Geum.ru

Лев Николаевич Толстой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   78

XXVII.




В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где

ожидала его невестка, княжна Марья, m-lle Бурьен и архитектор князя, по

странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению

незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь,

твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу

даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче,

сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не

раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За

столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.

В столовой, громадно-высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода

князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с

салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая

беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был

появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую

раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую

напротив такой же громадной рамы с дурно-сделанным (видимо, рукою домашнего

живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был

происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей

смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с

тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.

-- Как я узнаю его всего тут! -- сказал он княжне Марье, подошедшей к

нему.

Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он

улыбался. Все сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не

подлежало обсуждению.

-- У каждого своя Ахиллесова пятка, -- продолжал князь Андрей. -- С его

огромным умом donner dans ce ridicule! [227]

Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и

готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь

входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими

торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.

В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском

отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из-под висячих густых

бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на

молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое

испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения,

которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по

голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.

-- Я рад, я рад, -- проговорил он и, пристально еще взглянув ей в

глаза, быстро отошел и сел на свое место. -- Садитесь, садитесь! Михаил

Иванович, садитесь.

Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.

-- Го, го! -- сказал старик, оглядывая ее округленную талию. --

Поторопилась, нехорошо!

Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним

ртом, а не глазами.

-- Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, -- сказал

он.

Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она

молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила

и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и

стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.

-- La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a

pleuré les larmes de ses yeux, [228] -- говорила она, все более и

более оживляясь.

По мере того как она оживлялась, князь все строже и строже смотрел на

нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней

понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.

-- Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте-то нашему плохо приходится.

Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице)

порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами все его пустым

человеком считали.

Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили

такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в

любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из

этого выйдет.

-- Он у меня тактик великий! -- сказал князь сыну, указывая на

архитектора.

И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и

государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том,

что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и

государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший

успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить

ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в

Европе, не было и войны, а была какая-то кукольная комедия, в которую играли

нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал

насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на

разговор и слушал его.

-- Все кажется хорошим, что было прежде, -- сказал он, -- а разве тот

же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее

выпутаться?

-- Это кто тебе сказал? Кто сказал? -- крикнул князь. -- Суворов! -- И

он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. -- Суворов!... Подумавши,

князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов... Моро! Моро был бы в плену, коли бы у

Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели

хофс-кригс-вурст-шнапс-рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти

хофс-кригс-вурст-раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж

Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, -- продолжал он, -- вам с своими

генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя

своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый-Йорк, в

Америку, за французом Моро послали, -- сказал он, намекая на приглашение,

которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. --

Чудеса!... Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо

там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим.

Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!...

-- Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, -- сказал

князь Андрей, -- только я не могу понять, как вы можете так судить о

Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте все-таки великий полководец!

-- Михайла Иванович! -- закричал старый князь архитектору, который,

занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. -- Я вам говорил, что

Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.

-- Как же, ваше сиятельство, -- отвечал архитектор.

Князь опять засмеялся своим холодным смехом.

-- Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на

первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир

стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою

славу сделал.

И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал

Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не

возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же

мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей

слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый

человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и

с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические

обстоятельства Европы последних годов.

-- Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? --

заключил он. -- А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий

полководец твой-то, где он показал себя?

-- Это длинно было бы, -- отвечал сын.

-- Ступай же ты к Буонапарте своему. M-lle Bourienne, voilà encore un

admirateur de votre goujat d'empereur! [229] -- закричал он

отличным французским языком.

-- Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince.

[230]

-- "Dieu sait quand reviendra"... [231] -- пропел князь

фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из-за стола.

Маленькая княгиня во все время спора и остального обеда молчала и

испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли

из-за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.

-- Сomme c'est un homme d'esprit votre père, -- сказала она, -- c'est à

cause de cela peut- être qu'il me fait peur. [232]

-- Ax, он так добр! -- сказала княжна.