Синдром Мюнхгаузена by proxy как проблема психосоциальной реабилитации детей и подростков с психическими расстройствами

(Корень Е. В., Дробинская А. О., Косолапова Д. С., Марченко А. М., Коваленко Ю. Б., Трайнина Е. А.) ("Юридическая психология", 2012, N 3) Текст документа

СИНДРОМ МЮНХГАУЗЕНА BY PROXY КАК ПРОБЛЕМА ПСИХОСОЦИАЛЬНОЙ РЕАБИЛИТАЦИИ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ С ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ <*>

Е. В. КОРЕНЬ, А. О. ДРОБИНСКАЯ, Д. С. КОСОЛАПОВА, А. М. МАРЧЕНКО, Ю. Б. КОВАЛЕНКО, Е. А. ТРАЙНИНА

Корень Евгений Владимирович, руководитель отделения психической патологии детского и подросткового возраста Московского научно-исследовательского института психиатрии МЗ РФ, кандидат медицинских науке. Дробинская Анна Олеговна, Московский научно-исследовательский институт психиатрии МЗ РФ. Косолапова Дарья Сергеевна, Московский научно-исследовательский институт психиатрии МЗ РФ. Марченко Анна Михайловна, Московский научно-исследовательский институт психиатрии МЗ РФ. Коваленко Юлия Борисовна, Московский научно-исследовательский институт психиатрии МЗ РФ. Трайнина Елена Александровна, Московский научно-исследовательский институт психиатрии МЗ РФ.

В данной статье показана актуальность и представлены некоторые подходы к рассмотрению синдрома Мюнхгаузена "по доверенности" в контексте проблемы психосоциальной реабилитации детей и подростков с психическими расстройствами.

Ключевые слова: синдром Мюнхгаузена by proxy, психосоциальная реабилитация, родители, дети и подростки, психические расстройства.

This article is devoted to the importance of consideration of Munchausen syndrome by proxy in the context of psychosocial rehabilitation of children and adolescents suffered from mental disorders.

Key words: Munchausen syndrome by proxy, children and adolescents, parents, mental disorders, psychosocial rehabilitation.

С момента первого описания в 1977 г. английским педиатром R. Meadow <1> двух случаев экстраординарного поведения матерей, одна из которых пыталась отравить своего маленького ребенка избыточным количеством соли, а другая добавляла свою кровь в образцы мочи ребенка, которые были им расценены как синдром Мюнхгаузена by proxy - "по доверенности" - (СМД), в педиатрической, психиатрической и юридической литературе ведется полемика, отражающая сохраняющийся интерес к изучению данного феномена как в отношении правомерности его выделения, границ и основных характеристик, так и в плане используемой терминологии, распространенности, клинической принадлежности, критериев выделения, подходов к курации и т. д. -------------------------------- <1> Meadow R. Munchausen syndrome by proxy: the hinterland of child abuse // Lancet. 1977. N 2. P. 343 - 345.

Сам по себе термин следует признать не совсем удачным, но его эпонимическая окраска и последующие многочисленные подтверждения его реального существования позволили СМД получить широкое распространение в профессиональных кругах. В качестве лиц, индуцирующих синдром, как правило, выступают родители ребенка, чаще всего матери, хотя имеются указания, что отец также может участвовать в описании "клинических" симптомов. D. Rosenberg (1987) представил "семейный портрет" при СМД: четверть всех матерей имели среднее медицинское образование, 10 - 30% из них сами страдали синдромом Мюнхгаузена, семья обычно была неполной, или отец часто и подолгу отсутствовал (например, в семьях военных) <2>. -------------------------------- <2> Rosenberg D. A. Web of deceit: a lit. review of Munchausen syndrome by proxy // Child abuse and neglect. 1987. Vol. 11. N 4. P. 547 - 563.

В настоящее время используются различные обозначения СМД: "делегированный синдром Мюнхгаузена", "синдром Мюнхгаузена "от третьего лица", "фальсифицированное или вызванное расстройство у детей (fabricated and induced illness)", "синдром голословных утверждений" (parental alienation syndrome). В США и Англии СМД чаще описывается как "имитируемое расстройство по доверенности" (factitious disorder by proxy). С известной долей осторожности в данном контексте можно говорить о возможности выделения "делегированного" варианта синдрома Альбатроса <3>, описанного F. Johnstone (1967), в виде наблюдавшегося нами у детей с ипохондрическими расстройствами, вопреки разубеждениям врачей, настойчивого стремления родителей к повторному посещению различных специалистов, госпитализациям и различным обследованиям в поисках причины недомогания у детей <4>, созвучного существующему в нарративной клинической практике понятию "doctor shopping", когда родители постоянно обращаются с жалобами к разным врачам, не удовлетворяясь полученной помощью и настаивая на своем диагнозе и лечении. -------------------------------- <3> Johnstone F. R., Holubitsky I. B., Debas H. T. Post-gastrectomy problems in patients with personality defects: the "albatross" syndrome // Canad. med. assoc. journal. 1967. N 96 (24). P. 1559 - 1564. <4> Корень Е. В., Марченко А. М. Некоторые подходы к психосоциальной терапии и психосоциальной реабилитации детей и подростков с пограничными нервно-психическими расстройствами // Социал. и клинич. психиатрия. 2011. Т. 21. N 2. С. 22 - 28.

Клинический случай, когда мать больного систематически обращалась в различные лечебные учреждения с требованием выписки врачами рецептов на токсические дозы корректора (циклодола) (15 таблеток в день), необоснованно мотивируя свое поведение появлением у ребенка (подростка) "судорог" при уменьшении суточной дозы, тяготеет к синдрому Агасфера (Wingate, 1951) <5> "по доверенности" как другой разновидности СМД. Следует упомянуть также о возможной связи определенного поведения родителей с патомимическим воспроизведением патологических расстройств (артифициальные дерматиты) у детей с истерическими нарушениями. -------------------------------- <5> Wingate P. Munchausen's syndrome // Lancet. 1951. N 1. P. 412 - 413.

Как показывает анализ литературных источников, достаточно большое количество исследований посвящено изучению различных психиатрических аспектов данного феномена <6>. Согласно рекомендациям международного мультидисциплинарного комитета экспертов, специально созданного в 1996 г. с целью разработки критериев идентификации данного синдрома, он представляет собой тяжелую и трудную в диагностике форму жестокого обращения с ребенком, для которой характерны фабрикация, аггравация или индукция симптомов болезни у последнего. В МКБ-10 "синдром Мюнхгаузена" рассматривается как психическое расстройство под рубрикой "Умышленное вызывание или симулирование симптомов или инвалидности физического или психологического характера" (F68.1), а "синдром Мюнхгаузена по доверенности" помещен в рубрику "грубое обращение с детьми" (T74.8) <7>. Симуляция болезни родителями по прагматическим мотивам (служба ребенка в армии, получение инвалидности, пособий и т. п.), определяемая как преднамеренное вызывание или имитация соматических или психологических симптомов или инвалидизации, в соответствии с внешними стрессами или побудительными мотивами, кодируется под рубрикой Z76.5. С 1995 г. описание СМД как "имитируемого расстройства по доверенности" принято в качестве психиатрической категории для СМД в американском диагностическом и статистическом руководстве DSM-IV <8>. При этом подчеркивается отсутствие при СМД, в отличие от симуляции, устойчивого внешнего побудительного мотива. -------------------------------- <6> Adshead G., Bluglass K. Attachment representations in mothers with abnormal illness behaviour by proxy // Brit. journal of psychiatry. 2005. N 187. P. 328 - 333; Adshead G., Falkov A., Gopfert M. Personality disorder in parents: developmental perspectives and intervention // Parental psychiatric disorder: distressed parents and their families / Ed. by M. Gopfert, J. Webster & M. Seeman. 2nd ed. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2004. P. 217 - 238; Ayoub C. C., Deutsch R. M., Kinscherff R. Psychosocial management issues in Munchausen by proxy. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2000; Bass C., Adshead G. Fabrication and induction of illness in children: the psychopathology of abuse // Advances in psychiatric treatment. 2007. N 13. P. 169 - 177; Personal relatedness and attachment in infants of mothers with borderline personality disorder / P. Hobson, M. Patrick, L. Crandell et al. // Development and psychopathology. 2005. N 17. P. 329 - 347; Rosenberg D. A. Op. cit. <7> Опыт применения МКБ-10 в российской детской психиатрии в перспективе пересмотра международной классификации / Е. В. Корень, И. Н. Татарова, А. М. Марченко, А. О. Дробинская, В. В. Субботина // Социал. и клинич. психиатрия. 2009. Т. 19. N 4. С. 34 - 42. <8> Diagnostic and statistical manual of mental disorders / Amer. psychiatric assoc. 4th ed. (DSM-IV). Washington, DC: APA, 1995.

В литературе, посвященной исследованиям СМД, нами не встречено данных по проявлениям, распространенности и последствиям данного синдрома непосредственно в детской психиатрической практике. Однако представлены описания СМД в клинике детской неврологии <9>. По мнению Barber & Davis (2002), среди наиболее частых форм проявления СМД отмечаются "судороги" и обмороки (прямой обман о наличии признаков эпилепсии и использование препаратов, которые могут вызывать псевдоэпилептические припадки, удушение и др.), вызывание сонливости и вялости (использование препаратов, тормозящих ЦНС) <10>. -------------------------------- <9> Белоусова Е. Д. Синдром Мюнхгаузена by proxy // Рус. журнал дет. неврологии. 2006. Т. 1. Вып. 1. С. 42 - 46. <10> Barber M., Davis P. Fits, faints or fatal fantasy: fabricated seizures and child abuse // Archives of disease in childhood. 2002. Vol 86. N 4. P. 230 - 233.

С учетом допущения того, что поведение таких родителей может принимать разные формы, в одной из последних дефиниций СМД представлен как "дискуссионный термин, который используется для описания поведенческого паттерна, согласно которому персона, ухаживающая за больным, умышленно преувеличивает, фабрикует и/или индуцирует физические, психологические, поведенческие нарушения и/или проблемы, связанные с психическим здоровьем, у тех, кто находится на их попечении" <11>. Следуя данному расширенному определению, к СМД могут быть отнесены дети с психическими расстройствами, родители которых умышленно искажают клиническую картину, провоцируют или фальсифицируют болезненное состояние ребенка, которому наносится вред навязыванием неадекватной имеющимся психопатологическим проявлениям роли больного, ненужными частыми госпитализациями, процедурами и неправильным лечением. -------------------------------- <11> Lasher L. MBP definitions, maltreatment behaviors and comments. 2011 // http://www. mbpexpert. com/basics. htm. Retrieved Jan. 30, 2012.

При этом допускаются различия в психологической мотивации лиц, аггравирующих или фальсифицирующих психическое расстройство у ребенка. По данным литературы, часть из них стремятся привлечь к себе внимание с присваиванием себе роли больного by proxy. Первичной мотивацией у некоторых матерей при этом является получение помощи или вмешательства извне посредством больного ребенка, у других - добиться уважения в качестве "очень преданных родителей тяжелобольного ребенка". Также указывается на стремление "помочь" ребенку, которого, по мнению матери, лечат неправильно. У отдельных фальсификаторов преобладает стремление к манипуляции и тайному контролю над людьми, желание обмануть авторитетных людей - не только врачей, но и учителей, социальных работников, юристов <12>. -------------------------------- <12> Barber M., Davis P. Op. cit.; Bass C., Adshead G. Op. cit.

Актуальность психиатрической оценки СМД также диктуется тем, что вовлеченные в него дети, помимо физического вреда, причиненного провоцированием болезненных симптомов, проведением избыточных исследований и назначением неадекватного лечения, имеют неблагоприятные психосоциальные последствия в виде нарушений в эмоциональной сфере и поведении, изоляции из детской среды, нарушения психосоциального и личностного развития. По данным M. Sanders (1995), пребывание этих детей в поддельной роли больного может формировать стремление к этой роли во взрослом возрасте <13>. Кроме того, более половины детей получают косвенно психологическую травму, вызывающую нарушения в эмоциональной сфере и в поведении, непосещение школы и выраженные нарушения концентрации внимания. Boolset al. (1994) показали, что семейные условия, в которых сфальсифицированное или вызванное заболевание протекает, также могут объяснять тот факт, что до трех четвертей впервые выявленных детей с СМД страдают от других форм плохого обращения, невыполнения родителями своих обязанностей в отношении ребенка, дополнительных фальсификаций или неадекватного лечения лекарственными средствами <14>. -------------------------------- <13> Sanders M. Symptom coaching: factitious disorder by proxy with older children // Clinical psychology review. 1995. N 15. P. 423 - 442. <14> Bools C., Neale B., Meadow R. Munchausen syndrome by proxy: a study of psychopathology // Child abuse and neglect. 1994. Vol. 18. N 9. P. 773 - 788.

Значительный интерес представляют данные исследований, позволяющие обсуждать психосоциальные предпосылки возникновения СМД, возникающие на пересечении психопатологических, психосоматических, психодинамических и психосоциальных аспектов. Так, по данным Adshead et al. (2004), непосредственная связь между каким-либо конкретным психическим расстройством и жестоким поведением по отношению к детям отсутствует <15>. В то же время отмечено наличие психических проблем у матерей, "индуцирующих" болезни у своих детей, связанных с недостатком психологической поддержки в семье, проблемами в браке, а у части из них - серьезной психиатрической патологии. По данным Bools et al. (1994), имеются указания на высокую частоту пограничных расстройств личности у лиц, занимающихся фальсифицированием заболевания <16>, а также на нарушения в воспитании детей и в заботе о них, опосредуемые типом привязанности у матерей с этим расстройством <17>. Установлены определенные корреляции между симптомами соматизирующих матерей и симптомами, чаще всего фальсифицируемыми у детей <18>, между пережитым матерями опытом жестокого обращения в детстве и СМД <19>. -------------------------------- <15> Adshead G., Falkov A., Gopfert M. Op. cit. <16> Bools C., Neale B., Meadow R. Op. cit. <17> Personal relatedness and attachment in infants of mothers with borderline personality disorder. <18> Barber M., Davis P. Op. cit. <19> Adshead G., Bluglass K. Op. cit.; Bools C., Neale B., Meadow R. Op. cit.; Gray J., Bentovim A. Illness induction syndrome: paper I: a series of 41 children from 37 families identified at the Great Ormond street hospital for children NHS trust // Child abuse and neglect. 1996. Vol. 20. N 8. P. 655 - 673.

Также следует отметить, что влияние психического насилия на развитие ребенка может иметь значительно более тяжелые последствия, чем физическое насилие <20>. В изучаемом контексте особый интерес представляет подход к СМД с позиций нарушенных отношений привязанности "мать-ребенок", на которые, в свою очередь, может влиять собственный опыт привязанности у матери. По мнению Adshead et al. (2004), взаимообратные (реципрокные) отношения поведенческих ролей могут иметь большое значение при этом типе жестокого обращения <21>. Gray и Bentovim (1996) подчеркивают связь небезопасной привязанности с неразрешенной тяжелой утратой, так как реакция на последнюю может стимулировать отношение матери к ребенку как к более больному, чем он есть на самом деле, и боязнь, что потенциально опасное заболевание может быть пропущено <22>. -------------------------------- <20> Thomas K. Munchausen syndrome by proxy: identification and diagnosis // Journal of pediatr. nursing. 2003. Vol. 18. N 3. P. 174 - 180. Англ. яз.; Van der Feltz-Cornelis C. M. The impact of factitious disorder on the physician-patient relationship: an epistemolog. model // Med., health care and philosophy. 2002. Vol. 5. N 3. P. 253 - 261. <21> Adshead G., Falkov A., Gopfert M. Op. cit. <22> Gray J., Bentovim A. Op. cit.

В современных подходах к социальной реабилитации детей и подростков с психическими расстройствами, с учетом специфики детской психиатрии, особое значение придается психосоциальной работе с родителями как в плане повышения их роли в лечебно-реабилитационном процессе и предоставления профессиональной поддержки, так и в отношении мобилизации имеющихся ресурсов для повышения эффективности оказываемой психиатрической помощи <23>. Поскольку семейные отношения и психические нарушения у ребенка, взаимно влияя друг на друга, обуславливают единый интегрированный процесс развития, точки приложения и целевые установки психосоциальной работы с родителями могут отличаться в зависимости от этапа психического расстройства ребенка и акцентов в его лечении и реабилитации. -------------------------------- <23> Корень Е. В., Марченко А. М. Указ. соч.; Корень Е. В., Куприянова Т. А., Сухотина Н. К. Групповая психосоциальная мультисемейная терапия с родителями детей и подростков с расстройствами шизофренического спектра: Пилот. исслед. // Социал. и клинич. психиатрия. 2012. Т. 22. N 1. С. 71 - 76; Корень Е. В. К разработке концептуальной модели психосоциальной реабилитации детей и подростков с психическими расстройствами // Социал. и клинич. психиатрия. 2011. Т. 21. N 3. С. 5 - 10.

Существенной особенностью психосоциальной реабилитации детей и подростков с психическими расстройствами является создание и поддержание партнерских отношений с родителями ребенка или другими опекающими его лицами <24>. Сбор жалоб и анамнестических сведений, оценка изменений состояния и результатов терапевтического вмешательства требуют участия близкого взрослого, воспитывающего ребенка, чаще всего матери. Полученная врачом информация не всегда является объективным отражением реальной клинической ситуации, нередко она существенно отягощена взглядами, мнениями, ожиданиями и предположениями взрослого, опекающего ребенка. С этих позиций СМД является крайним вариантом искажения информации, привнесенной взрослым в клиническую ситуацию. -------------------------------- <24> Корень Е. В., Куприянова Т. А., Сухотина Н. К. Указ. соч.

Выявленная нами у некоторых категорий больных гиперболизация тяжести психического состояния ребенка, а также сверхвключенность родителей в проблемы больного ребенка с высоким уровнем самостигматизации негативно сказываются на уровне семейного функционирования <25> и диктуют необходимость использования личностно-ориентированного подхода, учитывающего потребности и ожидания родителей, с вниманием к их представлениям и чувствам, в том числе сформировавшимся негативным установкам в отношении "непонимания" врачами их проблем <26>. -------------------------------- <25> Там же. <26> Корень Е. В. К разработке концептуальной модели.

Таким образом, проблема СМД как препятствие или указание на нарушения терапевтического альянса, даже в легких формах влекущая за собой нечеткое следование рекомендациям специалистов, недостаточное качество оказания психиатрической помощи и менее благоприятный клинико-социальный прогноз, несет в себе отчетливый психосоциальный контекст. В ряде случаев она имеет очевидную клиническую значимость в плане ухудшения психического состояния ребенка и сохранения у родителей неадаптивных паттернов взаимодействия с больным ребенком, в конечном счете определяющих траекторию его психосоциального развития. Однако проблема привлечения родителей с теми или иными проявлениями СМД к построению индивидуализированных лечебно-реабилитационных программ (модулей) помощи с учетом соблюдения основных биоэтических принципов, комплексной оценки психосоциальных характеристик и потребностей детей и родителей остается недостаточно изученной. С целью определения содержательных характеристик СМД и уточнения типологических проявлений для определения специфических "мишеней" для психосоциальной терапии и психосоциальной реабилитации в когорте из 540 детей и подростков с психическими расстройствами, проходящих амбулаторное или стационарное лечение в Московском НИИ психиатрии МЗ РФ и ДПБ N 6 г. Москвы, принимавших участие в исследовании по определению влияния психосоциальных факторов на социальное функционирование больных, нами фиксировались для последующего изучения все выявленные случаи искаженного предоставления информации родителями, касающиеся клинических параметров осуществления лечебно-реабилитационного процесса. Поскольку полученная выборка составила почти треть всех наблюдений, что еще раз свидетельствует о значимости психосоциальной составляющей помощи, последующий анализ СМД-подобных клинических ситуаций проводился на основе оценки клинически значимых (или потенциальных) последствий в плане нанесения вреда психическому состоянию ребенка. По результатам проведенного исследования можно говорить о значительной гетерогенности структуры феномена, в спектре клинических проявлений которого с наибольшей частотой наблюдалась аггравация состояния ребенка с обилием жалоб со стороны матери, резко контрастирующих с поведением ребенка в отделении или при осмотре. Была отмечена определенная специфика подобных ситуаций: во-первых, жалобы не соотносились с реальным поведением ребенка, во-вторых, нередко не соответствовали возрастным особенностям психопатологической симптоматики (у дошкольников описывались "взрослые" симптомы, детям приписывались высказывания, недоступные для данного уровня интеллектуального развития, описание поведения заменялось интерпретациями поведения), в-третьих, описываемые болезненные проявления отмечались только в период пребывания ребенка дома. В ряде случаев подобное поведение матерей сопровождалось самостоятельным изменением режима приема лекарственных средств, которое мотивировалось "значительным ухудшением состояния". В отдельных случаях, наоборот, родители сознательно умалчивали информацию об изменении психического состояния ребенка с целью "проверки" компетентности врача, умышленно не сообщая о положительных изменениях вследствие проводимого лечения, что нередко сочеталось с утрированием побочных эффектов проводимой терапии или настаиванием на них при их отсутствии. Дети исследуемой группы, вопреки обилию жалоб со стороны матерей на наличие у них выраженных аффективных нарушений, нарушений контакта со взрослыми и детьми, трудностей поведения и адаптации, достаточно благополучно адаптировались в отделении, не демонстрировали заявленных матерями выраженных нарушений как поведения, так и эмоциональной сферы. Необходимо отметить, что все составившие выборку дети имели те или иные психические расстройства, что, с одной стороны, существенно затрудняло дифференциацию истинных и "наведенных" психических нарушений, с другой - делало их удобными объектами для проекций болезненных переживаний матери. При контактах с врачом и психологом активность таких матерей была направлена на доказательство правомерности их жалоб. При повторных встречах или возвращении из домашних отпусков ими сообщалось (нередко в письменном виде) о многократном проявлении психопатологических симптомов, иногда появлении новых. В некоторых случаях кроме настаивания на симптомах ребенка появлялось настаивание на инвалидности. При этом матери стремились к общению со своими детьми: забирали детей в отпуск, навещали их, приносили гостинцы, игрушки. Даже в тех случаях, когда лечебно-реабилитационные мероприятия приводили к улучшению в психическом состоянии и развитии ребенка, матери высказывали пессимистические установки и прогнозы на дальнейшую жизнь с ребенком, искали у специалиста подтверждения своим высказываниям. При этом у детей, находящихся на стационарном лечении, наблюдалась нестабильность психического состояния, нередко отмечались признаки сниженного настроения, они скучали по матери. Необходимо отметить, что в некоторых случаях при появлении матери (на свиданиях) аффективное состояние ребенка резко менялось и появлялась часть симптомов, на которые жаловалась мать. При динамическом наблюдении отмечалась тенденция к определенной трансформации жалоб, которые отражали как утрирование, так и прямое выдумывание клинических проявлений (включая "галлюцинаторные"), возникающих вне поля наблюдения специалистов, а также определенную оппозицию по отношению к проводимому лечению (подчеркивание его неэффективности, утрирование побочных эффектов). Матери продолжали жить с ребенком, постепенно адаптируя его как больного ребенка, но не проявляя интенции к определению его в учреждения собеса. В значительном проценте случаев характер наблюдавшихся дезадаптивных личностных особенностей матерей (истероидность, чрезмерная тревожность, конфликтность с недоверием к врачам и др.) позволял обоснованно предположить наличие психических нарушений клинического уровня; неадекватно завышенные требования к врачам и психологам со стремлением переложить на них ответственность не только за состояние ребенка, но и за собственное благополучие; неприятие диагностируемого врачом расстройства у ребенка с попыткой заменить диагноз "более привлекательным" или более тяжелым; негативизм по отношению к лечению, приводящий к недостаточно последовательному и ответственному приему назначенных ребенку лекарственных препаратов. Большинство матерей исследуемой группы по-своему интерпретировали сообщенные врачом клинические данные или делали алогичные выводы из полученной информации. В пользу психодинамической трактовки проецирования этими матерями своих болезненных переживаний на ребенка для защиты от собственных болезненных переживаний говорят ощущение схожести ряда эмоциональных реакций, неадекватность жалоб матери состоянию и поведению ребенка; приписывание ребенку симптомов, не соответствующих возрастным особенностям; "взрослая" интерпретация его поведенческих реакций и эмоциональных проявлений. Таким образом, особенности клинической ситуации у данной категории больных могут быть отнесены к кругу СМД-нарушений и требуют особого внимания специалистов и учета имеющихся психосоциальных нарушений при разработке специфических подходов к психосоциальной терапии и психосоциальной реабилитации как одного из вариантов курации детей, родители которых имеют проблемы психического здоровья. Обязательными частями таких программ, по нашему мнению, являются предоставление профессиональной поддержки родителям с паттернами поведения, тяготеющими к СМД, идентификация реакций контр-переноса, фокусировка на учете психосоциальных потребностей родителей с этапным вовлечением в лечебно-реабилитационный процесс на основе формирования чувства доверия как облигатного условия достижения и поддержания терапевтического альянса. Наша практика показывает эффективность нацеленных психосоциальных вмешательств в виде индивидуальной и групповой работы с родителями, направленной на снижение семейного бремени, повышение родительской компетентности в вопросах лечебно-реабилитационной работы, более активного и посильного подключения их к процессу психосоциальной реабилитации, помощи в отличении неадекватной озабоченности здоровьем своего ребенка от проявлений любви и заботы.

Название документа