И. Ф. Максимычев

Вид материала

Документы

доктор политических наук

И. Ф. Максимычев

Институт Европы РАН


Владимир Путин и Германия


После феерического политического взлета нынешнего российского президента только ленивый на Западе не попытался так или иначе истолковать феномен Владимира Путина, имеющий мало аналогов в современной мировой реальности. Особый интерес он вызвал, естественно, в Германии, поскольку пять лет жизни и работы главы российского государства были в прошлом связаны с пребыванием в ГДР и хорошо известно, что и он, и вся его семья владеют немецким языком и знают немецкую литературу. Политологи занялись гаданием на кофейной гуще в первую очередь относительно того, как скажется на российско-германских отношениях интимное знакомство нового российского лидера с германским жизненным укладом? Некоторые ожидали заигрываний с ФРГ со стороны Москвы и полагали, что российско-германское сближение становится более вероятным. Другие считали, что преследования бывших коллег Путина из числа сотрудников госбезопасности ГДР ("штази"), начавшиеся после вхождения ГДР в состав ФРГ, настраивают его скорее на "антигерманский лад". В любом случае не исключали начала движения в отношениях между двумя странами, которые в предшествующие годы впали в некоторое оцепенение и сводились в основном к совместным походам в сауну канцлера Гельмута Коля и президента Бориса Ельцина.

Возможность интенсификации связей между Россией и ФРГ - даже сугубо гипотетическая - вела в свою очередь к плохо скрываемому беспокойству среди союзников Германии по Европейскому Союзу и НАТО, в представлении которых в перспективе вновь замаячил "призрак Рапалло", то есть такого многогранного сотрудничества Германии и Советской России, какое имело место в 20-е годы, когда обе страны очутились в положении изгоев послеверсальской Европы. Кстати, во многом стремлением рассеять подобные опасения объяснялось граничащее с элементарной грубостью обращение нового канцлера ФРГ Герхарда Шредера с российским премьером Евгением Примаковым, посетившим во время балканской войны НАТО 1999 года столицу председательствовавшей тогда в ЕС Германии в поисках мира для Югославии.

Пытаясь ответить на вопрос: "Кто вы, господин Путин?", западные журналисты и "русоведы" извели целые горы газетной и книжной бумаги. Не так давно сначала на немецком, а затем и на русском языке (правда, в не совсем удачном переводе) вышла биография В.В.Путина, автором которой является известный немецкий политолог с русскими корнями Александр Рар. Называется книга "'Немец' в Кремле", и хотя слово "немец" взято в кавычки, в центре внимания автора стояло как раз влияние, которое оказала жизнь в немецкой среде на формирование личности тогда еще совсем молодого Путина. При этом следует учитывать тот признаваемый даже в Западной Германии факт, что ГДР до конца оставалась наследницей преимущественно "истинно немецкого" образа жизни в отличие от основательно американизированной ФРГ. Значение книги Рара только возросло благодаря тому, что после ее выхода в свет Путин принял автора и долго беседовал с ним по проблемам российско-германских отношений, которые были затронуты Раром с учетом индивидуальных черт характера и образа мышления высшего руководителя российского государства.

В книге Рара встречается такой пассаж: Путин - "настоящий германофил с изрядной примесью достаточно романтических представлений о той любимой стране, в которой он, по его собственным словам, побывал великое множество раз. Путин превосходно разбирается в германской политике и знает менталитет германской элиты лучше многих своих дипломатов-германистов. Будущий президент в качестве частного лица побывал даже в самых удаленных уголках ГДР, а затем и объединенной Германии"ⁱ. Именно эти обстоятельства дали немецкому биографу президента России повод назвать его, хотя и с оговорками, "немцем".

В рассуждениях Рара есть рациональное зерно. Владимир Путин действительно является первым после Ленина российским лидером, в совершенстве владеющим немецким языком и знающим Германию не по наслышке. Верно и то, что он с глубокой симпатией вспоминает о годах, проведенных им и его семьей в Дрездене. Не случайно во время недавнего посещения этого города он говорил о том, что "как будто возвращается домой". И раньше Путин не таил положительных впечатлений от общения с немцами, которые были связаны с его пребыванием в ГДР. В одной из первых подробных бесед с журналистами Путин подчеркивал: "Я не работал против интересов Германии. Это абсолютно очевидная вещь. Более того, если бы это было иначе, то я после ГДР не въехал бы ни в одну страну Западной Европы. Я же не был тогда таким высокопоставленным чиновником, как сегодня. А я выезжал много раз, в том числе и в Германию. Мне даже некоторые сотрудники МГБ ГДР писали письма, когда я уже работал в Петербурге вице-мэром. И на одном из приемов я так сказал германскому консулу: 'Имейте в виду, я получаю письма, это мои личные связи. Я понимаю, что у вас там кампания какая-то против бывших сотрудников госбезопасности, их ловят, преследуют по политическим мотивам, но это мои друзья, и я от них отказываться не буду'. Он мне ответил: 'Мы все понимаем, господин Путин. Какие вопросы? Все ясно'. Они прекрасно знали, кто я и откуда приехал. Я этого и не скрывал"ⁱⁱ.

В этих высказываниях Владимира Путина содержится ключевое понятие, характеризующее его отношение к немцам - "мои друзья". В данном случае оно относится конкретно к коллегам из госбезопасности, но существенно то, что эти друзья-коллеги - немцы и что Путин сохранил дружбу с ними даже в трудные для них времена. В рассказе Людмилы Путиной встречается также понятие "сроднились" - вторая ключевая составляющая восприятия Германии ее семьей. Она вспоминала: "Четыре года [с момента нашего приезда] прошло, а за эти четыре года страна и город, в котором живешь, становятся почти твоими. И когда рушилась Берлинская стена и стало уже понятно, что это конец, было такое ужасное чувство, что страны, которая стала тебе почти родной, больше не будет"ⁱⁱⁱ. Очень многие из русских людей, работавших в ГДР или даже просто регулярно посещавших республику, разделяют эмоциональный настрой супруги нашего президента. Вообще нужно сказать, что существование ГДР, ее союзные отношения с нами, личные дружеские связи, часто пережившие крах республики и "реального социализма" в целом, создали предпосылки для преодоления у большинства русских стойкого отрицательного образа немцев, сложившегося в результате тяжелейшей войны, навязанной гитлеровской Германией. О неизбежном в ином случае накале негативных страстей свидетельствует хотя бы та резкость, с которой в недавнем времени в российском обществе велась полемика с официальными германскими властями в отношении перемещенных культурных ценностей, упорно именуемых в ФРГ "трофейным искусством".

Общим для всех западных авторов, пытавшихся нарисовать портрет Владимира Путина, является явная гипертрофия значения того факта, что в ГДР он был в качестве сотрудника КГБ. Тот же Александр Рар занялся сбором непроверенных и часто просто выдуманных газетчиками историй о стараниях Путина получить из ФРГ "важные сведения о стратегии и тактике государств-членов Атлантического пакта", о вербовке им восточных немцев, собравшихся "навсегда покинуть ГДР", о его участии в "инициированном Горбачевым заговоре, целью которого было смещение Эриха Хонеккера"^iv. Разведка в отношении НАТО, несомненно, велась, но по преимуществу не из провинциального Дрездена, а из Восточного Берлина, где в районе Карлсхорста находился главный филиал КГБ за пределами СССР. Основной задачей отделения КГБ в Дрездене было оградить от натовской агентуры сконцентрированный вокруг этого города ударный кулак расквартированной в ГДР Группы советских войск в Германии, переименованной летом 1989 года по требованию Хонеккера (который заявил: "Германии уже давно нет!") в Западную группу войск. Немыслимо, чтобы советские представители, от какого бы ведомства они ни приехали в ГДР, втягивались в действия, связанные с самой болезненной для республики проблемой ухода ее граждан на Запад - все равно, легального или нелегального. И уж совсем фантастически звучит версия о "советском заговоре" для свержения Хонеккера. Среди многочисленных претензий, которые можно предъявить Михаилу Горбачеву как высшему руководителю страны, нет места для обвинений в каких-то "заговорах" против партийно-государственного руководства членов Варшавского договора. Неизменной директивой ЦК КПСС для всех советских загранпредставительств в "соцстранах" было абсолютное невмешательство во внутренние дела "братских партий". Конечно, хрупкая надежда на смену поколения "бетонноголовых" вождей в "социалистическом содружестве" более молодыми и гибкими людьми лелеялась советскими реформаторами, но брать на себя прямую ответственность за резкие телодвижения в "лагере мира и социализма" они не собирались. Как показала история, этого и не понадобилось для всеобщего развала.

Мифологизация кагэбэшного прошлого Владимира Путина носит совершенно неоправданный характер. Концентрация внимания на нем не позволяет придти к верным выводам. Элементарная объективность требует признать, что в гигантском бюрократическом аппарате КГБ были заняты самые разные люди - и негодяи, и по всем меркам достойные люди. Выполняемые ими задачи также были самыми разными. Например, в число таких задач входил анализ иностранной прессы, сбор открытой информации, поддержание контактов с представителями иностранных политических и общественных кругов и т.д., что являлось в общем и целом дублированием нормальной дипломатической работы. В качестве оправдания подобного дублирования служило утверждение, что только соответствующим образом подготовленные сотрудники КГБ в состоянии вовремя распознать деятельность секретных служб противника, направленную на подрыв безопасности СССР, а также советских учреждений и организаций за рубежом. Впрочем, тогдашнее руководство СССР пренебрегало информацией из КГБ так же, как оно пренебрегало мидовской информацией. В противном случае необъяснимым останется то обстоятельство, что массовое движение населения ГДР под лозунгами демократизации, а затем объединения с ФРГ оказалось столь неожиданным для советское верхушки. Тот факт, что Путин формирует свою команду во многом из бывших или нынешних сотрудников ФСБ, объясняется не только нуждой в людях, которых он знает и которым может доверять, но и тем, что это ведомство оказалось, пожалуй, в наименьшей мере коррумпированным.

Определяющее влияние германского окружения на формирование характера Владимира Путина и манеру восприятия им реального мира не представляется приемлемой гипотезой, хотя некоторые немецкие авторы намекают на то, что столь ярко проявляющиеся у него черты - дисциплина, способность к концентрации, методичность, терпение и выдержка - являются "типично немецкими добродетелями" и появились - или, по крайней мере, укрепились - под воздействием контактов с немцами в ГДР. Гораздо ближе к истине Александр Рар, который, ссылаясь на помнящих Путина бывших сотрудников госбезопасности ГДР, отмечает, что тот уже прибыл в республику, вооруженный всеми этими качествами. Рар пишет, что Путин "поражал офицеров 'штази' своей почти феноменальной памятью на лица. Он никогда не принимал скоропалительных решений и не верил чужим клятвам, предпочитая в таких ситуациях полагаться на собственную интуицию […]. Коллеги ценили его за самообладание и самодисциплину, однако в действительности Путину, человеку эмоциональному, порой было довольно сложно скрывать свои чувства"^v. Как видно, "немецкие добродетели" могут встречаться и у русских. Вот и Вольфганг Зайферт, еще один немецкий биограф Владимира Путина, перечисляя достоинства номера один российской политики (патриотизм, лояльность по отношению к руководству, профессионализм, любовь к порядку, молодость и энергия), подчеркивает, что Путин завоевал доверие народа России потому, что данные качества являются высокими ценностями также и для простых ее граждан ("наш человек!")^vi.

Было бы, конечно, неверно отрицать, что длительное пребывание в Германии сказалось и на привычках Путина, и на его отношении к немецким реалиям. Он сам рассказывал о том, как пристрастился к отличному немецкому пиву: "Мы регулярно ездили в маленький городишко Радеберг, а там был один из лучших пивных заводов в Восточной Германии. Я брал такой баллон на три с лишним литра. Пиво в него наливаешь, потом краник нажимаешь - и пьешь как из бочки. Вот и получалось в неделю регулярно 3,8 литра пива. И до работы два шага от дома, так что лишние калории не сбросишь". На вопрос журналиста: "И никакого спорта?" последовал ответ: "У нас там не было для этого условий. Да и работали очень много"^vii. Людмила Путина вспоминала: "А в выходные мы уезжали за город. У нас была служебная машина - "Жигули". Это в ГДР считалось вполне приличным уровнем. Ну, по сравнению с местным "трабантом", во всяком случае. У них, кстати, тоже в то время машину достать было непросто, как и у нас. Так вот, в выходные дни мы куда-то обязательно выезжали всей семьей. Там очень много красивых мест вокруг Дрездена - например, так называемая Саксонская Швейцария. Минут 20-30 ехать от города. Гуляли, сосиски какие-то ели с пивом. И домой"^viii. В результате Путин прибавил в весе, который затем пришлось сбрасывать.

Зайферт сообщает, что в ГДР Путин "в свое свободное время читал много немецкой литературы, в том числе таких классиков, как Гете и Шиллер. В Дрездене он вступил в члены общества рыболовов". По сведениям Зайферта, после возвращения на Родину дочери Путина "ходили в Москве в основанную еще ГДР немецкую школу при германском посольстве, пока их не забрали оттуда по соображениям безопасности. Хотя сам Путин понимает английский язык, а его жена владеет французским и испанским, члены семьи разговаривают между собой по-русски и по-немецки. Это позволяет сделать вывод о том, что Путин чувствует свою особую связь с германской культурой"^ix.

И интерес к немецкой литературе, и вкус радебергского пива (оно, кстати, после объединения Германии отлично выдержало конкуренцию всемирно известных западногерманских сортов пива и остается сейчас в ФРГ одним из наиболее популярных), и виды живописнейших скалистых обрывов на берегах верхней Эльбы остались с Путиным и его семьей навсегда. При посещении Дрездена 27 сентября 2001 г. он не мог скрыть волнения от свидания с городом своей молодости. На приеме в его честь, устроенном городскими властями, он говорил об "особой радости снова побывать здесь" и добавил: "Многое изменилось, но только не здешнее гостеприимство"^x. Во время поездки на прогулочном пароходике по Эльбе Путин знакомил канцлера Шредера с достопримечательностями Дрездена.

Впрочем, с Дрезденом у Путина связаны не только идиллические воспоминания. Со слов бывших сотрудников госбезопасности ГДР Рар рассказывает об одном из острейших моментов обстановки в ГДР после падения Берлинской стены, когда искусно направляемые группы людей громили здания "штази": "Путин, наверное, никогда не забудет 6 декабря 1989 года, когда разъяренная толпа едва не ворвалась в дом № 4 на Ангеликаштрассе, где размещалось дрезденское отделение КГБ. Он позвонил в штаб Западной группы войск в Восточном Берлине [здесь Рар или его информаторы допустили явную ошибку: штаб ЗГВ находился в Вюнсдорфе под Берлином] и попросил помощи, но услышал в ответ, что из Москвы не поступало никаких распоряжений. Тогда офицеры КГБ приготовились отразить штурм с оружием в руках. Тридцатисемилетний подполковник Путин лично вышел к агрессивно настроенной толпе, выдал себя за переводчика и предложил всем отойти от места расположения советской воинской части. 'Я солдат и готов погибнуть!' - крикнул он возмущенным правозащитникам"^xi.

Возможно, у Рара этот эпизод излишне драматизирован, но Путин сам подтверждает, что решил разъяснить истинное положение вещей демонстрантам, полагавшим, что обнаружили "тайное" учреждение МГБ ГДР. Он рассказывал, что "вышел к людям и спросил, чего они хотят. Я им объяснил, что здесь советская военная организация. А из толпы спрашивают: 'Что же у вас тогда машины с немецкими номерами во дворе стоят? Чем вы здесь вообще занимаетесь?' Мол, мы-то знаем. Я сказал, что нам по договору разрешено использовать немецкие номера. 'А вы-то кто такой? Слишком хорошо говорите по-немецки', - закричали они. […] Потом, через несколько часов, наши военные все же приехали. И толпа разошлась"^xii.

Главный след, который оставили в политической философии Путина пребывание в ГДР и пережитый им драматический конец республики, связан с тем явлением, которое он назвал "параличом власти" в СССР. Чрезвычайно характерна его реакция на вопрос журналиста: "Вы переживали, когда рухнула Берлинская стена?" Ответ Путина гласил: "На самом деле я понимал, что это неизбежно. Если честно, то мне было только жаль утраченных позиций Советского Союза в Европе, хотя умом я понимал, что позиция, которая основана на стенах и водоразделах, не может существовать вечно. Но хотелось бы, чтобы на смену пришло нечто иное. А ничего другого не было предложено. И вот это обидно. Просто бросили все и ушли"^xiii. Все, кто в тот период по-настоящему болел за интересы своей страны, не могут не согласиться с приговором, вынесенным Путиным политическим банкротам, взявшимся "порулить" великой державой. И этот приговор - гарантия того, что в российской политике такое не повторится.

Истина заключается в том, что на высший пост в российском государстве волею случая (обстоятельств, судьбы) попал, независимо от прежнего места работы, человек незаурядный, сумевший к тому же остаться честным, нормальным, обыкновенным в том смысле, что устоял перед всеми соблазнами постсоветского хаоса. Таких в России не так уж мало - во всяком случае, значительно больше, чем громил и воров, научившихся прикрывать свои темные делишки громкой фразой. Но сколько из них достигли видных постов? Можно подивиться кадровой нищете "семьи", однако то, что она не решилась доверить собственную судьбу ни одному из по-настоящему "своих", доказывает лишь, что она слишком хорошо знала им подлинную цену. А Россию и мир с выдвижением Путина можно только поздравить. С тех пор Путин доказал, что он способен говорить не только на немецком, но и на английском и даже американском языке. Конечно, пребывание в ГДР не осталось без следа для его манеры вести дела. Это положительный с германской точки зрения эффект. Но при этом не следует упускать из виду, что он не мог не видеть, как обошлись "победители" из "старой" ФРГ с его коллегами и вообще "осси" (восточными немцами), хотя объединение Германии было достигнуто прежде всего благодаря настойчивости населения ГДР. Вряд ли на этом примере Путин не сделал соответствующих выводов относительно цены западных обещаний и деклараций. И вряд ли он недооценивает сейчас важность способности самому постоять за себя.

Не подлежит сомнению, что личный опыт и знакомство с Германией первого лица в российском государстве, его дружба с немцами, владение немецким языком являются уникальной отправной точкой для налаживания "отношений особого рода" между Россией и Германий. (Этот термин очень любят дипломаты и политики, когда затрудняются дать более точное определение; на самом же деле отношения между любыми двумя странами носят "особый характер" в том смысле, что в силу объективных причин отличаются от их отношений с другими партнерами). Сотрудничество России и Германии совсем не должно стать "дружбой против кого-то", хотя кое-кто неизвестно почему считает, что иначе дружить невозможно. Говоря о своем желании строить доверительные отношения с ФРГ, Россия отнюдь не намерена добиваться ослабления связей Германии с остальным миром, нарушать систему ее союзов или мешать процессам интеграции, в которых она участвует. Владимир Путин совершенно искренен, когда говорит об этом, и проводимая им политика полностью соответствует заявленным Россией принципам. Многовековая история взаимоотношений России и Германии - как позитивного, так негативного рода - создала ситуацию, когда в Европе нет двух других народов, столь близко знающих друг друга. Путин отметил в своей сентябрьской речи в бундестаге: "В нашей совместной истории были разные периоды, иногда болезненные, особенно в XX веке. Но раньше мы гораздо чаще были союзниками"^xiv. Переплетение исторических судеб, как и тот факт, что речь идет об обеих крупнейших нациях континента, предопределяет решающую роль российско-германского взаимодействия в деле создания Большой Европы от Рейкьявика до Владивостока. Иначе Малая Европа в лице Европейского Союза, даже считая ассоциированные с ним страны, останется обреченной на прозябание в качестве окраинной территории в рамках объединяющегося северного полушария. В сущности это и стало содержанием произнесенной Путиным на отличном немецком языке речи, которая произвела такое глубокое впечатление на немцев.

После некоторых колебаний нынешнее германское руководство пошло на сближение с Россией. Это проявилось и в сдвигах в оценках антитеррористической акции Москвы в Чечне, и в сомнениях по поводу своевременности следующей волны расширения НАТО на восток. Пока движение навстречу друг другу носит скорее демонстративный, символический характер; остаются немаловажные разногласия в политике, отстает экономическая и финансовая сторона сотрудничества (интендантство не поспевает, как говорил Наполеон). Но и символическое сближение чрезвычайно важно для обеспечения стабильности и мира в Европе. Особенно сейчас, когда западная часть человечества на своем горьком опыте также убедилась в опасности международного терроризма, являющегося врагом всех. Много значит, что к процессу углубления взаимопонимания подключается общественность. Учрежденный Путиным и Шредером в мае этого года Петербургский диалог (он будет продолжен в Веймаре в будущем году встречей людей, формирующих общественное мнение обеих стран) обещает стать средством живого контакта между духовной, политической и экономической элитами России и Германии. Выработка на уровне общественности общих подходов к насущнейшим проблемам современности - мощный стимул к продвижению вперед и в политической области.

Президент Путин остается выразителем национальных интересов России и во многом знаковой фигурой для них. Но эти интересы не только не вступают в непримиримое противоречие с интересами других стран, но без труда согласуются с ними. Стабильность, мир, сотрудничество во имя общего процветания - в этом заинтересованы все. Постоянное торможение развития отношений между Россией и Германией, характерное для практики последних полутора лет (шефы договариваются, а бюрократическая машина с обеих сторон спускает затем все на нет), не оставляет Москве иного выбора, как поиск других партнеров. Ссылки немецких представителей на узкие рамки олицетворяемой Европейским Союзом Малой Европы, служащие-де помехой в деле сближения с Россией, не могут извинить близорукости политики, упускающей шансы создания общеевропейского политического и экономического пространства. Объективно в Большой Европе в наибольшей степени заинтересована именно Германия. Ей уже сейчас становится тесно в брюссельской провинции. Аргумент, будто кто-то опасается германского перевеса в Большой Европе, гроша ломаного не стоит. Россия способна обеспечить какое угодно равновесие при любой европейской архитектуре.

Путин представляет собой уникальный (причем совершенно неожиданный) шанс не только для российского восстановления, но и для создания органического объединения Западной Европы и России. Однако время для односторонних объяснений в любви ограничено - в России слишком свежи воспоминания о горбачевско-шеварнадзевско-ельцинско-козыревском периоде, когда Москва постоянно сдавала одну свою позицию за другой в расчете на ответное движение Запада навстречу, но дождалась лишь того, что была вновь объявлена источником угрозы для всего цивилизованного мира. Западу не следовало бы вздыхать о "радикальных демократах", настолько скомпрометировавших себя в глазах российского общественного мнения, что ни о каком их "возрождении" речи быть не может. Ему надо было бы воспользоваться теми возможностями, какие открывает президентство Путина. Политическое кредо Путина предполагает наличие сильной Западной Европы, но ведь и Западная Европа жизненно заинтересована в наличии сильной России, способной обеспечить спокойствие на востоке и подкрепить стремление Западной Европы к самобытности и влиянию на процессы в мире. И решающее слово принадлежит здесь Германии, обладающей всеми возможностями придать политике Европейского Союза в отношении России конструктивный характер.

Кто-то из русских политологов сказал, что Путин - это третий и последний президент-носитель надежд российского общества; четвертого не будет. Данное утверждение похоже на истину. Если Путин потерпит неудачу, это будет катастрофа не только для России. Окончание конфронтации в 1990 году предоставило человечеству небывалый шанс начать новую главу в книге всемирной истории - главу взаимного доверия, гармонизации интересов, построения общеевропейского дома как головного проекта возведения глобального общежития народов Земли, совместное проживание в котором не было бы тягостным ни для одного народа планеты. Этот шанс оказался упущенным главным образом вследствие эгоистической и часто неразумной даже с точки зрения собственных интересов политики Запада. Трагические события 11 сентября по-иному, но также реально дали повторный шанс создать новый, объединенный мир, обозначив общего смертельного врага - международный терроризм. Однако только декларациями или бомбардировками баз террористов в отдельных странах с ним не справиться. Нужно действенное и постоянное объединение усилий ведущих стран мира. Выступая в бундестаге, Путин сказал: "Вопреки всему тому положительному, что было достигнуто в прошедшие десятилетия, мы до сих пор не добились выработки эффективного механизма сотрудничества. Созданные до сих пор органы координации не предоставляют России реальных возможностей участвовать в подготовке принимаемых решений. Сегодня решения подчас принимаются вообще без нас. Нас только потом настоятельно просят поддержать их"^xv. От того, насколько скоро будет исправлено такое нетерпимое положение, зависит дальнейшая судьба человечества. При наличии доброй воли Германия сможет внести весомый вклад в решение этой задачи. Вот только сумеют ли немцы оказаться на высоте в сложившейся чрезвычайной обстановке? Не повиснет ли в воздухе протянутая им российским президентом рука? Или надо будет ждать, когда во главе Германии встанет "русский" (как, например, некогда "железный канцлер" Отто фон Бисмарк, имевший за плечами три года пребывания в Петербурге в качестве прусского посланника)? Любые симпатии сохраняются только тогда, когда их подкрепляет дело.

- Конец -