Иерархическое место Конвенции о защите прав человека и основных свобод в системе источников уголовно-процессуального права России
(Ковтун Н. Н., Симагин А. С.) ("Мировой судья", 2006, N 7) Текст документаИЕРАРХИЧЕСКОЕ МЕСТО КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД В СИСТЕМЕ ИСТОЧНИКОВ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА РОССИИ
Н. Н. КОВТУН, А. С. СИМАГИН
Ковтун Н. Н., доктор юридических наук, профессор Нижегородского филиала ГУ - ВШЭ (Государственный университет - Высшая школа экономики).
Симагин А. С., студент факультета права Нижегородского филиала Государственного университета - Высшей школы экономики.
Вопрос об источниках права в целом и уголовно-процессуального права в частности в течение длительного периода времени является одним из наиболее дискуссионных в российской научной доктрине. Однако во всей совокупности известных исследований пока не нашлось места детальному и полному определению места Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней <*> в системе источников отечественного уголовно-процессуального права, что препятствует качественному последующему размышлению по вопросам оптимальности механизма уголовно-процессуального регулирования. -------------------------------- <*> Российская Федерация ратифицировала Европейскую конвенцию Федеральным законом от 20 февраля 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" (СЗ РФ. 2001. N 2. Ст. 163).
Прежде чем перейти к исследованию намеченного круга проблем и вопросов, представляется методологически важным обозначить некоторые терминологические основы, из которых нам предстоит исходить в дальнейшем. 1. "Источник права" - конвенционально рассматривается нами как синоним понятия "форма права" в рамках теории формально-юридического понимания, поскольку именно таковое понимание представляет по сравнению с другими видами и представлениями об источниках права большую определенность и в силу этого имеет неизмеримо большую возможность практического применения и практическую значимость <*>. -------------------------------- <*> См.: Марченко М. Н. Источники права. М., 2005. С. 51. Такого же мнения придерживается большинство ученых - теоретиков права и специалистов в отдельных отраслях. См., напр.: Калинин А. Ю., Комаров С. А. Форма (источник) права как категория в теории государства и права // Правоведение. 2000. N 6; Белкин А. А. Источники права // Право и жизнь. 2001. N 39. С. 137. По мнению М. В. Баглая, рассмотрение понятия "источник права" в каком-либо другом смысле (материальном, философском, идеалистическом) "никакого полезного, прикладного значения для понимания права не представляет". См.: Баглай М. В. Конституционное право РФ. М., 1998. С. 18.
2. Под источником уголовно-процессуального права мы понимаем внешнюю форму выражения уголовно-процессуальных правил (норм), обязательных для реализации при осуществлении уголовного судопроизводства как отрасли государственной деятельности <*>. -------------------------------- <*> Имеется в виду реализация права, т. е. претворение права в жизнь, реальное воплощение содержания юридических норм в фактическом поведении субъектов. См.: Алексеев С. С. Право: опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 144.
3. Нормы, содержащиеся в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, являющейся разновидностью международных договоров <*>, ратифицированных РФ, занимают вторую ступень в системе иерархии норм национального права после Конституции РФ <**>, однако предшествуют положению в этой системе Уголовно-процессуального кодекса РФ, федеральным законам и иным нормативно-правовым актам, регулирующим уголовное судопроизводство России <***>. -------------------------------- <*> См.: п. "а" ч. 1 ст. 2 Венской конвенции от 23 мая 1969 г. "О праве международных договоров" // Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. N 37. Ст. 772. <**> При этом мы не учитываем в рамках данной градации федеральные конституционные законы, поскольку, во-первых, они в соответствии с ч. 1 ст. 108 Конституции РФ принимаются по вопросам, прямо предусмотренным Конституцией РФ, во-вторых, отдельные авторы относят их непосредственно к конституционным нормам или рассматривают Конституцию РФ как разновидность федеральных конституционных законов. См., напр.: Миронов О. О., Шафир М. А. Конституция СССР и конституционные законы // Государственно-правовые проблемы реализации Советской Конституции: Межвузовский сборник науч. трудов. Свердловск, 1987. С. 27; Колесников Е. В. Конституция и конституционные законы как основа российской правовой системы // Правоведение. 1995. N 45. С. 313; Лукьянова Е. А. Закон о законах // Законодательство. 1999. N 11. <***> См.: Толстик В. А. Иерархия российского и международного права. М., 2001. С. 83 - 93; Толстик В. А. Иерархия источников российского права. М., 2002. С. 67 - 75; Захарова Т. П., Ковтун Н. Н. Действующие источники уголовно-процессуального права. Н. Новгород, 1998.
При всей кажущейся на первый взгляд аксиоматичности третьего исходного положения именно оно будет подвергнуто более детальному исследованию. При этом принципиальным считаем прежде всего уяснить: являются ли нормы Европейской конвенции актом, априори содержащим в себе общепризнанные принципы и нормы международного публичного права (generally recognized principles and rules of international law) - jus cogens <*>, или же Конвенция в целом обладает статусом международного договора, таковых предписаний не содержащего? Ответ на поставленный вопрос будет предрешать дальнейшую логику (ход мыслей) исследования. -------------------------------- <*> Поясним, что общепризнанные принципы и нормы международного права и императивные нормы (jus cogens) международного права рассматриваются нами как часть и целое. Вместе с тем в науке международного права нет единства мнений по этому вопросу. Отдельные специалисты связывают императивность с основными принципами международного права, закрепленными в Уставе ООН, а также с нормами, запрещающими уголовные преступления международного характера. Мы же разделяем позицию проф. Г. И. Тункина, который к нормам jus cogens относит в том числе нормы конвенций о правах человека. См.: Тункин Г. И. Теория международного права. М., 1970. С. 182. Аналогичной позиции придерживается и доц. С. Е. Егоров. См.: Егоров С. Е. Права человека в уголовном процессе: международные стандарты и российское законодательство. М., 2006. С. 55 - 85.
Известно, что позитивное международное право не содержит исчерпывающего перечня общепризнанных принципов и норм международного права. И на это, что также известно, есть серьезные основания. Первое (главное, на наш взгляд) основание связывается с неразработанностью теории императивных норм и с невозможностью формулирования их необходимых и достаточных признаков для отделения от прочих внутренних содержаний международного права. Отчасти это связано и со спецификой всего международного права. Однако наметившаяся тенденция кодификации международного права (пока только отдельных его отраслей), безусловно, затронет и нормы jus cogens и тем самым сделает возможным разрешение возникающих на сегодняшний день проблем. При этом подчеркнем, что при всей неясности содержания понятия jus cogens собственно теория императивных норм находит поддержку среди большинства ученых в области международного права, ибо "отрицающих нормы jus cogens среди современных международников почти нет" <*>. -------------------------------- <*> Талалаев А. Н. Венская конвенция о праве международных договоров. Комментарий. М., 1997. С. 144.
Другой аспект причины отсутствия единого "свода" императивных принципов обусловлен интересами правоприменения (в том числе национального). В частности, на Венской конференции (1968 - 1969), как и в Комиссии международного права, было признано нецелесообразным составление какого-либо единого перечня норм jus cogens, поскольку это могло бы, по мнению большинства участников Конференции, повлечь неправильное отношение к другим нормам международного права, занимающим довольно значимое место в регулировании международно-правовых отношений <*>. При этом в ходе работы Конференции были определены ориентиры, своего рода критерии, для идентификации императивных норм (недопустимость нарушения мира и безопасности народов, защита основных норм гуманности и человечности) <**>. -------------------------------- <*> См.: United nations Conference on the Law of Treaties. First Sessions. P. 108 - 115; Талалаев А. Н. Венская конвенция о праве международных договоров. Комментарий. М., 1997. С. 146. <**> Подробнее см.: Алексидзе Л. А. Некоторые вопросы теории международного права. Императивные нормы jus cogens. Тбилиси, 1982. С. 307, 302 - 315.
В развитие теории императивных норм проф. Браунли указывал, что к императивным нормам с большой долей вероятности "как наименее спорные" в науке международного права следует относить и принципы запрещения использования силы, запрещения геноцида, преступлений против человечности, работорговли и пиратства, принцип расовой недискриминации и т. п. <*>. Международный суд (International Court of Justice), действующий в рамках Организации Объединенных Наций, также указывал лишь на казуальные аспекты их (императивных норм. - Авт.) воплощения <**>. -------------------------------- <*> Brownlie Ian. Principles of Public International Law. Sixth edition. Oxford, 2003. С. 488 - 489. <**> См.: Lauterpacht, 27 BY (1950), 397-8; Fitzmarice, 30 BY (1953), 30; North Sea Continental Shelf cases, ICJ Reports (1969), 97-8 and ect.
В этой связи отсутствие нормативного закрепления основополагающих идей международной "государственности" порождает большой научный интерес в разрешении обозначенной проблемы, осуществляемый в том числе на уровне монографических <*> и диссертационных исследований <**>. -------------------------------- <*> Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права. М., 1982; Vendross A., Simma B. Universiller Volkerrecht: Theorie und Praxis. Bonn, 1984; Grief N. Constitutional Law and International Law. United Kingdom Law in the Mid. 1990s. London, 1994; Jones J. Historical Introduction to the Theory of Law. New York, 1995; Тункин Г. И. Теория международного права / Под общ. ред. Л. Н. Шестакова. М., 2000; Зарубаева Е. Ю. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в правовой системе России. М., 2003; Brownlie Ian. Principles of Public International Law. Sixth edition. Oxford, 2003; Марченко М. Н. Источники права. М., 2005. С. 330 - 355; Егоров С. Е. Права человека в уголовном процессе: международные стандарты и российское законодательство. М., 2006. <**> Волженкина В. М. Применение норм международного права в российском уголовном процессе (проблемы теории и практики): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1999; Зарубаева Е. Ю. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в правовой системе России // Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003.
Вместе с тем необходимо признать, что большинство как зарубежных, так и отечественных ученых-международников с формально-юридической точки зрения не признают за Конвенцией статуса документа, закрепляющего общепризнанные принципы и нормы международного права. Главным образом это связано с тем, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод представляет собой договор регионального характера. Обособленную позицию в этом вопросе занимает проф. В. Н. Карташов, который полагает, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод закрепляет общепризнанные принципы и нормы международного публичного права <*>. -------------------------------- <*> См.: Карташов В. Н. Принципы права // Теория государства и права / Под ред. В. К. Бабаева. М., 1999. С. 222. Практически в том же контексте этот тезис воспринят еще в ряде работ, что объективно свидетельствует об отсутствии методологической ясности в этом принципиальном вопросе. См., напр.: Маслов И. В. Законы, определяющие порядок уголовного судопроизводства (источники уголовно-процессуального права) // Уголовное судопроизводство. 2006. N 1. С. 13; и др.
Не содержит ответа на поставленный вопрос в рамках национальной правовой системы и законодательство Российской Федерации. Лишь в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ можно встретить соответствующие толкования. В частности, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия" указывается, что судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах), являются составной частью правовой системы Российской Федерации <*>. Подчеркнем, в этом перечне международных актов, содержащих общепризнанные принципы и нормы международного права, приведенном высшим органом судебной власти в системе судов общей юрисдикции РФ, Европейской конвенции нет. -------------------------------- <*> Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. N 1.
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ" <*> также называет Конвенцию о защите прав человека и основных свобод лишь договором международно-правового характера. -------------------------------- <*> Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 12.
Однако проведенное проф. С. Ю. Марочкиным исследование показывает, что ни акты Конституционного Суда РФ, ни постановления Пленума Верховного Суда РФ не могут с очевидностью (достоверно, по сути) определять общепризнанные принципы и нормы в рамках российской правовой системы. В частности, названные судебные органы, принимая те или иные акты, отнесенные к их компетенции, не раз ссылались на Международный пакт о социальных и экономических правах как на доказательство соответствующих общепризнанных норм. Вместе с тем многие государства, его ратифицировавшие, прямо заявили, что содержащиеся в Пакте нормы не являются общепризнанными <*>. -------------------------------- <*> См.: Марочкин С. Ю. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. Тюмень, 1998. С. 52; См. также: Толстик В. А. Иерархия российского и международного права. М., 2001. С. 19 - 21.
Полагаем, что определяющее значение для решения обсуждаемого вопроса должно придаваться Венской конвенции "О праве международных договоров" <*>, заключенной в г. Вена 25 мая 1969 г., в ст. 53 которой устанавливается, что императивной нормой общего международного права является норма, которая ПРИНИМАЕТСЯ И ПРИЗНАЕТСЯ МЕЖДУНАРОДНЫМ СООБЩЕСТВОМ ГОСУДАРСТВ В ЦЕЛОМ (выделено нами. - Авт.) как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер. -------------------------------- <*> Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. N 37. Ст. 772.
Таким образом, исходя из (названных) положений Венской конвенции, для признания за договором статуса, содержащего общепризнанные принципы и нормы международного права - jus cogens, необходимо его признание международным сообществом государств в целом. При этом, говоря об обязательности признания мировым сообществом международного документа как необходимом и достаточном признаке общепризнанных принципов и норм международного права, мы вовсе не утверждаем, что это означает признание именно всеми субъектами международно-правовых отношений (государствами) - количественный признак. Как справедливо замечает проф. С. В. Поленина <1>, "...дилемма может быть решена, если исходить из того, что представительное большинство государств должно удовлетворять требованиям, которые Статут Международного Суда ООН <2> предъявляет к составу судей, а именно обеспечивать представительство главнейших форм цивилизации и основных правовых систем мира" <3>. Анализируемая нами Европейская конвенция, являясь, по сути, региональным международным договором, не может претендовать на такое безусловное признание в целом мировым сообществом государств, поскольку была ратифицирована лишь сорока пятью членами региональной организации <4>. -------------------------------- <1> При этом именно позиция проф. С. В. Полениной в части определения (качественного) критерия "общепризнанных принципов и норм" призвана разрешить в определенной степени неприятие к названной правовой категории, сложившееся в уголовно-процессуальной доктрине. См., напр.: Томин В. Т., Смирнов С. В. Уголовно-процессуальное законодательство: изменения, дополнения (январь 1989 г. - декабрь 1992 г.) // Коррелирующие акты, комментарии. Ч. 1. Н. Новгород: НВШ МВД РФ, 1993. С. 10; Захарова Т. П., Ковтун Н. Н. Действующие источники уголовно-процессуального права. Н. Новгород, 1998. С. 14 - 15. <2> Действующее международное право. Т. 1. М.: Московский независимый институт международного права, 1996. С. 797 - 811. <3> Поленина С. В. Взаимодействие международного и национального права в условиях прямого действия Конституции РФ // Подготовка и принятие законов в правовом государстве. М., С. 318. Такого же мнения придерживается и проф. И. И. Лукашук. См.: Лукашук И. И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С. 13. <4> Данные о ратификации приведены по состоянию на 10 февраля 2006 г.
В итоге Конвенция о защите прав человека и основных свобод с формально-юридической точки зрения <*> является лишь международным (партикулярным) договором, совершенным в рамках Совета Европы, не содержащим априори общепризнанные принципы и нормы международного публичного права. -------------------------------- <*> Отметим, что при сравнительном анализе положения Конвенции по содержанию во многом повторяют (иногда, уточняют и конкретизируют) отдельные положения Всеобщей декларации прав человека (принята 10 декабря 1948 г. Генеральной Ассамблеей ООН), признаваемые общепризнанными принципами и нормами международного права - jus cogens.
Определившись в (этом) исходном моменте исследования, представляется важным выяснить, какое правовое положение занимает Конвенция в системе российского законодательства, более узко - в системе источников уголовно-процессуального права. Обратимся к истории вопроса. В советский период иерархическое первенство среди международных договоров и национального законодательства занимали нормы последнего <*>. Причины этого объективно обусловливались чрезмерной "политичностью" международного права, возможностью его использования в целях противостояния СССР с "враждебными" государствами. -------------------------------- <*> См.: Миронов Н. В. Соотношение международного договора и внутригосударственного права // Советский ежегодник международного права. 1963. С. 156 - 158; Явич Л. С. Общая теория права. Л., 1976. С. 131; Зивс С. Л. Источники права. М., 1981. С. 221; Марочкин С. Ю. Указ. соч. С. 10 - 11.
Схожую с советской доктриной, но разнящуюся с современными представлениями позицию занимает проф. Г. М. Даниленко, который считает, что даже "общепризнанные нормы международного права не обладают приоритетом по отношению к внутригосударственным правовым актам" <*>. Следуя логике уважаемого ученого, можно вывести, что положения ратифицированного международного договора стоят ниже иерархии конституционных норм, а также норм федерального уголовно-процессуального законодательства (в узком смысле). Однако, исходя из буквального толкования ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ч. 3 ст. 1 УПК РФ, приходится констатировать определенную спорность позиции проф. Г. М. Даниленко и ее неприемлемость для построения методологически точной иерархии системы источников российского уголовно-процессуального права, особенно с позиций современного его понимания. -------------------------------- <*> Даниленко Г. М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: Практика Конституционного Суда // Государство и право. 1995. N 11. С. 119.
Между тем точность в этих моментах необходима еще и потому, что среди современных российских ученых также нет единства мнений по этому кругу вопросов. Одни полагают, что нормы международного договора, имеющие приоритет перед законами РФ <*>, автоматически приобретают статус конституционных норм и рассматриваются как неотъемлемая часть самой Конституции РФ <**>. -------------------------------- <*> В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры РФ имеют приоритет над нормами национального законодательства. Однако международными договорами РФ являются договоры, подписанные Председателем Правительства РФ, главами министерств и ведомств РФ, приоритет за которыми над законами РФ не признается. <**> См.: Черниченко С. В. Права человека в контексте соотношения международного и российского права. Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия: Сб. науч. статей / Под ред. В. М. Баранова. Ч. 1. Н. Новгород, 1996. С. 32.
Так, по мнению проф. И. И. Лукашука, тождественность в правовом статусе норм международного договора нормам Конституции РФ имеет место только в тех международных документах, которые касаются исключительно прав и свобод человека и гражданина, признаваемых государствами в целом. Указанная специфика, с его точки зрения, обусловливается: а) непосредственным действием прав и свобод человека; б) права и свободы человека и гражданина, являясь непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления, обеспечиваются правосудием <*>. -------------------------------- <*> Лукашук И. И. Международное право в судах государств. СПб., 1993. С. 109, 125; Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. С. 39 - 40.
Схожую позицию занимают отдельные ученые и в области конституционного права, признающие за международными договорами, закрепляющими права и свободы человека и гражданина, высшую юридическую силу, приоритет над Конституцией РФ <*>. В частности, по мнению проф. Л. А. Окунькова, проф. О. Н. Хлестова, проф. О. И. Тиунова, международные договоры РФ превосходят по юридической силе Конституцию РФ независимо от их внутреннего содержания <**>. При этом в обоснование своей позиции они апеллируют к правилам уже упоминавшейся выше Венской конвенции, согласно которым участник международного договора не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора. -------------------------------- <*> Авдеенкова М. П., Дмитриев Ю. А. Конституционное право РФ. Курс лекций. Ч. 1. Основы теории конституционного права. С. 120. <**> Комментарий к Конституции РФ / Под ред. проф. Л. А. Окунькова. М., 1996; Хлестаков О. Н. Международное право и Российская Федерация // Московский журнал международного права. 1994. N 4. С. 55; Тиунов О. И. Конституционный Суд Российской Федерации и международное право // Российский ежегодник международного права. 1995. С. 181.
Во многом на тех же позициях, хотя и не всегда последовательно, основывается Конституционный Суд РФ, который, в частности, в своем Определении от 3 июля 1997 г. "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса судьи Московского областного суда Н. В. Григорьевой" <*> указал, что при установлении расхождения между нормой международного договора РФ и нормами национального законодательства последние при осуществлении уголовного судопроизводства применению не подлежат. -------------------------------- <*> Вестник Конституционного Суда РФ. 1997. N 5.
Соглашаясь собственно с концепцией всего международного права, выражающейся в принципе "договоры должны соблюдаться" (pacta sunt servanda), неосновательное распространение данного принципа на Основной закон суверенного государства, полагаем, недопустимо. Большинство ученых придерживается мнения, согласно которому Конституция РФ в рамках отечественной правовой системы имеет высшую юридическую силу над нормами международного договора. Данный вывод подтверждается и самим позитивным правом. В частности, в соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции РФ "законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции РФ". Безусловно, буквальное толкование данного положения может привести нас к выводу, что конституционные нормы имеют приоритет исключительно над внутригосударственными актами, принятыми Российской Федерацией в процессе правотворчества, и не обладают верховенством над международными договорами РФ (Европейской конвенцией). Однако "указанное положение лишь конкретизирует довод о высшей юридической силе Конституции РФ" <*>. Иными словами, высшая юридическая сила Конституций РФ распространяется не только на все внутригосударственные нормативные акты, включая законы, но и на нормы общего и договорного международного права, ставшие частью правовой системы России <**>. -------------------------------- <*> Конституция РФ: Комментарий / Под ред. проф. Б. Н. Топорнина. М., 1994. С. 112 <**> Сходная позиция высказана доц. Е. Ю. Зарубаевой. См.: Зарубаева Е. Ю. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в правовой системе России. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 7.
Правовым основанием для данного вывода служит ч. 6 ст. 125 Конституции РФ, которая императивно устанавливает, что не соответствующие Конституции РФ международные договоры РФ не подлежат введению в действие и применению. Помимо собственно позитивного основания поддерживаемого нами вывода, следует обратить внимание и на доктринальный подход к решению (исследуемой) проблемы, основой которого является научно обоснованное утверждение о том, что международный договор обладает юридической силой во внутригосударственной сфере, равной силе национального акта Российской Федерации, которым он ратифицирован <*>. Такой подход, получивший системное обоснование в диссертационной <**> и монографических работах проф. В. А. Толстика <***>, требует внесения ряда пояснений и уточнений в рамках представляемого (нами) исследования; в контексте методологически точного построения иерархии источников уголовно-процессуального права России. -------------------------------- <*> См.: Пшеничнов М. А. Юридико-технические средства обеспечения соответствия российского законодательства международному праву. Проблемы юридической техники: Сб. науч. статей / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 189; Барциц И. Н. Международное право и правовая система России // Журнал российского права. 2001. N 2. С. 62 - 63; Иванов В. В. Общие вопросы теории договора. М., 2000. С. 88 - 89; Вишняков В. Г. О соотношении норм международного и конституционного права // Журнал российского права. 2002. N 9; Марченко М. Н. Источники права. М., 2005. С. 327 - 330. <**> См.: Толстик В. А. Иерархия источников российского права. Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Н. Новгород, 2003. <***> См.: Толстик В. А. Иерархия российского и международного права. М., 2001; Толстик В. А. Иерархия источников российского права. М., 2002.
Дело в том, что В. А. Толстик, выстраивая иерархическую систему форм (источников) российского права, приходит к выводу, что первый уровень занимает Конституция РФ, далее следуют соответственно законы, принятые на референдуме, федеральные конституционные законы, федеральные кодифицированные законы, некодифицированные федеральные законы, которым законодатель придал иерархический приоритет по отношению к иным законам, и, наконец, федеральные законы, не имеющие приоритета перед другими законами <*>. -------------------------------- <*> См.: Толстик В. А. Иерархия источников российского права. М., 2002. С. 139.
В корреляции с указанным выше выводом следует, безусловно, признать, во-первых, восьмой (самый низкий в иерархии) уровень федеральных законов о ратификации соответствующего международного договора, во-вторых, придать такой же статус международному договору, который этим федеральным законом ратифицирован. Вместе с тем такая позиция входит в противоречие с волей законодателя и не может отражать действительную иерархическую систему источников уголовно-процессуальных норм <*>. -------------------------------- <*> Предложенный подход отчасти не может объективно быть востребован и в иерархии источников процессуального законодательства в целом.
Посему полагаем, что, хотя в иерархии источников уголовно-процессуального права нормы Конвенции стоят ниже Конституции РФ, они имеют приоритет над кодифицированным актом, регулирующим уголовное судопроизводство в РФ (УПК РФ). В любом случае с точки зрения соотношения положений Конвенции и Конституции РФ в последней не обнаруживается сколько-нибудь значимых расхождений. Наоборот, конституционные нормы исследователями признаются более прогрессивными как по юридической технике, так и по содержанию в части признания и соблюдения основных прав и свобод человека и гражданина <*>. Таким образом, иерархия источников уголовно-процессуального права в контексте представляемого исследования, полагаем, может быть определена следующим образом <**>: -------------------------------- <*> См., напр.: Гуценко К. Ф., Соколова А. В. Ратификация европейских конвенций: шаг вперед, два шага назад // Законодательство. 1998. N 5. <**> Мы умышленно отказываемся от определения в системе источников уголовно-процессуального права общепризнанных принципов и норм международного права, поскольку таковые (конвенционально) не являлись предметом данного исследования.
1. Конституция Российской Федерации. 2. Ратифицированный международный договор Российской Федерации (Конвенция о защите прав человека и основных свобод и Протоколы к ней). 3. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.
Название документа