Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации": проблемы законодательной регламентации отдельных положений и пути их решения
(Данилова С. И.) (Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2012) Текст документаПодготовлен для системы КонсультантПлюс
ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАКОН "ОБ ОСНОВАХ ОХРАНЫ ЗДОРОВЬЯ ГРАЖДАН В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ": ПРОБЛЕМЫ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ОТДЕЛЬНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ
Материал подготовлен с использованием правовых актов по состоянию на 14 февраля 2012 года
С. И. ДАНИЛОВА
Данилова С. И., кандидат юридических наук, доцент.
В ноябре 2011 года вступил в силу Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". Его отличительной особенностью является то, что, будучи законопроектом, он весьма активно обсуждался в средствах массовой информации и вызвал серьезный общественный резонанс. Высокая степень активности российского общества при обсуждении этого Закона обусловлена прежде всего тем, что он затрагивает наиболее острые вопросы, касающиеся регулирования социальных отношений, возникающих в сфере охраны здоровья граждан Российской Федерации. Выражаясь более простым языком, в этом правовом акте идет речь о здоровье нации и о его будущем. Именно поэтому данный Федеральный закон можно отнести к разряду законодательных актов, имеющих судьбоносное значение для нашего государства, поскольку он затрагивает интересы всех без исключения россиян. Свидетельством этого является достаточно широкий спектр его действия, поскольку согласно статье 1 указанного Федерального закона он определяет правовые, организационные и экономические основы охраны здоровья граждан; права и обязанности человека и гражданина, отдельных групп населения в сфере охраны здоровья, а также гарантии реализации этих прав; полномочия, а также ответственность органов государственной власти Российской Федерации, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления в сфере охраны здоровья; права и обязанности медицинских организаций, иных организаций, а также индивидуальных предпринимателей при осуществлении деятельности в сфере охраны здоровья; права и обязанности медицинских и фармацевтических работников. До сих пор продолжаются споры относительно того, насколько своевременны и полезны для российского общества те положения, которые нашли отражение в этом Законе. Специфика последнего состоит и в том, что многие его нововведения вводятся в действие не сразу, а поэтапно. При этом статья 101 указанного законодательного акта для одних положений предусматривает конкретные даты вступления в силу, для других - устанавливает временные ограничения их действия. Так, например, положения части 4 статьи 38 Федерального закона в части утверждения порядка государственной регистрации медицинских изделий применяются с 1 июля 2012 года, тогда как положения частей 5 - 8 статьи 34 относительно порядка финансирования специализированной, в том числе высокотехнологичной, медицинской помощи применяются до 1 января 2015 года. Ограничительный срок действия предусмотрен и для частей 3 - 5 статьи 100 вышеуказанного закона, касающихся профессиональных образовательных программ осуществления медицинского и фармацевтического образования. Эти положения подлежат применению до дня вступления в силу Федерального закона об образовании. Практика поэтапного введения в действие отдельных положений того или иного правового акта, а также определения для некоторых из них ограничительных сроков действия в целом, бесспорно, имеет позитивное значение. Это связано с тем, что нередко отдельные положения закона в силу объективных причин могут быть реализованы на практике лишь по истечении определенного периода времени, когда для этого будут созданы надлежащие условия. То же самое относится к законодательным нововведениям, которые через определенный период времени при наступлении ряда обстоятельств могут потерять свою актуальность. Причем эта ситуация может быть заранее спрогнозирована законодателем, так как нередко она возникает непосредственно в силу его (то есть законодательной) деятельности. Именно поэтому практика поэтапного введения в действие законодательных актов так широко применяется в европейских странах, где огромное внимание уделяют так называемым адаптивным механизмам, связанным с введением в действие законодательного акта. Вместе с тем анализ некоторых отечественных законов позволяет сделать вывод о том, что в них не всегда прослеживается четкая логика, позволяющая рационально объяснить последовательность вступления в силу тех или иных правовых положений. К числу таких законодательных актов относится и Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". Так, согласно части 1 статьи 101 этого Закона последний "вступает в силу со дня его официального опубликования, за исключением положений, для которых настоящей статьей установлены иные сроки вступления их в силу". В то же время, согласно части 2 вышеуказанной статьи, глава 1, в которой закреплены основные положения, а также статьи 4 - 9, статья 10 (за исключением пункта 4), статьи 11 - 13, посвященные основным принципам охраны здоровья, а также ряд иных статей Закона вступают в силу с 1 января 2012 года. Таким образом, получается, что общие, основополагающие положения, а также нормы-принципы, на которых базируются все остальные правовые нормы, вступили в силу несколько позже, нежели остальные положения Закона, носящие более частный характер, что не вполне корректно с точки зрения юридической техники и противоречит самой логике введения в действие законодательного акта. Ряд положений вышеуказанного Федерального закона также вызывает некоторые сомнения, в том числе и те, которые относятся к основным понятиям, используемым в этом законодательном акте. В частности, согласно пункту 2 статьи 2 этого Закона под здоровьем понимается "состояние физического, психического и социального благополучия человека, при котором отсутствуют заболевания, а также расстройства функций органов и систем организма". В пункте 17 этой же статьи содержится определение состояния, под которым понимаются "изменения организма, возникающие в связи с воздействием патогенных и (или) физиологических факторов и требующие оказания медицинской помощи". В результате возникает вопрос: что следует понимать под состоянием физического, психического и, главным образом, социального благополучия и может ли это состояние (имеется в виду состояние социального благополучия) иметь место лишь при отсутствии какого-либо заболевания, а также расстройства функций органов и систем органов? Смеем предположить, что состояние социального благополучия гражданина, безусловно, отчасти зависит от наличия либо отсутствия у него каких-либо заболеваний или расстройств функций органов. Однако сам термин "социальное благополучие", на наш взгляд, несколько шире. В связи с этим возникает еще один вопрос: каким образом это состояние социального благополучия может быть определено? В данном случае речь идет о критериях его оценки, однако в вышеупомянутом Законе об этом ничего не сказано. В ряде случаев в Законе встречаются весьма абстрактные формулировки, нуждающиеся в конкретизации. Они, на наш взгляд, таят в себе опасность различного рода злоупотреблений, связанных с серьезным нарушением прав граждан на медицинское обслуживание, ведь, как известно, чем менее тот или иной законодательный акт конкретизирован, тем больше возможностей для его неоднозначного толкования и применения в ущерб интересам общества и его отдельных граждан. Так, например, согласно пункту 4 части 5 статьи 19 вышеуказанного Федерального закона пациент имеет право "на облегчение боли, связанной с заболеванием и (или) медицинским вмешательством, доступными методами и лекарственными препаратами". При этом в Законе ничего не сказано о том, что следует понимать под словом "доступные". В результате оно может быть интерпретировано таким образом, что пациенту будут предлагать не те препараты, которые реально могут облегчить его страдания, а те, которые имеются в наличии. Более того, это не только не позволит разрешить существующую проблему, связанную с отсутствием доступа значительной части тяжело больных пациентов (например, метастатическим раком) к наркотическим анальгетикам, но и, возможно, приведет к ее усугублению. Ведь не секрет, что в настоящее время многие граждане Российской Федерации, проживающие в деревнях, селах, маленьких городках, находясь в крайне тяжелом состоянии, практически лишены возможности использования этих препаратов. В результате некоторые больные, будучи уже не в силах выносить чудовищные мучения, заканчивают жизнь самоубийством или толкают на преступление своих родных и близких, а также врачей, для которых человеческое сострадание оказывается выше профессионального долга, ведь по Закону эвтаназия людей запрещена. При этом согласно статье 45 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" под эвтаназией понимается "ускорение по просьбе пациента его смерти какими-либо действиями (бездействием) или средствами, в том числе прекращение искусственных мероприятий по поддержанию жизни пациента". Вместе с тем следует отметить, что законодательное закрепление бездействия врача как одного из способов эвтаназии представляется ошибочным. Тем более что согласно статье 20 вышеуказанного Закона необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является дача информированного добровольного согласия гражданина или его законного представителя. Поэтому в случае их отказа даже тогда, когда, по мнению врача, такой отказ ускорит смерть пациента, он должен будет воздержаться от медицинского вмешательства (то есть, по сути, должен будет бездействовать) <1>. -------------------------------- <1> Разумеется, в этом случае мы не берем во внимание те исключительные ситуации, когда согласно части 9 статьи 20 вышеупомянутого Федерального закона медицинское вмешательство без согласия гражданина, одного из родителей или иного законного представителя является допустимым.
Далеко не бесспорной представляется также редакция статьи 47 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", которая посвящена донорству органов и тканей человека, а также их трансплантации (пересадке). Так, согласно части 3 вышеуказанной статьи "изъятие органов и тканей для трансплантации (пересадки) не допускается у живого лица, не достигшего восемнадцатилетнего возраста (за исключением случаев пересадки костного мозга) или признанного в установленном законом порядке недееспособным". Полагаем, что это правовое положение нуждается в корректировке, поскольку в связи с этим возникает вопрос: как быть в том случае, если, например, четырнадцатилетний подросток не желает быть донором костного мозга? Исходя из ныне действующей редакции части 3 статьи 47 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" получается, что в отношении указанного лица может иметь место насильственная трансплантация, ведь в случаях пересадки костного мозга не требуется информированного добровольного согласия несовершеннолетнего донора. Однако это своего рода правовой нонсенс, поскольку донорство подразумевает под собой в первую очередь акт доброй воли. Именно добровольное начало является морально-этической составляющей донорства как такового, которое нашло свое законодательное закрепление в ранее принятых законодательных актах. Так, согласно части 2 статьи 11 Закона от 22 декабря 1992 года N 4180-1 "О трансплантации органов и (или) тканей человека" (в ред. от 29.11.2007 N 279-ФЗ) изъятие органов и (или) тканей у живого донора для трансплантации реципиенту допускается при соблюдении ряда условий, среди которых свободно и сознательно выраженное в письменной форме согласие донора на изъятие у него органов и (или) тканей <2>. -------------------------------- <2> См.: Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. N 2. Ст. 62.
Таким образом, в настоящее время имеется явное несоответствие между положениями Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" и Закона "О трансплантации органов и (или) тканей человека". Однако в этом случае согласно части 3 статьи 3 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" правовые положения именно этого законодательного акта будут иметь приоритет перед нормами других федеральных законов, а также иных нормативных правовых актов Российской Федерации <3>, в том числе и вышеупомянутого Закона "О трансплантации органов и (или) тканей человека". -------------------------------- <3> Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. N 48. Ст. 6724.
В результате складывается ситуация, при которой определенная часть российских граждан, а именно несовершеннолетние, при необходимости пересадки костного мозга вполне законно может быть подвергнута насильственной трансплантации. Наряду с этим анализ частей 4 - 10 статьи 47 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" позволяет сделать вывод о том, что между закрепленными в них правовыми положениями нет ярко выраженной логической связи. Возможно, это издержки юридической техники, однако есть мнение, что это, по существу, замаскированное утверждение не оправдавшей себя в России модели презумпции согласия на изъятие органов <4>. -------------------------------- <4> См., напр.: Власов В. В. Обновленные Основы: обсуждение проекта Закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" // Заместитель главного врача: лечебная работа и медицинская экспертиза. 2010. N 11.
Так, в соответствии с частью 10 вышеуказанной статьи "изъятие органов и тканей для трансплантации (пересадки) у трупа не допускается, если медицинская организация на момент изъятия в установленном законодательством Российской Федерации порядке поставлена в известность о том, что данное лицо при жизни либо иные лица в случаях, указанных в частях 7 и 8 настоящей статьи, заявили о своем несогласии на изъятие его органов и тканей после смерти для трансплантации (пересадки)". Это означает, что отсутствие заблаговременного заявления гражданина о его возражении против изъятия у него после смерти органов для трансплантации равнозначно его информированному добровольному согласию. Таким образом, Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" никоим образом не изменяет нынешнее состояние в области трансплантации. Более того, презумпция согласия на изъятие человеческих органов и (или) тканей предусмотрена и в ныне действующей редакции Закона Российской Федерации от 22 декабря 1992 года N 4180-1 "О трансплантации органов и (или) тканей человека". Так, согласно статье 8 этого законодательного акта "изъятие органов и (или) тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту" (в ред. от 29.11.2007 N 279-ФЗ). По мнению специалистов, законодательное закрепление этой презумпции является причиной почти полного отсутствия трансплантации в нашей стране ввиду тотального недоверия к этой системе российских граждан. В то же время "опыт стран, где трансплантация успешно развивается, показывает, что единственное верное решение в данной области - ограничение изъятия органов, т. е. изъятие их только у граждан, при жизни изъявивших свое желание быть донорами" <5>. -------------------------------- <5> Там же.
Именно такой способ решения этой проблемы, на наш взгляд, является не только единственно верным, но и справедливым, отвечающим нормам морали, которые веками формировались в нашем обществе и отражают уважительное отношение к человеку как при его жизни, так и после смерти. Вместе с тем очевидно, что одного лишь исключения из вышеупомянутых Законов презумпции согласия на изъятие человеческих органов и (или) тканей для решения столь глобальной проблемы явно недостаточно. Для этого необходим комплекс мер, в том числе: осуществление общественного контроля за ведением очередей на трансплантацию органов и тканей человека. Это позволило бы наряду с созданием дополнительных антикоррупционных механизмов изменить сложившуюся на данный момент в России систему трансплантации, изобилующую примерами различного рода злоупотреблений; ведение целенаправленной просветительской работы Министерством здравоохранения и социального развития Российской Федерации в области трансплантации среди населения. Все это способствовало бы формированию в российском обществе сначала адекватного восприятия, а затем и положительного отношения к трансплантации как жизненной необходимости для многих нуждающихся в ней российских граждан. В связи с этим не менее важным, на наш взгляд, представляется вопрос, связанный с правами родственников в случаях, когда возникает необходимость изъятия органов и тканей из тела умершего близкого им человека. В соответствии с частью 7 статьи 47 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" "в случае отсутствия волеизъявления совершеннолетнего дееспособного умершего право заявить о своем несогласии на изъятие органов и тканей из тела умершего для трансплантации (пересадки) имеют супруг (супруга), а при его (ее) отсутствии - один из близких родственников (дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры, внуки, дедушка, бабушка)". Таким образом, в этой ситуации абсолютно бесправными оказываются люди, которые не подпадают под вышеуказанную категорию лиц, но которые тем не менее были для умершего близкими людьми. В связи с тем что за последние десятилетия во многих государствах существенно возросла роль так называемых неофициальных браков, когда люди создают семьи, не вступая при этом в официальные отношения, законодательство некоторых стран (в особенности континентальной Европы) претерпело определенные изменения в связи с необходимостью регламентации прав лиц, состоящих в так называемых партнерских отношениях. Это стало одной из причин в том числе введения в законодательство Европейского союза такого понятия, как "партнер". Аналогичная ситуация имеет место и в Российской Федерации, в связи с чем полагаем целесообразным внесение соответствующих изменений и в отечественные законодательные акты, в том числе в Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". В рамках данной статьи нельзя не затронуть также проблемы, связанной с законодательной регламентацией вопроса констатации смерти человека. Последний имеет первостепенное значение в медицинской деятельности, поскольку, как справедливо отметил доктор медицинских наук, профессор В. В. Власов, "диагноз смерти мозга - один из самых ответственных, в т. ч. в связи с тем, что он нужен преимущественно для обеспечения изъятия органов в целях последующей трансплантации. Небрежность в этой диагностике - именно то, что нанесло и наносит огромный ущерб трансплантологии и доверию граждан к медицинскому сообществу в целом" <6>. -------------------------------- <6> Власов В. В. Указ. соч.
В связи с этим продолжается дискуссия относительно определения момента смерти человека и прекращения реанимационных мероприятий. Согласно части 1 статьи 66 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" моментом смерти человека является "момент смерти его мозга или его биологической смерти (необратимой гибели человека)". В соответствии с пунктом 1 части 7 вышеуказанной статьи "реанимационные мероприятия не проводятся при состоянии клинической смерти (остановке жизненно важных функций организма человека (кровообращения и дыхания) потенциально обратимого характера на фоне отсутствия признаков смерти мозга) на фоне прогрессирования достоверно установленных неизлечимых заболеваний или неизлечимых последствий острой травмы, несовместимых с жизнью". Однако вряд ли неизлечимый характер заболевания является в контексте отказа от реанимационных мероприятий определяющим. В качестве определяющей в этой ситуации необходимо рассматривать стадию заболевания, при которой реанимация уже не может привести к положительным изменениям состояния больного. В законодательствах многих стран давно предусмотрены нормы, регламентирующие ситуацию, в которой, когда реанимация уже бесполезна и есть перспектива наступления клинической смерти, врачи с согласия неизлечимо больного принимают решение "не реанимировать". Об этом выносится специальное назначение лечащего врача, которое подлежит обязательному рассмотрению и утверждению больничным этическим комитетом. Однако в Федеральном законе "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" об этих комитетах вообще не упоминается. В то же время в нем содержатся положения, позволяющие не оказывать помощь больному в случае признания ее врачами абсолютно бесперспективной. Так, согласно части 6 статьи 66 вышеупомянутого Закона реанимационные мероприятия прекращаются в следующих случаях: "1) при констатации смерти человека на основании смерти головного мозга, в том числе на фоне неэффективного применения полного комплекса реанимационных мероприятий, направленных на поддержание жизни; 2) при неэффективности реанимационных мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций, в течение тридцати минут; 3) при отсутствии у новорожденного сердцебиения по истечении десяти минут с начала проведения реанимационных мероприятий (искусственной вентиляции легких, массажа сердца, введения лекарственных препаратов)". Это означает, что по истечении указанного времени врач может оставить своего пациента без медицинской помощи. При этом возникает вопрос: а как быть в ситуации, когда для реанимации больного может потребоваться, например, не тридцать, а сорок минут? В связи с этим представляется, что в нынешних условиях такая законодательная новелла может привести к тому, что в большинстве случаев врачи, действуя в рамках Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", перестанут бороться за жизнь своих пациентов. И действительно, зачем же принимать излишние усилия по спасению больного, когда в Законе четко сказано: "в течение тридцати минут" и ни минутой больше? Не менее удручающе обстоят дела с реанимационными мероприятиями в отношении новорожденных. Согласно Закону эти мероприятия в случае абсолютной бесперспективности подлежат прекращению по истечении десяти минут. На наш взгляд, законодательное закрепление этих положений не самым лучшим образом характеризует отношение представителей законодательной и исполнительной ветвей власти к человеческой жизни, а учитывая, что вышеупомянутый Закон посвящен здоровью именно россиян, к сожалению, мы вынуждены констатировать, что в настоящее время жизнь наших сограждан, а также наша собственная жизнь и жизнь наших детей все более обесцениваются. В связи с этим нельзя не упомянуть о статье 56 вышеуказанного Закона, которая посвящена искусственному прерыванию беременности. Наиболее активное сопротивление российских граждан, в том числе медицинской общественности, вызвала часть 7 этой статьи, согласно которой "искусственное прерывание беременности у совершеннолетней, признанной в установленном законом порядке недееспособной, если она по своему состоянию не способна выразить свою волю, возможно по решению суда, принимаемому по заявлению ее законного представителя и с участием совершеннолетней, признанной в установленном законом порядке недееспособной". Аналогичную реакцию вызвала также редакция статьи 57 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", в которой речь идет о медицинской стерилизации. В соответствии с частью 2 этой статьи "по заявлению законного представителя совершеннолетнего лица, признанного в установленном законом порядке недееспособным, если такое лицо по своему состоянию не способно выразить свою волю, медицинская стерилизация возможна по решению суда, принимаемому с участием совершеннолетнего лица, признанного в установленном законом порядке недееспособным". Это означает, что определенная категория российских женщин отныне на вполне законных основаниях может быть подвергнута принудительному аборту или принудительной стерилизации. При этом принудительный аборт не исключает принудительной стерилизации, поэтому вполне вероятно, что уже в ближайшее время на практике появятся случаи, когда отдельные законные представители будут пытаться на вполне законных основаниях лишить своих подопечных не только зачатого ребенка, но и способности к деторождению. Более того, анализ действующей редакции Закона позволяет сделать вывод о том, что проведение принудительных абортов и принудительной стерилизации допустимо в том числе в отношении совершеннолетних недееспособных женщин, у которых еще не было детей. При этом примечательно, что для реализации этих мер необходимо решение суда. Таким образом, судьи не только окажутся вовлеченными в этот чудовищный процесс, но и будут играть в нем ведущую роль. Однако в связи с этим возникают еще два вопроса, а именно как быть в ситуациях, когда: а) принимая решение о признании лица недееспособным, суд допускает ошибку, что на практике вполне может иметь место; б) основания, в силу которых лицо ранее было признано судом недееспособным, со временем отпадают? Кто и каким образом в этом случае вернет российской женщине убитого ребенка и способность к деторождению? Очевидно, что законодатель, принимая вышеуказанные нормы, руководствовался стремлением оградить российское общество от возможных будущих проблем, связанных с рождением детей, которые зачастую не только не вполне здоровы (в силу генетических особенностей), но и лишены порою элементарных средств к существованию. Ведь недееспособная мать вряд ли сможет должным образом позаботиться о своем ребенке, а уж тем более воспитать достойного гражданина. Более того, нельзя игнорировать и то обстоятельство, что совершеннолетние недееспособные женщины (например, страдающие слабоумием) в большей степени подвержены гормональным взрывам, в результате которых они могут беременеть по три-четыре раза в год. Многие из них, имея уровень умственного развития пяти-шестилетнего ребенка, продолжают беременеть и рожать детей после десятого-двенадцатого аборта. Медперсонал многих психоневрологических интернатов, где эти женщины содержатся, из-за слабого финансирования и кадровых проблем не может в должной мере контролировать эту ситуацию. В результате дети "от таких матерей-конвейеров" оказываются на попечении государства и с каждым годом их становится все больше <7>. -------------------------------- <7> См.: Петрова А. Рожать нельзя стерилизовать! // ВАШ Гинеколог. Vginekolog. ru.
Вместе с тем, несмотря на сложность и неоднозначность сложившейся ситуации, парламентарии не учли того обстоятельства, что в такой редакции нормы, регламентирующие порядок применения принудительных абортов и принудительной стерилизации, во многом вызовут негативную общественную реакцию, что, собственно говоря, и произошло. На наш взгляд, последняя отчасти обусловлена тем, что эти вопросы оказались лишенными надлежащей проработки, в результате чего их правовая регламентация изобилует законодательными пробелами. Прежде всего, в Законе должным образом не прописаны условия, при наличии которых совершеннолетняя недееспособная женщина может быть подвергнута принудительному аборту, принудительной стерилизации. В результате согласно Федеральному закону "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" восемнадцатилетняя женщина, не имеющая детей, может быть подвергнута такому хирургическому вмешательству на вполне на законных основаниях. В связи с этим возникает еще один вопрос: почему под узаконенные насильственные меры подпадают именно российские женщины? А как быть с женщинами, являющимися гражданками стран СНГ, которые приезжают в Россию на заработки или для занятия проституцией, рожают неполноценных детей, а потом бросают их на территории нашего государства? Получается, что поскольку они - не граждане России, в России зачастую нигде официально не зарегистрированы (т. е. официально на территории Российской Федерации их нигде нет, потому что они нигде не числятся), в отношении их нет решений российских судебных органов о признании их недееспособными, они не подпадают под действие вышеупомянутого Закона, значит, они могут без каких-либо ограничений рожать и бросать своих детей, не боясь при этом быть принудительно абортированными или стерилизованными. В результате следует констатировать, что Федеральный закон "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", который, казалось бы, призван защищать интересы именно российских граждан, направлен как раз против них. Радикальность таких мер, как принудительные аборты и стерилизация, поражает также и тем, что в нынешних условиях их реализация непременно приведет к усилению криминала, поскольку и часть 2 статьи 56 и часть 2 статьи 57 вышеуказанного Закона создают идеальные условия для коррупции и всевозможных злоупотреблений. Согласно российскому законодательству законными представителями являются родители, усыновители, попечители, опекуны, органы опеки и попечительства; организации, в которых под надзором находятся не полностью дееспособные граждане, а также администрации и медицинский персонал психиатрического стационара <8>. -------------------------------- <8> См.: часть 1 ст. 26, часть 1 ст. 28, часть 1 ст. 32, часть 1 ст. 33, часть 1 ст. 35 Гражданского кодекса Российской Федерации; ст. ст. 64 и 123 Семейного кодекса Российской Федерации; ст. ст. 7 и 8 Федерального закона от 24 апреля 2008 года N 48 "Об опеке и попечительстве" (в ред. от 01.07.2011 N 169-ФЗ); ст. 39 Закона Российской Федерации от 2 июля 1992 года N 3185-1 "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" (в ред. от 21.11.2011 N 326-ФЗ).
При этом уже сейчас на практике нередки случаи, когда законные представители пытаются завладеть жилой площадью своих психически нездоровых родственников, и в этой ситуации очевидно, что они приложат все усилия, чтобы избавиться от будущего потомства своих недееспособных близких, поскольку им для реализации преступного умысла наследники не нужны. Аналогичные случаи злоупотреблений имеют место и в отношении пациентов, на имущество которых незаконно претендуют представители администраций психиатрических клиник. Более того, в последнее время все чаще в СМИ появляется информация о том, что органы опеки и попечительства под предлогом помощи вполне благополучным многодетным семьям предлагают бесплатную стерилизацию. Причем при получении отказа многодетным родителям угрожают признанием их через суд психически ненормальными и насильственным лишением многодетных мам способности к деторождению. В России не единичны также и случаи, когда принудительная стерилизация производится в отношении дееспособных женщин без их согласия, не говоря уже о давлении, которое нередко оказывается на пациенток с целью принуждения их к стерилизации, а также умалчивании последствий таких операций. В качестве примера можно привести историю, которая довольно активно освещалась в средствах массовой информации, когда женщину по имени Эльвира заведующая женской консультацией и представители соцзащиты пытались убедить отказаться от рождения седьмого ребенка. Ей прямо сказали: "Решишь рожать - объявим семью неблагополучной, заберем детей". Однако женщина, несмотря на угрозы, все же родила малыша, но после этого уже при выписке из роддома узнала из своей медицинской карты о том, что ей сделали перевязку труб. В карте содержалась запись "врожденная патология труб", которой ни во время беременности, ни во время предыдущих родов не было. Как сказал лечащий врач районного роддома, операцию Эльвире провели "по указанию сверху". Эта новость стала для нее и ее мужа настоящим шоком. В настоящее время женщина подала в суд на больницу, однако ей продолжают угрожать лишением родительских прав, если она не заберет исковое заявление. Не менее показательным в этом плане, на наш взгляд, представляется также случай, произошедший в Московской области, где под воздействием лекарственных препаратов мать троих детей вынудили дать согласие на подобное медицинское вмешательство <9>. -------------------------------- <9> См.: Петрова А. Указ. соч.
С точки зрения возможной криминализации не меньшую опасность, на наш взгляд, могут представлять также отдельные положения Закона, регламентирующие применение в России так называемых вспомогательных репродуктивных технологий. К числу таковых законодатель относит также суррогатное материнство, которое согласно части 9 статьи 55 представляет собой "вынашивание и рождение ребенка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключаемому между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям". Причем в соответствии с частью 3 вышеуказанной статьи право на применение этой вспомогательной репродуктивной технологии имеют, в том числе мужчина и женщина, не состоящие в браке, при наличии их обоюдного информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство. В чем здесь, на наш взгляд, заключается потенциальная опасность для нашего общества? Во-первых, согласно Закону суррогатное материнство изначально рассматривается не как исключительный случай, а как вполне обычное явление, имеющее место в нашей повседневной жизни. Это может привести к тому, что данная вспомогательная репродуктивная технология со временем будет использоваться в России для вынашивания и рождения детей весьма активно, в результате чего велика опасность того, что уже в недалеком будущем суррогатное материнство перестанет быть вспомогательной технологией деторождения. Во-вторых, анализ Закона позволяет сделать вывод о том, что суррогатное материнство, как правило, будет носить коммерческий характер, поскольку случаи вынашивания и рождения ребенка суррогатной матерью исходя из альтруистических побуждений, скорее всего, будут сведены к минимуму. Более того, основой любой коммерциализации всегда является заключаемый между сторонами договор, о котором напрямую упоминается в части 9 статьи 55 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации". А большинство договоров, как известно, содержит в себе экономическую составляющую, в нашем случае это материальное вознаграждение, выплачиваемое суррогатной матери потенциальными родителями в случае успешного вынашивания и рождения ребенка. Таким образом, процесс деторождения в России в определенной степени будет коммерциализирован. В-третьих, в Законе прямо говорится о том, что право на применение этих репродуктивных технологий имеют мужчина и женщина, как состоящие, так и не состоящие в браке, либо одинокая женщина. В условиях российской действительности законодательное закрепление положения о том, что заказать ребенка у суррогатной матери могут мужчина и женщина, не состоящие в браке, таит, на наш взгляд, серьезную опасность. Последняя заключается в том, что внебрачные связи в нашем государстве не создают каких-либо правовых последствий, поэтому вопрос, связанный с родительской ответственностью за судьбу ребенка, рожденного посредством использования этой вспомогательной репродуктивной технологии, остается неурегулированным. Более того, в Законе ничего не сказано о том, что биологическими родителями должны быть именно граждане Российской Федерации, что, на наш взгляд, немаловажно, поскольку не исключена вероятность того, что ввиду отсутствия такого правового положения донорами половых клеток смогут выступать также иностранные граждане. В результате этого часть рожденных по указанной технологии детей (когда в роли суррогатных матерей будут выступать российские женщины) на вполне законных основаниях будет отправляться за границу. В худшем случае процесс деторождения посредством суррогатного материнства в России может превратиться в криминальный бизнес. При нынешнем масштабе преступности и коррупции это может произойти уже в ближайшее время, причем в самой опасной форме, вплоть до появления в нашей стране нелегальных ферм по производству детей. Такие фермы уже существуют в Индии, где власти проводят политику по сокращению собственного населения, а между тем суррогатное материнство там официально разрешено. На этих фермах женщин нещадно эксплуатируют, заставляя постоянно беременеть и рожать детей. В результате этого женский организм быстро изнашивается, что не самым лучшим образом отражается в том числе и на здоровье новорожденных. В то же время во многих развитых демократических странах, например в Австрии, Германии, Норвегии, Франции, Швеции, а также некоторых штатах США (Аризона, Мичиган, Нью-Джерси), суррогатное материнство полностью запрещено. В некоторых разрешено лишь некоммерческое суррогатное материнство (например, в таких штатах США, как Вирджиния и Нью-Гемпшир). При этом в австралийском штате Виктория, а также Великобритании допускается лишь оплата текущих расходов суррогатной матери; в Дании суррогатное материнство разрешено, но с серьезными ограничениями; в Израиле, Канаде и Нидерландах запрещены реклама суррогатного материнства, а также предложение услуг суррогатных матерей и их подбор. Полагаем, что полный запрет или ужесточение суррогатного материнства в этих странах обусловлены рядом причин, в том числе и последствиями нравственного характера, которые могут не самым лучшим образом отразиться на здоровье современного общества. Такого рода опасения прослеживаются также в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви: "XII.4. Применение новых биомедицинских методов во многих случаях позволяет преодолеть недуг бесплодия. В то же время расширяющееся технологическое вмешательство в процесс зарождения человеческой жизни представляет угрозу для духовной целостности и физического здоровья личности. Под угрозой оказываются и отношения между людьми, издревле лежащие в основании общества. С развитием упомянутых технологий связано также распространение идеологии так называемых репродуктивных прав, пропагандируемой ныне на национальном и международном уровнях. Данная система взглядов предполагает приоритет половой и социальной реализации личности перед заботой о будущем ребенка, о духовном и физическом здоровье общества, о его нравственной устойчивости. В мире постепенно вырабатывается отношение к человеческой жизни как к продукту, который можно выбирать согласно собственным склонностям и которым можно распоряжаться наравне с материальными ценностями". В то же время "к допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений. Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают целостность личности и исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство или материнство, заведомо освобожденное от всяких обязательств по отношению к тем, кто является "плотью от плоти" анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо "социальных", еще и так называемых биологических родителей. "Суррогатное материнство", то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка "заказчикам", противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности" <10>. -------------------------------- <10> Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // apologetics. ru/index. php.
В связи с этим на III Съезде православных врачей, прошедшем 29 - 30 сентября 2011 года в г. Твери, суррогатное материнство, а также принудительное производство абортов и принудительная стерилизация женщин, страдающих психическими заболеваниями, были отвергнуты медицинской общественностью как неприемлемые <11>. -------------------------------- <11> См.: Обращение III Всероссийского съезда православных врачей к руководству страны // patriarchia. ru.
Однако, несмотря на это, статья 55 Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", предусматривающая применение вспомогательных репродуктивных технологий в России (в том числе и суррогатное материнство) с 1 января 2012 года вступила в силу. Вместе с тем, несмотря на законодательное закрепление, эта вспомогательная репродуктивная технология так и не получила надлежащей правовой регламентации, в результате чего многие вопросы, связанные с применением суррогатного материнства в России, остались неразрешенными. В частности, Закон не оговаривает ситуации, которые могут возникнуть в случаях: а) развода или смерти биологических родителей до рождения ребенка, б) отказа суррогатной матери передать рожденного ею ребенка его биологическим родителям и т. д. Определенные сомнения вызывает также то обстоятельство, каким образом вышеуказанный законодательный акт прошел антикоррупционную экспертизу, ведь в соответствии с Федеральным законом "Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов" Постановлением Правительства Российской Федерации утверждены соответствующие Правила и методика производства такого экспертного исследования <12>. Причем в частях 3 и 4 этой методики содержится конкретный перечень коррупциогенных факторов, подлежащих выявлению в ходе проверки того или иного нормативного акта с целью их последующего устранения. -------------------------------- <12> См.: Постановление Правительства Российской Федерации от 26 февраля 2010 года N 96 "Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов" // Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. N 10. Ст. 1084.
В рамках данной статьи мы не претендуем на полный анализ Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", однако на основании всего вышеизложенного определенно можно сделать вывод о том, что этот Закон далеко не безукоризнен с точки зрения его антикоррупционности (особенно в части установления обременительных требований к гражданам, отсутствия четкой регламентации их прав, употребления неустоявшихся, двусмысленных терминов, а также категорий оценочного характера и т. п.). Более того, с принятием и вступлением в силу этого законодательного акта российские граждане в целом оказались не только ущемленными в своих правах, но и незащищенными, особенно это касается российских матерей и детей. Многие правовые положения последнего не выдерживают критики с точки зрения общественной морали. В связи с этим полагаем, что этот Федеральный закон нуждается в серьезной переработке, в том числе с привлечением представителей общественности, медицины и всех религиозных конфессий. При этом в ближайшее время, на наш взгляд, необходимо следующее. 1. Исключить из законодательного определения здоровья такой признак, как "состояние социального благополучия человека", поскольку он имеет оценочный характер. 2. Пересмотреть имеющиеся в Законе положения, содержащие неустоявшиеся, двусмысленные термины (как, например, в пункте 4 части 5 статьи 19, где упоминается о так называемых доступных методах и лекарственных препаратах). 3. Закрепить в Законе презумпцию несогласия на изъятие человеческих органов и (или) тканей. Это связано с тем, что законодательное закрепление презумпции согласия не только аморально, но и является на сегодняшний день одной из основных причин почти полного отсутствия трансплантации в Российской Федерации ввиду недоверия к этой системе российских граждан. 4. Внести соответствующие дополнения в Закон с целью наделения правами также лиц, не подпадающих под категорию близких родственников, но являющихся для умершего близкими людьми. В то же время такая законодательная новелла должна содержать оговорку о том, что данное положение подлежит применению в случае отсутствия у умершего близких родственников. 5. Предусмотреть в Законе нормы, регламентирующие ситуацию, в которой, когда реанимация уже бесполезна и есть перспектива наступления клинической смерти, врачи с согласия неизлечимо больного могли бы принять решение "не реанимировать". Причем механизм принятия такого решения должен предусматривать вынесение лечащим врачом специального назначения, подлежащего обязательному рассмотрению и утверждению больничным этическим комитетом. 6. Увеличить сроки реанимационных мероприятий. 7. Существенно переработать (путем внесения значительных изменений и дополнений) положения, касающиеся принудительного аборта, принудительной стерилизации и суррогатного материнства с целью: во-первых, ужесточения порядка, условий и оснований для принятия решений по их применению; во-вторых, избежания пробелов в их законодательной регламентации. При этом в Законе обязательно должно быть оговорено, что эти радикальные меры носят исключительный характер. Следует признать, что это достаточно сложная задача, которая потребует максимальных усилий со стороны всех вовлеченных в этот процесс участников. Более того, полагаем, что для выработки единой позиции и принятия окончательного решения по этой проблеме может понадобиться достаточно большое количество времени. Вероятно, возникнет также необходимость внесения серьезных изменений и дополнений не только в вышеуказанный Федеральный закон, но и иные нормативные акты. В связи с этим полагаем, что на данном этапе до принятия всестороннего и объективного решения по данному вопросу принудительные аборты, принудительная стерилизация и суррогатное материнство должны быть полностью запрещены.
------------------------------------------------------------------
Название документа