Миф о свободе

(Медушевская Н. Ф.) ("История государства и права", 2012, N 11) Текст документа

МИФ О СВОБОДЕ <*>

Н. Ф. МЕДУШЕВСКАЯ

Медушевская Наталья Федоровна, доцент кафедры философии Московского университета МВД России, кандидат философских наук, доцент.

В статье рассматривается миф о свободе в контексте российской правовой жизни, сопоставляется западноевропейское и отечественное понимание свободы. Отмечается, что свобода рассматривается в России как воля, не ограниченная правом и порождающая анархизм, бесправие и отсутствие правовой ответственности.

Ключевые слова: свобода, несвобода, ценность, личность, право, либерализм, государство, собственность, власть, индивидуализм, воля, произвол, анархизм.

The article discusses the myth of freedom in the context of the Russian legal life, matches the western european and domestic understanding of freedom. It is noted that freedom is regarded in Russia as the will, the unrestricted right and which leads to anarchy, lawlessness and the lack of legal responsibility.

Key words: freedom, lack of freedom, value, personality, right, liberalism, state, property, power, individualism, will, arbitrariness, anarchism.

Как принято считать и укоренилось в современной политико-правовой и философской литературе, фундаментальной ценностью мировой цивилизации является социальная свобода, которая создает простор и условия для самореализации и ощущения самодостаточности индивида. Свобода рассматривается как результат самодеятельности субъектов, выражающий их ценностное отношение к деятельности. Ценность есть форма духовности человека, проявление устремленности человека к совершенному, идеалу, направленному на осознание того, что есть добро или зло, справедливость и несправедливость, свобода или несвобода. Система ценностных ориентаций личности формирует направленность ее социальной свободы, которая является, с одной стороны, критерием уровня прогрессивного развития общества, с другой - показателем реальности правового статуса личности. Устойчивая ориентация свободного поведения человека определяет направленность свободы, в основе которой лежат социальные, правовые, нравственные, психологические качества и характеристики личности, сложившиеся в процессе ее включенности в определенные социальные отношения. Концепция свободы сложилась в рамках западного мышления и стала основой либерального мировоззрения. Либерализм возникает в новоевропейской общественной мысли и отстаивает свободу личности, такой государственный правовой порядок, в котором существовал бы механизм ограничения воли людей, имеющих властные полномочия. Но либерализм не означает свободу от всего, он одобряет учреждения, в которых отдельный человек, кем бы он ни был, обязательно подчиняется порядку и дисциплине. Западный либерализм антропоцентричен, в нем личность стоит на первом месте, но его свобода не должна мешать свободе других лиц; поэтому для либерала главное - осуществление социального порядка ради каждой отдельной личности. Другим принципом либерализма является незыблемость частной собственности, поскольку благодаря ей у человека появляется база для построения своей личной жизненной стратегии. Либерализм стремится к уничтожению всех препятствий, ведущих к ограничению личной инициативы и частного предпринимательства, поэтому, как отмечает В. Леонтович, либерализм ставит своей целью смягчение уголовного права, поскольку "благо человеческой личности представляет собой исходный пункт всех постановлений либерального уголовного права" <1>. -------------------------------- <1> Опыт русского либерализма. Антология. М.: Канон, 1997. С. 412.

Третий принцип новоевропейского либерализма раннебуржуазного периода - это разумный эгоизм, который возник в силу противоречия между эгоистической сущностью человека, стремящейся к собственному удовольствию и счастью, и общественным интересом и благом. Найти рациональный баланс между эгоистическими страстями индивида и общественной пользой без вмешательства государственной власти невозможно. Только должный правопорядок и справедливые законы могут обеспечить разумное соотношение между эгоизмом отдельного субъекта и общественным благом, чтобы избежать "войны всех против всех". В России эти принципы не сложились и не могли быть реализованы в силу особенностей исторических и политических условий, в которых она находилась. Потому и задачи либерализма были у нас иные, он базировался на интеллектуальных источниках, духовных традициях и историко-политических особенностях страны. Суть нравственной позиции русского либерализма составил моралистический принцип гражданского служения. Вместе с тем его задачей было преодоление нравственных принципов патриархального отеческого государства на основах христианской морали. В России власть проявляла свое господство и принуждение даже в мелочах, не создавая предпосылок для развертывания самодеятельности подданных. Поэтому народ, лишенный прав и справедливых законов, которым сама же власть подчиняется, а не стоит над ними, привык добиваться желаемого силой волевого решения и произвола. Татарское иго с его произволом также способствовало отречению русского народа от своих прав в пользу власти. Все это окончательно приучило народ к бесправной жизни, воспитало в нем не стремление к свободе, а к воле, понимаемой как произвол и насилие. Европейское понятие свободы и российское понятие воли принципиально отличаются друг от друга. Г. П. Федотов отмечал, что в Европе личная свобода ограничивается свободой и правами другого человека, в России же воля равнодушна к другому индивиду, направлена только на удовлетворение собственных прихотей. Отрекшись от своих прав, россиянин пришел к бесправию и рабству, которые сделали привычными отсутствие законности и легитимацию произвола. "А произвол не способен преодолеть рабство, - пишет В. К. Кантор, - он годится лишь на то, чтоб создать его новые формы, ибо произвол не дает человеку возможности к самодеятельному, самоорганизующемуся труду, который требует выдержки и "высшей идеи", чтобы стать основой жизни. Произвол опирается на стихийные начала в человеке и в обществе, а потому он враждебен цивилизации, строящейся не только на стремлении к идеалу, но и на чувстве меры, внутренней самоорганизации и самоограничении" <2>. -------------------------------- <2> Кантор В. К. Между произволом и свободой. К вопросу о русской ментальности. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. С. 58 - 59.

Для России характерна мифологизация базовых европейских ценностей собственности, законности, гражданственности, но на первом месте все же оказалась свобода. Миф о свободе представляет собой своеобразное опредмечивание коллективных ожиданий и надежд, он отдает предпочтение эмоциональной насыщенности и образности, недостаточности рационально-критического подхода к социальной действительности. В России мифы являются определенным способом переживания реальности и составляют завершенную картину мира, основанную на вымыслах, ожиданиях, утопиях, фантазиях, а не на рациональной рефлексии существующей реальности. Как заметил К. Д. Кавелин, "мы вечно фантазируем, вечно отдаемся первой случайной прихоти, меняя их беспрестанно" <3>. -------------------------------- <3> Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. М.: Правда, 1989. С. 314.

С эпохи Ивана Грозного особенно разрастается движение русской вольницы, которая вдохновляется особенностями российского правового менталитета с пониманием свободы как воли и достигает своего апогея в Смутное время, эпоху Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, в идеалах казачества. Казацкая вольница формировалась на славянских общинных началах и идеалах, ее отличает полное отсутствие начал права, поэтому власть в казацкой вольнице не менее деспотична и неограниченна, чем официальная государственная власть, а произвол массы и бесправие личности стали отличительными признаками казацкой вольницы. Из истории мы знаем, что казацкие цари были не менее деспотичными, чем восточные или российские властители, а казацкие общины отчетливо демонстрировали произвол схода и бесправие индивида. П. Я. Чаадаев в начале XIX столетия, анализируя исторические тенденции развития России, писал, что она пребывает в хаосе, в ней нет гарантий неприкосновенности собственности, отсутствует свобода и осознание личностью значимости свободы и своих прав, высшим смыслом бытия остается жизнь в семье, верность патриархальным устоям. Власть в русской ментальности овеяна ореолом сакральности, святости, патриархальные семейные отношения распространялись на социальные институты, высшим из которых являлось государство. П. Я. Чаадаев отмечал: "Мы не говорим, например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному укладу такова, что мы с радостью расточаем права: отцовства по отношению ко всякому, от кого зависим" <4>. -------------------------------- <4> Чаадаев П. Я. Сочинения. М.: Правда, 1989. С. 201.

Долгое господство крепостного права, отсутствие личных прав и свобод, как среди крепостного крестьянства, так и среди дворянства, не способствовали развитию дисциплинированности и личной ответственности за свои поступки, что с необходимостью сопровождает свободу. Б. Н. Чичерин пишет: "Бог помогает не тем, кто себя превозносит и не терпит границ своей воле, а тем, кто смиренно сознает собственную слабость и свой произвол подчиняет закону" <5>. -------------------------------- <5> Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия // О свободе. Антология мировой либеральной мысли (1-я половина XX века). М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 569.

В русском национальном сознании свобода теоцентрична, она есть проявление сакральной необходимости, рассматривается как глубинное свойство человека, отличающее его от животного. Это признание свободы человеческого духа, который осуществляет свой выбор между добром и злом самостоятельно, а не в силу принуждения или обязанности. В русском православии понятие свободы располагается в одном ряду с понятиями святости и любви, а в русском самосознании свобода рассматривается как свобода от греха или порабощения эмпирическим, вещественным миром. Православные мыслители считают, что тайна свободы раскрывается нам только во Христе, в Церкви, во взаимном единении. В. В. Зеньковский пишет: "...свобода хоть и есть источник и проявление нашей своеобразной индивидуальности, но истинным субъектом свободы является Церковь - свобода дана не отдельному человеку, а Церкви. Поскольку мы живем в Церкви, постольку мы и становимся "истинно" свободными. Поэтому и верно то, что было любимой идеей Хомякова, Киреевского, Самарина, - что только в Церкви мы обретаем самих себя" <6>. -------------------------------- <6> Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. М.: Республика, 2005. С. 337.

Русские крестьяне долгое время жили идеалами русской вольницы, казацкого вольного товарищества, что соответствовало стихийности и анархизму отечественного массового правосознания. Эти идеалы не были идеологически оформлены, но нашли отражение в поэтическом творчестве, русском народном героическом эпосе, сказаниях, былинах, песнях. Народная мечта воспевала волю, свободу, вольность. Русь представляется стихией, где свободно и вольно, анархически возникают политические отношения, поэтому характер отношения богатырей к князю определяется не долгом повиновения и служения, а свободной волей. Богатыри действуют как бы по воле случая, у них нет пока ни политического интереса и мотивации, ни целесообразности, ни предварительного плана. Воспевается мужицкая сила, не знающая стеснения княжеской властью. Да и сами князья порой обращаются за помощью к богатырям, которые благодаря своей смелости и удали заслужили благосклонность князя. В былинах о Василии Буслаевиче народная молва идет еще дальше. В них богатырь есть воплощение не просто свободы, а каприза, самодурства, неумеренности и безграничного произвола. Василий Буслаев никогда и ни с кем не считается, кроме себя самого, и именно такой персонаж стал героем эпического былинного эпоса. В крестьянской среде препятствием для развития гражданского состояния и свободы было наличие общинного способа ведения хозяйства. После отмены крепостного права крестьяне оказались закрепощенными общиной, лишались права свободного распоряжения своим лицом и имуществом, и это привело к закрепощению, но уже другим способом. Вообще России присуща антисобственническая ориентация и наличие относительной, или функциональной, собственности. Поэтому государство позволяет себе вмешиваться в права собственника, может ограничивать его свободу лишать права собственности, если он своими действиями наносит вред общественному целому. Ценности свободы, заложенные в реформах этого времени, натолкнулись на социоцентристскую основу российской правовой системы и ментальности, в которых личность не была свободной и ответственной, дисциплинированной правом. Для массового правосознания была привычной и оправданной зависимость от государства, приоритет его интересов над частными, вмешательство во все сферы жизни, незыблемость власти. Между россиянином и государством издавна существует некое онтологическое единство, в котором государство воспринималось как носитель и защитник идей общего блага, свободы, справедливости, солидарности. Следовательно, издавна россияне склонны поэтизировать вольность, бунт, считая их вполне приемлемыми формами политической активности. Вольность можно рассматривать как рефлексию народа на бесправие, произвольность законности, отсутствие в ней системных принципов, определяющих права личности. Законы в России устанавливались произвольно, поэтому и своеволие народа, по сути дела, стало следствием и реакцией на бесправие жизни и насилие. Законность не вошла в плоть и кровь россиянина, а закон не выражал меру свободы, воспринимался как производное силы и тиранического права, и уж никак не был связан с достоинством и уважением личности. Притом власть традиции настолько живуча, что и сегодня в сознании граждан России закон являет собой силу власти, которая противоположна справедливости и не исходит из свободы. По сути дела, жизнь "по закону" в России остается мифологизированной, а "жизнь по понятиям" - действующей. Сделаем следующие выводы, касающиеся проблемы мифологизации свободы в русском правовом мышлении. 1. Миф о свободе, понимание ее как воли и вольницы способствует установлению привычного режима единоличной власти, действующей не в целях охраны свободы частного лица, а от имени целого, в котором человек является винтиком и средством манипуляции. Основа авторитаризма - наличие надындивидуалистических структур, в которых свобода вовсе не является доминантой. 2. Привычка к патернализму, восприятие несвободы как закономерности, естественного положения вещей формирует убежденность в невозможности оказать какое-то влияние на власть. В результате в современной России миф о свободе способствовал появлению индивидуалистического сознания волюнтаристского типа. 3. В России "законность" не ассоциируется со свободой лица. И если для западного индивидуализма главной ценностью считается свобода, то для российского самосознания - безграничная вольность и воля. Поэтому миф о свободе привычен для русского правового менталитета, укоренился в коллективном бессознательном россиян. И если русский человек жаждет свободы, то она сопрягается с анархизмом, смутой и иррациональной агрессивностью. Традиционный российский человек есть человек государства, который уповает не на выработку активной гражданской позиции, а скорее на нравственное самоусовершенствование с помощью Церкви, политических союзов и других социальных институтов. 4. Мифологизация свободы минимизирует стремление к ней граждан, которым привычно и удобно жить в условиях несвободы и пассивности. А "свобода, которая делается слишком легкой, не требующей героической борьбы, вырождается и теряет свою ценность" <7> (пишет Н. А. Бердяев). Но в стране с неразвитым правосознанием доминанта свободы привела в конечном итоге к варварскому переделу собственности, расслоению населения, политической апатии, усилению преступности. Сформировавшееся неравенство явилось оборотной стороной антиэтатизма, тем более что гражданское общество с его сильной организацией и способностью контроля государственного аппарата так и не было сформировано. В стране сохранилось униженное положение народа, которое стало привычным и в какой-то степени удобным. -------------------------------- <7> Бердяев Н. А. Царство Духа и царство кесаря. Судьба России. М.: Советский писатель, 1990. С. 284.

Название документа