Некоторые аспекты российского законодательства о несостоятельности
(Шичанин А. В., Гривков О. Д.) ("Адвокат", N 3, 2000) Текст документаНЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ
А. В. ШИЧАНИН, О. Д. ГРИВКОВ
А. В. Шичанин, кандидат юридических наук.
О. Д. Гривков, кандидат юридических наук.
Чисто правовая логика предопределяет исключение из гражданского оборота экономически слабых субъектов и справедливое удовлетворение требований кредиторов как условие надлежащего исполнения гражданско-правовых обязательств и устойчивости гражданского оборота. С экономической точки зрения банкротство - это важный инструмент рыночной экономики и создания нормальной конкурентной среды, ценообразования. Но учитывая российские экономические реалии (несправедливую приватизацию предприятий; преобладание криминальных или номенклатурно-бюрократических методов проведения конкурентной борьбы; непосильный уровень налогообложения, приводящий к гипертрофированному уровню обязательных платежей; нерентабельность (по сути запрограммированная потенциальная или уже реальная несостоятельность) большинства предприятий в России), встает вопрос: в полной ли мере просчитаны те социальные проблемы, которые неизбежно возникнут при активном применении законодательства о банкротстве? И не является ли институт банкротства в его нынешнем виде и при системном понимании происходящих процессов одной из бомб, заложенных под то, что осталось от российской экономики? Эти вопросы требуют серьезного анализа, но остановимся на чисто прикладных правовых проблемах института банкротства. Считается, что новый Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" является "прокредиторским", т. е. в основном защищающим интересы кредиторов. Так, например, член Межреспубликанской коллегии адвокатов В. Сергеев, исходя из своей адвокатской практики, полагает, что предыдущий Закон о банкротстве отвечал интересам в том числе и предприятия-должника, помогая суду объективно оценивать его финансовые и материальные возможности погасить долг, а новый однозначно принял сторону кредитора <*>. -------------------------------- <*> Сергеев В. Практика применения нового законодательства о банкротстве // Законодательство. 1999. N 1.
Позиция этого адвоката вполне понятна: он защищал в суде интересы должника. Понятна и его обеспокоенность складывающейся ситуацией в экономике, когда большинство (80%) сельскохозяйственных предприятий страны отвечают критериям банкротства в соответствии с законодательством о банкротстве. Но вызывает недоумение убежденность В. Сергеева в том, что "... в результате роль суда свелась к чисто механической процедуре констатации факта банкротства. Судьба должника, будет он признан банкротом или нет, зависит теперь только от уполномоченных государственных органов (если речь идет о задолженности перед бюджетом) или кредиторов". Хочется возразить. Во-первых, законы у нас принимает не суд. Задача суда состоит в том, чтобы применять существующий закон. Одним не нравился старый закон о банкротстве, другим не нравится новый. Но это лишь дополнительный аргумент в пользу необходимости беспристрастности суда: суд действительно должен оценивать формальные критерии, а не опускаться, как это уже было в недавней российской истории, до "социалистического правосознания". Во-вторых, предложение, чтобы все, включая суд, "входили в положение" и "оплакивали" проблемы только должника, не выдерживает критики, так как это не поможет должнику избавиться от хронической неплатежеспособности. Решение этой проблемы лежит в плоскости понижения уровня налогообложения, бюджетной поддержки хозяйств, повышения эффективности управления бизнесом. С правовой точки зрения, потакать неплатежеспособному должнику - это значит отказаться от краеугольных принципов, заложенных в гражданском праве, от рыночной экономики при наиболее радикальном варианте воплощения такой позиции. Трудно не согласиться с критическим отношением к принципам старого закона о банкротстве (а именно за них ратует В. Сергеев), высказанным В. Витрянским: "Действовавшие легальные понятие и признаки банкротства защищали недобросовестных должников и тем самым разрушали принципы имущественного оборота" <*>. -------------------------------- <*> Витрянский В. Новое законодательство о несостоятельности (банкротстве) // "Хозяйство и право". 1998. N 3.
Анализируя нормы нового законодательства о банкротстве, можно отметить ряд недостатков, затрудняющих применение механизма банкротства. Они связаны с неточностью формулировок законов, наличием пробелов в нормах, противоречивостью некоторых положений различных отраслей права. Остановимся на некоторых из них. Представляется, что не вполне четко проведена грань между процедурами добровольного, судебного банкротства, с одной стороны, и добровольной ликвидации должника - с другой. Следует отметить, что в Гражданском кодексе РФ предусмотрены определенные меры, направленные на защиту интересов кредиторов при добровольной ликвидации юридического лица. В частности, согласно правилу нормы п. 4 ст. 61 ГК РФ юридическое лицо, являющееся коммерческой организацией либо действующее в форме потребительского кооператива, благотворительного или иного фонда, ликвидируется также в соответствии со ст. 65 ГК РФ вследствие признания его несостоятельным (банкротом). Если стоимость имущества такого юридического лица недостаточна для удовлетворения требований кредиторов, оно может быть ликвидировано только в порядке, предусмотренном ст. 65 ГК РФ. Однако применение этих норм сопряжено с трудностями практического характера. Поэтому в норму п. 4 ст. 61 ГК РФ необходимо внести некоторые изменения. Во-первых, было бы правильнее вообще запретить добровольную ликвидацию юридического лица, имеющего хоть какие-то долги перед кредиторами. Вполне естественно, что в случае ликвидации юридического лица посредством процедуры банкротства вероятность надлежащего соблюдения прав и интересов кредиторов значительно выше, чем при добровольной ликвидации организации. Это предопределено следующими факторами: 1) при процедуре банкротства ликвидация юридического лица осуществляется в судебном порядке с соблюдением всех принципов правосудия; 2) при банкротстве ликвидационная комиссия назначается судом, а при добровольной ликвидации - органами самого ликвидируемого предприятия. Согласно п. 2 ст. 62 учредители (участники) юридического лица или орган, принявший решение о его ликвидации, назначают ликвидационную комиссию и устанавливают порядок и сроки ликвидации. С точки зрения законодательства и процедурной логики это означает, что в случае судебной ликвидации ликвидационная комиссия будет работать более беспристрастно и справедливо по отношению ко всем кредиторам. Ведь нередко кредиторами ликвидируемого юридического лица являются его учредители, акционеры, и предоставление только им прав назначать ликвидационную комиссию и определять процедуру ликвидации создает почву для удовлетворения прав таких привилегированных кредиторов-учредителей часто в ущерб имущественным интересам других кредиторов. Только судебное банкротство обеспечивает должный контроль со стороны всех кредиторов ликвидируемого юридического лица; 3) банкротство представляет собой целый институт права, состоящий из стройной системы норм, подробно описывающих процедуру ликвидации предприятия. В то же время добровольная ликвидация юридического лица регулируется менее подробно в процедурном отношении (всего четыре статьи - ст. ст. 61 - 64 ГК РФ), отсутствуют нормы об ответственности органов, принимающих решение о ликвидации. Учитывая российские экономические и правовые реалии (низкую степень взаимного доверия предпринимателей, девальвацию ценности доброго имени предпринимателя и т. п.), подавляющее большинство организаций, потенциально несостоятельных и имеющих долги, должно ликвидироваться посредством процедуры судебного банкротства. При действующей редакции ГК РФ неясно, как соотносится норма п. 4 ст. 61 ГК РФ с нормой ст. ст. 3, 181 ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)". Не вводит ли норма п. 4 ст. 61 ГК РФ еще один признак банкротства в дополнение к уже имеющимся в Законе о банкротстве? Ведь в нынешнем виде п. 4 ст. 61 ГК РФ содержит отсылку только к ст. 65 ГК РФ, что не решает проблемы, так как сама ст. 65 ГК РФ отсылочная. Так, п. 3 ст. 65 ГК РФ предусматривает, что основания для признания судом юридического лица банкротом либо объявления им о своем банкротстве устанавливаются Законом о банкротстве. В ст. 3 Закона о банкротстве содержатся формальные основания для инициирования процедуры банкротства (признаки банкротства). Так, согласно п. 2 ст. 3 юридическое лицо считается неспособным удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей, если соответствующие обязательства и (или) обязанности не исполнены им в течение трех месяцев с момента даты их исполнения. В основу определения признаков банкротства юридических лиц положен принцип "неплатежеспособности", существо которого состоит в следующей презумпции: если должник длительное время (свыше трех месяцев) не расплачивается с кредиторами по обязательствам и не вносит обязательные платежи в бюджет и внебюджетные фонды, предполагается, что он не в состоянии этого сделать, т. е. является неплатежеспособным. Данная презумпция строится на адекватном понимании имущественного оборота, участники которого должны своевременно оплачивать проданные им товары, выполненные услуги, своевременно возвращать полученные суммы займа, т. е. добросовестно исполнять свои обязательства и публично-правовые обязанности <*>. -------------------------------- <*> Постатейный комментарий Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" / Под общей редакцией В. Витрянского. М.: Издательство "Статут", 1998. С. 41.
Известно, что любая презумпция предполагает допущение, что при наличии определенных признаков предполагаемый факт считается установленным. Что касается нормы п. 4 ст. 61 ГК РФ, то здесь явно прослеживается другой принцип - "неоплатности". Но принцип "неоплатности" положен в основу определения признаков банкротства физических, а не юридических лиц - как это следует из нормы п. 1 ст. 3 Закона о банкротстве. Он не является презумпцией как принцип "неплатежеспособности", относящийся к признакам банкротства юридических лиц. Понятие "неоплатность" определяется исходя из соотношения суммы имущества должника и суммы его долгов (величин вполне конкретных), а не предполагается, как в случае с понятием "неплатежеспособность". Таким образом, получается, что нормы Гражданского кодекса РФ (п. 4 ст. 61, ст. 65) противоречат норме п. 2 ст. 3 Закона о банкротстве как содержащие в своей основе различные и взаимоисключающие принципы. Следовательно, для устранения этого противоречия необходимо остановиться на одном из этих принципов. А в силу того, что ст. 65 ГК РФ отсылает к Закону о банкротстве как специальному закону, то более предпочтительным является принцип "неплатежеспособности". Не очень-то стыкуются и нормы п. 4 ст. 61 ГК РФ и ст. 181 Закона о банкротстве. В соответствии со ст. 181 при наличии признаков банкротства должника руководитель должника может объявить о банкротстве должника и его ликвидации. Возникает ситуация, при которой юридическое лицо, имеющее долги, может заявить о своей добровольной ликвидации, не дожидаясь трех месяцев, предусмотренных п. 2 ст. 3 Закона о банкротстве, и тем самым "обойти" процедуру как судебного, так и добровольного банкротства со всеми ее гарантиями, предоставляемыми кредиторам. Поэтому необходимо увязать эти нормы, внеся соответствующие изменения в Гражданский кодекс РФ, самым радикальным из которых является полный запрет добровольной ликвидации юридического лица, прежде всего коммерческой организации, при наличии у него долгов. Во-вторых, поскольку норма п. 4 ст. 61 ГК РФ не запрещает, а оговаривает условия, при которых даже при наличии долгов перед кредиторами возможна добровольная ликвидация юридического лица, требуется внести некоторые изменения этой нормы, позволяющие избежать возможных практических недоразумений при ее применении. Прежде всего, можно предложить заменить понятие "стоимость имущества" в этой норме на более легко определяемое понятие, например, "чистые активы". Это обусловлено тем, что понятие "стоимость имущества" недостаточно определенно и под ним можно подразумевать совершенно разные вещи: рыночная или балансовая стоимость, стоимость всего имущества и имущественных прав либо только имущества. В свою очередь, при определении рыночной стоимости могут быть выбраны разные критерии: комиссионная или аукционная продажа имущества могут дать различную стоимость. Есть резон понимать под "стоимостью имущества" балансовую стоимость, ведь она проще определяется, но зато не всегда адекватно соответствует реальной стоимости имущества. Рыночную стоимость имущества и имущественных прав юридического лица бывает довольно трудно определить, так как она подвержена влиянию переменчивой конъюнктуры рынка (ликвидности имущества, соотношению спроса и предложения и т. п.). Поэтому она может сильно меняться в период с момента принятия решения учредителей о ликвидации до расчетов с кредиторами ликвидируемой организации. Из конструкции данной нормы следует, что факт превышения стоимости такого имущества суммы долгов организации определяет только орган, принявший решение о добровольной ликвидации. При этом кредиторы не принимают участие в решении этого вопроса, так как на этой стадии не имеют доступа к финансовой и другой документации должника, что не позволяет им иметь полную картину о стоимости его имущества и платежеспособности. Такое изменение нормы способствовало бы также более быстрому и правильному судебному разрешению спора. Для определения стоимости имущества ликвидируемого должника кредиторам потребуется подавать иск в суд, а для определения стоимости имущества крупного предприятия-должника потребуется назначать дорогостоящую и занимающую немало времени экспертизу. Для определения чистых активов было бы достаточно представления в суд соответствующего бухгалтерского баланса (чистые активы - это величина, рассчитываемая по определенной формуле на основании данных последнего бухгалтерского баланса организации). Самостоятельной формой защиты прав кредиторов призвана стать уголовно-правовая форма. В главе 22 Уголовного кодекса Российской Федерации, посвященной преступлениям в экономической сфере, есть три статьи, предусматривающие уголовную ответственность за совершение следующих противоправных действий: за неправомерные действия при банкротстве (ст. 195), преднамеренное банкротство (ст. 196), фиктивное банкротство (ст. 197). Объектом уголовно-правовой охраны в этих составах являются правомерные интересы кредиторов, а также иных лиц, удовлетворение требований которых предусмотрено действующим законодательством. Отмечая несомненный прогресс в том, что эти нормы появились в новом УК РФ (ранее подобных составов не было), нельзя не заметить существенные содержательные недостатки в диспозициях норм этих статей. Так, прокурор отдела прокуратуры Волгоградской области С. Гордейчик в статье "Банкротство как способ уклонения от уплаты долгов" анализирует встречающиеся на практике схемы "освобождения от долгов", которые подпадают под признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 195 УК РФ. С. Гордейчик указывает, что при определении субъекта рассматриваемого преступления возникают некоторые вопросы. Согласно диспозиции ч. 1 ст. 195 УК РФ таковыми признаются руководитель или собственник организации-должника. Если с определением руководителя сложностей не возникает, то в отношении "собственника организации-должника" необходимо сказать несколько слов. В соответствии со ст. ст. 48 - 49 ГК РФ организация сама является субъектом гражданских правоотношений, поэтому не может принадлежать кому-либо на праве собственности. В связи с этим ст. 195 УК РФ в данной части применению не подлежит. Вместе с тем совершение рассматриваемого преступления, как правило, невозможно без участия учредителей, представителей совета директоров, акционеров или иных лиц. Думается, что исполнителем преступления может быть только руководитель организации-должника или лицо, исполняющее его обязанности по специальному полномочию, все остальные согласно ч. 4 ст. 33 УК РФ могут выступать организаторами, подстрекателями либо пособниками при наличии умысла на совершение преступления <*>. -------------------------------- <*> Гордейчик С. Банкротство как способ уклонения от уплаты долгов // Российская юстиция. 1999. N 1.
Кстати, в п. 3 ст. 10 Закона о банкротстве, как бы в подтверждение вышеизложенной позиции, указано, что в случаях, предусмотренных федеральным законом, именно руководитель должника может быть привлечен к уголовной ответственности и (или) дисквалифицирован. Что касается учредителей (участников) юридического лица, виновных в преднамеренном банкротстве, то норма п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве устанавливает для них только гражданско-правовую субсидиарную ответственность по обязательствам должника. Формально соглашаясь с выводами С. Гордейчика, нельзя не отметить, что законодатель в диспозиции ч. 1 ст. 195 УК РФ допустил неточность в определении субъекта этого преступления и тем самым фактически вывел учредителей, членов органов, принимающих решения о банкротстве, из числа лиц, в отношении которых возможно уголовное преследование согласно ст. ст. 195 - 197 УК РФ. Данная неточность должна быть устранена законодателем путем унификации понятий лиц организации-должника, содержащихся в ст. ст. 61 - 65 ГК РФ и ст. ст. 195 - 197 УК РФ. За основу должны быть взяты понятия, содержащиеся в нормах гражданского права, так как они более правильно определяют таких субъектов, как учредители (участники) либо орган юридического лица, уполномоченный учредительными документами на принятие решения о банкротстве (ст. 61 ГК РФ). Следует также указать на еще один недостаток в определении субъектов преступлений, предусмотренных ст. ст. 195 - 197 УК РФ. Исходя из диспозиции этих норм, к уголовной ответственности привлекаются только руководители или собственники коммерческих организаций, а также индивидуальные предприниматели. Но в соответствии с п. 4 ст. 61 ГК РФ, кроме коммерческих организаций, признаваться банкротами могут также и некоммерческие организации (потребительский кооператив, благотворительный или иной фонд). Таким образом, совершенно необоснованно из сферы уголовного преследования по этим нормам уголовного права выпадают руководители некоммерческих организаций, которые тем не менее могут заниматься коммерческой деятельностью и наносить существенный ущерб кредиторам. В ст. ст. 195 - 197 УК РФ отсутствует примечание, расшифровывающее понятие "крупный ущерб". В большинстве других статей главы 22 УК РФ такое примечание имеется, и в нем дается точное указание на то, что считать крупным ущербом (размером). Крупным ущербом (размером) признается определенная сумма, кратная минимальным размерам оплаты труда. Отсутствие такого примечания делает понятие "крупный ущерб" оценочным и тем самым затрудняет применение ст. ст. 195 - 197 УК РФ, так как, во-первых, это влечет необходимость доказывать наряду с другими элементами состава преступления еще и факт причинения кредиторам такого ущерба, который может считаться судом крупным. И, как следствие, в процессе доказывания возникают дополнительные трудности. Во-вторых, это увеличивает вероятность произвольного и неадекватного толкования судом данной нормы при определении размера ущерба, что может ущемить интересы как должника, так и кредитора. Данные составы не предусматривают ответственности гражданина-банкрота, не являющегося частным предпринимателем, хотя такой институт банкротства предусмотрен главой 9 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)". Ведь, скажем, за злостное уклонение от кредиторской задолженности уголовную ответственность несет как руководитель юридического лица, так и гражданин. Применение ст. ст. 195 - 197 УК РФ затруднено также тем, что они вводились в действие, когда применялось старое законодательство о банкротстве, строившееся на иных принципах. Так, в п. 2 ст. 3 Закона о банкротстве, как уже было сказано выше, установлен принцип "неплатежеспособности". Но данный принцип предполагает, что банкротом может быть признана организация при условии, если она не платит три месяца по своим долгам. Поэтому сложно доказать факт того, что руководитель организации предвидел банкротство (элемент диспозиции ст. 195 УК РФ), то есть знал, что не сможет заплатить через три месяца по долгам. То же самое можно сказать и о диспозиции ст. 196 УК РФ, которая также базируется в своей основе на принципе "неоплатности", характерном для старого Закона о банкротстве. Остается только надеяться, что законодатель, принимая новые законы, будет учитывать взаимосвязанность и непротиворечивость норм новых законов с нормами ранее действующих. В диспозиции ст. 197 УК РФ определена ответственность только за фиктивное банкротство. Было бы целесообразно дополнить эту статью ответственностью учредителей (участников) или иного компетентного органа за фиктивную добровольную ликвидацию по решению этих лиц (органов). Кроме вышеизложенных соображений, для кредиторов должна быть недвусмысленная практическая польза от уголовного преследования недобросовестных должников. Ведь важно, чтобы кредитор мог задействовать весь арсенал правовых средств для защиты своих интересов. Учитывая, что штраф рассматривается в качестве одной из основных санкций ст. ст. 195 - 197 УК РФ, а нормы этих статей направлены на защиту интересов кредиторов, важно предусмотреть в настоящее время отсутствующий в законодательстве механизм первоочередного удовлетворения имущественных требований кредиторов по отношению ко взысканию штрафа как вида уголовного наказания. Это же касается и случая, когда судом назначаются исправительные работы. Такой законодательный механизм в значительной степени отвечал бы целям восстановления социальной справедливости, установленном в ст. 43 УК РФ. Очевидно, что при существующем положении вещей кредитор как потенциально главный инициатор уголовного преследования в соответствии со ст. ст. 195 - 197 УК РФ испытывает смешанные чувства по отношению к необходимости уголовного преследования недобросовестного должника. С одной стороны, тем самым кредитор облегчает для себя процесс доказывания наряду с уголовной и гражданско-правовой ответственности руководителей или учредителей организации-должника по ст. 56 ГК РФ. В уголовном процессе у компетентных органов более широкие полномочия по собиранию доказательств, чем у кредитора в рамках гражданского или арбитражного процесса. Кредитор может в своих интересах использовать доказательства, собранные в рамках уголовного дела, а также опираться на факты, установленные в приговоре суда. Можно воспользоваться правом, предоставленным ст. 58 АПК РФ, в соответствии с которой вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для арбитражного суда по вопросам о том, имели ли место определенные действия и кем они совершены. Получается, что для целей гражданского или арбитражного процесса уголовное преследование должника (его руководителей, участников) является тактически обоснованной мерой, предпринимаемой кредитором. С другой стороны, для кредитора все же важно получить от должника сумму долга. Если отбросить эмоциональные факторы, конечной целью кредитора являются деньги. Уголовное преследование должника интересует кредитора лишь постольку, поскольку оно способствует достижению этой конечной для него цели. Государство же преследует иные цели в уголовном наказании должника, и пополнение государственного бюджета здесь не главное. Учитывая декларируемое государством смещение акцента на экономические санкции в условиях рыночной экономики, штраф или исправительные работы являются довольно логичными видами уголовного наказания, назначаемыми за совершение экономических преступлений. Но при применении этих санкций в условиях отсутствия механизма первоочередного удовлетворения требований кредиторов возникает конфликт имущественных интересов государства и кредиторов. Из этого следует, что уголовное преследование должника часто не отвечает конечным имущественным целям кредитора. Данный вывод можно распространить и на другие составы преступлений, предусмотренные УК РФ. К явным пробелам в законодательстве можно отнести и неполный перечень видов юридических лиц, находящихся в сфере действия законодательства о несостоятельности (банкротстве). Согласно п. 2 ст. 1 Закона о банкротстве данный Федеральный закон распространяется на все юридические лица, являющиеся коммерческими организациями (за исключением казенных предприятий), на некоммерческие организации, действующие в форме потребительского кооператива, благотворительного или иного фонда. Банкротство некоммерческих организаций в других формах исключается. Перечень юридических лиц, подпадающих под действие Закона о банкротстве, полностью соответствует тому, который определен в п. 1 ст. 65 ГК РФ. Но законодатель не учел, что принятый 12 января 1996 г. Федеральный закон "О некоммерческих организациях" предусмотрел новые организационно-правовые формы, хоть и не упоминавшиеся в Гражданском кодексе РФ, но все-таки подразумевавшиеся. Так, в соответствии с п. 3 ст. 50 ГК РФ юридические лица, являющиеся некоммерческими организациями, могут создаваться в форме потребительских кооперативов, общественных или религиозных организаций, благотворительных и иных фондов, а также в других формах, предусмотренных законом. Непонятно, какими соображениями руководствовался законодатель, когда закреплял в п. 1 ст. 65 ГК РФ закрытый перечень некоммерческих организаций, подпадающих под законодательство о банкротстве. Хотя очевидно, что, исходя из задач института банкротства, критерием для включения той или иной организационно-правовой формы некоммерческих организаций в перечень юридических лиц, на которых распространяется законодательство о банкротстве, должна быть степень активного участия юридического лица в гражданском обороте (коммерческой деятельности). Поэтому после принятия Федерального закона "О некоммерческих организациях" было бы целесообразно дополнить перечень некоммерческих организаций, на которые распространяется законодательство о банкротстве, такими организационно-правовыми формами, как некоммерческое партнерство и автономная некоммерческая организация. Эти организации, как показывает практика, участвуют в гражданском обороте не менее активно, чем те же фонды. Довольно существенным недостатком законодательства о банкротстве является неудовлетворительная "прозрачность" деятельности арбитражных управляющих. Например, в соответствии со ст. 115 Закона о банкротстве конкурсный управляющий не реже одного раза в месяц представляет комитету кредиторов или собранию кредиторов отчет о своей деятельности, информацию о финансовом состоянии должника и его имуществе на момент открытия конкурсного производства, а также иную информацию. Все сведения, касающиеся конкурсного производства, конкурсный управляющий обязан представлять только по требованию арбитражного суда. Таким образом, отдельные кредиторы, тем более не включенные в комитет кредиторов, лишены возможности самостоятельно обратиться к конкурсному управляющему за информацией. Считаю, что прямой доступ любого кредитора в любое время к информации конкурсного производства в большей мере способствовал бы защите интересов кредиторов, позволял бы им судить о степени эффективности действий конкурсного управляющего, а также отслеживать выполнение правил очередности удовлетворения своих требований. Показательно, что законодательство об исполнительном производстве в этом отношении более справедливое, чем законодательство о банкротстве. Что касается очередности удовлетворения требований кредиторов, хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. В соответствии с п. п. 1 и 2 ст. 109 Закона о банкротстве задолженность должника по обязательству в части, обеспеченной залогом, учитывается в составе третьей очереди, а в части, не обеспеченной залогом, - в составе требований пятой очереди. Безусловно, норма правильная. Но в п. 3 этой статьи закреплено, что требования кредиторов, обеспеченные залогом имущества должника, подлежат удовлетворению за счет всего имущества должника, в том числе не являющегося предметом залога. В данном случае законодатель не учитывает степень искусственного завышения оценки предмета залога сторонами. Иными словами, один из кредиторов, чтобы получить в будущем преимущество в очередности по сравнении с другими, может по соглашению с должником оценить залог неликвидного товара неадекватно высоко. При банкротстве такого кредитора будет больше интересовать очередность, а не потенциальные возможности предмета залога. Кроме того, выходит, что эта норма применима и при условии, если одно и то же имущество заложено нескольким кредиторам. Но ее применение в последнем случае несправедливо по отношению к остальным кредиторам, обязательства которых не обеспечены залогом. Однако фиктивность последующих залогов доказать невозможно, если в первом договоре о залоге нет на них запрета. Хотелось бы, чтобы законодатель учел эти нюансы. Заслуживает внимания проблема обеспечения паритета между мерами процедуры банкротства и необходимостью соблюдения коммерческой (банковской) тайны как самой организации-банкрота, так и третьих лиц. В этом отношении представляется спорным предложение Л. Щенниковой нормативно закрепить обязанность переадресовки всей корреспонденции, поступающей на имя несостоятельного должника, конкурсному управляющему <*>. -------------------------------- <*> Щенникова Л. // Российская юстиция. 1998. N 10.
Данная мера рекомендуется этим автором в качестве неблагоприятного последствия для должника в случае открытия конкурсного производства. Вполне понятно стремление Л. Щенниковой создать для должника дополнительные неудобства, но необходимо помнить, что это может нарушить конституционное право других лиц на тайну переписки. Ведь в корреспонденции могут быть и письма личного характера, а также здесь непосредственным образом затрагивается проблема неразглашения коммерческой тайны. На наш взгляд, потенциальный интерес к институту банкротства гражданина будет низким со стороны кредиторов. В том "беззубом" виде, в каком этот институт нашел отражение в Федеральном законе "О несостоятельности (банкротстве)", он не имеет практического смысла и не объясняет, в чем преимущества для кредитора признавать гражданина банкротом по сравнению с неэффективным на сегодняшний день исполнительным производством. Приведем в качестве примера только одну статью, характеризующую данный институт, - ст. 162 "Освобождение гражданина от обязательств" Закона о банкротстве. В соответствии с данной статьей после завершения расчетов с кредиторами гражданин, признанный банкротом, освобождается от дальнейшего исполнения требований кредиторов, заявленных при осуществлении процедуры признания гражданина банкротом. Получается, что этот институт права нужен исключительно должнику, чтобы избавиться от долгов еще до истечения устанавливающих такие долги исполнительных листов, которые были выданы кредиторам. Как показывает практика, должники и без нормы ст. 162 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" не очень-то страдают, а вот кредиторам этой нормой оказана "медвежья услуга". Представляется, что имело бы смысл вводить институт банкротства гражданина, если он подразумевал бы для должника дополнительные неблагоприятные последствия, например, обязанность производить отчисления из своей заработной платы до полной уплаты долга (как при алиментных отношениях), устройство должника на принудительные работы и удержание из его жалования сумм долга, запрет в течение определенного периода с момента признания банкротом занимать руководящие должности в коммерческих структурах, а также быть участником (учредителем) коммерческих фирм и т. п. В заключение хочется выразить надежду, что развитие законодательства о банкротстве будет способствовать достижению главной цели гражданского права - эффективному регулированию имущественного оборота. Экономическая свобода предполагает ответственность участников гражданского оборота. А та или иная неоправданная форма освобождения недобросовестного должника от имущественной ответственности ведет к осознанию должником своего права на безнаказанность, порождает "цепную реакцию" неисполнения должниками своих обязательств. Безнаказанность недобросовестных должников может быть преодолена путем неотвратимости для них неблагоприятных имущественных последствий. Субъекты предпринимательской деятельности должны относиться к ней серьезно, не надеясь на списание всех их долгов в конце очередного года, или уходить с "арены" рыночной экономики. Как ни парадоксально на первый взгляд, но защищать нужно кредиторов. В нынешних экономических условиях при существующей неповоротливости судебной и правоохранительной систем России, которая невольно даже провоцирует недобросовестных должников, страдают в значительной степени именно кредиторы. А это и вкладчики, и акционеры, и работники, не получающие месяцами зарплату. На это и должны быть нацелены нормы Гражданского кодекса РФ, прежде всего нормы обязательственного права, принятого во исполнение ГК РФ, Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" и других нормативных актов о банкротстве. Ведь можно иметь прекрасные нормы материального права, получить решение суда в свою пользу, но споткнуться о то, что нет надежного механизма взыскания долгов с обязанного лица. Так часто и случается на практике, значительно чаще, чем несправедливое отношение к банкроту. Представляется, что ныне действующее законодательство о банкротстве еще недостаточно защищает интересы кредиторов и со временем в него будут внесены соответствующие коррективы. Это продиктовано самой жизнью: российское общество должно двигаться по пути экономических и правовых реформ, либо оно повернет назад, в прошлое. В последнем случае окажется пустой декларацией вся "философия" ныне действующего гражданского права. Думается, что достойный ответ на этот вызов времени еще предстоит найти и осмыслить как теоретически, так и практически.
Название документа