Наивысшая добросовестность: принцип под сомнением?

(Дедиков С.)

("Бизнес-адвокат", 2006, N 2)

Текст документа

НАИВЫСШАЯ ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ: ПРИНЦИП ПОД СОМНЕНИЕМ?

С. ДЕДИКОВ

Сергей Дедиков, Московское перестраховочное общество.

3 августа 2004 г. Федеральный арбитражный суд Северо-Кавказского округа принял Постановление по делу N ФО8-3235/2004, которым отменил решения нижестоящих арбитражных судов и направил дело на новое рассмотрение. Как оно завершилось, мне, к сожалению, не известно. Но дело даже не в результатах судебного разбирательства, а в толковании нормы ст. 945 ГК РФ данным судом.

Фабула дела такова. Агрофирма и страховая компания (названия сторон договора в данном случае не имеют значения, а любопытствующие вполне могут узнать их, заглянув в "КонсультантПлюс") 31 января 2003 г. заключили договор страхования сохранности сельскохозяйственных культур. В соответствии с условиями договора страховщик обязался возместить страхователю ущерб, понесенный им в случае гибели урожая 2003 г. В качестве страховых рисков, от которых производится страхование, определены стихийные бедствия и другие необычные для данной местности метеорологические или иные погодные явления. 6 февраля страхователь уплатил страховой компании страховую премию и 21 февраля получил страховой полис, в котором период страхования определен с 8 февраля по 31 декабря 2003 г.

16 апреля 2003 г. Агрофирма составила акт о гибели урожая рапса в период с 12 по 20 февраля 2003 г. в результате вымерзания и предъявила требование к страховщику о выплате страхового возмещения. Однако страховщик отказал в страховой выплате, сославшись на заключение Донского зонального научно-исследовательского института сельского хозяйства, в котором указано, что в декабре 2002 г. имело место резкое снижение температуры воздуха и почвы при полном отсутствии снежного покрова, что и привело к гибели рапса.

Агрофирма после получения отказа страховщика обратилась в арбитражный суд с иском о взыскании страхового возмещения. Арбитражные суды первой и апелляционной инстанций в удовлетворении иска отказали, поскольку по их выводу гибель урожая рапса произошла в декабре 2002 г., то есть до заключения договора страхования.

Окружной арбитражный суд отменил эти судебные акты как принятые с нарушением норм материального права. При этом кассационная инстанция привела следующие доводы. Во-первых, в стандартных правилах страхования страховой компании, приложенных к спорному договору, предусмотрено, что при заключении договора посева сельскохозяйственных культур решение о возможности совершения страховой сделки принимается страховщиком после обследования посевов насаждений. Во-вторых, ответчик, заключив договор страхования без обследования фактического состояния посевов рапса и располагая данными о температуре воздуха и почвы в декабре 2002 г., не воспользовался предоставленным ему ст. 945 ГК РФ правом установить действительную степень страхового риска и наличие объекта страхования. В-третьих, страховая компания, офис которой расположен в той же местности, где и Агрофирма, не мог не знать о заморозках в декабре 2002 г. В результате суд пришел к выводу, что бремя истребования и сбора информации о риске законодатель возлагает на страховщика, который должен нести риск последствий заключения договора страхования без соответствующей проверки состояния предмета страхования.

Я оставляю в стороне вопрос о том, доказал страховщик или не доказал то обстоятельство, что урожай рапса погиб не в феврале 2003 г., а в декабре 2002 г. Это вопрос оценки доказательств, здесь правовой составляющей, строго говоря, нет. Но вопрос толкования ст. 945 ГК РФ заслуживает специального рассмотрения. Дело в том, что уже можно считать устоявшейся практику, в соответствии с которой суды лишают страховщиков возможности доказывать отсутствие объекта страхования или его состояния, а также недействительность страхового договора вследствие предоставления страхователем страховщику заведомо ложной информации об объекте страхования, если перед заключением договора страховщик этот объект не исследовал.

Обратимся вначале к тексту нормы п. 1 ст. 945 Кодекса. Он гласит: "При заключении договора страхования имущества страховщик вправе произвести осмотр страхуемого имущества, а при необходимости назначить экспертизу в целях установления его действительной стоимости". Прежде всего не может не вызывать возражений преобразование судами права страховщика, фактически, в его обязанность, так как гражданско-правовые санкции могут следовать только за неисполнение обязанности, но не в случае, когда управомоченное лицо не воспользовалось своим правом. Таким образом, суды начинают ломать фундаментальные основы гражданского права. Кроме того, не может лицо нести риск того, что не воспользовалось своим правом. Гражданское право построено так, что риск несет лицо, которое, напротив, реализует свое право, например, лицо, решившее осуществить свое право на занятие предпринимательской деятельностью, а также за неисполнение принятых на себя или возложенных законом на это лицо обязанностей.

Подобный подход судов, на мой взгляд, нарушает баланс прав и интересов сторон страхового договора и подрывает один из основополагающих принципов страхования - принципа наивысшей добросовестности. Суть этого фундаментального положения заключается в том, что именно на страхователя возлагается обязанность при заключении договора страхования сообщить страховой компании известные страхователю обстоятельства, имеющие существенное значение для определения вероятности наступления страхового случая и размера возможных убытков от его наступления, если эти обстоятельства не известны и не должны быть известны страховщику.

Ссылка при этом на то, что страховщик, как профессиональный участник рынка страховых услуг, то есть более сведущий в определении факторов риска, должен принять на себя всю ответственность за исследование объекта страхования, выдает абсолютное непонимание судьями специфики страховой деятельности. Как, например, может быть изучен страховщиком объект страхования, находящийся вне зоны досягаемости сотрудников страховой компании? А ведь в жизни нередки случаи, когда страхователь просит застраховать, скажем, судно, находящееся в рейсе в открытом море, или груз, перевозимый автомобильным транспортом по территории чужого государства либо в отдаленных районах России.

Как может страховщик осмотреть объект страхования, если это имущество военного назначения, обладающее высокой степенью секретности? Как страховать производственные объекты, на которые сотрудников страховщика никогда не допустят? При обычном осмотре объекта страхования страховщик довольно часто не может вскрыть обстоятельства, существенно влияющие на степень вероятности наступления страхового случая, например, обнаружить, что у страхуемой автомашины серьезный дефект с тормозной системой или у страхуемого здания фундамент подмывается подпочвенными водами и т. д. Подчас страховщик не может даже осмотреть объект страхования, либо это нецелесообразно с экономической точки зрения (затраты на изучение объекта сопоставимы или даже выше, чем размер страховой премии, которую страховая компания сможет получить по договору). Чтобы разрешить подобную проблему, еще в средние века в Англии был сформулирован принцип наивысшей добросовестности.

Суды, по моему мнению, сильно упрощают понимание характера отношений участников страховой сделки, исходя из того, что страхователь всегда является слабейшей стороной договора и выступает кредитором в страховом обязательстве. К тому же не обладая специальной подготовкой в страховом деле, он вынужден противостоять профессиональному участнику рынка страховых услуг.

На самом деле это не так. На стадии заключения договора слабейшей стороной сделки является, как ни странно, именно страховщик. Это связано с тем, что страховая компания не может знать объект страхования так, как его знает или, по крайней мере, должен знать страхователь. Страховщик в этот момент очень часто вынужден идти на риск и принимать решение о страховании, не видя объекта. Чтобы компенсировать этот риск, законодатель устанавливает обязанность страхователя по предоставлению страховой компании всей необходимой информации о страхуемом объекте, а на случай нарушения страхователем этой обязанности предоставляет страховщику право требовать признания договора страхования, заключенного фактически с пороком воли, недействительным (п. 3 ст. 944 ГК РФ). Когда суды снимают со страхователя эту обязанность, они лишают страховщика предусмотренной законом компенсации риска.

Чем чревата в перспективе такая позиция судов? Прежде всего удорожанием страхования, потому что страховщики вынуждены будут держать дополнительные штаты сотрудников или нанимать экспертов для проведения предстраховой экспертизы предлагаемого к страхованию имущества либо просто повышать тарифы, закладывая в них компенсацию дополнительного риска. Страховщики будут вводить в практику все более и более объемные вопросники для страхователей, дополнительные исключения из страховых рисков, то есть будут фактически затруднять предоставление страховой защиты и реально ограничивать ее, предусматривая в стандартных правилах страхования так называемые "скрытые" условия, позволяющие им в ряде случаев избежать страховых выплат.

Экономику страхового бизнеса, которая во многом зависит от эффективного применения принципа наивысшей добросовестности, абстрактными построениями не изменишь. Если суды своим подходом существенно увеличивают риски страховщиков, то последние непременно будут применять свои меры снижения риска до приемлемого, с точки зрения бизнеса, уровня.

На мой взгляд, значительно продуктивнее все-таки не изменять закон по своему усмотрению вопреки стратегическим интересам всех участников страховых правоотношений, а неукоснительно соблюдать его букву, а главное - дух.

Название документа