Важная веха в истории развития международного гуманитарного права
(Ледях И. А.) ("Юрист-международник", 2007, N 1) Текст документаВАЖНАЯ ВЕХА В ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ГУМАНИТАРНОГО ПРАВА <*>
И. А. ЛЕДЯХ
Ледях И. А., старший научный сотрудник Института государства и права РАН, кандидат юрид. наук.
Международное сообщество отмечает в текущем году знаменательное событие - 100-летие Второй Гаагской международной конференции мира (далее - Конференция), состоявшейся в октябре 1907 г. в Гааге. Названная Конференция мира имела важное историческое значение в становлении и дальнейшем развитии международного гуманитарного права, поскольку в ней участвовали делегации большинства существовавших в тот период независимых государств. Кроме того, были достигнуты впечатляющие реальные результаты в плане кодификации основ правового регулирования вооруженных конфликтов. На Конференции были приняты 14 Конвенций, датируемых 18 октября 1907 г., в которых подтверждены и дополнены новыми положениями три Конвенции, одобренные в июле 1899 г., на Первой международной конференции мира, также состоявшейся в Гааге <1>. -------------------------------- <1> См.: Пустогаров В. В. Первая конференция мира 1899 г. и международное право // Государство и право. 1998. N 2. С. 97 - 103.
Одобренные в 1907 г. Конвенции касались многих важнейших, на тот момент еще не урегулированных вопросов международного гуманитарного права (далее - МГП). В их числе Конвенции: о мирном разрешении международных споров (I); об открытии военных действий (III); о законах и обычаях сухопутной войны (IV - далее Гаагское положение 1907 г.); о правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны (V); об установке подводных, автоматически взрывающихся от соприкосновения мин (VIII). Конференция уделила много внимания актуальным для того времени проблемам регулирования ведения военных действий в условиях войны на море. Принятая на Международной конференции в 1899 г. Конвенция о применении начал женевских норм к жертвам морских войн в пересмотренной редакции была воспроизведена в 1907 г. (X). Блок из пяти Конвенций составил основы права морской войны (VII, IX, X, XI, XIII). Принята Конвенция об учреждении Международного призового суда (XII). Тогда же была одобрена и Гаагская декларация о запрещении метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров. Три конвенции (II, III, XIV) утратили силу и более не применялись <2>. -------------------------------- <2> Тексты Гаагских конвенций и иных международных документов в области МГП. См.: Международное право. Ведение военных действий. МККК. Женева, 2004; Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. МККК. М., 2000. С. 48 - 49; 683 - 685.
Безусловно, особого внимания заслуживает общеизвестный факт: в процессе формирования МГП на договорной основе активную роль в тот период играла Россия, выступившая с идеей разработки Санкт-Петербургской декларации 1868 г. В то время это был первый международный документ, с которого началась кодификация некоторых наиболее значимых в деле гуманизации методов и средств ведения военных действий: - запрет нападения на некомбатантов; - запрещение применять оружие, усиливающее страдания лиц или делающее их смерть неизбежной; - отказ от использования боеприпасов весом менее 400 граммов, имеющих "свойство взрывчатости или снаряженных ударным или зажигательным составом". Россия и далее последовательно продолжала свою деятельность на этом благородном поприще по выработке международных правил ведения военных действий. На созванной по ее инициативе в 1874 г. Международной конференции в Брюсселе Россия внесла проект конвенции о нормах ведения военных действий и гуманном обращении с лицами, оказавшимися во власти неприятеля. Текст проекта конвенции подготовил известный русский юрист-международник, профессор Ф. Мартене. Правда, из-за несогласия некоторых государств, возражавших против самой идеи ограничения методов и средств ведения войны, проект был принят в форме декларации. Однако впоследствии на Первой международной конференции мира 1899 г. в Гааге, которая также была созвана по инициативе России, Брюссельская декларация послужила основой положения, прилагаемого ко II Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутных войн 1909 г. На II Гаагской конференции лишь частично пересмотренные эти нормы были воспроизведены в положении, приложенном к IV Гаагской конвенции о законах и обычаях войны 1907 г. Практически без изменений и при поддержке России в Гаагское положение 1907 г. были включены и Брюссельские принципы относительно наделения статусом военнопленных участников ополчений или отрядов добровольцев, захваченных в плен (ст. ст. 1 и 2). После Второй мировой войны в практике судебных процессов над участниками антифашистского сопротивления и партизанских отрядов эти принципы приобрели реальное правовое значение в качестве норм обычного права, например в Италии, еще до того, как они позже были урегулированы внутренними законами страны <3>. -------------------------------- <3> Давид Э. Указ. соч. С. 321 - 322.
В формате Гаагских конвенций 1907 г. были кодифицированы наиболее актуальные для того времени проблемы правовых ограничений средств и методов ведения военных действий, то есть заложены основы важнейшей части международного гуманитарного права, а именно права вооруженных конфликтов. Внесенные изменения и дополнения направлены на дальнейшую гуманизацию права войны (jus in hello), уменьшение чрезвычайных страданий и причинения излишнего имущественного ущерба, на расширение правовой защиты жертв войны, гуманного обращения с военнопленными, а также на создание механизмов разрешения международных конфликтов. Известный авторитет в области МГП бельгийский профессор Эрик Давид, указывая на связь Гаагского положения 1907 г. и Женевских конвенций 1949 г. о защите жертв войны, подчеркивает, что они, бесспорно, содержат нормы, принятые и признанные всем международным сообществом государств. Гаагское положение - в той мере, в какой оно рассматривается в качестве норм обычного права и в силу этого связывающее даже государства, которые к нему никогда не присоединялись <4>. Что же касается Женевских конвенций, то они обязывают практически все государства в силу всеобщей ратификации (в настоящее время их 194). Они имеют универсальный характер и, соответственно, признаются сводом норм обычного международного права. -------------------------------- <4> Там же. С. 82.
На то, что правила Гаагского положения 1907 г. о законах и обычаях войны по своим истокам являются обычным правом в приговоре по делу об уголовной ответственности главных военных преступников гитлеровской Германии, указал Международный военный трибунал в Нюрнберге. Суд постановил: "В 1939 г. нормы, содержащиеся в Конвенции 1907 г., признавались всеми цивилизованными государствами, которые видели в них кодифицированное выражение законов и обычаев войны" <5>. -------------------------------- <5> Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. М., 1961. Т. 7. С. 404.
Оценивая исторически значимую роль России в проведении двух международных конференций по вопросам мира и формированию договорных основ международного гуманитарного права, следует подчеркнуть, что идеологом по международно-правовым и гуманитарным вопросам от имени российской делегации неизменно выступал известный дипломат и профессор международного права Федор Мартене. При этом следует указать на особый вклад, который он внес в систему гуманитарных принципов защиты жертв войны посредством так называемой оговорки Мартенса. Впервые включенная в преамбулу II Гаагской конвенции 1899 г. по инициативе Мартенса и с тех пор носящая его имя, эта оговорка затем была воспроизведена в 8-й мотивировке преамбулы Гаагской конвенции 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны. Ее текст гласит: "В случаях, не предусмотренных принятыми (Высокими Договаривающимися Сторонами. - И. Л.) постановлениями, население и воюющие остаются под охраною и действием начал международного права, поскольку они вытекают из установившихся между образованными народами обычаев, из законов человечности и требований общественной совести" <6>. -------------------------------- <6> Ведение военных действий. Сборник Гаагских конвенций // Указ. соч. С. 19.
Указание в оговорке Мартенса на связь не урегулированных в позитивном, договорном праве гуманитарных проблем с установившимися обычаями имело важное значение для обеспечения общих гуманитарных начал и защиты жертв войны. При этом цель включения оговорки Мартенса в обе Гаагские конвенции: 1899 г. и 1907 г., как следует из текста преамбул, состояла в том, чтобы ведение военных действий воюющих сторон в непредвиденных случаях не зависело от произвольного усмотрения военачальников. Известно, что обычай порождается всеобщей и повторяющейся практикой государств в их международных отношениях, и в силу этого признается государствами в качестве обязательной правовой нормы. Соответственно, нормы обычного международного права должны соблюдаться государствами в том же порядке, что и конвенции, участниками которых они являются (ст. 38 статута Международного суда ООН). Нератификация государствами какой-либо международной конвенции не препятствует применению в отношении него международного обычного права. Между тем нормы обычного права играют особую роль в системе МГП. Ориентация оговорки Мартенса на принципы и законы человечности и морали в целом, безусловно, обогащает правовой потенциал гуманитарного права, расширяет общую сферу применения гуманитарных норм, распространяя защиту на всех лиц, затронутых вооруженным конфликтом, а равно и возможности использования ее механизмов для защиты прав человека. Представляется в этой связи, что идея взаимодействия обычая и договора, изначально заложенная в формулу Мартенса, была включена в преамбулы Гаагских конвенций о законах и обычаях войны с целью обеспечить их соблюдение воюющими сторонами. Необходимо указать и на то, что в аспекте расширяющегося сближения и конвергенции гуманитарного права и прав человека важное значение приобретает процесс взаимодействия договорного и обычного права, характерный для этих отраслей. Оговорка Мартенса является неотъемлемой составной частью Женевского права. Она включена в статьи всех четырех Женевских конвенций о денонсации, а также в п. 2 ст. 1 Дополнительного протокола I, касающегося международных вооруженных конфликтов, и в четвертую мотивировку преамбулы Дополнительного протокола II, касающегося немеждународных вооруженных конфликтов. Однако следует заметить, что в изложении оговорки Мартенса в преамбуле ДП II, в отличие от ст. 1 ДП I и ссылки на обычное право, это связано с традиционным представлением о том, что нормы обычного права имеют значение только в международных отношениях. Тем не менее в п. 4435 комментария к ДП II <7> специально указывается, что не следует полностью отрицать существование основанных на обычае норм и во внутреннем вооруженном конфликте. Например, осуществлять заботу и оказывать помощь раненым. -------------------------------- <7> Комментарий к Дополнительному протоколу II. МККК. М., 1998. С. 49.
Необходимо подчеркнуть и то, что в положениях всех четырех Женевских конвенций специально указывается, что в случае их денонсации оговорка Мартенса продолжает оставаться в силе (ст. ст. 62, 63, 142, 158 соответственно). В них закреплен общий принцип ограниченного действия денонсации договоров о праве вооруженных конфликтов. Конечно, трудно представить ситуацию, когда ратифицировавшее Женевские конвенции государство решилось бы на денонсацию основополагающих гуманитарных договоров и тем самым подорвало бы свой престиж. Однако в "нашем безумном мире", к сожалению, и такое возможно, особенно в свете массовых нарушений принципов и норм МГП, совершаемых и даже характерных для нашего времени. Тем не менее, дабы предотвратить развитие в худшую сторону, в указанных положениях Конвенций специально предусматривается, что "денонсация никак не будет влиять на обязательства, которые стороны, находящиеся в конфликте, будут обязаны продолжать выполнять в силу принципов международного права, поскольку они вытекают из обычаев, установившихся среди цивилизованных народов, из законов человечности и велений общественной совести". Таким образом, особое значение этих положений состоит в том, что любая денонсация, произведенная во время вооруженного конфликта, не влечет за собой никаких юридических последствий до заключения мира и завершения операций по освобождению и репатриации покровительствуемых лиц. В статье 99 ДП I по этому поводу устанавливается, что "денонсация не вступает в силу до окончания военного конфликта или оккупации и в любом случае до тех пор, пока не будут завершены операции, связанные с окончательным освобождением, репатриацией или устройством лиц, пользующихся защитой Конвенции или настоящего Протокола". Сходная запись содержится и в ст. 25 ДП II о праве денонсировать Протокол, однако он не будет по-прежнему применяться до окончания вооруженного конфликта. Лица, которые все еще лишены свободы по причинам, связанным с конфликтом, продолжают пользоваться защитой Протокола до своего окончательного освобождения <8>. -------------------------------- <8> Там же. С. 256 - 257.
Оговорка Мартенса в качестве нормы обычного права, имеющей обязательный характер, широко применяется как в доктрине, так и в судебной практике. Международный суд ООН неоднократно подтверждал значение оговорки Мартенса, действенность и применимость которой не подлежит сомнению. В Консультативном заключении от 8 июля 1996 г., составленном по запросу Генеральной Ассамблеи ООН, Суд подчеркивал, что оговорка оказалась эффективным средством правовой оценки и решения вопроса относительно законности угрозы ядерного оружия или его применения <9>. Авторитетный специалист в области МГП Луиза Досвальд-Бек, анализируя роль оговорки Мартенса, подчеркивает: "ДЛЯ ГУМАНИТАРНОГО ПРАВА НЕВЕРНО УТВЕРЖДЕНИЕ, ЧТО ВСЕ, ЧТО ПРЯМО НЕ ЗАПРЕЩЕНО ДОГОВОРОМ ИЛИ ОБЫЧАЕМ - РАЗРЕШЕНО, ПОСКОЛЬКУ ПРИНЦИП ГУМАННОСТИ И ТРЕБОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ЗАКОННЫМИ ОГРАНИЧИВАЮЩИМИ ФАКТОРАМИ" (выделено мною. - Авт.) <10>. -------------------------------- <9> Досвальд-Бек Луиза. Международное гуманитарное право и Консультативное заключение Международного суда относительно законности угрозы ядерного оружия или его применения // Международный журнал Красного Креста. 1997. N 14. С. 58 - 61. <10> Там же. С. 60.
В свою очередь, и Комиссия международного права, разъясняя смысл оговорки, особо выделяет ее защитную функцию в отношении гражданского населения и военнослужащих, на которых распространяется защита и действие принципов международного права, вытекающих из установившихся обычаев, принципов гуманности и норм общественной морали" <11>. -------------------------------- <11> Международный журнал Красного Креста. 1998. N 15. С. 52.
Необходимо сослаться и на то, что в состоявшемся 23 мая 1993 г. докладе о создании Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии Генеральный секретарь ООН также указал, что Женевские конвенции являются частью обычного международного права. Из этого следует, что женевские принципы и нормы о защите жертв войны действуют даже в отношении государств, которые не являются их участниками. Следует уточнить, однако, что практически все государства - члены ООН в настоящее время ратифицировали Женевские конвенции 1949 г. - их 194. Дополнительный протокол I ратифицировали 166 государств, а Дополнительный II - 162. СССР ратифицировал Женевские конвенции в 1954 г., Дополнительные протоколы к ним - в 1989 г. Россия также является участницей и других международных конвенций, входящих в состав МГП: Конвенции 1972 г. о запрещении биологического оружия; Конвенции 1974 г. о враждебном воздействии на природную среду; Конвенции 1980 г. о запрещении или ограничении конкретных видов обычного оружия, наносящего чрезмерные повреждения или имеющего неизбирательное действие и четырех протоколов к ней; Конвенции 1993 г. о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и его уничтожении, а также некоторых других. Как представляется, изложенные позиции приводят к выводу, что принципы гуманности, благодаря оговорке Мартенса, приобретают в правовом отношении абсолютный характер и применяются независимо от того, получили они закрепление в позитивном праве или нет. Это, в свою очередь, содействует процессу универсализации норм МГП, а гражданские лица и комбатанты в экстремальных условиях вооруженных конфликтов находятся под защитой и действием обычного права, принципов гуманности и требования общественной совести - гласит оговорка Мартенса.
Общие принципы права вооруженных конфликтов как факторы их незыблемости
Среди принятых на Второй Гаагской конференции мира международных конвенций наибольшее юридическое значение в рамках становления права вооруженных конфликтов, по общему признанию, имеет IV Гаагская конвенция - Положение о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. Определяя роль этой Конвенции в деле запрещения антигуманных методов ведения военных действий, Нюрнбергский трибунал особо отмечал, что "начиная с 1907 г. они стали безусловными преступлениями, наказуемыми как нарушения правил ведения войны" <*>. Если обратиться к ее статьям, а их 56, то в них содержатся основные принципы и нормы, которые и по смыслу, и по содержанию (ratione materiae) составляют фундамент международного гуманитарного права, действующего и до настоящего момента. К такому выводу позволяет прийти сопоставление ключевых установлений, заложенных в систему МГП на рубеже двух столетий и сохранивших гуманитарные устои, пережившие испытание двумя мировыми войнами. После окончания Второй мировой войны последовало серьезное обновление и расширение принципов защиты жертв войны, особенно гражданского населения и военнопленных. Были введены дополнительные правовые ограничения в систему права вооруженных конфликтов, были приняты четыре новые Женевские конвенции 1949 г. и в 1977 г. - два Дополнительных протокола к ним, которые базировались на сохранении незыблемости гуманитарных основ. Об этом убедительно свидетельствует сравнительный анализ принципов и норм, закрепленных в двух разделах - первом и втором Положения 1907 г., с ныне действующими установлениями МГП. -------------------------------- <*> Нюрнбергский процесс. С. 365 - 366.
Важнейший принцип, на котором и по сей день основывается право вооруженных конфликтов (и соответственно, система ограничения методов и средств ведения военных действий), провозглашен в ст. 22 Гаагского положения. Она предваряет перечень ключевых принципов военных действий, изложенных в ст. 23. Данный основополагающий принцип гласит: "Воюющие не пользуются неограниченным правом в выборе средств нанесения вреда неприятелю". Изложенный принцип считается с тех пор традиционным, имеющим статус нормы обычного права. В настоящее время он помещен в разделе I "Методы и средства ведения войны" Дополнительного протокола I, в котором зафиксировано: "В случае любого вооруженного конфликта право сторон, находящихся в конфликте, выбирать методы или средства ведения войны не является неограниченным" (п. 2 ст. 35). Важное значение данного принципа выражается в том, что на него ссылаются во многих действующих и вновь принимаемых договорах и конвенциях. Так, он включен в 3-ю мотивировку преамбулы Конвенции об обычном оружии 1980 г., где сказано, что "право сторон в вооруженном конфликте выбирать методы и средства ведения войны не является неограниченным". По своему содержанию и направленности рассматриваемый принцип имеет комплексный характер, поскольку включает в себя несколько правил, которые должны безусловно соблюдаться. Следует назвать два основных. Первое запрещает применять оружие, снаряды, вещества и методы ведения военных действий, которые по своей природе могут вызывать излишние разрушения и чрезмерные страдания, наносить обширный, долговременный и серьезный ущерб природной среде. Второе правило обязывает стороны в целях обеспечения и защиты гражданского населения и гражданского имущества во всякое время делать различие между гражданским населением и комбатантами, а равно между гражданскими и военными объектами и направлять свои операции только против военных целей (ст. 48 ДП I). Одной из основополагающих норм Гаагского права, регламентирующей ведение военных действий противников, безусловно, является запрещение нападать на гражданское население и отдельных гражданских лиц. Эта исконная и старейшая норма, ранее не закрепленная в договорной форме, считалась принципом обычного права, была заложена в основу гуманитарного права и явно обозначена в Санкт-Петербургской декларации 1868 г. Впоследствии она воспроизведена по меньшей мере в двух статьях Гаагского положения 1907 г., в которых запрещается "убивать или ранить лиц, принадлежащих к населению" (п. "б" ст. 23), "атаковать или бомбардировать каким бы то ни было способом незащищенные города, селения, жилища или строения" (ст. 25). В качестве основополагающей нормы, направленной на защиту гражданского населения, она выполняет роль своего рода нормативного "эпицентра", начиная от понятия гражданского лица, отличающегося от комбатанта, а в случае сомнения должны основываться на презумпции в пользу статуса гражданского лица (п. 1 ст. 50 ДП I). Принцип защиты распространяется и на журналиста, выполняющего профессиональные задания в районах вооруженных конфликтов, также наделяя его статусом гражданского лица (п. 1 ст. 79 ДП I). Приравниваются к гражданским лицам также миротворцы из состава сил ООН, если они задействованы в операциях по поддержанию мира, соблюдению соглашений о прекращении огня и других миротворческих акциях. Они пользуются неприкосновенностью, как и гражданские лица. Их статус определен в Конвенции о безопасности сил ООН от 9 декабря 1994 г. В системе принципов и норм ведения военных действий с давних пор особое место отводится запрету применять оружие неизбирательного действия - "слепое" оружие. Этот запрет, как известно, был сформулирован еще в Санкт-Петербургской декларации 1868 г., а впоследствии воспроизведен в ст. 25 Гаагского положения 1907 г. о запрещении нападения на необороняемые местности и жилища. Затем более явно сформулирован в Резолюции Ассамблеи Лиги Наций от 30 сентября 1928 г., которая запрещала рассматривать гражданское население в качестве военной цели. И наконец, в ст. ст. 48 и 51 ДП I к Женевским конвенциям 1949 г. в отношении обязанности различения комбатантов и гражданских лиц устанавливаются следующие требования. Для обеспечения уважения и защиты гражданского населения и гражданских объектов всегда проводить различие между гражданским населением и комбатантами, между гражданскими и военными объектами (ст. 48). Статья 51 предписывает соблюдение следующих норм: гражданское население и отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападения, нападение неизбирательного характера запрещается, равным образом запрещается нападение на гражданское население или на отдельных гражданских лиц в порядке репрессалий (п. п. 2, 4, 6). На эти основополагающие принципы в своей практике опираются и международные суды. В первую очередь это Международный суд ООН, который в Консультативном заключении по вопросу о законности угрозы или применения ядерного оружия от 8 июля 1996 г. признает принцип различия "первым из главнейших принципов, составляющих основу гуманитарного права" <12>. Аналогичной позицией руководствовалась камера первой инстанции Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии в решении о бомбардировках Загреба по делу Мартича от 8 марта 1995 г. В нем говорится: "Норма, в соответствии с которой гражданское население в целом, а также отдельные гражданские лица не должны подвергаться нападению, является основополагающим принципом международного гуманитарного права, применяемым ко всем вооруженным конфликтам" <13>. Рассматривая этот вопрос, профессор Э. Давид приводит малоизвестное высказывание Уинстона Черчилля относительно массированных бомбардировок союзнической авиацией германских городов Дрездена, Киля, Берлина и других в конце Второй мировой войны. Именно это обстоятельство и чрезмерно разрушительный характер бомбардировок, когда за два дня 13 - 15 февраля 1945 г. в полностью разрушенном Дрездене погибли более 100 тыс. гражданских лиц, ставились в вину союзникам. Оправдывая эти нападения, У. Черчилль говорил: "Моральный дух неприятеля - тоже военный объект! <14>", тем самым как бы допуская возможность ведения тотальной войны. Однако Международный военный трибунал в Нюрнберге признал абсолютно неприемлемой "концепцию тотальной войны, которая полностью обесценивает моральные принципы, положенные в основу конвенций, призванных сделать вооруженные конфликты более гуманными" <15>. -------------------------------- <12> См.: Международный журнал Красного Креста. 1997. N 14. С. 20. <13> Цит. по: Давид Э. Указ. соч. С. 188. <14> Там же. С. 188. <15> Нюрнбергский процесс. С. 238.
Рассматривая проблему различения военных и невоенных объектов в деле Шимоды (1963 г.) по иску японских граждан, касающемуся атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, против японского правительства, окружной суд Токио пришел к выводу, что в условиях тотальной войны существует тенденция к расширительному толкованию понятия военного объекта. Тогда, предположил Суд, любой подданный воюющего государства может считаться комбатантом, а любой объект - военным. В свою очередь, это может привести к уничтожению всего населения и всего имущества неприятеля. Соответственно, заключил Суд, неправильно считать, что различие между военным и невоенным объектом стирается в условиях тотальной войны <16>. -------------------------------- <16> See: Judgment of Dec. 7, 1963, ILR. 31. P. 632 - 633.
В процессе по делу нацистского военного преступника Оллендорфа (Einsatzgruppen Trial) американский военный трибунал в Нюрнберге обосновывал отступление от правил защиты гражданского населения требованиями военной необходимости. В мотивировочной части приговора от 10 апреля 1948 г. трибунал пояснил: города подвергаются бомбардировкам из тактических соображений с целью разрушить коммуникации, железнодорожные узлы, уничтожить военные предприятия, поставляющие боеприпасы и оружие, и тем самым затруднить действия вооруженных сил противника... потери среди гражданского населения, утверждал трибунал, становятся неизбежным, неустранимым следствием ведения военных действий <17>. Аналогичным образом американцы обосновывали разрушительные бомбардировки Багдада во время войны в Заливе 1990 - 1991 гг., причинившие огромный ущерб гражданскому населению. -------------------------------- <17> Давид Э. Указ. соч. С. 194.
Между тем, чтобы исключить возможность поколебать или ослабить запрет осуществлять нападения на гражданское население и гражданские объекты ссылками на военную необходимость и другими доводами, на конфликтующие стороны возлагаются дополнительные обязательства предпринимать необходимые меры предосторожности. Такое требование содержится в статьях 57 и 58 ДП I. В них сказано, что те, кто планирует нападение или принимает решение о его осуществлении, должны сделать все практически возможное для того, чтобы удостовериться, что объекты нападения являются военными целями. В системе норм о ведении военных действий следует особо выделить положение, запрещающее отдавать приказ не оставлять никого в живых. Эта норма о пощаде определена в ст. 23 "г" Гаагского положения 1907 г. Она содержит запрет "объявлять, что никому не будет дано пощады". Аналогичный запрет воспроизведен в ст. 40 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям 1949 г. Здесь он сформулирован более емко: "Запрещается отдавать приказ не оставлять никого в живых, угрожать противнику или вести военные действия на такой основе". В более кратком изложении мы находим эту формулу и в ст. 4 Дополнительного протокола II к Женевским конвенциям 1949 г., в которой в целом речь идет об основных гарантиях гуманного обращения. Сама же формула гласит: "Запрещается отдавать приказ не оставлять никого в живых" (п. 1 ст. 4). Эта норма по справедливости высоко оценивается в комментарии к ДП II как одна из норм поведения комбатантов, берущая начало в Гаагском праве (п. 4525) <18>. На практике это проявляется по меньшей мере в двух аспектах. Во-первых, такой запрет имеет универсальное значение, поскольку любые гарантии гуманного обращения, предписание о соблюдении судебных гарантий и прочее не будут иметь смысла, если вооруженный конфликт ведется на основании приказа о тотальном уничтожении врага. С этим связано и второе обстоятельство. Запрещение отдавать приказ никого не оставлять в живых самым негативным образом влияет на всю концепцию ведения боевых действий, придавая им характер вседозволенности, беспощадности, приводит к многочисленным нарушениям МГП. Об этом свидетельствует практика как международных, так и немеждународных вооруженных конфликтов <19>. -------------------------------- <18> Комментарий к Дополнительному протоколу II // Указ. соч. С. 92. <19> После окончания войны за отказ помочь лицам, находившимся на борту потопленных немцами судов, командиры германских подводных лодок были осуждены военными трибуналами союзников. Под трибунал попали и немецкие офицеры, отдававшие приказы о расстрелах взятых в плен солдат из вооруженных сил союзников.
На обеих Гаагских конференциях мира особое внимание было уделено еще не урегулированным в договорном порядке, но крайне актуальным проблемам определения статуса и правил обращения с военнопленными. В Гаагском положении 1907 г. этим вопросам посвящено 17 статей (4 - 20). Ключевые принципы закреплены в ст. 4, которая открывает главу II о военнопленных. В ней установлено, что "военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен". И далее в п. 2 этой же статьи предписывается, что "с ними надлежит обращаться человеколюбиво". Указано, что правительство может использовать их на различных оплачиваемых работах, но при этом они не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям (п. 1 ст. 6). В принятой после Второй мировой войны серии из четырех Женевских конвенций о защите жертв войны в третьей Конвенции об обращении с военнопленными в ст. 135 прямо указывается на ее связь с главой Положений 1899 и 1907 гг. о военнопленных, которые Конвенция должна дополнить. Действительно, в ней были воспроизведены практически все основные нормы указанных Положений, однако в значительно расширенном объеме (143 статьи) и с существенно обновленным содержанием. На основе четырех традиционных условий, определенных в ст. 1 Гаагских положений, в категорию военнопленных по Женевской конвенции отнесены лица из состава ополчений и добровольческих отрядов, попавшие во власть неприятеля (ст. 4 А, п. 2). Партизаны были уравнены с народными ополченцами, принимавшими участие в конфликте, притом что они могли действовать на оккупированной территории. Существенное позитивное изменение в определении судьбы военнопленного в третьей Женевской конвенции состояло и в том, что он должен быть освобожден и отправлен на родину "сразу же после прекращения активных боевых действий, а не после заключения мира", как это было определено в Положении 1907 г. В заключение, говоря об историческом и юридическом влиянии Гаагской международной конференции мира 1907 г. на ход становления международного гуманитарного права, следует сделать несколько принципиальных, с точки зрения автора данной публикации, замечаний. МГП - важнейшая отрасль международного права, которая, безусловно, за столетний период под влиянием многих масштабных политических и правовых факторов претерпела существенные изменения. Наиболее значимые трансформации происходили под влиянием и во взаимодействии с правом прав человека. Особое значение в этом процессе в последние годы приобретают решения региональных судебных и несудебных органов по защите прав лиц, затронутых и пострадавших в экстремальных условиях вооруженных конфликтов, когда указанные органы в своей правоохранительной деятельности все чаще и непосредственно ссылаются на принципы и нормы МГП. Существенное влияние на дальнейшее развитие МГП оказал процесс разработки статуса и учреждение Международного уголовного суда, деятельность международных уголовных трибуналов ad hoc по рассмотрению дел о военных преступлениях, преступлениях против человечности, связанных с серьезными нарушениями Женевских конвенций. В данном контексте все более очевидной становится роль обычных норм МГП и, прежде всего, Женевских конвенций и Гаагских конвенций 1907 г., их приоритетного значения в процессе защиты жертв войны. При анализе и сопоставлении основополагающих принципов и норм международного гуманитарного права, взятых в процессе их развития, исследователи и специалисты нередко обращались к рассмотрению правовых позиций Международного суда ООН. Особенно к его известному Консультативному заключению о ядерном оружии от 8 июля 1996 г. В этой связи Суд неоднократно и правомерно прибегал к анализу принципов и норм МГП и высказывал свои суждения. Главными принципами МГП Суд признавал следующие: - принцип различения целей, направленный на защиту гражданского населения и гражданских объектов и устанавливающий различие между комбатантами и некомбатантами; - запрещение использовать оружие неизбирательного действия, исключающее нападение воюющих сторон на гражданские объекты; - запрет на применение оружия, вызывающего ненужные страдания или причиняющего чрезмерный ущерб; - ограничение свободы выбора применяемого оружия, методов и средств ведения войны <20>. -------------------------------- <20> Консультативное заключение Международного суда относительно законности угрозы ядерным оружием и международное гуманитарное право // Международный журнал Красного Креста. 1997. N 14. С. 20.
В концентрированном виде Суд назвал именно те из них, которые были сформулированы и подтверждены в ходе двух Гаагских конференций мира. В устах ведущего международного и судебного арбитра такая высокая оценка и есть признание исторического значения Гаагской конференции 1907 г.
Название документа