Размер имущественной ответственности предпринимателя при перемене лиц в обязательстве

(Попов А. А.) ("Право и экономика", N 8, 2001) Текст документа

РАЗМЕР ИМУЩЕСТВЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ ПРИ ПЕРЕМЕНЕ ЛИЦ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕ

А. А. ПОПОВ

Попов Алексей Анатольевич Специалист по вопросам предпринимательского права и арбитражного процесса. Родился 1 мая 1958 г. В 1980 г. окончил юрфак Калининского (ныне - Тверского) госуниверситета. Трудовую деятельность начал в органах прокуратуры. В 1986 г. - начальник юридического бюро Калининского производственного швейного объединения. С 1987 г. - государственный арбитр Госарбитража Калининской (Тверской) области. С 1992 г. - председатель судебного состава Арбитражного суда Тверской области. Автор ряда публикаций, в том числе: "Ответственность за неисполнение денежных обязательств" // Хозяйство и право. 1997. N 8.

Активное развитие рыночных отношений выявило потребность расширить рамки экономической свободы субъектов предпринимательской деятельности, придать большую подвижность их экономическим связям и соответствующим юридическим формам, в которые облечены эти связи. В современной практике делового оборота все чаще используются действия, связанные с изменением субъектного состава правовых обязательств. Их влияние распространяется не только на состояние сторон в рамках собственно модифицируемой юридической конструкции, но и на смежные области правового регулирования, например на сферу имущественной ответственности. Нормы, регламентирующие положение участников данного процесса, можно обнаружить в вещном праве, корпоративном праве, в системе исключительных прав. Но чаще всего с ними приходится сталкиваться в обязательственных отношениях, где вопрос об использовании имущественных санкций в связи с изменением субъектного состава наиболее дискуссионен и актуален. В свою очередь, и тема ответственности при перемене лиц в обязательстве требует анализа по нескольким направлениям. Остановимся лишь на одном из них - на вопросе размера имущественных санкций при уступке требования и переводе долга.

Прежде всего следует остановиться на основополагающих позициях, суть которых состоит в приемлемости самого принципа передачи права на реализацию мер имущественной ответственности и в допустимости передачи права требования имущественных санкций в отрыве от основного обязательства <*>. -------------------------------- <*> См.: Комиссарова Е. Г. Уступка права требования в институте гражданско - правовой ответственности // Журнал российского права. 2000. N 8. С. 40.

Существует два основных понимания ситуации: 1) убеждение в том, что соответствующие принудительные меры воздействия ни при каких обстоятельствах не могут быть самостоятельным предметом уступки или перевода долга; 2) допуск передачи права на взыскание тех или иных имущественных санкций (передачу подобающего имущественного бремени), в том числе и отдельно от основного обязательства. Первопричина этого различия видится в противоположности подходов к тому значению, какое имеет имущественная ответственность для участников современного экономического оборота, и в неодинаковых оценках прочности той связи, что существует между главным обязательством и дополнительным, являющим собой ответственность за нарушение. Противники сингулярной (частичной) уступки требований о мерах принудительного воздействия находят ее несостоятельность в том, что "обязанность по уплате санкций неразрывно связана с основным обязательством, сторонами которого неизменно остаются прежний кредитор и должник" <*>. -------------------------------- <*> См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. О. Н. Садикова. М.: ИНФРА, 1997. С. 632.

В специальной литературе подобная позиция объясняется также тем, что всякое обеспечительное право (а к таковым с определенной долей условности дозволительно отнести и право на применение имущественных санкций.- А. П.) в силу своего субсидиарного характера не обладает способностью к раздельной передаче <*>. -------------------------------- <*> См.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. 2-е. изд., испр. М.: Статут, 1999. С. 468. ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - М.: Издательство "Статут", 2001 (издание 3-е, стереотипное). ------------------------------------------------------------------

Есть точка зрения, базирующаяся на теории субъективных прав и обязанностей, которая заключается в том, что "передача стороной обязательства принадлежащего ей права без перевода возложенной на нее обязанности, равно как и выделение стороной обязательства из состава принадлежащего ей права и передача третьему лицу отдельного правомочия привели бы к нарушению определенной, заданной нормами права последовательности в развитии прав и обязанностей сторон, а в целом - к нарушению структуры правового регулирования" <*>. -------------------------------- <*> Ломидзе О. Уступка права (цессия) // Российская юстиция. 1998. N 5. С. 16 - 17.

Следует отметить, что и судебно - арбитражная практика ориентируется на те же подходы. Например, ВАС РФ неоднократно признавал противоречащей гл. 24 ГК РФ уступку отдельного требования о взыскании штрафа без полной замены соответствующего лица в обязательстве <*>. -------------------------------- <*> См. Постановления Президиума ВАС РФ от 29 октября 1996 г. N 3172/96 и от 26 декабря 1996 г. N 2759/96.

Вместе с тем приведенные аргументы о недопустимости сингулярной цессии в отношении мер имущественной ответственности имеют свои уязвимые места. Слабость приведенных доводов состоит в том, что несколько преувеличенное значение придается личностным параметрам той взаимной связи нарушителя и потерпевшего, которая складывается в процессе применения имущественных санкций в хозяйственном обороте. Отсюда, по-видимому, вытекает вывод о неизбежной необходимости дополнительным требованиям следовать судьбе основного правоотношения - с изъятием какого-то одного звена невосполнимо нарушается вся смысловая цепь взаимодействия должника и кредитора. Между тем в предпринимательской деятельности ценность субъективных прав и обязанностей определяется, в первую очередь, их имущественным содержанием. Рыночные отношения сделали товаром не только вещи, но и объекты идеального мира, к числу которых можно отнести юридические требования. И в условиях современного экономического оборота сущность соответствующих мер принудительного воздействия заключается прежде всего в материальном, а не личном интересе. Если же учесть, что при использовании подобающих мер ответственности как вследствие нарушения договорных обязательств, так и в связи с причинением внедоговорного вреда совершаемые действия чаще всего являют собой уплату денег (т. е. предмета, делимого по своей сути), то и соответствующий "идеальный товар" становится делимым. Нет сколь-нибудь принципиальных препятствий для разъединения прав на получение денег по главному и дополнительному правоотношениям: одна часть - в виде имущественной ответственности, другая - в качестве требования основного долга <*>. Вряд ли структура правового регулирования от этого будет нарушена, ибо никуда не исчезнет главное: обязанность нести неблагоприятное имущественное обременение и право на восстановление ущемленного имущественного положения. В конечном счете, должнику (за редким исключением) безразлично, в чью пользу произойдет отчуждение его имущества - в пользу цедента или цессионария. Разницу в особых случаях видит лишь законодатель (но не сам должник), руководствуясь интересами иного, как правило, публичного свойства, в связи с чем им устанавливаются специальные ограничения на передачу прав от одного лица другому. -------------------------------- <*> Аналогично можно обособить денежный платеж от действия, носящего характер натурального исполнения.

Для кредитора наказание именно провинившегося контрагента также имеет отнюдь не первостепенное значение (если, конечно, речь не идет о намеренных действиях по устранению с рынка неугодного субъекта). Для него важнее восстановить свои имущественные потери, а за чей счет - это вопрос второго плана. Если право на компенсацию будет отдано в обмен на саму компенсацию, только полученную от иного лица - цессионария, то почему подобный процесс нельзя считать естественным и последовательным развитием субъективного права, достигающим своей конечной цели - реализации? Конечно, нельзя не видеть проблему в том, что передача отдельного правомочия на взыскание имущественных санкций может оставить основное правоотношение без охранного механизма: зачем должнику исполнять условия договора, если никаких неблагоприятных последствий за его нарушение перед кредитором ему нести не придется. Отсюда, по-видимому, исходит стремление утвердить неделимость соответствующей юридической конструкции, установить подчиненность одной ее части другой. Тем не менее есть основания говорить о слабости существующей связи между первоначальным и акцессорным правоотношениями, что обусловлено сложной правовой природой имущественной ответственности как института, с одной стороны воплощающего дополнительные к основному обязательству требования, а с другой - имеющего определенную автономность. Действительно, лишь при наличии договора можно вести речь об ответственности за его неисполнение. В то же время мало что объединяет санкции с основным обязательством: основания возникновения тех и других правоотношений различны (правонарушение - в одном случае и законные действия - в другом), неодинаковы условия применения (наличие вины нарушителя, чего не требуется для осуществления обычных гражданских прав), формат действий (добавочный характер одностороннего имущественного обременения против эквивалентности встречного предоставления) и ряд прочих качеств. Подобная непохожесть отношений, складывающихся в рамках основного обязательства и в сфере имущественной ответственности, позволяет полагать, что их обособление не является столь уж противоестественным, что единство судьбы главного и акцессорного требований не есть предопределенная данность. Другое дело - какова потребность в таком дроблении. Представляется, что в деловом обороте оно оправданно. Современная практика предпринимательской деятельности зачастую показывает, что по сделкам, не имеющим перспективы реального исполнения либо исполняющимся с большим опозданием, имущественная ответственность приобретает самодостаточную ценность. De facto экономический интерес в таких случаях остается только к отношениям в сфере санкций, которые с некоторыми оговорками можно уподобить обычному денежному обязательству. Возможность мобильного оперирования имущественными ресурсами по частям особенно необходима, например, при осуществлении процедур банкротства, когда требуется провести реструктуризацию финансового положения хозяйствующего субъекта. Кроме того, из смысла самой гл. 24 ГК РФ "не следует... что передача права на взыскание санкций... возможна лишь во взаимосвязи с основным обязательством" <*>. В таком случае нет необходимости отстаивать принцип неразрывности связи главного обязательства с дополнительными требованиями об имущественной ответственности. Передача другому лицу права на взыскание санкций в отрыве от основного обязательства как концептуальная позиция должна иметь место. -------------------------------- <*> Комиссарова Е. Г. Уступка права требования в институте гражданско - правовой ответственности // Журнал российского права. 2000. N 8. С. 45.

Применительно к предпринимательской деятельности уступка требований в части имущественных санкций не должна вызывать опасений насчет того, что основное правоотношение утратит охранный инструмент. Во-первых, подобного рода цессия есть форма проявления экономической свободы, сопряженная с предпринимательским риском цедента. Если последний решается на соответствующие действия, значит, ожидает от них большего эффекта, нежели от сохранения прежнего положения. И если сегодня хозяйствующему субъекту дозволено беспрепятственно распоряжаться своими правами вплоть до того, чтобы, простив должника, отказаться от взыскания соответствующих санкций, ликвидировав тем самым угрозу наказания нарушителя, то, следовательно, он волен выбрать и иной вариант рискового (может быть, даже в меньшей степени) поведения, а именно уступку требования о санкциях другому лицу. Во-вторых, в большинстве случаев первоначальный кредитор вправе рассчитывать на какое-то материальное удовлетворение своих нарушенных интересов (пусть и в ином качестве, в ином размере), поскольку в силу нормы п. 4 ст. 575 ГК РФ для коммерческих организаций указанная уступка права на получение суммы имущественных санкций не может быть облечена в форму дарения, т. е. происходить безвозмездно. При передаче требования, касающегося применения ответственности, неизбежно возникает вопрос о величине тех прав, которые составляют предмет подобного рода цессии. Статья 384 ГК РФ для данного случая устанавливает следующее правило: если иное не предусмотрено законом или договором, право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. В частности, к новому кредитору переходят права, обеспечивающие исполнение обязательства, а также другие связанные с требованием права, в том числе право на неуплаченные проценты. Применительно к имущественной ответственности данная формула позволяет сделать вывод как о пакете уступаемых правомочий, так и собственно о размере санкций, возможность взыскания коих передается одним лицом другому. Однако и в этом вопросе пока нет достаточной ясности. Казалось бы, незыблемым выглядит традиционный принцип, согласно которому никто не может передать другому лицу прав больше, чем обладает сам. Но этот принцип справедлив для статичного положения, и в реальной жизни правоотношения, как правило, находятся в развитии. И если сегодня у кредитора нет какого-то права (например, права на возмещение убытков), завтра оно может возникнуть. В таком случае допустима ли передача другому лицу подобных потенциальных требований? Анализ законодательных положений демонстрирует отсутствие динамики в юридической норме, ибо отмечается необходимость существования определенного объема переходящих прав на момент перехода, т. е. требуется, чтобы таковые уже фактически сложились к обозначенному времени в фиксируемой величине. Это дает повод прийти к следующему выводу: права, которые возникнут в будущем (например, право на взыскание неустойки при возможном нарушении обязательства), априори исключаются из предмета уступки, поскольку на момент передачи их существование еще не обозначилось. В то же время нельзя не видеть заложенную в ст. 384 ГК РФ перспективу развития полномочий нового кредитора. Указывается, например, в качестве частного случая, что может быть уступлено право на неуплаченные проценты (надо полагать, речь идет и о процентах, которые предстоит платить в будущем); о правах, обеспечивающих исполнение обязательства (они тоже могут возникнуть уже после замены кредитора). Какой же позиции надлежит придерживаться при уступке прав в сфере имущественной ответственности, если этот вопрос не оговорен конкретно: признавать передачу только тех санкций, для которых на момент перехода уже реально возникли основания, или исходить из того, что к новому кредитору переходят также полномочия на использование всех мер ответственности, включая и те, которые хотя и не существовали в момент уступки, но могут быть применены в будущем, если к тому появятся предпосылки? В юридической литературе встречаются концепции, использующие для похожих ситуаций специальные понятия - несозревшие и неопределенные права <*>. Различие между этими терминами носит скорее технико - юридический, нежели сущностный характер, ибо в принципе речь идет о правомочиях, которые еще не сформировались в окончательном виде на момент цессии. При этом можно увидеть, что гипотетичность таких прав не является категоричным и непреодолимым препятствием для их уступки. Соответствующий вариант не отрицается с первых же шагов как алогичный. -------------------------------- <*> См.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 472.; Новицкий И. Б., Лунц Л. А. Общее учение об обязательствах. М.: Юрид. лит., 1950. С. 222. ------------------------------------------------------------------ КонсультантПлюс: примечание. Монография М. И. Брагинского, В. В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - М.: Издательство "Статут", 2001 (издание 3-е, стереотипное). ------------------------------------------------------------------

Более того, если закон допускает его в сферу основных обязательств (п. 2 ст. 826 ГК РФ), то для передачи возможных дополнительных требований в области имущественной ответственности также нет сколь-нибудь существенных теоретических и практических преград. Однако в данном процессе все же необходимо учитывать характер изменений субъектного состава правоотношения. При полной замене лица в обязательстве смысл подобной модификации лежит не в плоскости прав и обязанностей, а исключительно в плоскости носителей этих прав и обязанностей. Поэтому естественно, что для такого случая ограниченность объема полномочий не имеет никакой логической обусловленности. К новому кредитору эти полномочия должны перейти в том состоянии, в каком они принадлежали прежнему кредитору, в том числе с неутраченной перспективой развития в будущем. Какая-либо усеченность объема переходящих прав не соответствует самой сути данного правового действия и не адекватна потребностям реального хозяйственного оборота. Как принцип указанный подход не отрицается и самой формулой ст. 384 ГК РФ, где достаточно категорично говорится о том, что предмет уступки, если иное не предусмотрено законом или договором, охватывает, во-первых, права, обеспечивающие исполнение обязательства (к их числу, как известно, относится и неустойка, в случае нарушения представляющая собой, кроме того, меру имущественной ответственности), а во-вторых, права, связанные (можно полагать, не только в настоящем) с обязательством. К последним же дозволительно причислить право на возмещение убытков, ибо оно по происхождению своему обладает необходимой общностью с нарушенным правоотношением. Таким образом, при полной замене лица в обязательстве объем передаваемых правомочий определяется не временными критериями, а правовой связью с обязательством. В подобной ситуации приведенную ранее формулу следует изложить несколько иначе: никто не может передать другому лицу прав больше, чем те, что вытекают из сути соответствующего обязательства, в котором происходит замена субъекта. Однако указанный принцип вряд ли пригоден для состояния, когда права (требования) обладают свойством делимости, вследствие чего допустима уступка их в какой-то части, например в части имущественных санкций. Здесь и возникает вопрос о корреляции объема передаваемых полномочий с моментом их перехода. В силу диспозитивности ст. 384 ГК РФ стороны могут избрать самые различные варианты поведения, важно только уяснить очерченные законом контуры соответствующих действий. Поскольку при уступке части требований происходит дробление прав и обязанностей между прежним и новым участниками рассматриваемого правоотношения, границы этих прав теряют былые четкие перспективы и очертания. Возникает необходимость внесения какой-то определенности. Если стороны сами не устанавливают новый объем своих полномочий, данный пробел компенсируется формулой правовой нормы, где основным критерием становится фактор времени. При отсутствии подобного рода критерия использование данного правового института в экономическом обороте становится нереальным. Итак, при передаче части прав, касающейся имущественной ответственности, общий подход должен быть следующим: допускается уступка требования в отношении только тех санкций, для которых на момент перехода уже возникли основания применения. Этот принцип не прекращает свое действие и в более сложной ситуации, когда передаются только требования по основному долгу или части его, а право на соответствующие принудительные меры воздействия остается за первоначальным кредитором. В этом случае у цессионария не возникнут полномочия на применение установленных первоначальной сделкой имущественных санкций за ненадлежащее гашение долга, перешедшего к нему в результате уступки требования. Связано это с тем, что право на использование договорных мер ответственности не входило в предмет цессии <*>. -------------------------------- <*> В то же время при названных условиях вполне оправдано возложение на должника законных мер ответственности.

Полномочия же цедента будут исчерпаны лишь теми мерами ответственности и в том объеме, какие сформировались ко дню цессии. Для взыскания, например, последующих текущих санкций, относящихся к цедированному долгу, оснований у него уже не появится, несмотря на то что уступлена была только основная задолженность. Подобная позиция объясняется отсутствием дальнейших нарушений субъективных прав цедента в соответствующей части. Таким образом, при любом варианте сингулярной уступки требований именно момент ее совершения выступает в качестве фактора, определяющего величину переходящих полномочий в сфере имущественной ответственности. При этом необходимо отказаться от диспозитивности закона и закрепить в императивной форме указанное правило, дабы сохранить простоту и четкость его понимания и применения. Какие-то иные варианты и комбинации передачи прав на применение принудительных мер воздействия породят фиктивность подобных сделок (при невысокой пока еще добросовестности участников предпринимательской деятельности за вознаграждение станут уступать заведомо несуществующие и неосуществимые права, что породит волну самых жестких правовых конфликтов). Последовательное развитие суждений о возможности сингулярной уступки требований в сфере имущественной ответственности неизбежно подводит к следующему важному вопросу - о делимости самих требований, касающихся применения соответствующих санкций, и об их имущественном размере. Известно, что в случае нарушения обязательства кредитор может применить к виновному лицу не одну меру ответственности. Зачастую вместе с убытками он вправе взыскать и неустойку. Более того, за нарушение разных условий, пусть и одной сделки, возможно наложение нескольких санкций. На первый взгляд, не возникает проблем в том, чтобы распространить и далее изначальный подход, допускающий сингулярную уступку прав, в данном случае относящихся только к какому-то одному виду ответственности, одной конкретной санкции или совокупности части из них. Действительно, основа подобного деления прежняя: связь дополнительных требований о принудительных мерах воздействия с основным обязательством, а тем более друг с другом, не столь уж прочна, чтобы нельзя было разделить их на отдельные части между несколькими субъектами. Однако достаточно непростая ситуация все-таки имеет место, когда речь заходит о передаче полномочий на применение зачетной неустойки. Сложность связана с реализацией существующего юридического правила - о наложении количественных параметров двух разных взысканий - в условиях возможной несогласованности требований нескольких кредиторов и угрозы вследствие этого несоразмерного обременения должника. Есть реальная опасность того, что цедент, сохранивший право на возмещение убытков, заявит о соответствующих притязаниях прежде, чем цессионарий обратится за выплатой неустойки. Удовлетворение первых поставит должника в крайне сложное положение, ибо законных оснований отказать второму кредитору у него не найдется. Для решения данной проблемы вполне приемлем достаточно простой подход: возложение исключительно на самого нарушителя ответственности за отслеживание ситуации, в которой требования одного кредитора о возмещении убытков корреспондировали бы с требованиями другого по неустойке. И это вполне оправданно, поскольку именно обязанный субъект обладает всем объемом необходимых сведений о размере применяемых к нему мер воздействия - пусть он и заботится о том, чтобы цедент и цессионарий не нарушили принципы зачетной неустойки, не взыскали в совокупности сумму большего размера. Однако обременения должника контролем за соразмерностью налагаемых санкций все же недостаточно для создания необходимых гарантий того, что положения ст. 394 ГК РФ будут выдержаны. Самые различные обстоятельства способны нарушить точность наблюдений. Соответствующие охранные инструменты, безусловно, имеются. В качестве таковых могут рассматриваться требования о возврате недобросовестным кредитором излишне полученных сумм, а также различные процессуальные действия: активное привлечение второго кредитора к участию в деле в качестве третьего лица; пересмотр судебных актов, вынесенных без учета подобающих правовых положений, и т. п. Но, как правило, перечисленные приемы используются при последующем реагировании на нарушения закона. Поэтому было бы полезно усилить позицию должника и на более ранней стадии, например введением обязательной досудебной процедуры урегулирования взаимных отношений при взыскании как убытков, так и зачетной неустойки на основе сингулярной цессии. Рассматривая проблемы, связанные с размером имущественной ответственности, нельзя обойти стороной вопрос о допустимых пределах того процесса деления санкций, что может происходить в результате уступки требований. Если рассматриваемые меры принудительного воздействия касаются взыскания денежных средств, то принципиальных препятствий для разъединения всей суммы на самые мелкие части не усматривается. Кредитор, имеющий право на получение с неисправного контрагента денежного штрафа, в состоянии передать третьему лицу в счет каких-то иных своих обязательств полномочия на истребование с должника половины этой суммы, или четверти, или даже... одного рубля, ибо эта ситуация мало чем отличается от обычных денежных отношений. Если последние могут быть предметом сингулярной цессии, то такой же подход вполне позволительно спроецировать и на имущественные санкции. Так, при разрешении Арбитражным судом Тверской области спора между АКБ "СКИПП" и ТОО "Диамант" было установлено, что за несоблюдение сроков возврата кредита банк начислил заемщику неустойку, предусмотренную договором, в размере 266556 руб. 33 коп. В то же время право на взыскание части указанной суммы - 242 176 руб. - АКБ "СКИПП" уступил по договору цессии другому кредитному учреждению - КБ "КБЦ" - в счет погашения своей задолженности по межбанковскому кредиту. Арбитражные суды трех инстанций, рассматривавшие настоящее дело, не установили нарушений закона в указанной сделке <*>. -------------------------------- <*> Архив Арбитражного суда Тверской области. 1998 г. Дело N 2922.

Конечно, при передаче пяти рублей подобная ситуация выглядела бы несколько абсурдной, но при десятках тысяч или миллионах рублей - достаточно оправданной, поскольку открывает более широкие возможности для мобильного оперирования соответствующими экономическими ресурсами. Применительно к таким длящимся санкциям, как проценты, предусмотренные ст. 395 ГК РФ, где размер имущественной ответственности остается неопределенным до дня исполнения <*>, предмет сингулярной цессии может быть очерчен периодом действия соответствующих мер принудительного воздействия, например с такой-то даты по такую. -------------------------------- <*> Указанная неопределенность размера санкций есть следствие того, что для исчисления величины ответственности используется банковская ставка на день фактического, а не должного исполнения денежного обязательства.

Как видно, в большинстве случаев размер уступаемых имущественных санкций становится едва ли не самым существенным условием подобного договора цессии. Сложнее обстоит дело, когда меры имущественной ответственности (это касается только возмещения убытков) могут облекаться в форму исполнения в натуре, например ремонт поврежденного имущества силами самого нарушителя, предоставление эквивалентной вещи взамен утраченной и т. п. Было бы ошибочным вовсе исключить возможность частичной уступки и аналогичного рода требований. Зависеть же она будет от того, насколько позволительна делимость действий в натуре без нарушения их целевого назначения. Нет ничего противоправного в том, что право требовать от должника ремонта движимого имущества цедент оставляет за собой, а недвижимого - передает новому арендатору этой недвижимости, который, имея свое оборудование, заинтересован только в скорейшем получении подобающего помещения. Аналогичное деление может иметь место и тогда, когда есть право требовать восстановления поврежденной главной вещи и замены утраченной принадлежности. Для проблем, связанных с размером имущественной ответственности, столь же интересной является тема о величине соответствующих санкций при переводе долга. К сожалению, российское законодательство уделяет этому институту гораздо меньше внимания, нежели уступке права требования. Между тем необходима столь же четкая определенность в вопросе о допустимости передачи должником новому лицу своей обязанности, в том числе и частично, по возмещению убытков или выплате неустойки вне связи с переводом основного долга. Буквальное значение правовых норм, содержащихся в ст. 391, 392 ГК РФ, не должно создавать впечатления того, что бремя имущественной ответственности априори исключено из предмета соглашения о переводе долга. Оправданным представляется утверждение о том, что, если в таком договоре прямо не будет обусловлено иного, акцессорные обязанности (включая и выплату санкций. - А. П.) должны автоматически также считаться переведенными <*>. В данном случае срабатывает правило о соответствии судьбы главного и дополнительного правоотношения, ибо воля сторон не была направлена на создание иного варианта поведения. Вместе с тем судебно - арбитражная практика не признает возможности перевода на другое лицо только акцессорного обязательства, без перевода основного долга, считая подобную сделку ничтожной в силу ст. 168 ГК РФ (Постановление Президиума ВАС РФ от 2 декабря 1997 г. N 3798/97). -------------------------------- <*> Белов В. А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М.: ЮрИнфроР. 2000. С. 202.

Однако следует полагать, что нет принципиальных противопоказаний и для передачи должником (делегантом) другому лицу (делегату) части своих обязанностей, в том числе и являющих собой меры имущественной ответственности. Основой подобной сингулярной замены обязанного субъекта является та самобытная правовая природа имущественных санкций, а также их самостоятельная экономическая ценность, о которых говорилось ранее применительно к уступке требования. Поскольку в хозяйственном обороте целью принудительных мер воздействия, как правило, является не наказание личности должника за допущенное нарушение, а восстановление материального положения кредитора, то и переход обязанности по компенсации причиненного вреда от одного лица к другому, а также разделение этой обязанности (если на то есть воля сторон) между несколькими лицами - делегантом и делегатом, а возможно, и не одним - не следует рассматривать как нарушение основных функций правового института ответственности. Если же у кредитора все-таки возникает интерес к принудительному воздействию лично на должника, то он может отказать в согласии на перевод долга. Предлагаемый подход органично сочетается с принципом свободы установления гражданских прав и беспрепятственного их осуществления. Единственным условием (поскольку это связано с необходимостью защиты интересов иного субъекта) является получение согласия от кредитора. Какова величина того неблагоприятного бремени имущественной ответственности, какое подлежит передаче одним лицом другому? К сожалению, в §2 гл. 24 ГК РФ не содержится норм, аналогичных ст. 384. Однако данный пробел законодательства не означает, что отсутствует потребность в упорядочении размера санкций, переводимых с одного субъекта на другой. Вполне уместно в этом случае воспользоваться аналогией закона и провести параллель с уступкой требования. Если речь идет не о полной замене должника в обязательстве, объем переходящего бремени надлежит ограничить только тем состоянием, в каком это бремя лежало на первоначальном должнике на момент передачи. Подобно соответствующей сингулярной цессии следует отказаться от диспозитивности данного правила. Такой подход особенно важен для ситуаций с текущими мерами ответственности, ибо необходимо избавить хозяйствующих субъектов от искушения включать в объем передаваемого долга и санкции, подлежащие начислению за будущий период. Иначе размер ответственности делегата будет определяться не его собственной добросовестностью и волей, а волей и исполнительностью того, за кем сохраняется обязанность погашения основного долга, что не согласуется с основными принципами рыночной экономики. Как и в случае с уступкой требования, следует признать возможной передачу прежним должником новому какой-то части имущественной ответственности: будь то отдельный ее вид (неустойка, убытки) либо одна конкретная санкция или совокупность нескольких из них. В то же время могут возникнуть уже упоминавшиеся ранее практические сложности по зачетной неустойке, когда обязанность уплаты штрафа (пени) и возмещения убытков окажется разделенной между несколькими лицами. Несогласованность последних в исполнении данного бремени способна привести к неосновательному обогащению кредитора. Однако необходимые защитные механизмы имеются, а потому опасения эффекта кондикционных обязательств не должны служить основанием для отрицания принципа частичной передачи имущественных санкций в порядке, предусмотренном §2 гл. 24 ГК РФ. При возмещении убытков в натуральной форме проблемы передачи другому лицу какой-либо части соответствующей акцессорной обязанности могут решаться в порядке, идентичном тому, что положен в основу уступки требования. Сделки, связанные с самостоятельной уступкой права на применение имущественной ответственности или переводом бремени соответствующих санкций, делают обязательства более приспособленными к динамичным, изменчивым условиям рынка. Подобная уступка зачастую позволяет кредитору добиться необходимых экономических результатов с выигрышем во времени, что иной раз предпочтительнее некоторых денежных потерь. Вместе с тем перевод обязанности по выплате неустойки или возмещению убытков может быть использован должником для реструктуризации и смягчения финансовой нагрузки. Разумная раскрепощенность указанных юридических действий открывает хозяйствующим субъектам дополнительные правовые возможности для достижения поставленных коммерческих целей.

Название документа