Исполнение по ошибке и проблема перехода права собственности
(Зезекало А. Ю.) ("Статут", 2008) Текст документаИСПОЛНЕНИЕ ПО ОШИБКЕ И ПРОБЛЕМА ПЕРЕХОДА ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ
А. Ю. ЗЕЗЕКАЛО
Зезекало Александр Юрьевич, старший преподаватель кафедры гражданского права и процесса Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова (Абакан), соискатель кафедры гражданского права Томского государственного университета.
I. Природа исполнения. Исполнение недолжного. Titulus et modus adquirendi
Cuius per errorem dati repetitio est... <1> - гласит старая римская regula. Что дается по ошибке, может быть истребовано обратно. Справедливость правила едва ли может подвергаться сомнению, и на сегодняшний день ему следует большинство европейских правопорядков. Однако за внешним сходством решения скрываются существенно различающиеся между собой основания и юридические механизмы защиты, предоставляемой лицу, уплатившему или передавшему вещь по ошибке. -------------------------------- <1> Paul. 42 ad ed. D. 50, 17, 53.
Разумеется, основным источником таких различий является многообразие воззрений на правовые последствия самого неосновательного предоставления и, в частности, на способность такого действия к перенесению права собственности в случаях, когда предоставление заключается в передаче движимой вещи. С точки зрения правовой природы любое имущественное предоставление, состоящее в передаче субъективного права, представляет собой распорядительную сделку. В отличие от обязательственных сделок, посредством совершения которых создается обязанность предоставить исполнение, совершением распорядительной сделки право непосредственно переносится, обременяется, изменяется или прекращается <2>. В случаях, когда имущественное предоставление заключается в передаче в собственность движимой вещи, такая сделка, именуемая традицией (traditio), приобретает двусторонний (договорный) характер <3>. -------------------------------- <2> См.: Brox H., Walker W.-D. Allgemeiner Teil des BGB. 31, neu bearb. Aufl. Koln; Munchen: Carl Heymanns Verlag, 2007. S. 64. Не секрет, что в данной области отечественная цивилистика испытывает ощутимое влияние немецкого права, где вследствие существования так называемого принципа разделения (Trennungsprinzip) деление сделок на обязательственные и распорядительные (Verpflichtungs - und Verfugungsgeschafte) является традиционным. <3> См., напр.: Savigny F. C. System des heutigen romischen Rechts. III. Bd. Berlin, 1840. § 140. S. 312. В отечественной литературе последних лет см., напр.: Хаскельберг Б. Л. Об основании и моменте перехода права собственности на движимые вещи по договору // Правоведение. 2000. N 3. С. 126; Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. Консенсуальные и реальные договоры в гражданском праве. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. С. 87; Тузов Д. О. Теория недействительности сделок: Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М.: Статут, 2007. С. 350 и сл.; Он же. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007. С. 49 и сл.; Он же. О традиции как вещном договоре в российском гражданском праве // Вестник ВАС РФ. 2007. N 8. С. 55 и сл. Убедительные доводы в пользу двустороннего характера сделки передачи приводит Эдуард Дженкс, согласно которому передача как переход владения "требует участия по меньшей мере двух лиц... Неюрист, а нередко и юрист, введенный в заблуждение внешними обстоятельствами, может предположить, что передача - это односторонний акт. Между тем минутное размышление должно вывести его из заблуждения. В самом простом возможном случае, когда передача небольшого предмета происходит за прилавком купца, последний, конечно, протягивает руку, но ее должен протянуть и покупатель, чтобы взять предмет. Первый акт сам по себе есть только предложение передачи предмета... которое может быть отвергнуто... Никакое владение не может перейти при помощи простого предложения передачи (tender)" (Дженкс Э. Английское право / Пер. с англ. Л. А. Лунца. М., 1947. С. 308). Противником квалификации распорядительной сделки, а соответственно, и традиции как договора является, в частности, В. В. Бердников, который со ссылкой на В. И. Кофмана утверждает, что "договор - это только такая двусторонняя сделка, которая устанавливает обязательство; традиция же, так как она представляет собой распорядительную сделку, никакого обязательства не устанавливает, а потому и не является договором" (Бердников В. В. Распорядительная сделка как способ изменения имущественно-правового положения лица // Законодательство. 2002. N 3. С. 31 и сл.). Между тем договор, являющийся согласно п. 1 ст. 154 ГК двух - или многосторонней сделкой, может быть направлен не только на установление, но также на изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153, п. 1 ст. 420 ГК).
Таким образом, возникновение обязательства, например, по передаче товара в собственность покупателю и переход права собственности представляются правовыми последствиями двух различных юридических действий. Первое - консенсуальной обязательственной сделки, второе - распорядительной сделки по передаче вещи, поскольку в отечественном праве общим правилом, которое, впрочем, может быть изменено по соглашению сторон, является возникновение права собственности у приобретателя вещи по договору именно с момента ее передачи (п. 1 ст. 223 ГК). Исходя из субъективной направленности имущественного предоставления на исполнение действительно существующего или, как это, в частности, имеет место в случае с исполнением несуществующего долга, предполагаемого (мнимого) обязательства, подобные сделки можно условно обозначить как исполнительные, имея в виду, что речь при этом идет о распорядительной сделке, совершаемой solvendi causa. Поскольку в соответствии с приведенным выше правилом в случае ошибочного исполнения несуществующего обязательства исполнившему должна быть предоставлена правовая защита в виде возможности обратного требования, то, смотря по тому, считать право собственности перешедшим вследствие совершения исполнительной сделки (традиции) либо нет, такая защита может заключаться в предоставлении либо кондикционного, либо виндикационного иска. Как отмечал Генрих Дернбург, один из выдающихся представителей германской пандектистики, выводившей, как известно, правовые предписания непосредственно из римских источников, платежи <4> мнимого долга переносили право собственности, так как воля дающего и получающего была направлена на перенесение этого права. Однако поскольку они не могли достигнуть своей главной цели - погашения долга, уплатившему (solvens) предоставлялась condictio indebiti <5>. Условиями такого иска автор называл платеж, направленный на погашение долга, несуществование этого предполагаемого долга, а также извинительное заблуждение платящего <6>. -------------------------------- <4> Под платежом здесь и далее понимается не только уплата денег, но и передача в собственность иного движимого имущества во исполнение обязательства. <5> Одна из разновидностей особых исков, кондикций (condictiones), появившихся во времена легисакционного процесса, которыми в конце республиканского периода стали пользоваться для требования возврата имущества, приобретенного без достаточного основания. <6> См.: Dernburg H. Pandekten. 6, verb. Aufl. 2. Bd. Obligationenrecht. Berlin: Muller, 1900. S. 379.
Таким образом, согласно изложенному, ни отсутствие обязательства, ни наличие заблуждения относительно существования последнего не способны были оказать влияния на действительность самой традиции, но выступали в качестве условий предоставления уплатившему кондикционного иска. И только предоставляемый при наличии вышеперечисленных условий кондикционный иск уничтожал как фактические, так и правовые последствия передачи. Вопрос о том, насколько такая способность традиции к перенесению права собственности независимо от наличия или отсутствия основания, под которым следует понимать в том числе и наличие действительного обязательства передать вещь в собственность, берет свое начало в римском праве, является достаточно дискуссионным. Во всяком случае, при его рассмотрении необходимо учитывать различные стадии развития римского правопорядка. К примеру, законы XII таблиц (VII, 11) содержали ограничение, согласно которому традиция только в том случае могла перенести право собственности, если в качестве встречного предоставления была уплачена покупная цена или предоставлена гарантия платежа <7>. -------------------------------- <7> См., напр.: Watson A. Roman Law & Comparative Law. Athens: University of Georgia Press, 1991. P. 47. Аналогичные ограничения упоминают также: Lang J. J. Lehrbuch des Justinianisch romischen Rechts zum Gebrauche bei Institutionenvorlesungen. Mainz: Simon Muller, 1830. S. 163; Holder E. Institutionen des romischen Rechtes. Tubingen: H. Laupp, 1877. S. 99.
Достаточно широко представлено в романистике учение о titulus et modus adquirendi, согласно которому для перенесения права собственности необходимым условием является сочетание законного основания (titulus) и способа (modus) приобретения; при этом основание (titulus) нередко обозначается в литературе как iusta causa traditionis <8>. К числу таких оснований (titulus) принято относить действительный договор, обосновывающий переход права собственности <9>. Таким образом, в общих чертах режим перехода права собственности в римском праве предстает с этой позиции как обосновывающая переход права собственности действительная каузальная сделка (titulus) плюс передача (modus). -------------------------------- <8> На необходимость разграничения титула приобретения (justa causa adquirendi) и самого приобретения, т. е. modus adquirendi, прямо указывает Мюленбрух (см.: Muhlenbruch C. F. Lehrbuch der Institutionen des romischen Rechts. 2, verb. und verm. Aufl. Halle: C. A. Schwetschke und Sohn, 1847. S. 160). Ланг в качестве одного из условий приобретения права собственности посредством традиции называет "намерение традента перенести право собственности, которое должно выражаться посредством (юридического) факта (justa causa)" (см.: Lang J. J. Op. cit. S. 163). <9> См. об этом: Sacco R. Introduzione al diritto comparato. 5a ed. Torino, 2004. С. 107, passim.
Сторонники противоположной позиции указывают на то, что отсутствие или недействительность сделки, обосновывающей передачу права собственности, не охватываются намерением сторон перенести право собственности и не способны оказать влияние на правовой эффект традиции, заключающийся в перенесении этого права <10>. -------------------------------- <10> См.: Schweppe A. Das romische Privatrecht in seiner heutigen Anwendung. 2. Bd. Dingliches Recht. Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht. 1828, S. 82. В то же время автор не отрицает необходимость наличия justa causa praecedens, которую он полагает неверным отождествлять с titulus и под которой предлагает понимать намерение сторон перенести право собственности (ibid. S. 81). В аналогичном смысле упоминание о iusta traditionis causa см.: Bocking E. Institutionen des romischen Civilrechts. 2. verb. Ausg. Bonn: Max Cohen und Sohn, 1862. S. 90.
Несмотря на отсутствие в литературе единой точки зрения по вопросу об абстрактности римской традиции <11>, т. е. независимости ее юридического эффекта от наличия правового основания, именно такая модель правового регулирования, будучи поддержанной и всесторонне развитой германской пандектистикой <12>, была реализована в немецком праве и нашла окончательное законодательное закрепление с принятием Германского гражданского уложения (BGB). -------------------------------- <11> Многие авторы отмечали, что абстрактность римской традиции выводится ее сторонниками из конкретного решения, объясняющегося индивидуальностью случая и идущего вразрез с остальной практикой (см., напр.: Нечаев В. Теория договора // Юридический вестник. 1888, октябрь. Т. XXIX. Кн. 2. С. 264). <12> См., напр.: Strempel G. L. Uber die justa causa bei der Tradition: Versuch eines Beitrages zur Lehre des Eigenthums-Vertrages nach rom. Rechte. Wismar und Lubwigsluft: Hinstorft, 1856.
В соответствии с так называемым принципом абстракции (Abstraktionsprinzip) "отсутствие или ничтожность каузальной сделки, как правило, не затрагивает действительности абстрактной сделки, совершаемой во исполнение каузальной сделки" <13>. На сегодняшний день данный принцип выводится из содержания § 929 BGB, в соответствии с которым для передачи права собственности на движимую вещь необходимо, чтобы собственник передал вещь приобретателю и оба были согласны с тем, что должно перейти право собственности <14>. Заметим, что в данном параграфе не упоминается о каузальной консенсуальной сделке как основании сделки с вещно-правовым эффектом. Именно это имеет решающее значение для того, чтобы сделать вывод об абстрактности последней. Непосредственным ее эффектом является переход права собственности вне всякой связи с наличием или отсутствием обязательства, на такой переход направленного. Принявший вещь приобретает право собственности на нее даже при возможных пороках или вообще в отсутствие обязательственной сделки, а траденту остается защищаться кондикционным иском о возврате неосновательно перешедшего права собственности, а вместе с ним и самого имущества. Равным образом никакого значения для перехода права собственности не имеет и заблуждение платящего относительно существования долга, которое выступает лишь в качестве одного из условий возникновения права на кондикционный иск. -------------------------------- <13> Brox H., Walker W.-D. Op. cit. S. 70. <14> § 929 BGB: "Zur Ubertragung des Eigentums an einer beweglichen Sache ist erforderlich, dass der Eigentumer die Sache dem Erwerber ubergibt und beide daruber einig sind, dass das Eigentum ubergehen soll".
Прямо противоположная модель реализована во французском Code Napoleon, в силу прямого указания ст. 1138 которого для перехода права собственности традиция не является необходимой. Аналогичным образом ст. 1321 Гражданского кодекса Италии 1942 г. предусматривает, что договор может производить помимо обязательственного вещный эффект, а в ст. 1376 уточняет, что "собственность... переходит... вследствие законно выраженного соглашения". Иными словами, в части зародившегося в римском праве и получившего дальнейшую разработку в средневековом ius commune разграничения между основанием (titulus) и способом (modus) приобретения права собственности законодательства этой группы отдают явное предпочтение первому элементу. Что касается отечественного гражданского права, то из правила п. 1 ст. 223 ГК, в силу которого право собственности у приобретателя вещи по договору возникает с момента ее передачи, если иное не предусмотрено законом или договором, следует, что действующий ГК, так же как римское право и средневековое ius commune, придерживается системы, требующей для перенесения права собственности действительный обязательственный договор (titulus) и передачу (modus). Вместе с тем в отличие от немецкого права, в котором средневековая формула titulus et modus adquirendi была в сущности преодолена (в пользу преобладающего значения modus) формированием и окончательным закреплением принципа абстракции, отечественный законодатель придерживается иного подхода, который можно назвать принципом каузальной традиции. В силу указанного принципа действительность традиции напрямую связана с наличием или отсутствием, действительностью или недействительностью обязательственной сделки-основания <15>. -------------------------------- <15> Противоположной точки зрения, согласно которой любая распорядительная сделка (и в первую очередь традиция) является абстрактной, придерживается В. В. Бердников (см.: Бердников В. В. Указ. соч.).
II. Отдельные случаи ошибочного исполнения, защита заблуждавшегося и переход права собственности
Поскольку исполнительная сделка предполагает существование обязательства, на прекращение которого она направлена (causa solvendi), в случае его отсутствия такая сделка, в условиях системы каузальной традиции, лишается своего основания и потому должна рассматриваться как ничтожная ввиду отсутствия causa. Именно ничтожность исполнительной традиции может служить основанием для отказа в признании за ней правовых последствий в виде перехода права собственности к получателю (accipiens), а значит, и основанием для предоставления исполнившему правовой защиты. Какова же правовая природа предоставляемой защиты? С учетом широты охвата ст. 1103 ГК можно утверждать, что к отношениям сторон подлежат применению правила гл. 60 ГК "Обязательства вследствие неосновательного обогащения". В соответствии со ст. 1102 ГК лицо, которое без установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований приобрело или сберегло имущество (приобретатель) за счет другого лица (потерпевшего), обязано возвратить последнему неосновательно приобретенное или сбереженное имущество (неосновательное обогащение), за исключением случаев, предусмотренных ст. 1109 ГК. Таким образом, на первый взгляд можно прийти к выводу, что уплатившему предоставляется кондикционный иск. Вместе с тем с учетом сказанного выше о ничтожности сделки по перенесению права собственности, совершенной во исполнение несуществующего обязательства, представляется вполне обоснованным вопрос о вероятности конкуренции исков (виндикационного и кондикционного), а следовательно, и о безупречности положений действующего ГК в части регулирования обязательств вследствие неосновательного обогащения. Известно, что в качестве одного из непременных условий кондикционного иска наряду с отсутствием законного основания для приобретения (сбережения) имущества в литературе называется факт обогащения, т. е. приращения имущественной сферы приобретателя <16>. И если последнее бесспорно имеет место в условиях действия германского принципа абстракции, где распорядительная сделка наделяется безусловным действием по перенесению права собственности, то в отечественном праве ничтожность исполнительной сделки свидетельствует о невозможности производства ею транслятивного эффекта, а следовательно, и возникновения у приобретателя вследствие совершения такой сделки права собственности. -------------------------------- <16> См., напр.: Gluck C. F. v. Ausfuhrliche Erlauterung der Pandecten nach Hellfeld: ein Commentar. 13. Bd. 1. Abt. Erlangen: Palm, 1811. S. 75. В отечественной литературе см., напр.: Рясенцев В. А. Обязательства из так называемого неосновательного обогащения в советском гражданском праве // Учен. зап. МГУ. Вып. 144. Кн. 3. М., 1949. С. 89; Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М.: Госюриздат, 1951. С. 211, 232 и сл.; Толстой Ю. К. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества (юридическая природа и сфера действия) // Вестник Ленингр. ун-та. 1975. N 3. С. 136 и сл.
Возникновение при таких обстоятельствах у исполнившего права на кондикционный иск возможно, пожалуй, лишь в случае смешения вещей, иной утраты вещью индивидуальных признаков, ее потребления, отчуждения третьему лицу, приобретшему на нее право, когда виндикация невозможна, а на стороне получателя следует констатировать обогащение, в том числе вследствие приобретения им права собственности, однако не в силу распорядительной сделки-передачи, которая ничтожна, а в силу самого факта утраты вещью индивидуальных признаков. В иных же случаях, при сохранении вещи в натуре у получателя, защита имущественных прав исполнившего вполне осуществима при помощи виндикационного иска. Иной подход угрожает устранением всяких границ, обособляющих обязательства из неосновательного обогащения в качестве самостоятельного правового института (да и о каком обогащении может идти речь, если "обогатившийся" так и не стал собственником истребуемой вещи?!). Как уже было отмечено, одним из решающих условий предоставления исполнившему защиты в виде права обратного истребования (посредством кондикционного или виндикационного иска) является отсутствие обязательства совершить имущественное предоставление, выступающего в качестве законного основания (titulus) соответствующих распорядительных действий, необходимого для их действительности.
Ulp. 43 ad Sab. D. 12, 7, 1, 3: Известно, что лишь то может быть Constat id demum posse condici истребовано путем кондикции от alicui, quod uel non ex iusta кого-либо, что или поступило к нему causa ad eum peruenit uel redit не по правомерному основанию, или ad non iustam causam. перешло для неправомерной цели.
Аналогичным образом следует квалифицировать и случаи, когда долг, хотя и основанный на действительном обязательстве, уплачивается не тому лицу (субъективно недолжное), ибо в отношениях между исполнившим и получателем законного основания для совершения исполнительной сделки равным образом не существует <17>. -------------------------------- <17> См., напр.: Vangerow K. A. v. Lehrbuch der Pandekten. Dritter Band. VII. Aufl. Marburg und Leipzig: R. G. Elwert, 1869. S. 394.
Paul. 17 ad Plaut. D. 12, 6, 65, Недолжное - это не только то, что 9: Indebitum est non tantum, вообще не причитается, но и то, что quod omnino non debetur, sed et причитается одному, если оно quod alii debetur, si alii soluatur, исполняет другому, либо если то, aut si id quod alius debebat что был должен один, исполнит другой, alius quasi ipse debeat soluat. как если бы он сам был должен.
Между тем отдельные случаи ошибочного исполнения могут иметь свои особенности, а следовательно, влечь различные правовые последствия. Так, возможны случаи, когда само обязательство совершить предоставление существует, однако в силу тех или иных обстоятельств лишено исковой защиты <18>. Иными словами, несмотря на то что имеется юридически действительная obligatio, у кредитора тем не менее отсутствует возможность осуществить свое притязание в исковом порядке, поскольку оно лишено actio. Вангеров приводит в связи с этим пример с денежным займом подвластного, когда требованию кредитора противопоставлялась exceptio senatusconsuiti Macedoniani <19>. В подобных случаях принято говорить о наличии так называемого натурального обязательства. Во всех случаях этого рода, по словам И. А. Покровского, "есть "долг" (Schuld), хотя и нет (имущественной) ответственности (Haftung)" <20>. -------------------------------- <18> См., напр.: Gluck C. F. v. Op. cit. S. 81. <19> См.: Vangerow K. A. v. Op. cit. S. 393. <20> Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. С. 241.
Сам термин "натуральные (природные, естественные) обязательства" является во многом данью распространенной терминологии греческих философов, различавших мир явлений, существующих в силу закона, и явлений, существующих от природы, и заимствован из римского права, где под натуральными обязательствами понимались требования, принимавшиеся во внимание, хотя бы и не пользовавшиеся защитой цивильного права. В этом смысле натуральные обязательства противопоставлялись цивильным, причем "цивильным" в широком смысле, под которыми понимались все обязательства, пользовавшиеся защитой, включая как собственно цивильные, так и обязательства, защита которых была создана преторским правом. Несмотря на то что право кредитора в натуральных обязательствах лишено исковой защиты, а значит, является, по сути дела, пользуясь римской терминологией, ius nudum, т. е. "голым правом", это не означает, как это может показаться на первый взгляд, что последнее представляет собой юридический нуль, поскольку в случае добровольного исполнения должником своей обязанности он не имеет права требовать исполненного обратно. Такое исполнение не будет являться для кредитора неосновательным обогащением, несмотря на возможную ошибку solvensa при исполнении такого обязательства относительно возможности принудительного осуществления требования другой стороны.
Pomp. 22 ad Sab. D. 12, 6, Если должник освобожден (от долга) в 19 pr.: Si poenae causa eius наказание тому, кому (от него) cui debetur debitor liberatus причиталось, остается натуральное est, naturalis obligatio manet обязательство, а потому исполненное et ideo solutum repeti non potest. не может истребоваться обратно.
Эту характерную для натуральных обязательств особенность отмечали как римские юристы, что следует из приведенного фрагмента Помпония, так и старая французская юриспруденция докодификационного периода, в работах представителей которой вопрос о натуральных обязательствах получил в дальнейшем наиболее детальную проработку. Так, Потье различал три вида обязательств: несовершенные, имеющие лишь моральное значение (obligations imparfaites); цивильные, подлежащие принудительному исполнению в случае неисполнения их должником добровольно (obligations civiles); натуральные, которые, будучи исполненными, не дают должнику права требовать исполненное обратно (obligations naturelles) <21>. -------------------------------- <21> Цит. по: Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М.: Юриздат, 1948. С. 497 и сл.
Наиболее типичный пример натуральных обязательств в современном отечественном гражданском праве представляют так называемые задавненные обязательства, т. е. обязательства, в которых срок исковой давности для требования кредитора истек. В силу п. 2 ст. 1109 ГК не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности <22>. Корреспондирующее правило содержится и в ст. 206 ГК, в силу которой должник или иное обязанное лицо, исполнившее обязанность по истечении срока исковой давности, не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения указанное лицо и не знало об истечении давности. Исходя из сказанного, в упомянутых случаях исключается всякое обратное требование исполнившего должника, поскольку, несмотря на заблуждение последнего относительно возможности контрагента прибегнуть к исковой защите, обязательство совершить предоставление является юридически существующим, а это означает, что исполнительная сделка должна рассматриваться как действительная и влекущая соответствующие правовые последствия в виде перехода права собственности. -------------------------------- <22> Ср. аналогичное решение в ст. 63 (ч. 2) Швейцарского обязательственного закона: "Ausgeschlossen ist die Ruckforderung, wenn die Zahlung for eine verjahrte Schuld oder in Erfullung einer sittlichen Pflicht geleistet wurde".
Далее, ошибочное исполнение обязательства возможно тогда, когда срок его исполнения еще не наступил. В соответствии с традиционным пониманием срока, нашедшим отражение в ст. 190 ГК, последний определяется календарной датой или истечением периода времени, а также может определяться указанием на событие, которое должно неизбежно наступить. Иными словами, определение срока представляет собой указание на обстоятельство, относительно которого известно, что оно должно наступить. Отдельные авторы полагают в связи с этим, что в подобных случаях уплаченное по ошибке не может быть истребовано обратно потому, что якобы сама по себе юридическая связанность уже полностью обеспечена, а следовательно, debitum налицо, хотя и не может еще отыскиваться в судебном порядке <23>. Признавая существование между сторонами обязательства, сторонники такого подхода без труда дают отрицательный ответ на вопрос о возможности обратного истребования исполненного до наступления срока исполнения. "Исполненное до надлежащего срока исполнение не соответствует признакам неосновательного обогащения, а значит, не может выступать в качестве такового", - отмечает Н. Г. Соломина и в обоснование данного утверждения указывает, что "любые действия, совершаемые сторонами обязательства, существуют в рамках искомого обязательства, осуществляются во исполнение его, а потому не могут толковаться как действия, лежащие вне существующего обязательства" <24>. -------------------------------- <23> См., напр.: Gluck C. F. v. Op. cit. S. 77. <24> Соломина Н. Г. Имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения // СПС "КонсультантПлюс".
Напротив, если рассматривать наступление срока в качестве одного из элементов фактического состава, необходимого для возникновения самого обязательства, то следовало бы признать, что до момента наступления срока обязательство совершить предоставление еще не существует, хотя известно, что оно должно возникнуть в определенный момент. Если это так, то следует ли рассматривать исполнение, совершенное до наступления срока, как недолжное и подлежащее истребованию? Действующий ГК содержит отрицательный ответ на этот вопрос. В соответствии с п. 1 ст. 1109 ГК не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения имущество, переданное во исполнение обязательства до наступления срока исполнения, если обязательством не предусмотрено иное. Остается неясным, рассматривает ли при этом законодатель обязательство как существующее, а соответственно, и признает наличие транслятивного эффекта совершенной исполнительной сделки либо исходит из соображений процессуальной экономии, допуская лишь фикцию такого эффекта, ибо если исполнение так или иначе должно быть произведено, пусть даже и в будущем, то обратное его истребование представляется не вполне соответствующим здравому смыслу и способно в большинстве случаев лишь усложнить деловые отношения при всей очевидности конечного результата. В отличие от срока условие представляет собой обстоятельство, относительно которого неизвестно, наступит оно или не наступит, но в зависимость от наступления которого поставлено возникновение или прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 157 ГК). Следовательно, если обязанность стороны совершить предоставление поставлена в зависимость от отлагательного (суспензивного) условия, т. е. обстоятельства, с наступлением которого связывается возникновение прав и обязанностей, то до момента наступления такого условия обязательства не существует. Это, в свою очередь, означает, что любую исполнительную сделку, совершенную во исполнение такого несуществующего обязательства, следует рассматривать как ничтожную по причине отсутствия ее основания. А поскольку при таких обстоятельствах отсутствует определенность относительно того, возникнет ли такое обязательство вообще, представляется совершенно бесспорным, что в подобных случаях исполненное под влиянием заблуждения может быть истребовано обратно <25>. -------------------------------- <25> См. также: Рясенцев В. А. Указ. соч. С. 96.
И наконец, интерес представляют случаи, когда должник по ошибке исполнил обязательство, исполнение которого он имел право приостановить на основании ст. 328 ГК. Особую важность в связи с этим приобретает решение вопроса о правовой природе встречности. Было бы преждевременным рассматривать ее как суспензивное условие, поскольку едва ли можно отрицать существование между сторонами обязательства и до момента исполнения контрагентом встречного обязательства. Собственно, и ст. 328 ГК, несмотря на то что на первый взгляд прямо указывает на "обусловленность" встречного исполнения обязательства, все-таки не дает оснований для такого вывода, поскольку предоставляет соответствующей стороне лишь право "приостановить исполнение" своего обязательства или "отказаться от исполнения" в соответствующей части. Очевидно, что приостановить можно, во всяком случае, лишь то, что так или иначе подлежит исполнению. Равным образом и отказ мыслим лишь от исполнения существующей обязанности. Представляется поэтому, что речь в подобных случаях следует вести о так называемом секундарном праве, т. е. праве стороны своим односторонним волеизъявлением изменить либо прекратить правоотношение. Учитывая сказанное, следует прийти к выводу о том, что ошибочное исполнение обязательства, даже при наличии обстоятельств, предоставляющих возможность задержать исполнение или отказаться от такового в соответствующей части, не является исполнением недолжного, а следовательно, производит транслятивный эффект в виде перехода права собственности, не давая основания для обратного истребования исполненного.
III. Исполнение недолжного в отсутствие ошибки
Итак, исполнительная сделка, совершенная во исполнение несуществующего долга под влиянием заблуждения, является ничтожной и не производит правовых последствий. Следует подчеркнуть, что условием для признания исполнительной сделки, совершаемой causa solvendi, ничтожной вследствие отсутствия causa является наличие заблуждения относительно обязанности совершить предоставление, или, иными словами, относительно существования долга. Еще в римском праве существовало правило, в соответствии с которым не допускалось, чтобы лицо, производящее исполнение, зная, что оно ничего не должно, сохраняло право предъявить позднее иск о возврате предоставленного.
Ulp. 26 ad ed. D. 12, 6, 1, 1: И если кто-то по незнанию исполняет Et quidem si quis indebitum недолжное, он может требовать обратно ignorans soluit, per hanc посредством настоящего иска; но если он actionem condicere potest: sed исполняет, зная, что не должен, обратное si sciens se non debere soluit, истребование не имеет места. cessat repetitio.
Среди современных европейских законодательств аналогичное ограничение содержит § 814 BGB, в силу которого condictio indebiti исключена, если совершивший предоставление знал об отсутствии обязательства <26>. -------------------------------- <26> См., напр.: Medicus D. Burgerliches Recht. 20, bearb. Aufl. Koln; Berlin; Munchen: Carl Heymanns, 2004. S. 484, 491.
Основанием для установления такого правила может выступать так называемая презумпция разумной воли, поскольку, если лицо осознанно исполняет недолжное, есть все основания полагать, что оно действует с целью одарить получателя, а значит, сделка совершается causa donandi и является действительной по указанному основанию.
Paul. 42 ad ed. D. 50, 17, В отношении того, что дано по ошибке, 53: Cuius per errorem dati имеет место обратное истребование; repetitio est, eius consulto dati в отношении того, что дано намеренно, donatio est. имеет место дарение.
В действующем ГК подобное правило прямо закреплено в п. 4 ст. 1109, в соответствии с которым денежные суммы и иное имущество, предоставленное во исполнение несуществующего обязательства, не подлежат возврату уплатившему, если приобретатель докажет, что это лицо знало об отсутствии обязательства либо предоставило имущество в целях благотворительности. Заблуждение, таким образом, выступает в качестве признака, позволяющего квалифицировать распорядительную сделку либо как ничтожную, по основанию отсутствия causa, либо как действительную. Следуя приведенному римскому решению, при отсутствии заблуждения относительно отсутствия обязательства совершенное предоставление следовало бы рассматривать как дарение. Вместе с тем п. 4 ст. 1109 ГК предусматривает сразу две гипотезы, и только одна из них имеет в виду случаи, когда лицо осознанно предоставило имущество в целях благотворительности, т. е. явным образом совершило дарение. Согласно другой гипотезе обратное требование исключено и тогда, когда лицо, совершившее предоставление, знало об отсутствии обязательства, при этом возможные мотивы такого предоставления в п. 4 ст. 1109 ГК не называются. Четкое противопоставление двух приведенных гипотез разделительным союзом "либо" позволяет предположить, что при этом имеется в виду нечто иное, нежели явное и осознанное дарение. Но что же именно? Прежде всего, учитывая ограниченность сферы действия рассматриваемого положения лишь кругом исполнительных сделок, о чем свидетельствует указание на "исполнение несуществующего обязательства" в самом его тексте, следует исключить возможность применения рассматриваемого пункта к конститутивным предоставлениям в реальных договорах, в которых, как известно, до момента передачи обязательство не существует. Равным образом следует исключить и вероятность того, что при знании уплатившего об отсутствии обязательства его действия будут иметь субъективную направленность на его исполнение. Представляется, что случаи, когда совершивший предоставление знал об отсутствии долга и в то же время не желал бы одарить, попросту немыслимы. Следует, таким образом, признать, что в п. 4 ст. 1109 ГК имеется в виду как явное (если лицо предоставило имущество в целях благотворительности), так и предполагаемое намерение совершить дарение, даже если лицо, совершившее предоставление, это прямо и не выразило.
------------------------------------------------------------------
Название документа