Geum.ru

Герштейн Михаил Борисович родился в 1972 году в городе Ленинграде

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   42

В разгар голода 1932-33 годов, который, по расчетам Роберта Конквеста, унес от пяти до шести миллионов жизней, британский эксперт по сельскому хозяйству сэр Джон Майнард поехал на экскурсию по Украине в сопровождении гидов из ОГПУ. Вернувшись в Лондон, Майнард заверил весь мир, что голода не существует; возможны некоторые отдельные недостатки в пище, но никакого широко распространенного голода. Точно также и Джордж Бернард Шоу вернулся после экскурсии с ОГПУ и заявил, что нет признаков голода. В конце концов, в отелях, в которых он останавливался, еда была в изобилии..." [179]

Бежавший в 60-х годах на Запад офицер КГБ Юрий Носенко рассказал, что после реорганизации МГБ в 1954 году (именно тогда ведомство Берии стало называться КГБ) ЦК КПСС недвусмысленно приказал чекистам увеличить усилия, направленные на формирование мнений гостящих иностранцев. Такой человек, как сенатор Рассел, не мог остаться без внимания "органов".

В Финляндии Ричард Рассел и сопровождавший его подполковник армии США Эдвард Н. Хатэвэй встретились со своим переводчиком - консультантом Комитета по делам вооружений Рубеном Эфроном. Все трое американцев уже успели получить задания от ЦРУ.

Как гражданин США русского происхождения, вашингтонский адвокат Эфрон прекрасно знал язык страны "потенциального противника". Ему дали задание записывать все о жилищном хозяйстве, пище, состоянии экономики и умонастроениях населения. Подполковник Хатэвэй, как человек военный, получил задание смотреть на военные объекты и все, что может иметь потенциальное военное значение. Почтенного сенатора, которому к этому времени исполнилось 58 лет, попросили всячески помогать своим спутникам. Все трое всерьез увлеклись шпионскими играми, страница за страницей записывая самые мелкие факты о военных объектах, состоянии дорог и множестве других вещей, которые могли бы заинтересовать разведку.

23 сентября 1955 года Рассел, Хатэвэй и Эфрон прибыли в Ленинград и, осмотрев обычные туристские достопримечательности, через три дня выехали поездом в Москву. Там их путь пересекся с загадочным "четвертым американцем", про которого долгое время ходили самые странные слухи. В бумагах ВВС его фамилии не было, а в бумагах ЦРУ фамилия "четвертого" тщательно замазана. Из этого кое-кто делал вывод, что "четвертый" был агентом ЦРУ. Только в 2000 году уфолог Джоэль Карпентер узнал, что это был Боб Гросс - вице-президент "Пасифик Гэс энд Электрик Компани" по рекламе и связям с общественностью. Он как раз в то время ездил в СССР "по делам" и временно присоединился к сенаторской троице. К 2000 году Гросс остался единственным живым свидетелем тех событий. Тем не менее его рассказ только усугубил путаницу и заставил серьезно присмотреться к роли Гросса в тех событиях [180]

Проведя несколько дней в Сталинграде, четверка американцев вылетела самолетом в Баку. Не успели они сойти с трапа, как тут же попали под присмотр очередного гида "Интуриста" - невысокой женщины с железными зубами, явным следом пребывания в сталинских лагерях. Рассел, которому осточертел постоянный надзор, иронически прозвал ее "Анна-капкан". Она хотела провести американцев по традиционным туристским местам, но строптивые "туристы" заявили, что хотят посмотреть с высоты холма на Каспийское море - тем более, что на нем находится мемориал жертвам войны. У сенатора и Хатэвэя было по фотоаппарату, а Гросс нес, кроме фотоаппарата, еще и 16-мм. кинокамеру. Невзирая на протесты гида, которая уже начала чувствовать ледяное дыхание Сибири, доморощенные шпионы отсняли все, что хотели. Гросс сказал, что видел в Бакинской бухте подводные лодки. Довольно странное зрелище, учитывая, что Каспий - мелководное внутреннее море.

Вечером 4 октября все четверо отправились на Бакинский вокзал, чтобы выехать поездом в Тбилиси. Никто из них не увидел в этом факте ничего странного, кроме Гросса (к его странным показаниям, записанным сотрудниками ЦРУ в 1955 году, мы еще не раз вернемся). Слова, что в квадратных скобках, уверенно восстановленны мною по другим документам или косвенным данным, включая подсчет количества букв в "вычерках". Если слово восстановить не удалось, скобки остаются пустыми.

Гросс писал: "Мы собирались проделать эту часть нашей поездки самолетом, но в [Баку] [ ] нам сказал, что между [Баку] и [Тбилиси] нет рейсов. [Советские] люди в [Тбилиси] были удивлены, что наша группа не прилетела; они сказали, что самолеты оттуда летают несколько раз в день".

Хатэвэй обратил внимание, что они выехали из Баку позже, чем собирались: "...Поездка из [Баку] в [Тбилиси] была частью нашего путешествия, разрешенного [советскими] властями. Сначала мы планировали выехать из [Баку] в начале дня 4 октября 1955 г., но из-за изменения расписания поездов задержались и выехали позднее другим поездом, более удобным".

Если против группы Рассела была предпринята запланированная дезинформация, все так и должно было быть: невозможность вылететь самолетом, "неразбериха" с расписанием, из-за которой американцы попали в заранее подготовленный поезд, который будет ехать по хорошо известному маршруту да еще и по графику, который в сталинское время соблюдался с безукоризненной точностью - железнодорожники не забыли зловещее слово "вредительство", которое произносилось при малейшем опоздании. Однако если провокация действительно имела место, оставалось единственное "узкое место": кто мог поручиться, что американцы будут в нужное время смотреть в окно, а не, скажем, спать или играть в карты, не обращая ни на что внимания? Значит, нужен кто-то "свой", который, если так оно и будет, не вызывая подозрений, сможет вовремя ткнуть пальцем куда нужно. Кандидатура тут единственная: только Гросс, который набился в компанию к Расселу, Эфрону и Хатэвэю не где-нибудь, а в Москве. Как так получилось, что его "коммерческие дела" удачно совпали с маршрутом сенатора Рассела - Сталинград, Баку, Тбилиси? Гросс знал русский язык, так как до и после встречи с сенатором ездил по СССР один и мог общаться с проводником без помощи Эфрона (по крайней мере, это следует из его показаний). То, что только он один упомянул, как нечто подозрительное, советские маневры с их отъездом из Баку, тоже говорит не в его пользу. А как относиться к фантастическим расхождениям между его показаниями и рассказами остальной троицы, записанными сотрудниками ЦРУ? Однако вышло так, что "тарелки" первым увидел сам сенатор Рассел...

Американцев посадили в "мягкий" спальный вагон международного класса, невесть каким образом оказавшийся в Закавказье. Вагон состоял всего из шести роскошных двухместных купе. Особое внимание к попутчикам проявил Эфрон, которого начальство отправило в купе к Гроссу. Он даже начертил схему, как располагались люди в вагоне.

Вагон был почти пустым. Первое купе занимал проводник, позднее выросший в глазах американцев до почти мистической фигуры огромной значимости. Второе купе было, по-видимому, пустым. Третье купе заняли Рассел и полковник Хатэвэй. Четвертое, как я уже говорил, заняли Гросс и сам Эфрон. Пятое купе оккупировал высокий, коренастый советский генерал, а шестое - какой-то молодой человек в гражданском, на вид 26-27 лет от роду. Двери по обе стороны вагона были заперты на ключ, так что вся эта компания была герметично изолирована от других пассажиров и даже от вагона-ресторана.

Поезд неторопливо, со всеми остановками ехал на юг вдоль побережья Каспийского моря. Американцы спать не хотели и все собрались в четвертом купе перед глазами Эфрона.

Первым (подозрительно заблаговременно) скрылся советский генерал. Эфрон впоследствии писал: "Генерал ушел к себе примерно в 6.30, сказав, что ему выходить в 2 часа ночи. Больше мы его не видели". Впоследствии агенты ЦРУ долго выясняли, не мог ли он подслушивать четвертое купе из своего пятого. Оказалось, что прекрасно мог, и без всяких микрофонов - просто приложив ухо к стенке.

Сенатор, изрядно простудившийся во время поездки, чувствовал себя нехорошо и в 6.45 пошел полежать к себе в купе. Остальные американцы продолжали оживленно беседовать.

В семь часов вечера, перед закатом солнца, поезд остановился на станции Алятская в городке Алят. Запертые в четырех стенах "американские туристы" этой подробности еще не знали. Да и потом толком не узнали, так как в документах без вычеркиваний название городка пишется с ошибками - "Atjaty" вместо "Alyat".

Сразу за городком рельсы резко свернули в сторону от Каспийского моря. Теперь поезд ехал на запад.

Ровно через десять минут в четвертое купе вбежал сенатор Рассел с криком: "Я это видел!!! Я только что видел летающую тарелку! Вот там! Да погасите же свет!" Американцы тут же последовали его совету и прилипли к окну вагона, пытаясь что-то разглядеть в сгущающейся тьме...

Показания всех четырех очевидцев о том, что случилось в

7.10 вечера, отличаются друг от друга. На первый взгляд здесь нет ничего удивительного - в милиции прекрасно знают, насколько несовершенна наша память и как могут отличаться друг от друга свидетельские показания любого недолгого происшествия - скажем, драки или автокатастрофы. Но если присмотреться к показаниям этой четверки повнимательнее, можно придти к очень любопытным выводам!

Вот что рассказал Хатэвэй:

"В это время мы разговаривали, и какое-то время никто не смотрел в окно. Когда же мы переключили свое внимание на окно, то не увидели ничего необычного, так как в купе горел свет, а снаружи были сумерки.

Мы сразу же выключили свет. В это время я увидел силуэт на юге, над горизонтом. Его профиль не был четко очерчен на фоне неба; на вид он был похож на сдувшийся, уплощенный воздушный шар с небольшим куполом сверху. Когда я впервые заметил его, объект был уже над землей и сравнительно медленно поднимался вертикально вверх. На нем были два источника света, белый огонь сверху и огонь цвета выхлопа самолетного двигателя, хотя и с примесью розового, сбоку. Я не могу оценить расстояние до него - возможно, оно составляло 1-2 мили...

Объект продолжал подниматься вертикально, причем периферическое свечение медленно смещалось по часовой стрелке, производя впечатление вращающегося колеса. Когда объект достиг высоты 10-15 градусов над горизонтом, вращение прекратилось, а свечение осталось зафиксированным на обращенной от нас стороне, и он полетел в нашу сторону с огромной скоростью, пролетев над поездом. Я могу сказать, что он летел гораздо быстрее реактивного самолета. Когда объект полетел в нашу сторону, свет на его верху исчез. Объект на вид не менял своих размеров в значительных пределах, когда приближался к нам...

Примерно в 45-90 градусах слева от точки, в которой я впервые заметил объект, горели два белых огня, выглядевшие как прожекторы. Были видны лучи, один из которых был направлен параллельно земле, а второй как бы его пересекал, будучи направлен к земле. Лучи не двигались и, по-видимому, что-то освещали на земле.

Объект, который я видел, не мог быть ракетой или снарядом [ ]. Оставалось достаточно света, чтобы различить: он имел определенную форму, однако освещения было недостаточно для того, чтобы разглядеть его очертания. Одиночный вращающийся огонь мог быть связан с его двигателем, так как выглядел вращавшимся вплоть до конца вертикального подъема и оставался в фиксированном положении сзади относительно его направления движения, когда объект летел в нашу сторону. Я не могу оценить длительность наблюдения, но оно было очень кратким".

Эдвард Хатэвэй был зашифрован в документах ЦРУ как "Источник А". Переводчик Рубен Эфрон занял "второе место": его назвали "Источник В".

"Дорога повернула от [Каспия] на запад, - сказал он. - Спустя десять минут после поворота, когда мы сидели и разговаривали, четвертый участник нашей компании вбежал в купе и сказал: "Я только что видел летающую тарелку! Погасите свет!" Один из нас выключил свет, и все припали к окну. Кто-то спросил, где она была, на что тот ответил: "Я только что видел, как она взлетала вот оттуда! Вот, она снова появилась!"

Сначала я ничего не увидел, но через пару секунд заметил нечто вроде двух светящихся "глаз" на чем-то, поднимающимся вертикально. Я взглянул налево и увидел неподвижный предмет, который напоминал прожектор. Он испускал красноватое сияние, которое, однако, было не похоже на бьющий луч. Затем я перевел взгляд назад, на движущийся объект, который выглядел медленно приближающимся к нам невысоко над горизонтом. Я не мог разглядеть какой-либо формы или профиля, но посередине он имел один яркий и один тусклый огонь. Я не думаю, что это мог быть самолет. Он очень быстро приближался к нам и пролетел над поездом. Возможно, прошло 6-7 секунд с момента, когда я его заметил, и до момента его исчезновения. Не было слышно никаких звуков, кроме шума поезда. Я бросился из купе к окну с другой стороны поезда, в коридоре, но ничего там не увидел.

Мы успокоились и больше не обсуждали увиденное. Примерно пять минут спустя вошел проводник и опустил штору, сказав [ ] - "Так будет лучше". Он выглядел слегка напуганным, но не взволнованным".

Итак, показания Эфрона почти совпадают с показаниями Хатэвэя, если не считать двух деталей: перемещения второго огня на объекте (Хатэвэй его видел, а Эфрон нет) и количества прожекторов.

Во время второго опроса Эфрон добавил:

"...Я не уверен, менял ли положение корпус объекта, но "глаза", которые выглядели зафиксированными на борту объекта, все время смотрели на поезд по мере его подъема, все время смотрели на меня. "Глаз" слева был ярче; оба они испускали белый свет, который скорее горел, словно светлячок, нежели испуская лучи. Горизонтальный полет объект производил впечатление скольжения. Я не слышал никаких звуков и не видел свечения от выхлопов или шлейфов...

Наблюдение продолжалось примерно 6-7 секунд, может быть, меньше. Проводник стоял в углу коридора в передней части вагона, около купе 6, но было непохоже, что он в это время смотрел в окно.

После того, как объект улетел, мы включили свет в купе, и [сен. Рассел] сказал: "Мы видели летающую тарелку. Я хотел, чтобы вы, ребята, тоже увидели ее и у меня были свидетели". Все в купе были убеждены, что мы видели нечто реальное и необычайное. Я спросил, не мог ли это быть какойто самолет, и все ответили: "Нет, ничего подобного".

Теперь, когда картина наблюдения стала почти ясной, мы можем смело взяться за показания Боба Гросса:

"Один участник нашей группы, находившийся в соседнем купе, вошел в мое купе и сказал: "Вы видели это там? Я только что видел летающую тарелку". Я и мой сосед по купе едва не высмеяли его, когда человек из соседнего купе снова показал на окно, и мы увидели нижеследующее.

По левую сторону от поезда, между поездом и [иранской границей] находился большой аэродром. Вечер был темным, но ясным. Мощный прожектор [освещал] аэродром, [высвечивая] треугольный объект на земле, который, можно сказать, был не более чем в двух милях от железной дороги...

Размер объекта был сравним с размером реактивного истребителя [ ] и таких же очертаний, в форме равнобедренного треугольника. На объекте было три огня, по одному в каждой вершине треугольника, по-видимому, два огня на крыльях и один в хвосте. Во время нашего наблюдения он оторвался от места стоянки и описал не менее трех и не более семи быстрых спиралей в воздухе, после чего невероятно быстро устремился вверх под углом около 45 градусов. Мы наблюдали, как он взлетает и видели, как он достиг большой высоты; луч прожектора все это время следовал за ним.

Я хочу подчеркнуть, что это был не обычный взлет, а старт, более напоминающий запуск ракеты. Наш спутник из соседнего купе сказал, что это был второй старт, быстро последовавший за первым".

Создается такое впечатление, что Гросс находился в другом поезде. Он как-то ухитрился сделать несколько немыслимых вещей: заметить объект на земле (Когда Рассел закричал и все посмотрели в окно, он уже взлетал; это значит, что Гросс молчал, пока тот был на земле), да еще и целый аэродром в придачу (остальные трое ничего подобного не увидели), три огня на НЛО вместо двух, его четкую форму и т. п. Еще подозрительнее выглядит его рассказ о луче прожектора, следившем за объектом: сенатор специально подчеркнул, что прожекторы "были включены, но не направлены на объекты и не пытались нащупать их". Похоже, что Гросс хотел любой ценой внушить: это были русские сверхсекретные аппараты.

Его рассказ о поведении проводника, хотя и изрядно вымаранный при рассекречивании, не менее фантастичен:

"Я полагаю, что во время наблюдения поезд был в 50-60 милях к югу от [Баку]. Хотя мы все вчетвером продолжали наблюдать подъем объекта, проводник вошел и опустил шторы. Когда я начал протестовать, проводник показал в конец вагона и покачал головой [ ]".

Остальные трое американцев утверждают, что проводник вошел в их купе, когда уже все давно закончилось, а шторы закрыл, потому что так положено на советских железных дорогах. Сенатор уже успел уйти в свое купе; проводник появился там "...почти 10 минут спустя, и в этом не было чего-либо необычного..." Рассел "...не видел ничего, что указывало бы на наличие большой военно-воздушной базы в данном районе. В других местах он проезжал мимо нескольких баз ВВС и никто не пытался их скрыть..."

Эфрон не стал делать из проводника какую-то зловещую фигуру. Вот что произошло на самом деле:

"Через несколько минут [сен. Рассел] вернулся в свое купе. Тогда [Хатэвэй] предложил, чтобы я, как переводчик, спросил у проводника название последней станции, которую мы миновали. Я не хотел это делать, боясь вызвать у проводника подозрение. Однако [Хатэвэй] настаивал, и примерно через 5-7 минут после наблюдения я подошел к проводнику в коридоре и, разговаривая о том и сем, подобрался к вопросу о названиях минувшей и следующей станций, большие ли они и сколько мы будем стоять на следующей остановке, пояснив, что мы можем захотеть сходить раздобыть воды или чая. Проводник отвечал только общими словами, не называя станций, но сказал: "Следующая остановка будет дольше, и вы сможете выйти купить что-нибудь". Я вернулся в купе и сказал [Хатэвэю], что проводник, похоже, не очень-то настроен посвящать нас в какие бы то ни было подробности".

Стоп, - может сказать внимательный читатель. Почему я вписал на место прочерка фамилию Хатэвэя, а не Гросса? Ответ прост: во-первых, Гросс сам знал русский язык и не нуждался в содействии переводчика, а во-вторых, подполковник Хатэвэй был непосредственным начальником Эфрона и мог отдавать приказы даже вопреки его желаниям, а Гросс был для него просто соседом по купе.

Когда же проводник закрыл шторы? Уже после разговора с Эфроном!

"Несколько минут спустя проводник вошел в купе 4 и опустил шторы на окне, сказав: "Так будет лучше". Он также опустил шторы на окнах в коридоре...

Я не думаю, что его испуг был связан с нашим наблюдением. Я считаю, что это могло быть связано с его небрежностью в следовании обычному правилу на [советских] поездах - опускать шторы, как только стемнеет... Не сомневаюсь, что мы проезжали через какой-то закрытый район, где за соблюдением таких правил, должно быть, следят особо строго".

Такие расхождения между показаниями Гросса и остальных свидетелей уже нельзя списать на плохую память. Это больше похоже на расчетливую, профессиональную дезинформацию.

Хотя Рассел первым увидел "тарелки", разглядеть ему удалось очень мало. Оно и понятно - зрение у почтенного сенатора было уже не то. Его показания в изложении сотрудника ЦРУ звучат так:

"...Он заметил нечто, выглядевшее как желтое пятно на окне. Присмотревшись получше, он увидел, что "пятно" находилось снаружи и было похоже на быстро взлетающий зеленовато-желтый шар. После того, как шар скрылся, он пошел сказать об этом остальным. Пока все они обсуждали увиденное, появился второй объект...

Это происходило после наступления сумерек, и [сен. Рассел] не смог увидеть каких-либо очертаний или деталей обеих объектов, кроме круглого с виду зеленовато-желтого света... Обьекты поднимались вверх, не меняя своей траектории...

В последовавшей за этим дискуссии с остальными членами группы те заявили, что видели огни на объектах и смогли различить какие-то детали. [Сен. Рассел] заметил, что у них зрение получше, нежели у него, так что он смог увидеть только круглый желтый свет.

[Рассел] никогда не видел взлет реактивного самолета ночью. Если объекты были самолетами, то они поднялись вверх удивительно быстро".

Боб Гросс сказал уфологу Джоэлю Карпентеру, что снимал НЛО из окна вагона фотоаппаратом и кинокамерой. Если это было так, то Гросс проявил замечательную сноровку, управившись с обеими аппаратами за 6-7 секунд и ухитрившись при этом что-то снять, когда у окна толпится еще целых три человека. Хатэвею в такой ситуации пришлось несладко. Он сказал:

"По стечению обстоятельств высота моей точки наблюдения составляла примерно 6 футов над уровнем железнодорожного полотна. Я ростом 6 футов и помню, что однажды, когда я стоял у поезда, моя голова доставала до нижнего края окна. Во время наблюдения я был в наклонном положении и смотрел через его нижний край".

Конечно же, Гросс лгал: остальные трое не видели камеры в его руках. Поэтому к его рассказам - что в наши дни, что тогда - нужно относиться соответственно. Дезинформация есть дезинформация.

"В Тбилиси, через день или два после случившегося, Боб Гросс покинул компанию сенатора Рассела и вернулся в Москву, - пишет Джоэл Карпентер. - Его рассказ о происшествии под Баку, по-видимому, оказался первым, достигшим американских ушей. "Сотрудники посольства и ЦРУшники сказали мне, что этот район является ракетным полигоном, - вспоминал он. - Термины "летающие тарелки" и "ракеты" использовались в посольстве как равнозначные".

Когда он вернулся в Калифорнию, его навестили два сотрудника ЦРУ, которые тщательно просмотрели его фотографии и ролики кинопленки. Все фотографии и 16-мм. кинопленка, снятые под Алятом, были изъяты. Гросс вспоминает, что директор ЦРУ Аллен Даллес лично просил его не рассказывать о случившемся".

Это надо же: лично Аллен Даллес снизошел до Боба Гросса...

Такой бред опровергается очень легко: в показаниях Гросса нет ни одного слова о фотографировании и киносъемке. Во-вторых, сотрудники ЦРУ и американского посольства обязаны были о подобных случаях сообщать в США немедленно. Однако паника в Соединенных Штатах началась только тогда, когда Рассел, Хатэвэй и Эфрон добрались до консульства США в Праге и рассказали там о своем наблюдении "летающих тарелок".