К вопросу о применении международно - правовых норм о морских живых ресурсах
(Вылегжанин А. Н.) ("Вестник ВАС РФ", N 2, 2002) Текст документаК ВОПРОСУ О ПРИМЕНЕНИИ МЕЖДУНАРОДНО - ПРАВОВЫХ НОРМ О МОРСКИХ ЖИВЫХ РЕСУРСАХ
А. Н. ВЫЛЕГЖАНИН
А. Н. Вылегжанин, член научно - экспертного совета Федеральной целевой программы "Мировой океан", директор правового центра СОПС РАН.
Российской Федерацией ратифицирована Конвенция ООН по морскому праву 1982 года (далее - Конвенция 1982 года; Конвенция) <*> и Соглашение 1995 года об осуществлении положений Конвенции 1982 года, которые касаются сохранения трансграничных рыбных запасов и запасов далеко мигрирующих рыб и управления ими (далее - Соглашение 1995 года; Соглашение) <**>. Конвенция 1982 года выделяется среди других многочисленных договорных источников международного права, предусматривающих нормы о морских живых ресурсах <***>, прежде всего своим универсальным характером. На 1 мая 2001 г. участниками этой Конвенции являются 134 государства и Европейское экономическое сообщество. -------------------------------- <*> Федеральный закон от 26.02.97 N 30-ФЗ "О ратификации Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву и Соглашения об осуществлении части XI Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву". <**> Федеральный закон от 26.04.97 N 69-ФЗ "О ратификации Соглашения об осуществлении положений Конвенции Организации Объединенных Наций по морскому праву от 10 декабря 1982 года, которые касаются сохранения трансграничных рыбных запасов и запасов далеко мигрирующих рыб и управления ими". <***> Тексты этих договорных источников см. в сборнике: Международно - правовые основы управления морскими живыми ресурсами. Теория и документы. М., 2000.
Особая роль Конвенции 1982 года в ряду других международно - правовых источников обусловлена и механизмом урегулирования споров, касающихся толкования и применения любого международного договора, связанного с целями Конвенции. Компетенцией в отношении таких споров обладают суд и арбитраж, предусмотренные Конвенцией 1982 года (п. 2 ст. 288 Конвенции). Оценить последствия совокупного воздействия блока "природоресурсных" норм Конвенции 1982 года, Соглашения 1995 года, других договорных источников международного права трудно даже высокопрофессиональным судьям - международникам, как показал, например, ход рассмотрения в 1998 году Международным судом ООН дела о юрисдикции в отношении рыбных ресурсов (по спору между Испанией и Канадой) <*>. В этом контексте понятна актуальность темы, вынесенной в название настоящей работы. Конвенция 1982 года и Соглашение 1995 года, в соответствии с пунктом 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации, являются "составной частью ее правовой системы". По смыслу этого конституционного постановления, если Конвенцией 1982 года установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила Конвенции, а не закона. -------------------------------- <*> Fisheries Jurisdiction (Spain v. Canada), Jurisdiction of the Court, Judgment, I. C/J/ Reports, 1998. Судом исследовано, в частности, юридическое содержание понятия "сохранение морских живых ресурсов и управление ими", оценено значение канадского законодательства о трансграничных рыбных запасах.
Единство судебной системы Российской Федерации обеспечивается, в частности, путем применения всеми судами России не только Конституции Российской Федерации, федеральных конституционных и федеральных законов, но и "общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации" (ст. 3 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации"). В юридической литературе в этой связи профессором В. П. Кашеповым отмечено, что "если ПОДЧИНЯТЬСЯ суд должен ЛИШЬ Конституции РФ и федеральному закону, то ПРИМЕНЯТЬ при рассмотрении и разрешении судебных дел он ВПРАВЕ нормы Конституции РФ, федеральных конституционных законов, федеральных законов, общепризнанные принципы и нормы международного права и международных договоров Российской Федерации..." <*> (выделено мною. - А. В.). То есть, по мнению этого ученого, применение общепризнанных принципов международного права, международных договоров Российской Федерации - это не обязанность российского суда, а его право. С таким мнением, полагаю, согласиться нельзя. Суд обязан (а не только "вправе") применять общепризнанные принципы международного права, международные договоры Российской Федерации. Напротив, суд не обязан применять всегда нормы закона; более того, суд не вправе применить норму федерального закона, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом. Такой подход подтвержден Постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия". Как сказано в Постановлении, при рассмотрении дела суд "не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом" (п. 5 Постановления). Решения о согласии на обязательность Конвенции 1982 года и Соглашения 1995 года приняты были именно в форме федерального закона. -------------------------------- <*> Комментарий к Федеральному конституционному закону "О судебной системе Российской Федерации" / Науч. ред. В. П. Кашепов. М., 1998. С. 17 - 18.
Трудности применения российскими судебными инстанциями норм Конвенции и Соглашения обусловлены и рядом иных причин. Во-первых, в большинстве своем российские судьи - это квалифицированные специалисты именно в отраслях российского права (гражданского, уголовного, административного и т. д.), но не международного. Во-вторых, пока еще Высший Арбитражный Суд Российской Федерации и Верховный Суд Российской Федерации не разработали совместного постановления Пленумов этих судов о применении природоресурсных или иных положений Конвенции 1982 года, хотя целесообразность такой работы никем не оспаривается, как свидетельствуют материалы федеральной целевой программы "Мировой океан" <*>. -------------------------------- <*> Эта программа (далее - ФЦП "Мировой океан") одобрена Постановлением Правительства Российской Федерации от 10.08.98 N 919. См. о ФЦП "Мировой океан": Колодкин А. Л., Михина И. Н., Тюрин В. И. Международно - правовые вопросы, их политический аспект, тактика отстаивания интересов России // "Мировой океан": Вып. 1. М., 2000. С. 157 - 192.
В порядке содействия обозначенной работе в настоящей статье рассматриваются содержание международно - правового понятия "морские живые ресурсы", природа прав на такие ресурсы; сопоставляются нормы российских законов, устанавливающие вещное право собственности на морские пространства и ресурсы, с одной стороны, и нормы Конвенции 1982 года и Соглашения 1995 года, отрицающие такое право, - с другой.
ЮРИДИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ "МОРСКИЕ ЖИВЫЕ РЕСУРСЫ"
Конвенция 1982 года использует термин "природные ресурсы, как живые, так и неживые", термин "морские ресурсы" и термин "живые ресурсы". Последний означает те используемые виды растительного и животного мира, которые обитают в различных районах Мирового океана. Эти районы, в свою очередь, имеют разный правовой режим: внутренние морские воды (к берегу от исходных линий) и территориальное море (от исходных линий в сторону моря, шириной до 12 морских миль) находятся под суверенитетом государства; в исключительной экономической зоне (в районе за пределами территориального моря, шириной до 200 морских миль от исходных линий) и в пределах поверхности и недр континентального шельфа прибрежное государство осуществляет целевые ресурсные права и юрисдикцию; в открытом море государства пользуются свободами в конвенционном порядке; в районе морского дна за внешними границами континентального шельфа государства - участники осуществляют природоресурсную деятельность в рамках сложного международного механизма, в том числе институционального, предусмотренного Конвенцией 1982 года и Соглашением 1994 года об осуществлении ее части XI (о минеральных ресурсах такого района). В Конвенции понятие "природные ресурсы" четко отграничено от понятия "морское пространство", в котором эти ресурсы залегают (минеральные) или обитают (живые). Хотя в Конвенции термин "морские живые ресурсы" не определен, содержание выражаемого им понятия раскрывается ее многочисленными статьями в полном соответствии с достаточно устоявшимся международно - правовым значением этого термина. Так, по Конвенции о сохранении морских живых ресурсов Антарктики 1980 года (Россия является ее участником) "морские живые ресурсы означают популяции плавниковых рыб, моллюсков, ракообразных и всех других видов живых организмов", обитающих в естественной среде юридически обозначенного морского района (п. 2 ст. 1 Конвенции 1980 года). Обитание в естественной среде - сущностный признак конвенционного понятия "живые ресурсы" моря. Когда рыба, крабы, водоросли или иной вид морских биоресурсов изъяты из морской среды и находятся, к примеру, на борту судна - это уже не "морские живые ресурсы" согласно Конвенции 1982 года, а "улов". Здесь государства - участники Конвенции проявили последовательность: в отношении неживых природных ресурсов подобное юридическое отграничение также наличествует. Согласно статье 133 Конвенции 1982 года термин "ресурсы" означает "минеральные ресурсы, включая полиметаллические конкреции, in situ в районе на морском дне или в его недрах"; когда же минеральные ресурсы не находятся в месте естественного залегания, то есть когда они извлечены из этого места (ex situ), - это уже согласно Конвенции не "ресурсы", а "полезные ископаемые". Режим "ресурсов" отличен от режима "полезных ископаемых": "ресурсы" согласно Конвенции не могут быть объектом вещного права собственности, а "полезные ископаемые" таковым являются. По смыслу Конвенции 1982 года не все представители фауны и флоры Мирового океана (то есть более 150 тысяч морских животных, более 15 тысяч водорослей, множество простейших и т. д.) охватываются конвенционным понятием "морские живые ресурсы". При ином толковании Конвенции предусмотренные ею меры сохранения морских живых ресурсов и управления ими, достаточно дорогостоящие, невозможно было бы практически выполнять. Например, Конвенция не обязывает государства - участника собирать научную информацию об объеме биомассы каждого из видов рыб, обитающих в Мировом океане, которых более 20 тысяч. Но если в исключительной экономической зоне государства - участников представлены все виды промысловых рыб (а их в настоящее время порядка двух тысяч видов), то такое государство по смыслу Конвенции обязано, в целях сохранения этих эксплуатируемых видов, оценивать биомассу запасов таких видов и устанавливать ту ее часть, которая разрешается для лова (общий допустимый улов) <*>. Иначе говоря, второй сущностный критерий отнесения организмов моря к конвенционному понятию "морские живые ресурсы" - востребованность таких морских организмов со стороны государства - участника, фактическое их использование. -------------------------------- <*> См. подробнее: Вылегжанин А. Н. Морские природные ресурсы (международно - правовой режим). М., 2001. С. 158 - 166.
Это не означает, что не востребованные сегодня морские растения и животные, которые не являются по Конвенции 1982 года морскими живыми ресурсами, оставлены без защиты международным правом. Многочисленные его источники, в том числе договорные, создают разветвленные международно - правовые основы сохранения таких растений и животных, в целом биоразнообразия морской среды <*>. -------------------------------- <*> Подробнее об этом см.: Вылегжанин А. Н. Биоразнообразие морской среды и международное право // Государство и право. 2001. N 3.
Понятие "морские живые ресурсы" охватывает и иные конвенционные понятия: "сидячие виды" (живые ресурсы континентального шельфа, то есть такие организмы, "которые в период, когда возможен их промысел, либо находятся в неподвижном состоянии на морском дне или под ним, либо не способны передвигаться иначе, как находясь в постоянном физическом контакте с морским дном или его недрами" - п. 4 ст. 77 Конвенции); морские млекопитающие; далеко мигрирующие виды; анадромные и катадромные виды (статьи 64 - 67 Конвенции). Законы некоторых морских держав выделяют доминирующее значение рыб в ряду других морских живых ресурсов. Так, согласно действующему Закону США о сохранении рыбных ресурсов и управлении ими "термин "рыба" означает плавниковых рыб, моллюсков, ракообразных и все другие формы морских животных и растений, за исключением морских млекопитающих и птиц" <*>. То, что понятие "морские живые ресурсы" включает и растения (прежде всего водоросли, используемые в медицинской и пищевой промышленности), имеет значение и для правоприменения. Так, ряд российских судебных решений обосновывался ссылками на Закон "О животном мире" от 24 апреля 1995 г. N 52-ФЗ; но морские биоресурсы, как было отмечено, - это не только животные. -------------------------------- <*> Magnuson - Stevens Fishery Conservation and Management Act. Public Law 94-265. As amended through October 11, 1996. 99-659, 101-627, para. (12).
ПРИРОДОРЕСУРСНЫЕ ПРАВА ПРИБРЕЖНОГО ГОСУДАРСТВА В МОРЕ: ВОПРОС ОБ ИХ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
Имеет ли прибрежное государство право собственности на подвижные популяции живых ресурсов в морских районах, находящихся под его суверенитетом и юрисдикцией? Обозначенный вопрос четко не решен в национальном праве большинства прибрежных государств, до сих пор вызывает споры в национальных судах, но однозначно урегулирован международным правом. Согласно Конвенции 1982 года прибрежное государство осуществляет суверенитет над его внутренними морскими водами и территориальным морем (статьи 2 и 8). Эти морские районы составляют часть государственной территории, поэтому подтвержденный рядом резолюций Генеральной Ассамблеи ООН принцип неотъемлемого суверенитета государства над его природными ресурсами <*> применим, разумеется, и к природным ресурсам внутренних морских вод и территориального моря. Право на природные ресурсы "присуще (is inherent) концепции суверенитета" - отвечают авторы пятитомного комментария к Конвенции ООН по морскому праву 1982 года <**>. Неотъемлемость суверенитета государства над его природными ресурсами означает, что государство не может эти права отчуждать. Даже в условиях тотальной коррупции исполнительной власти и слабости власти судебной и законодательной (известные ситуации, например, в некоторых странах Юго - Восточной Азии) исполнительная власть не может de jure уступить иностранному государству суверенитет над природными ресурсами. Суверенитет, в том числе над природными ресурсами, неотчуждаем, и с этой точки зрения он сущностно отличен от вещного института - права собственности. -------------------------------- <*> См., напр.: Неотъемлемый суверенитет над естественными ресурсами: Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 1803 (XVII) от 14.12.62 // Современное международное право: Сб. документов / Сост. В. К. Собакин. М., 1964. С. 72 - 76. <**> United National Convention on the Law of the Sea 1982. A Commentary. Volume II. Ed. S. N. Nandan and S. Rosenne. Dordrecht / Boston/London, 1993. P. 441.
Отличаются от вещного права собственности и суверенные права прибрежного государства в его исключительной экономической зоне. Эти права, как сказано в Конвенции 1982 года, осуществляются прибрежным государством "в целях разведки, разработки и сохранения природных ресурсов, как живых, так и неживых" (п. 1 ст. 56). В практическом плане значимы следующие такие права прибрежного государства на морские живые ресурсы: а) право самостоятельно определять величину общего допустимого улова; б) право полностью использовать живые ресурсы в своей исключительной экономической зоне - в пределах указанной определенной величины. Эти суверенные ресурсные права прибрежное государство реализует только в порядке, предусмотренном Конвенцией 1982 года. Например, оно обязано определить "свои возможности промысла живых ресурсов исключительной экономической зоны". И если оно не имеет возможности выловить весь допустимый улов, то путем соглашений и других договоренностей "предоставляет другим государствам доступ к остатку допустимого улова" (п. 2 ст. 62). Изменить конвенционный порядок реализации суверенных ресурсных прав прибрежное государство не может. Оно не вправе, например, заменить публично - правовые суверенные права каким-то вещно - правовым институтом. Конвенция не признает вещного права собственности прибрежного государства на природные ресурсы в его исключительной экономической зоне. Прибрежное государство не вправе и самоустраниться от реализации суверенных природоресурсных прав и исполнения соответствующих международно - правовых обязанностей. Суверенные права прибрежного государства на природные ресурсы континентального шельфа, в том числе живые, являются исключительными. То есть здесь нет обязательства прибрежного государства устанавливать общий допустимый улов, определять свои возможности промысла и на такой основе решать вопрос о предоставлении другим государствам доступа к остатку допустимого улова. Даже если прибрежное государство не вело промысел биоресурсов на каких-то участках своего шельфа и не собирается его вести, другие государства тем не менее не вправе начинать промысел таких неэксплуатируемых ресурсов, если нет на то определенно выраженного согласия прибрежного государства (ст. 77, пункты 1 - 3). Но и таким образом детерминированные публично - правовые полномочия прибрежного государства не тождественны вещному праву собственности на биоресурсы континентального шельфа. Не будучи собственником природных ресурсов шельфа, прибрежное государство опять-таки не вправе передать их другому государству, не вправе уничтожить такие ресурсы. И первое и второе стало бы международно - правовым правонарушением. Что же касается национального права, то даже в странах с развитой правовой системой вопрос о публичном и вещном характере прав на морские биоресурсы чаще решался корректно не законодателями, а в ходе правоприменительной практики. Так, Верховный Суд США в нескольких делах рассматривал данный вопрос, в основном в связи с притязаниями штатов (субъектов Федерации) на осуществление права собственности на природные ресурсы, живые и неживые, в пределах территориального моря США. Верховный Суд учитывал при этом, что, во-первых, в ряде судебных решений права на природные ресурсы уже отнесены к вещному праву собственности <1>. Во-вторых, принималась во внимание и достаточно обоснованная критика в доктрине подобной позиции судов. Американский юрист Р. Паунд писал, что налицо тенденция "обосновать более жесткое регулирование использования лицами res communes <2> (например, использование проточных вод для целей энергообеспечения или ирригации) путем объяснения, что подобные объекты являются собственностью штата (the property of the state) и что выгодоприобретателями такого права собственности являются граждане соответствующего штата". В этой связи правовед отметил, что "хотя формально наши суды и законодательные собрания, похоже, подвели под объекты собственности все, кроме воздуха и открытого моря, фактически так называемое вещное право собственности штатов над res communes... является лишь видом защиты в общественных целях. Это imperium, а не dominium <3>. Штат как государственно организованное образование не имеет права собственности на реку, подобно тому, как такое право он имеет на мебель в здании законодательного собрания. Штат не имеет права собственности на животный мир (wild game), подобно тому, как штат такое право имеет на активы казны штата. Это подразумевает, что сохранение ресурсов, значимых для общества, требует регулирования их использования (как res communes), для того, чтобы предотвратить их бесполезную утрату и уменьшить конфликты в связи с таким использованием..." <4>. -------------------------------- <1> Washington Kelpers Association v. State of Washington, 502, 2-d, 1170 (1972). P. 1173. <2> Суть этого режима общего достояния, введенного римским правом, состоит, по мнению Гуго Гроция, в целостности и нераздельной общности, в том, что это "общее право пользования", которое "заменяло частную собственность". (Гуго Гроций. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права / Пер. с лат. А. Л. Саккетти. М., 1956. С. 202.) <3> Понятия частноправового доминиума (собственности) и публично - правового империума (суверенитета) четко разграничивались в римском праве. В 1860 году профессор В. А. Незабитовский писал: "Территория не вещь, которою владеет государство, но пространство, в пределах которого державная власть государства существует и действует". (Подробнее об этом см.: Барсегов Ю. Г. Территория в международном праве. М., 1958. С. 16 - 31.) <4> Pound R. Au introduction to the Philosophy of Low. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1922. P. 198 - 199.
Такая критика правоведами судебной и законодательной практики штатов дала результат. Верховный Суд США в одном из своих решений отметил: "Вся теория права собственности на рыбу (the whole ownership of fish theory) на самом деле рассматривается сейчас в основном не более как фикция (is now generally regarded as but a fiction), выражающая юридической стенограммой важность для народа штата того факта, что штат уполномочен сохранять значимые ресурсы и регулировать их использование" <*>. -------------------------------- <*> Toomer v. Witsell, 334 U. S. 385, 402 (1948).
Итак, в национально - правовой практике были попытки свести к вещному праву собственности природоресурсные правомочия прибрежного государства в море. В конечном счете в США, например, такие попытки успеха не имели. Возобладала точка зрения о публичной природе таких правомочий, суть которых - в сохранении ресурсов и в регулировании их использования. В международном же праве никем и не ставился под сомнение публичный, межвластный характер отношений прибрежного государства с другими субъектами права по поводу сохранения и использования морских пространств и ресурсов. Как отмечалось в международно - правовой доктрине, применение вещной конструкции - права собственности "в отношении морских пространств, так же как и в отношении территории государств - сферы проявления властных отношений, исключается по принципиальным соображениям" <*>. Другой юрист - международник подчеркивал, что "вряд ли правильно говорить, что прибрежное государство обладает... собственностью на живые ресурсы водной толщи экономической зоны. Оно обладает лишь суверенными правами в целях их разведки, разработки и т. д." <**>. Отрицается в отечественной доктрине международного права и вещное право собственности на континентальный шельф и его ресурсы: "...прибрежное государство не вправе полностью распоряжаться шельфом, передавать или продавать его" <***>. Оно - не собственник шельфа. Прибрежное государство не вправе, например, истребовать из "чужого незаконного владения" крабов или стадо рыб, которые первоначально находились в районе под его юрисдикцией, но затем, в ходе естественной интеграции, переместились в исключительную экономическую зону другого государства. Соответственно многочисленные международные договоры, предусматривающие нормы о морских живых ресурсах, не предусматривают вещного права собственности на такие ресурсы. Другое дело - изъятые из естественной среды обитания рыбы, находящиеся, например, на борту судна. Как уже отмечалось, это согласно Конвенции 1982 года "улов", а не "морские живые ресурсы", и этот улов, конечно же, является объектом вещного права собственности. -------------------------------- <*> Барсегов Ю. Г. Концепция "общего наследия человечества" в международном морском праве (теоретические вопросы) // Советский ежегодник международного права. 1985. М., 1986. С. 52 - 53. <**> Деканозов Р. В. О правовой классификации морских пространств // Там же. С. 129 - 130. <***> Колодкин А. Л. Мировой океан. Международно - правовой режим. Основные проблемы. М., 1973. С. 55.
Четкое определение в международном праве публичного, властного характера правомочий прибрежного государства на морские живые ресурсы in situ и отрицание вещного права собственности на них воспринято далеко не всеми актами федерального законодательства России.
ПОЛОЖЕНИЯ РОССИЙСКИХ ЗАКОНОВ О РЕЖИМЕ МОРСКИХ ПРОСТРАНСТВ И РЕСУРСОВ
Статьей 36 Водного кодекса Российской Федерации от 16 ноября 1995 г. N 167-ФЗ предусмотрено право собственности (!) на "внутренние морские воды... территориальное море Российской Федерации" и даже на "водные объекты, являющиеся средой обитания анадромных и катадромных видов рыб" (!!). Последнее особенно изумляет, поскольку средой обитания анадромных видов, образующихся в реках России, например, являются не только пространства открытого моря, но и районы исключительной экономической зоны иностранного государства (ситуация с лососевыми северной части Тихого океана, а также Атлантического). Установление права собственности на такие районы противоправно изначально. Судебным органам, как представляется, следует считать такое установление права собственности на морские пространства и соответственно на морские ресурсы юридическим недоразумением (lapsus jure). Тем более что подобной ошибки законодатель не допустил в сугубо "морских" Законах: "О континентальном шельфе Российской Федерации" (от 30 ноября 1995 г. N 187-ФЗ); "Об исключительной экономической зоне Российской Федерации" (от 17 декабря 1998 г. N 191-ФЗ); "О внутренних морских водах, территориальном море и прилежащей зоне Российской Федерации" (от 31 июля 1998 г. N 155-ФЗ). Согласно первым двум Законам в названных морских пространствах Российская Федерация осуществляет "суверенные права" и "юрисдикцию" в обозначенных целях, но не право собственности (статья 5 в обоих Законах). Согласно третьему Закону - "О внутренних морских водах, территориальном море и прилежащей зоне Российской Федерации" - на территориальное море, воздушное пространство над ним, а также на дно территориального моря и его недра "распространяется суверенитет Российской Федерации", но опять-таки не вещное право собственности (ст. 2, п. 4). Статьей 4 Федерального закона от 24 апреля 1995 г. N 52-ФЗ "О животном мире" предусмотрено право государственной собственности на животный мир "в пределах государственной территории". Согласно этой статье к федеральной собственности "могут быть отнесены" объекты животного мира, "населяющие территориальное море, континентальный шельф, исключительную экономическую зону Российской Федерации". Но могут как будто остаться и вне вещного права собственности. Подобная формулировка представляется неточной. Точнее сформулирована статья 40 этого Закона, согласно которой вещное право собственности устанавливается лишь на "добытые объекты животного мира и продукцию, полученную из них". Итак, некоторые нормы федеральных законов допускают вещное право собственности на морские пространства и обитающие в них ресурсы. Конвенция 1982 года такого права не допускает. За введением права собственности ("государственной", "федеральной") можно проследить благое намерение законодателя: не допустить захват в частную собственность морских пространств и ресурсов. Но эта воля законодателя легко достигается иными средствами - подтверждением публично - правовых понятий суверенитета и суверенных прав государства. Необходимости во введении в механизмы регулирования морепользования цивилистического института - права собственности - нет. Нет и в международном праве основ для такого нововведения, что подтверждает и упоминавшееся Соглашение 1995 года.
ОТРИЦАНИЕ СОГЛАШЕНИЕМ 1995 ГОДА ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ НА МОРСКИЕ БИОРЕСУРСЫ
Соглашение об осуществлении положений Конвенции 1982 года, которые касаются сохранения запасов трансграничных и далеко мигрирующих видов рыб и управления ими, предусматривает специальный режим таких видов, независимо от того, находится ли соответствующий запас в открытом море либо в исключительной экономической зоне. В Конвенции 1982 года, напомним, сформулировано лишь общее правило: "...когда один и тот же запас или запасы ассоциированных видов встречаются как в исключительной экономической зоне, так и в районе, находящемся за ее пределами и прилегающем к ней, прибрежное государство и государства, ведущие промысел таких запасов в прилегающем районе, стремятся прямо или через соответствующие субрегиональные или региональные организации согласовать меры, необходимые для сохранения этих запасов в прилегающем районе" (п. 2 ст. 63). Что касается далеко мигрирующих видов рыб (тунцы, марлин, сайра и иные перечисленные в приложении 1 к Конвенции 1982 года), то прибрежное и другие государства, ведущие промысел таких видов, сотрудничают "в целях обеспечения сохранения таких видов и содействия их оптимальному использованию" (п. 1 ст. 64). Соглашением 1995 года предусмотрен обязательный учет интересов прибрежного государства в сохранении указанных видов морских биоресурсов. Во-первых, предусмотрено обязательство государств - участников Соглашения применять "осторожный подход" (статьи 5 и 6). Во-вторых, Соглашением предусмотрены "общие принципы" сохранения трансграничных запасов (а также запасов далеко мигрирующих рыб) и управления ими. В числе таких принципов: принятие мер по обеспечению долгосрочной устойчивости таких запасов и содействию их оптимальному использованию; обеспечение того, чтобы такие меры основывались на наиболее достоверных научных данных и были направлены на поддержание запасов на уровнях, при которых может быть обеспечен максимальный устойчивый вылов, либо на восстановление запасов до таких уровней; оценка воздействия деятельности человека, а также экологических природных факторов, "на запасы и виды, принадлежащие к той же экосистеме"; принятие мер по сохранению таких запасов и видов, а также управлению ими; сохранение биологического разнообразия морской среды; принятие мер по предотвращению не только чрезмерной эксплуатации рыбных ресурсов, но и "избыточного рыбопромыслового потенциала"; учет интересов рыбаков, занимающихся кустарным и традиционным промыслом (ст. 5). В-третьих, по Соглашению 1995 года меры "по сохранению и управлению, вводимые для открытого моря и принимаемые в районах под национальной юрисдикцией, являются сопоставимыми", и "в деле выработки сопоставимых мер" прибрежные государства и государства, ведущие промысел в открытом море, "обязаны сотрудничать" (п. 2 ст. 7). При определении таких сопоставимых мер государства обязаны принять во внимание в первую очередь меры по сохранению и управлению, принятые прибрежным государством и применяемые в районах под его юрисдикцией, с тем чтобы эффективность таких мер не была подорвана мерами, вводимыми в отношении таких запасов в открытом море (п. 2 "а" ст. 7). Далее, при согласовании сопоставимых мер государства обязаны во вторую очередь учитывать "ранее согласованные меры, введенные и применяемые для открытого моря в соответствии с Конвенцией в отношении тех же запасов прибрежными государствами и государствами, ведущими промысел в открытом море" (п. 2 "b" ст. 7). В третью очередь при определении сопоставимых мер учитываются ранее согласованные меры, введенные и применяемые в соответствии с Конвенцией в отношении тех же запасов на основе международной региональной или субрегиональной договоренности. В четвертую очередь принимаются во внимание в соответствии с Соглашением 1995 года "биологические характеристики запасов и взаимосвязь между распределением запасов, рыбными промыслами и географическими особенностями соответствующего региона. В-пятых, учитывается зависимость от таких запасов государств - прибрежного и ведущих промысел в открытом море. Наконец, при определении сопоставимых мер сохранения и управления обеспечивается, чтобы такие меры не приводили "к вредному воздействию на живые морские ресурсы в целом". Роль прибрежного государства - даже если оно не ведет промысел данных трансграничных запасов в открытом море - остается ключевой: она не ниже совокупной роли всех государств, ведущих промысел таких запасов в открытом море. "Сопоставимые меры" должны быть договорно согласованы прибрежным государством и иными государствами, ведущими промысел трансграничных запасов (а также запасов далеко мигрирующих видов), "в разумный срок". До заключения договора о сопоставимых мерах: а) любое заинтересованное государство может прибегнуть к договорным процедурам урегулирования споров - если разумный срок истек; и б) любое из заинтересованных государств может через такие процедуры добиваться "предписания временных мер" - если стороны не смогли сами согласовать подобную временную договоренность практического характера. Иначе говоря, Соглашение 1995 года устанавливает баланс прав и обязанностей прибрежного и других государств, а также соответствующих международных организаций. Эти права и обязанности носят исключительно публичный (не гражданско - правовой) характер. Им противоречила бы сама попытка установления (например, национальным правовым актом одного из государств) права его собственности (или права собственности юридических, физических лиц) на морские живые ресурсы, являющиеся объектом регулирования по Соглашению 1995 года и Конвенции 1982 года. Воля государств - участников названных Соглашения и Конвенции состоит в отрицании вещного права собственности на морские живые ресурсы.
Название документа