотите, чтоб я первая

вам сказала, что я вас люблю?..

Я молчал...

- Хотите ли этого? - продолжала она, быстро обратясь ко мне... В

решительности ее взора и голоса было что-то страшное...

- Зачем? - отвечал я, пожав плечами.

Она ударила хлыстом свою лошадь и пустилась во весь дух по узкой,

опасной дороге; это произошло так скоро, что я едва мог ее догнать, и то,

когда она уж она присоединилась к остальному обществу. До самого дома она

говорила и смеялась поминутно. В ее движениях было что-то лихорадочное; На

меня не взглянула ни разу. Все заметили эту необыкновенную веселость. И

княгиня внутренно радовалось, глядя на свою дочку; а у дочки просто

нервический припадок: она проведет ночь без сна и будет плакать. Эта мысль

мне доставляет необъятное наслаждение: есть минуты, когда я понимаю

Вампира... А еще слыву добрым малым и добиваюсь этого названия!

Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в

горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал

упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей

некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил

коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился в

обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые

на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались...

В одном из домов слободки, построенном на краю обрыва, заметил я

чрезвычайное освещение; по временам раздавался нестройный говор и крики,

изобличавшие военную пирушку. Я слез и подкрался к окну; неплотно

притворенный ставень позволил мне видеть пирующих и расслышать их слова.

Говорили обо мне.

Драгунский капитан, разгоряченный вином, ударил по столу кулаком,

требуя внимания.

- Господа! - сказал он, - это ни на что не похоже. Печорина надо

проучить! Эти петербургские слетки всегда зазнаются, пока их не ударишь по

носу! Он думает, что он только один и жил в свете, оттого что носит всегда

чистые перчатки и вычищенные сапоги.

- И что за надменная улыбка! А я уверен между тем, что он трус, - да,

трус!

- Я думаю тоже, - сказал Грушницкий. - Он любит отшучиваться. Я раз ему

таких вещей наговорил, что другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все

обратил в смешную сторону. Я, разумеется, его не вызвал, потому что это было

его дело; да не хотел и связываться...

- Грушницкий на него зол за то, что он отбил у него княжну, - сказал

кто-то.

- Вот еще что вздумали! Я, правда, немножко волочился за княжной, да и

тотчас отстал, потому что не хочу жениться, а компрометировать девушку не в

моих правилах.

- Да я вас уверяю, что он первейший трус, то есть Печорин, а не

Грушницкий, - о, Грушницкий молодец, и притом он мой истинный друг! - сказал

опять драгунский капитан. - Господа! никто здесь его не защищает? Никто? тем

лучше! Хотите испытать его храбрость? Это нас позабавит...

- Хотим; только как?

- А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит - ему первая роль!

Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль...

Погодите; вот в этом-то и штука... Вызовет на дуэль: хорошо! Все это -

вызов, приготовления, условия - будет как можно торжественнее и ужаснее, - я

за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот

где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин

струсит - на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?

- Славно придумано! согласны! почему же нет? - раздалось со всех

сторон.

- А ты, Грушницкий?

Я с трепетом ждал ответ Грушницкого; холодная злость овладела мною при

мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков.

Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после

некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и сказал

очень важно: "Хорошо, я согласен".

Трудно описать восторг всей честной компании.

Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами. Первое было

грусть. "За что они все меня ненавидят? - думал я. - За что? Обидел ли я

кого-нибудь? Нет. Неужели я принадлежу к числу тех людей, которых один вид

уже порождает недоброжелательство?" И я чувствовал, что ядовитая злость

мало-помалу наполняла мою душу. "Берегись, господин Грушницкий! - говорил я,

прохаживаясь взад и вперед по комнате. - Со мной этак не шутят. Вы дорого

можете заплатить за одобрение ваших глупых товарищей. Я вам не игрушка!.."

Я не спал всю ночь. К утру я был желт, как померанец.

Поутру я встретил княжну у колодца.

- Вы больны? - сказала она, пристально посмотрев на меня.

- Я не спал ночь.

- И я также... я вас обвиняла... может быть, напрасно? Но объяснитесь,

я могу вам простить все...

- Все ли?..

- Все... только говорите правду... только скорее... Видите ли, я много

думала, старалась объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы

боитесь препятствий со стороны моих родных... это ничего; когда они

узнают... (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение...

но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю... О,

отвечайте скорее, сжальтесь... Вы меня не презираете, не правда ли? Она

схватила меня за руки. Княгиня шла впереди нас с мужем Веры и ничего не

видала; но нас могли видеть гуляющие больные, самые любопытные сплетники из

всех любопытных, и я быстро освободил свою руку от ее страстного пожатия.

- Я вам скажу всю истину, - отвечал я княжне, - не буду оправдываться,

ни объяснять своих поступков; я вас не люблю...

Ее губы слегка побледнели...

- Оставьте меня, - сказала она едва внятно.

Я пожал плечами, повернулся и ушел.

14-го июня.

Я иногда себя презираю... не оттого ли я презираю и других?.. Я стал не

способен к благородным порывам; я боюсь показаться смешным самому себе.

Другой бы на моем месте предложил княжне son coeur et sa fortune;14 но надо

мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни

любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней

жениться, - прости любовь! мое сердце превращается в камень, и ничто его не

разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою,

даже честь поставлю на карту... но свободы моей не продам. Отчего я так

дорожу ею? что мне в ней?.. куда я себя готовлю? чего я жду от будущего?..

Право, ровно ничего. Это какой-то врожденный страх, неизъяснимое

предчувствие... Ведь есть люди, которые безотчетно боятся пауков, тараканов,

мышей... Признаться ли?.. Когда я был еще ребенком, одна старуха гадала про

меня моей матери; она мне предсказала мне смерть от злой жены; это меня

тогда глубоко поразило; в душе моей родилось непреодолимое отвращение к

женитьбе... Между тем что-то мне говорит, что ее предсказание сбудется; по

крайней мере буду стараться, чтоб оно сбылось как можно позже.

15-го июня.

Вчера приехал сюда фокусник Апфельбаум. На дверях ресторации явилась

длинная афишка, извещающая почтеннейшую публику о том, что вышеименованный

удивительный фокусник, акробат, химик и оптик будет иметь честь дать

Blog

Михаил Лермонтов Герой нашего времени