Дневник выздоравливающего

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4

Оказывается, из-за сумасшедшего графика нашей работы у нас даже медового месяца не было. Вот исполнился Катюньке годик, только тогда и смогли вырваться. Оставили малышку на бабушек-дедушек и рванули в швейцарские Альпы. Хотели на две недели, а получилось – на несколько месяцев. И я не могу сказать, что затея не удалась. Если бы не мокрый асфальт и встречный грузовик!

Я действительно развернул машину, чтобы удар пришелся на мою сторону, а не на Катюшину. И ужасно доволен этим поступком. Катенька дежурила у моей постели все время, пока я был без сознания. Это ее голос я слышал через густую пелену небытия. А потом нарезала круги вокруг моей комнаты, попадалась навстречу в коридоре, надеясь, что в моей душе что-то шевельнется.

За время, проведенное в санатории при клинике я прошел через столько взлетов и падений, переборол нежелание жить, тихое отчаянье, ненависть к себе, яростную ревность, испытал всепоглощающую нежность, потрясающую любовь, безумную страсть, светлую радость обретения семьи… Все эмоции, прочувствованные в течение жизни, были перемешаны, сконцентрированы и прожиты заново, в хаотическом порядке, с первоначальной яркостью. Я не только научился заново ходить. Я научился думать о последствиях каждого шага. Я научился ценить каждое мгновение рядом с любимой женщиной.


Мы идем по рукаву к нашему самолету. Катя настояла на полете рейсом 3723 авиакомпании Люфтганза. Она аргументировала тем, что немцы ответственны и аккуратны, а значит, не предвидится никаких неприятных сюрпризов. Я отдаюсь безропотно в ее руки. Сказала, что сама купит билеты. Забрала у Стивенсона документы. Собрала мой нехитрый багаж. Моя командирша.

Белокурая стюардесса в темно-синей форме помогает убрать наверх ручную кладь. Мы устраиваемся у иллюминатора. Зеленый ландшафт стремительно уменьшается в размерах. Катя дремлет на моей груди, а я не могу расслабиться. Скоро я увижу Катюньку, лица друзей и родных, свой дом. Меня будоражит предвкушение вереницы радостных встреч.


Самолет приземлился точно по расписанию. Ордунг есть ордунг. На улице темно. Катенька ловит такси и мы устаиваемся на заднем сидении.

- Кать… - я собираюсь попросить ее проехать мимо башни Зималетто, но она сообразительная, моя Катенька. Называет водителю адрес.

- Обещай, что внутрь сегодня не зайдешь. Посмотришь, и дальше поедем. Поздно уже, тебе надо отдохнуть.

- Кать, я даже из такси не выйду. Спасибо.


Высоченное зеркальное здание расцвечено огнями. Манит меня к себе, зовет. Но слово, данное Катюше, не позволяет выйти из машины. Мы едем домой. Просторная квартира пуста, я разочарован. Моя разумница на все находит ответ:

- Ты же сам настоял на возвращении без предварительных звонков родителям. Они и не подозревают, что мы уже тут. Завтра утром всем сообщим, заберем Катеньку. Успеешь еще пообщаться, не стоит поднимать на ночь всем нервы.

Как не согласиться?

- Примешь душ после дороги? Или полежишь в джакузи?

- Катенька, если ты составишь мне компанию, я предпочел бы джакузи.

Она смеется.

- Честно говоря, я очень надеялась на это предложение.

Я устраиваюсь в теплой пузырящейся воде и с восторгом наблюдаю за медленным раздеванием моей красавицы. Мраморная кожа светится. Какое счастье, что мы не поехали на море, где солнце сожгло бы Катину нежную кожу. Богиня шагает в пену, опровергая древние мифы. Смертный не сразу решается коснуться запретной белизны. Но, коснувшись раз, уже не может оторваться. Не все доступно, многое прячется под водой, а жабры у меня отрастут не в этой жизни. Я вылезаю, накидываю махровый халат, в другой заворачиваю обожаемую женушку и несу ее в спальню. Она протестует, боится, что это повредит моему шаткому здоровью. Но я настаиваю на своем. Демонстрирую ей вновь обретенную силу. Слава богу, от джакузи до кровати не так уж далеко.

- Мальчишка! – шепчет Катенька мне на ухо.

- За это ты меня и любишь.


Утром я привычно просыпаюсь в семь. С кухни раздается незамысловатая песенка:

Самый, самый, самый человек дорогой,

Самый милый, самый родной…


Жена проснулась в чудесном расположении духа и поспешила готовить завтрак. Тихо поднимаюсь, накидываю халат, спешу заглянуть в детскую. Катюнькины первые игрушки, ее любимые соски, колечко для жевания и почесывания десен аккуратно разложены на полочке. На стене фотографии – со дня, когда я забирал моих любимых девочек из роддома, до первого дня рождения маленькой. Кроватка обтянута мягкими подушечками на завязочках, сверху подвешены погремушки. Я сам собирал кроватку, привязывал подушечки и погремушки, а женушка в это время кормила малышку и поглядывала на меня затуманенными от нежности глазами. А этот трехколесный велосипед я купил в честь прорезывания первого зубика, насмешив всю родню. На полочке – микроскопические одежки моей Катюньки. Она родилась малюсенькая, вся в маму, поэтому я звал ее «микроб». А когда выяснилась ее прожорливость, придумал прозвище «хомяк». Но чаще звал малявкой, куколкой, Катюнькой. Сейчас малявка у маман. С тех пор, как она пошла, точнее, не пошла, а сразу побежала в девять месяцев – с ней трудно сладить. Отвернешься на секунду – егозы уже и след простыл. В день рождения забралась с ногами в кухонную раковину. Мы чуть в обморок не упали! А потом смеялись и с умилением рассказывали родне.

Я выхожу на кухню, потягиваюсь, целую прекрасную в утренней ненакрашенности и растрепанности супругу.

- Что так улыбаешься?

- У меня была замечательная ночь. Почему бы не улыбнуться? А сейчас вспомнил, как Катюнька забралась в раковину. Слушай, а почему на календаре оторваны листочки на четыре месяца вперед? Неужели Катюнька и сюда добралась?

Она замирает на миг и медленно опускается на стул. Я ловко перехватываю ее и добиваюсь, чтобы она приземлилась на мои колени. Обнимаю, зарываюсь лицом в кофточку на ее груди.

- Сегодня у нас начинается долгожданный медовый месяц, да? До самолета успеем еще разок? Мрррр. Целых две недели до начала съемок!

На макушку что-то капает. Оказывается, она плачет! Я растерян. Разве предложение мужа заняться любовью должно вызывать слезы?

- Нелечка, дорогая, что случилось?

- Ничего, дорогой. Ничего ужасного. – Она исступленно целует мои глаза, щеки, нос, губы. – С возвращением, Гриша.

И гладит, гладит мои плечи, словно после долгой разлуки.

А на кухонной стене, рядом с отрывным календарем, висит скриншот из пилотной серии «Не родись красивой-2». Рабочее название «Дневник выздоравливающего». С него мне улыбаются Андрей Жданов и Катя Пушкарева, персонажи, которые в свое время помогли нам с Нелей найти друг друга. Разве мы могли отказаться сняться в продолжении сериала, благодаря которому появилась на свет наша Катюнька?

Нелька сегодня какая-то странная. Ревет, говорит про какое-то возвращение. Может, снова беременная? Это было бы здорово. Катюньке бы братика, Андрюшку. Только вот продюсер нас убьет. Ну, уж пусть крутятся там со сценарием, вписывают.

Я подмигиваю своему герою. Прорвемся, Палыч!

Но четыре месяца из календаря пропали. А еще болят и плоховато слушаются ноги, будто я их отсидел – обе сразу. Какая-то тросточка в прихожей. Наверное, для вхождения в образ. Поцеловал еще раз свою обожаемую ревушку и пошел в гостиную.

На столе пакет с документами. Это Нелька от Пушкаревой набралась – складывать аккуратно бумажку к бумажке. Дотошная моя.

Так, что у нас тут. Мой паспорт. Ох, Антипенко, надо было еще раз побриться перед тем, как фоторгафироваться. Нелькина паспортина. Ее фото трудно испортить – хоть брекеты вешай, хоть косички плети. Электронные копии билетов на самолет. В МОСКВУ. Вчерашним числом. Ничего не понимаю. А это что за тетрадь? Знакомый почерк. Ну-ка, ну-ка…


«… Сейчас, когда я уже немного пришел в себя, по настоянию лечащего врача начинаю вести дневник. Девчачье занятие! Однако делать все равно нечего, поэтому попытаюсь выложить на бумагу то, что со мной произошло и продолжает происходить.

***

Помню совсем немного. Где-то вдалеке ревели на разные лады сирены, как будто приближались и пожарная и скорая одновременно. Почудился запах гари, но через несколько секунд реальность уже перестала меня тревожить…»


Мужчина оторвался на мгновение от тетради, обвел взглядом знакомую до боли комнату. Что-то подсказывало ему, что в Швейцарию они сегодня с женой не полетят.


The end.