Безопасность личности в уголовном праве: соотношение частных и публичных интересов

(Сидоренко Э. Л.)

("Общество и право", 2010, N 1)

Текст документа

БЕЗОПАСНОСТЬ ЛИЧНОСТИ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ:

СООТНОШЕНИЕ ЧАСТНЫХ И ПУБЛИЧНЫХ ИНТЕРЕСОВ

Э. Л. СИДОРЕНКО

Сидоренко Элина Леонидовна, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права и криминологии Российской правовой академии Министерства юстиции РФ.

В работе предпринята попытка переосмысления механизмов уголовно-правовой охраны личности с точки зрения их соответствия идеологическим основам российского права и современным криминальным угрозам. Особое внимание уделено определению критериев разграничения частных и публичных интересов в сфере безопасности личности и поиску противоречий в их законодательной оценке.

Ключевые слова: безопасность личности, частный и публичный интересы, императивность, диспозитивность, режим уголовно-правового регулирования, согласие потерпевшего, примирение с потерпевшим.

The work attempts to reexamine the mechanisms of legal and criminal individual protection in terms of its compliance with ideological foundations of the Russian law and present day criminal threats. Special attention is paid to the definition of differentiation criteria of private and public interests in the scope of individual security and to the search of contradictions in its legislative assessment.

Key words: individual security, private and public interests, prohibitive rule, permissive rule, criminal regulation order, consent of victim, reconciliation with victim.

Ориентация России на построение открытого демократического общества и переход от правового нигилизма к идеологии правового государства обусловливают потребность в создании адекватной современным угрозам стратегии безопасности личности. Провозглашение прав и свобод человека высшей ценностью (ст. 2 Конституции РФ 1993 г.) придает этой стратегии качество приоритетного направления национальной правовой политики. За последнее время государство добилось существенных результатов в создании гарантий реализации человеком личных, социальных и политических прав. Вместе с тем незрелость демократической идеологии и практика точечного воздействия на преступность нивелирует охранительную функцию уголовного закона, а систему уголовно-правовой охраны личности низводит до статуса наказательного права.

Прошло более полутора десятилетий с момента принятия Основного Закона РФ, а конституционная норма о приоритете прав и свобод человека и гражданина по-прежнему существенно опережает развитие отраслевого законодательства. Основу современной стратеги безопасности составляет Закон РФ "О безопасности" 1992 г. Он определяет общую систему и функции безопасности, очерчивает круг ее субъектов и объектов. В соответствии со ст. 1 Закона, безопасность - это состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз. Будучи предельно абстрактной, эта дефиниция не позволяет определить сущностные элементы безопасности, отграничить жизненно важные интересы от второстепенных, субъекты безопасности от ее объектов.

Отсутствие системности на законодательном уровне не могло не отразиться на качестве научного анализа проблем безопасности. В уголовно-правовой доктрине безопасность характеризуется как состояние защищенности человека, отсутствие непосредственной угрозы, свойство системы регулирования, специфическая деятельность государственных органов и др. При этом ни одно из предложенных определений не удовлетворяет потребности практики в структурировании механизмов уголовно-правовой охраны личности.

В этой связи целесообразным видится отказ от оценки безопасности как статичного состояния защищенности и ее рассмотрение в качественно новом ключе уголовно-правовых отношений, направленных на предотвращение угрозы причинения вреда правам и законным интересам человека.

В зависимости от функциональной значимости предлагается выделять две группы уголовно-правовых отношений безопасности личности:

1) правоотношения, создающие условия защищенности жизненно важных интересов личности от потенциальной и реальной угрозы. Их целью является предупреждение преступлений посредством установления уголовно-правовых запретов и привлечения виновных к уголовной ответственности;

2) отношения, ориентированные на восстановление социальной справедливости и реституцию прав потерпевшего.

Расширение гарантий прав личности в УК РФ заставляет пересмотреть традиционный подход к уголовным правоотношениям как к императивной вертикали "государство - преступник". Наделение личности правом влиять на оценку общественной опасности деяния и решение вопроса об уголовной ответственности виновного свидетельствует об ослаблении в УК РФ императивных начал и перевода интересов, обеспечиваемых публичной властью, в исконный статус частных интересов.

В теории уголовного права тенденция расширения частных начал либо обходится молчанием, либо анализируется предельно осторожно и потому поверхностно. Это объясняется влиянием традиций советской правовой школы, непоследовательностью современной уголовной политики и невозможностью очертить четкую грань между наказательной властью государства и свободной волей личности в решении уголовно-правовых вопросов. С целью определения правовых оснований частных начал безопасности личности в основу анализа закладываются феномен частного интереса, субъективного права, способы, методы и задачи уголовно-правового регулирования. Не отрицая значимость каждой из указанных позиций, полагаем, что только в своей совокупности они могут дать завершенное представление о природе и пределах реализации частных механизмов уголовно-правового регулирования. Категорией, позволяющей объединить представленные выше критерии в единое структурное образование, является режим регулирования, понимаемый как система методов и средств правового регулирования, объединенных на основе единого предмета.

В системе охраны личности можно выделить два относительно самостоятельных режима: императивный и диспозитивный.

Если императивный режим основывается на требованиях виновной ответственности и обязательности государственных велений, выраженных в уголовно-правовых запретах, то диспозитивный режим предполагает в известной мере ограниченную свободу личности в удовлетворении и защите своих частных интересов. Если методом уголовно-правового регулирования при императивном режиме является метод субординации и правоотношения имеют вертикальный характер власти-подчинения, то при диспозитивном режиме применяется метод юридической децентрализации (координации), а уголовные правоотношения приобретают горизонтальный характер.

Однако главное различие между императивным и диспозитивным режимами заключено в характере отношений, взятых под уголовно-правовую охрану.

В целях создания универсального критерия их разграничения в теории уголовного права предлагается использовать категории "частных" и "публичных" интересов [1]. Считая это предложение обоснованным, нельзя не отметить смысловую коварность термина "интерес". С одной стороны, будучи заимствованным из психологии, это понятие не утратило свой первоначальный смысл и нередко воспринимается как критерий эмоционально-психологических притязаний личности к определенному благу. Такая оценка интереса в уголовном праве допустима, но не универсальна, поскольку главное здесь - показать, кому принадлежит субъективное право на охрану. Как отмечает Я. М. Магазинер, "существует ли абстрактный или конкретный интерес у обладателя права, это не касается существа субъективного права; интерес этот предполагается и никем не должен быть доказываемым" [2]. С другой стороны, определяя природу правового регулирования, авторы нередко утрируют его механизмы и оставляют за рамками исследования ключевые звенья регулирования и охраны. Примитивизм в оценках системы правовой безопасности привел к развитию теории блага (интереса) как объекта уголовно-правовой охраны [3]. Не отрицая идейно-политическую составляющую этой концепции, важно отметить, что интерес и объект уголовно-правовой охраны - качественно различные категории: если интерес является объектом регулирующих правоотношений, то объект охраны - собственно этими регулирующими отношениями.

Процесс трансформации интереса в предмет уголовно-правового регулирования можно представить в виде цепи последовательно развивающихся явлений: потребность человека в чем-либо обусловливает возникновение одностороннего отношения "объект - субъект интереса". Поскольку человек живет в социуме, максимальная реализация отношений интереса возможна в рамках регулятивных отношений. Например, если у лица имеется интерес к материальной вещи, отношения "объект - субъект интереса" обеспечиваются в рамках гражданско-правовых отношений собственности. Если речь идет о здоровье личности, то здесь уместно говорить о конституционно-правовых отношениях, гарантирующих право человека на здоровье, и правоотношениях, направленных на сохранность здоровья (оказание медицинской помощи, создание благоприятных условий труда и др.). Возникновение регулятивных отношений становится возможным, если государство признает ценность интереса и создает возможности для его удовлетворения посредством установления и реализации правовых норм. Уголовное законодательство обеспечивает безопасность регулятивных отношений через установление правовых запретов и инициирует возникновение качественно нового уровня правоотношений - охранительных, объектом которых являются уже не отношения интереса, а регулятивные отношения по реализации субъективного права на интерес. Таким образом, связь между интересом и объектом правовой охраны опосредуется дополнительным звеном - субъективным правом личности. А это означает, что говорить об интересе как критерии разграничения императивного и диспозитивного режимов уголовно-правового регулирования возможно только тогда, когда он выражен "в социально-полезном общественном отношении в виде субъективного права" [4].

Основное различие между императивным и диспозитивным режимами уголовно-правовой охраны личности заключено в характере интересов, поставленных в основу правового регулирования. Если в первом случае они имеют публичный характер, то во втором - частный.

Обобщение существующих позиций позволяет выделить несколько подходов к разграничению частных и публичных интересов:

теория охраняемых интересов концентрирует внимание на принадлежности права: публичный интерес отражает положение государства, а частный - статус отдельных лиц [5];

телеологическая школа различает частные и публичные интересы по их целям. "В публичном интересе целое является целью, а отдельный человек занимает второстепенное положение. Напротив, в частном праве отдельный человек является целью, а целое (государство) - средством" [6];

естественная теория в качестве критерия классификации частных и публичных интересов определяет положение субъекта. Публичными считаются те права, которые не могут существовать вне организованного единства, а частными - те, которые предполагают лишь просто сосуществование людей [7] и др.

Изложение авторского видения проблемы предварим следующим замечанием: деление интересов на частные и публичные направлено не на поиск различий между донормативными отношениями "объект - субъект интереса", а на разграничение опосредующих их субъективных частных и публичных прав.

Несмотря на то что критерий принадлежности права в российском законодательстве является определяющим, он вряд ли применим для дифференциации императивного и диспозитивного режимов безопасности личности. В противном случае придется признать, что субъективное право на жизнь, охраняемое в рамках императивных методов, это право государства. А выгода личности от реализации этого права возможна только в рамках рефлексии, когда интересы защищены законом, но не являются субъективными правами человека.

В нашем понимании поиск критерия различий между публичными и частными правами находится в плоскости решения вопроса о возможности лица действовать в соответствии со своим интересом и волей в рамках уголовно-правовой охраны личности.

С принятием новой конституционной модели взаимоотношений государства и личности этот вопрос не предполагает однозначного ответа. На возможность личности поступать по собственному усмотрению в рамках уголовно-правовых отношений безопасности указывают:

1) право лица распоряжаться принадлежащим ему благом в рамках регулятивных правоотношений. В частности, личность имеет право распоряжаться принадлежащим ему имуществом, но не имеет право распоряжаться своей свободой как предметом собственности. В этом случае законодатель возводит право на личную свободу в разряд публичных приоритетов и обеспечивает его охрану;

2) заинтересованность государства и общества в реализации прав и законных интересов личности. "Публичное право, - писал Я. М. Магазинер, - не допускает отречения от него; оно не может быть оставлено без защиты или осуществления. С частным же правом все это сделать можно, т. е. отказаться от него, примириться с нарушением и пр." [2]. О заинтересованности государства в публичной охране прав личности свидетельствует их переплетение с интересами общества и государства. Как отмечено в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 9 декабря 2008 г. "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения", при принятии решения о прекращении уголовного дела в связи с примирением лица, совершившего преступление, с потерпевшим, суду надлежит оценить, соответствует ли оно целям и задачам защиты прав и законных интересов личности, общества или государства". В случае конфликта частных и публичных интересов, приоритет отдается последним. Так, субъективное право на честь и достоинство приобретает публичный характер в случае оскорбления участников судебного разбирательства (ст. 297 УК РФ);

3) возможность личности самостоятельно обеспечить сохранность субъективного права. Эту возможность определяет не только готовность лица реализовывать и охранять право доступными правовыми средствами, но и его способность оценивать характер принадлежащих правомочий. Поскольку отдельные категории лиц обладают ограниченными возможностями защиты интересов либо не обладают ими вовсе (несовершеннолетние, лица, находящиеся в беспомощном состоянии), государство переводит их права в разряд публичных интересов. В частности, малолетний обладает правом на половую неприкосновенность, но не имеет возможности самостоятельно обеспечить его охрану. В этой ситуации право на половую неприкосновенность приобретает публичный характер и охраняется на основе императивных механизмов уголовно-правового регулирования;

4) способность лица самостоятельно оценивать последствия нарушенного права. Например, честь и достоинство выступают частными интересами, ценность которых определяется исключительно отношением к ним их обладателя. Государство не должно брать на себя функции уголовного преследования, если потерпевший не считает причиненный ему вред достаточным основанием для наказания виновного лица [8]. Наделение потерпевшего правом на разрешение конфликта при ущемлении частного права свидетельствует "об уважительном отношении законодателя к частным интересам и соответствует цели восстановления социальной справедливости - высшей задаче вмешательства уголовного закона" [9];

5) распространенность случаев нарушения субъективного права и невозможность их предупреждения с помощью диспозитивных механизмов уголовно-правового регулирования.

Выделенные выше критерии не могут служить точным мерилом разграничения частных и публичных интересов. Граница между ними не абсолютна, а относительна, и зависит от социально-политической и идеологической ситуации, криминальных угроз и качества уголовного законодательства.

Независимо от своего содержания, частные и публичные права обладают рядом устойчивых признаков. Например, публичное субъективное право лишено персонального наполнения, имеет объективный характер, реализуется строго в уголовно-правовых предписаниях, а его сохранность обеспечивается в рамках наказательной власти государства. Частное право личности предполагает возможность действовать в соответствии со своим интересом и волей и определять пределы наказуемости деяния, нарушающего субъективные частные права и др.

Не претендуя на полноту перечня частных прав личности, составляющих предмет диспозитивного режима уголовно-правового регулирования, считаем целесообразным отметить:

право человека на здоровье в той части, в какой отчуждение этого права допустимо законом. Выделение в разряд преступлений "частного обвинения" ч. 1 ст. 115 и ч. 1 ст. 116 УК РФ позволяет видеть различия между частными и публичными правами в характере преступных последствий. Этот подход соответствует конституционному определению границ частного права: незначительная общественная опасность посягательства и отсутствие трудностей в раскрытии преступлений являются основаниями для того, чтобы потерпевший в порядке частного обвинения определял преступность и наказуемость деяния;

право на личную свободу предполагает недопустимость вмешательства извне в область индивидуальной жизнедеятельности. Многоаспектность термина "свобода" обусловливает его рассмотрение одновременно как частного (возможность совершать любые действия, не противоречащие закону) и публичного права (недопустимость отчуждения личности в ситуациях торговли людьми (ст. 127.1 УК РФ) и использования рабского труда (ст. 127.2 УК РФ));

право на честь и достоинство является частным правомочием за исключением случаев, когда преступление совершается в отношении лица, наделенного статусом специального субъекта. Здесь затрагиваются не только права личности, но и авторитет государственной власти;

конституционные права человека и гражданина составляют группу прав, дифференциация которых на частные и публичные осуществляется на основе большинства из названных выше критериев: взаимосвязь и переплетение с государственными и общественными интересами, способность личности самостоятельно распоряжаться и обеспечивать сохранность своих прав и законных интересов. Безусловно частным характером обладают личные права и интересы. По замечанию А. В. Сумачева, "природа деяний, посягающих на личные права и свободы, такова: есть согласие - нет нарушения; отсутствует согласие - деяние автоматически приобретает характер преступного" [10] и др.

Реализация частных субъективных прав предполагает применение диспозитивного метода уголовно-правового регулирования. Средствами его реализации являются институт согласия лица на причинение вреда; освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ) и институт уголовного преследования по делам частного обвинения (ч. 2 ст. 20 УПК РФ).

Императивный режим уголовно-правового регулирования основан на субординационном (императивном) методе и обусловливает возникновение властеотношений "государство - преступник". В этих отношениях личность как обладатель нарушенного права деперсонифицирована и лишена правоспособности, а ее права возведены в разряд публичных интересов. Способами реализации императивного метода являются обязывание и запрет, а средствами - криминализация деяний, дифференциация ответственности; привлечение виновного к уголовной ответственности и назначение наказания.

Непоследовательность в оценках частных и публичных прав, искажение механизмов правового регулирования и охраны негативным образом отражаются на качестве уголовного законодательства и создают непреодолимые препятствия для реализации стратегии безопасности личности.

Уязвимость УК РФ заключена в отсутствии единой нормативной оценки согласия лица на причинение вреда его частным правам. Во-первых, не определены юридически значимые признаки согласия. Во-вторых, отсутствует последовательность в оценке его правовых последствий: если по преступлениям частного обвинения согласие лица - обладателя права является условием непреступности деяния, в ч. 1 и ч. 2 ст. 122 УК РФ - составляет основание освобождения от уголовной ответственности. В-третьих, неясна позиция законодателя в определении возрастных границ допустимого согласия. В ст. 122 УК РФ допустимым является волеизъявление совершеннолетнего лица, а в ст. ст. 134 и 135 УК РФ - лица, достигшего 16 лет.

Нельзя не отметить диссонанс между материальным основанием и процессуальными формами реализации диспозитивных средств уголовно-правового регулирования. В соответствии с ч. 2 ст. 20 УПК РФ, основанием уголовного преследования в частном порядке являются не конкретные процессуальные действия, а характер совершенного виновным преступления. Поскольку данный признак является материально-правовым, можно предположить, что именно уголовное право определяет юридическое основание конфликта, а уголовное преследование в частном порядке является ничем иным, как процессуальной формой его разрешения. В действительности все обстоит иначе: средства диспозитивности в УК РФ ограничиваются согласием и примирением с потерпевшим, а уголовное преследование по делам частного обвинения имеет исключительно процессуальную природу.

Литература

1. Шигина Н. В. Отражение интересов субъектов уголовного права и субъектов уголовно-правовых отношений. Владимир, 2008.

2. Магазинер Я. М. Общее учение о государстве. СПб., 1917. С. 81, 92.

3. Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1997. С. 42.

4. Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003. С. 24.

5. Алексеев С. С. Частное право: Научно-публицистический очерк. М., 1999.

6. Еллинек Г. Социально-этическое значение права, неправды и наказания / Пер. И. И. Власова. М., 1910. С. 65.

7. Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. Книга 2. Объективная и субъективная сторона права. СПб., 1914. С. 64.

8. Пудовочкин Ю., Генрих Н. К вопросу о статусе потерпевшего в уголовно-правовых отношениях // Уголовное право. 2009. N 6. С. 55 - 59.

9. Келина С. Г. Освобождение от уголовной ответственности как правовое последствие совершения преступления // Уголовное право: Новые идеи. М., 1994. С. 22 - 25.

10. Сумачев А. В. Публичность и диспозитивность в праве. М., 2003. С. 132.

Название документа