Прокуратура и СМИ в царской России
(Маматов М., Снегирев А.) ("Законность", 2009, N 9) Текст документаПРОКУРАТУРА И СМИ В ЦАРСКОЙ РОССИИ
М. МАМАТОВ, А. СНЕГИРЕВ
Маматов М., кандидат юридических наук, старший научный сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ.
Снегирев А., соискатель НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ.
Периодически на страницах журнала освещается такая, несомненно, важная и актуальная проблематика, как взаимодействие органов прокуратуры с институтами гражданского общества, и прежде всего - со СМИ.
Однако доподлинная характеристика взаимоотношений прокуратуры со СМИ была бы неполной без изучения исторических корней процесса становления и развития этого явления. Исследование основных тенденций, проблем, путей их решения в прошлом целесообразно не только потому, что само по себе интересно, - это помогает избежать множества ошибок сегодня, глубже прочувствовать и осознать историческое предназначение и ценность всех свершавшихся событий. Кроме того, обращение к истории развития взаимоотношений прокуратуры со СМИ демонстрирует эволюцию отечественной правовой мысли, а также привносит ясность во многие и поныне продолжающиеся в этой сфере явления и процессы. Деятельность в рассматриваемом аспекте прокуратуры, учрежденной в 1722 г. Петром I, не может не соотноситься с временным фактором изобретения, а главное - широкого внедрения и доступности соответствующих видов информационно-коммуникативных средств и технических условий (печатного станка - ок. 1445 - 1446 гг., радио в 1895 г., телевидения в 1900 - 1930 гг., ЭВМ в 1945 г., Интернета в 1990 г.). Тем самым изначально формой активного диалога прокуратуры с обществом была печать, причем сначала литературная, а уже потом периодическая. В свою очередь, история развития печати в дореволюционной России неразрывно связана с историей отечественной цензуры. Известный правовед А. Градовский связывал первые цензурные ограничения в области печати с литературой церковной, "но это произошло единственно потому, что у нас не было другой литературы, кроме литературы духовной". Более того, он отмечал, что при слабом развитии грамотности до Петра Великого не могло быть и речи о произведениях светской печати, которые надо было бы подчинять какому-либо надзору <1>. -------------------------------- <1> Градовский А. Д. Начала русского государственного права: в 8 т. Т. 1. СПб., 1875. С. 352 - 373.
Однако даже после Петра I долгое время задача цензуры оставалась немногосложной, поскольку столь редкие первоначально светские произведения печатались в казенных и церковных типографиях, состоящих, соответственно, при Сенате, при Синоде, впоследствии при Академии наук и некоторых монастырях. Частные же типографии стали появляться уже во времена царствования Екатерины II. Первое официальное свидетельство об учреждении цензурного надзора приходится на 1720 г., когда до сведения Синода и Петра I дошли известия, что в Киево-Печерской лавре и черниговских монастырях печатаются книги, не согласные с "великороссийскими печатьми, которыя со многою противностью восточной церкви". Указом Императора от 5 октября 1720 г. было предписано те книги исправить, "а других никаких книг, ни прежних, ни новых изданий, не объявив в Духовной коллегии и не получив от нее дозволения, в тех монастырях не печатать...". В § 3 (ч. III) Духовного регламента, а затем в Указе Екатерины I от 15 июля 1726 г. было вновь подтверждено положение Синода как предварительной цензурной инстанции, прежде всего по богословским произведениям. При Петре II оно утвердилось еще более. В это время важные веления верховной власти часто при необходимости обнародовались в церкви перед началом духовной службы, посредством глашатаев в иных местах массового присутствия населения (площадях, рынках, базарах). Определенная роль в этом принадлежит уже и прокуратуре: однажды "по словесному предложению" Н. Трубецкого, занимавшего пост генерал-прокурора в 1740 - 1760 гг., Сенат приказал напечатать 1200 экземпляров Указа "О правосудии подтвердительных" и разослать их по церквям для чтения с амвона по воскресным дням в течение двух месяцев <2>. -------------------------------- <2> См.: Веретенников В. И. Очерки истории генерал-прокуратуры в России доекатерининского времени. Харьков, 1915. С. 185, 186.
Также Н. Трубецкой вынужден был тратить много времени на непосредственное руководство сенатской типографией, печатной конторой и другими учреждениями при Сенате, а его последователи на посту генерал-прокурора тоже продолжали эту традицию <3>. Примечательно, что состоявшей при Сенате типографии, управляемой директором под ведомством обер-прокурора 1-го департамента, помимо "печатания всех узаконений, издаваемых от Сената", "сенатских ведомостей и при них объявлений","объявлений о запрещениях и разрешениях имуществ", а также "записок по делам, докладываемым в Сенате", разрешалось принимать и частные работы на добровольных условиях. Тем самым находящиеся в ведении органов прокуратуры печатные мощности, видимо, могли быть задействованы в договорном порядке и для издания печатных СМИ того времени. -------------------------------- <3> Казанцев С. М. История царской прокуратуры. СПб., 1993. С. 63, 82.
Первым же сугубо светским изданием (СМИ в современном смысле этого слова) в России были академические ведомости, издававшиеся при Академии наук под собственной цензурой, но после ложного сообщения в них о том, что императрица Елизавета Петровна пожаловала М. Бестужева орденом св. Андрея, в соответствии с Указом от 18 марта 1742 г. - уже под надзором сенатской конторы. Меры же цензуры направлялись главным образом против некоторых иностранных сочинений и на уничтожение "зловредных" русских книг, привезенных из-за границы. В царствование Екатерины II в России начинают открываться первые частные типографии (Гартунгом в 1771 г.; Вейтбрехтом и Шнором в 1776 г.), а уже Указом Императрицы от 1783 г. заводить типографии и печатать книги на иностранном и русском языках разрешалось всем желающим во всех городах страны, причем без предварительного разрешения, но обязательно с уведомлением управы благочиния об открытии. Под впечатлением событий Великой французской революции свобода печати в России была существенно ограничена, что наложило отпечаток и на характер деятельности прокуроров. Так, по свидетельствам историков, генерал-прокурор А. Самойлов, занимавший этот высокий пост в 1792 - 1796 гг., стал проявлять активность в вопросах цензуры, преследуя даже такие лояльные произведения, как, например, трагедию Я. Княжнина "Вадим Новгородский". Генерал-прокурор рассылал местным цензорам указания относительно запрещенной и разрешаемой литературы, а они отчитывались перед ним и присылали свои предложения <4>. -------------------------------- <4> См. об этом: Казанцев С. М. Указ. соч. С. 83, 85.
Ситуация была несколько разрешена Александром I - в Указе от 9 февраля 1802 г. вновь дозволялось открывать вольные типографии на началах екатерининского Указа 1783 г., причем обязанность просматривать печатные издания теперь была возложена на губернаторов. Наряду с этим по велению верховной власти в начале XIX в. была сформирована система министерского управления, ставшая скорее закономерным результатом процесса эволюции российской государственности. В числе первых восьми министерств было учреждено и Министерство юстиции. С этого времени вплоть до крушения Российской империи прокурорский надзор находился в ведении Министерства юстиции. Однако не менее важно понимание сущности этих надзорных отношений. Согласно общей идее, министры не могли входить в управление делами, находящимися в ведении других министров (ст. 217 Закона 1802 г.), и каждое министерство претворяло самостоятельное управление, подчиненное министру, каждый из которых непосредственно подчинялся лишь государю. В основу компетенции Министерства юстиции было положено устройство суда гражданского и уголовного, а также смежные с ними сферы, что на протяжении XIX в. явилось определяющим в организации взаимоотношений прокуратуры со СМИ. Более разносторонние задачи в информационно-массовой среде теперь решало Министерство внутренних дел. Впрочем, по имеющимся отрывочным сведениям, изложенным в художественной и публицистической литературе ("Мертвых душах" Н. Гоголя, "Губернских очерках" М. Салтыкова-Щедрина и др.), а также исходя из пореформенной практики Сената и Министерства юстиции, в XIX в. прокуроры отнюдь не прекращали нести обязанности законной цензуры, поскольку, во-первых, могли влиять на решение этих вопросов в суде, а во-вторых, зависимость чинов полиции ярко прослеживалась через право прокуроров давать им необходимые разъяснения о порядке производства по расследуемым преступлениям (Определения общего собрания и 1-го и Кассационного департаментов от 25 мая 1871 г. и от 7 марта 1883 г.; Указ Уголовного кассационного департамента от 13 июля 1872 г.; циркуляры Министерства юстиции от 22 июня 1872 г. и от 31 января 1881 г.). Н. Муравьев, занимавший пост генерал-прокурора в 1894 - 1905 гг., подробно анализировал квинтэссенцию сложившихся к началу XX в. взаимоотношений прокуратуры с институтами гражданского общества. При этом он отмечал, что от характера этих отношений изменяются к лучшему или к худшему свобода, правильность и успешность всей прокурорской деятельности. В свою очередь, атмосфера этих отношений всецело зависит от того, к чему стремится прокуратура и как она старается достигнуть своих целей. Учрежденная, по его глубокому убеждению, в интересах не только государства, но и общества, прокуратура практически действует в той внешней, реальной его оболочке, которая носит название публики, постоянно соприкасается с деятельностью судебной и административной власти. Отсюда им ставился вопрос об отношении прокуратуры к обществу, публике. Для прокуроров пренебрегать признаками общественного суждения, в том числе выраженного в печати, он считал немыслимым и полагал необходимым с ним считаться, поскольку иначе прокурорский надзор рискует быть оторванным от общества, стать чуждой и даже враждебной ему силой, действия которой, лишенные поддержки и сочувствия, не будут достигать своей конечной цели - ограждения общества от беззакония. Однако он высказал и опасения по поводу преувеличенной озабоченности общественным сочувствием, изменчивым и шатким по своей сути, когда государственный деятель действует не по долгу службы и призванию, а исходя из конъюнктурных соображений общественного одобрения, заискивает перед случайностями и прихотями преобладающего мнения. Имея немалый опыт прокурорской службы, Н. Муравьев подчеркивал, что положение усугубляется еще и тем, что по самому характеру и внутренней сущности прокурорского надзора рассчитывать на общественное сочувствие в публичном его выражении можно весьма условно и следует всегда быть готовым к всевозможным нареканиям, личному нерасположению или даже мести в форме жалоб, сплетен, печатных нападок и инсинуаций. Таковы естественные последствия реализации возложенных на прокуратуру задач, которые осуществляются мерами хотя легального, но все же принудительного и потому многим неприятного воздействия. В целом, признавая бессилие прокуратуры перед огульным общественным порицанием, столь же резким, сколько голословным, Н. Муравьев призывал коллег сохранять профессиональное достоинство в спокойном молчании и решительном устранении от любых полемик на этот счет. Однако признавал, что прокурор не должен абсолютно игнорировать общественное мнение, из которого возможно и следует черпать полезные уроки, судить об общественных течениях и взглядах <5>. -------------------------------- <5> Муравьев Н. В. Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности: Пособие для прокурорской службы. Т. 1. М., 1889. С. 509 - 515.
И все-таки он убежденно верил, что, относясь к печати спокойно, широко и объективно, прокуратура всегда сумеет отделить все тенденциозное и личное от истинного и затем извлечь из сообщаемых данных указания на действительные свои тактические и технические ошибки, чтобы не повторять их в будущем. Отмечал он и ширящийся информационный горизонт прокуратуры, способной черпать из материала, ежедневно сообщаемого периодической прессой, важные, а иногда и драгоценные сведения о преступлениях или обстоятельствах, которые иначе оставались бы безгласными. В подтверждение Н. Муравьев указывал на значительное количество выдающихся уголовных дел, возбуждению и расследованию которых во многом способствовали энергичные усилия печати. Одним из документальных свидетельств действий прокуратуры по мониторингу СМИ служит циркуляр министра юстиции от 3 мая 1891 г., согласно которому товарищи прокурора обязаны были докладывать прокурору суда, а тот, в свою очередь, прокурору палаты о каждом случае помещенных в печати неуважительных отзывах, направленных против судебных установлений; о нарушениях правил печатания в прессе судебных решений и отчетов по судебным делам и преждевременном оглашении материалов дознания и следствия; наконец, о каждом случае возбуждения по таким фактам уголовных дел и результатах их разрешения. Кроме того, только с разрешения лиц прокурорского надзора допускалась передача принесенных извне изданий заключенным, дела в отношении которых дознанием или следствием были окончены. В соответствии с изложенным было бы ошибкой полагать, что на протяжении XVIII - XIX вв. периодическая печать еще не изучалась прокурорами, поскольку часто публикуемые в печати сведения, все-таки проникавшие сквозь цензуру, среди прочего служили информационным источником прокуратуры. Однако взаимоотношения прокуратуры с печатью тем не ограничивались. В этой связи Н. Муравьев сообщал, что "менее сложные и исключительные пути (самообразования) открыты всем чинам прокурорского надзора и не требуют от них ничего, кроме живого интереса к делу и желания работать над ними не по одному бюрократическому шаблону. Мы имеем в виду форму чрезвычайно скромную, но очень производительную, а именно - систематическое и постоянное ознакомление с текущею, хотя бы только отечественною литературой. Она не обильна, и следить за всем, что появляется в ней нового и интересного, в особенности же за периодической печатью, отнюдь не трудно. Между тем это единственное средство, даже и при незнакомстве с иностранными языками или при малом количестве свободного времени, быть, так сказать, в курсе научного и литературного движения в обширной сфере судебного дела и прокурорских в нем обязанностей. Пренебрегать же этим средством непростительно, так как, при всем практическом характере официальной юриспруденции, одною практикой и опытом прожить нельзя; упражнять юридическую мысль только над делами и в лучшем случае питать ее кассационными решениями - значит обрекать свои духовные силы на неподвижность и суживать свой умственный горизонт до самой обыденной "злобы дня". Обращаясь к исследованию общих оснований устройства и деятельности прокуратуры, Н. Муравьев отмечал: "Умение владеть словом, как письменным, так и устным, составляет, по самому содержанию деятельности прокурора, немаловажную для него способность...". Он также призывал работников прокуратуры не чуждаться науки и литературы, предрекая, что "сухое и узкое чиновничество грозит тому, кто замкнется в тесном круге дел, бумаг и легальной буквы; юридическим ремесленником, вместо судебного деятеля, станет тот, кто, оставаясь слеп и глух к совершающейся вокруг него великой работе мысли и знания, будет довольствоваться мелкими интересами вседневного делового обихода и безучастно или даже с предубеждением махнет рукой на теорию, литературу, чтение" <6>. -------------------------------- <6> Муравьев Н. В. Общие основания устройства и уголовной деятельности прокурорского надзора // Из прошлой деятельности. Т. 1. СПб., 1900. С. 409, 410, 416.
Весьма примечательно, что Н. Муравьев считал недопустимым для лиц прокурорского надзора умалчивать от начальства не только об официальных занятиях наукой, но и о состоянии в членах издателей или редакторов повременных изданий. Надо отметить, что действующим тогда законодательством подобная деятельность работникам прокуратуры не запрещалась, однако столь конкретный пример указывает, возможно, на известность такого совмещения. Уже в то время прокурорская деятельность многих лиц успешно сочеталась с посильным содействием научно-литературной разработки различных вопросов права, а соответствующие результаты доносились печатью читающей общественности царской России. Прокуратура XIX в. сегодня просто немыслима без имен и научных трудов Н. Буцковского, А. Квачевского, А. Кони, Н. Муравьева, Н. Неклюдова, К. Победоносцева, В. Случевского, И. Фойницкого, без литературных произведений Д. Блудова, Н. Давыдова, Д. Дашкова, Г. Державина, И. Дмитриева и др. Объяснением такого феномена, парада научных талантов в прокуратуре было то, что освежающий поток науки и информации предохранял прокурорскую службу от рутины и застоя, держал ее интеллектуальный уровень на известной высоте, при которой прокурор видел в своих обязанностях нечто высшее и большее, чем просто механическое исполнение своих обязанностей. Реализация этих опосредованных наукой и самообразованием форм взаимодействия работников прокуратуры с печатью изначально выступила естественным продолжением самого существа и предмета прокурорской деятельности. Да что уж! В то самое время страницы печати были прогрессивной площадкой, которая выражала позиции и взгляды многих видных государственных и общественных деятелей, в том числе относительно содержания судебной реформы 1864 г. и реорганизации прокуратуры, определения ее статуса и роли в пореформенной стране и др. К примеру, с серьезной критикой прокурорского надзора за судами выступал в печати известный ученый-криминалист, позже выдающийся адвокат В. Спасович <7>. Причем мудрые соображения великого юриста буквально тонули в потоке публикаций и откликов по животрепещущим вопросам организации прокурорской деятельности. В последующем, к сожалению, были определены некоторые положения судебных уставов (суд присяжных, несменяемость судей, гласность судопроизводства др.), за уничтожение которых началась последовательная и упорная борьба с использованием средств массовой информации, возглавляемая "проконсулом московской печати" М. Катковым <8>. -------------------------------- <7> Спасович В. Д. Судебная реформа. Санкт-Петербургские ведомости. 1863. N 1. С. 3. <8> Кони А. Ф. Отцы и дети судебной реформы. М., 1914. С. 158.
Уже в то время в печати весьма активно освещались результаты практической деятельности прокуратуры, в том числе, к сожалению, и ее отрицательные моменты. Нередко известия о преступлениях, страшных находках, по которым прокуратурой и следствием отрабатывались версии, проникали в мелкую прессу - и пошла писать губерния. В это же самое время возможности СМИ уже активно используются заинтересованными лицами в целях активизации деятельности органов прокуратуры, а нередко для давления на прокуроров и склонения в свою пользу общественного мнения. Подтверждением этому служат воспоминания А. Кони по нашумевшему в свое время и тянувшемуся 14 лет делу Мясниковых, обвиняемых в составлении подложного завещания от имени разбогатевшего приказчика их отца Беляева. Изучение деятельности и работ таких авторитетнейших юристов, как А. Градовский, А. Кони, Н. Муравьев, доподлинно позволяет ощутить ту неоднозначную, прямо скажем, доходившую иногда до крайнего состояния напряженности атмосферу, которая присутствовала во взаимоотношениях прокуратуры и СМИ в царской России, а также роль и значение, основные формы и методы их совместной работы на перипетиях обеспечения законности, воспринятые и апробированные еще в дореволюционное время. Как бы то ни было, бесспорно одно: взаимоотношения прокуратуры со СМИ возникли и определились не сразу и не в короткий срок каким-либо правовым актом. Они развивались постепенно, органически, вырастая и формируясь в каждом из этих институтов с корнями, глубоко заложенными в эволюции российского государственного строя. Конечно, в большинстве своем сегодня уже трудно с исторической точностью судить о том, кто в прокуратуре и когда конкретно впервые разработал и начал практиковать соответствующие формы и методы работы со СМИ. Однако даже те сведения, которые нам оказались доступны, поражают глубиной, дальновидностью и профессиональной мудростью принимаемых решений.
Название документа