К ВОПРОСУ ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ ПОТЕРПЕВШИМ ДОСТУПА К ПРАВОСУДИЮ

В.И. КРУПНИЦКАЯ

Крупницкая В.И., заведующая кафедрой уголовного права и процесса Таганрогского института управления и экономики, доцент, кандидат юридических наук.

По официальным данным, ежегодно в России жертвами преступлений становятся до 4 млн. человек. По результатам опроса общественного мнения более половины из них не обращаются в правоохранительные органы, поскольку уверены, что защиты от них не получат <1>. Столь значительное количество лиц, относимых к этой категории, как представляется, делает весьма актуальным вопрос о том, получают ли они доступ к правосудию.

Из 3 млн. уголовных дел, находящихся в производстве следователей МВД России, более 1,7 млн. приостановлены, потому что виновных найти не удалось <2>. Эти цифры означают, что 1 млн. 738 тыс. преступлений так и остались нераскрытыми, а значит, не установлены виновные, поэтому потерпевшие не смогли обеспечить восстановление своих нарушенных прав. В своем докладе Владимир Лукин начинает с не менее печальной цифры - каждый десятый россиянин ежегодно становится жертвой преступления <3>. Получается, что защита прав потерпевших в настоящее время актуализируется в архитектуре уголовной политики Российского государства.

За последнее время были смягчены технологии уголовного преследования, а потерпевший, чьи права нарушаются и остаются невозмещенными, новых полномочий или преимуществ в законодательном регулировании не получил и потому медленно перемещается на периферию уголовного правосудия, отмечает А.И. Бойко <4>. Уполномоченный по правам человека, анализируя сложившуюся ситуацию в своем докладе, утверждает, что наши сегодняшние законы, которые стоят на страже потерпевших, недостаточно эффективны. Потерпевший оказался в нашем суде в неравном положении по сравнению с преступником. Государство формально, исходя из смысла принципа состязательности и равенства сторон, de jury гарантирует ему равные права и возмещение ущерба. Но de facto никакого равноправия нет. В нашем законе вообще нет специальных процессуальных санкций за нарушение прав потерпевшего. Потерпевший фактически рассматривается как второстепенный участник уголовного процесса, что позволяет говорить о неполной реализации как принципа равенства сторон в уголовном судопроизводстве, так и принципа состязательности. Уполномоченный по правам человека полагает, что это детерминируется отсутствием процессуальных санкций за нарушение прав потерпевших: "Установленные факты нарушений прав подозреваемого, обвиняемого или подсудимого могут сделать неприемлемыми собранные следствием доказательства по делу и в конечном счете существенно повлиять на судебное решение. Напротив, нарушение прав потерпевшего на судебное решение никак не влияет. Видимо, по этой причине не предусмотрено и никаких санкций за нарушение прав потерпевшего" <5>. Таким образом, складывается ситуация, что за годы реформ выросла только законодательная и правоприменительная забота о преступнике, пострадавшая же сторона особой заботы о своей персоне не ощущает. Пока большинство потерпевших ведут себя в юридическом смысле смиренно, стоически переносят причиненное преступлением горе либо пользуются официальными каналами удовлетворения обид и возмещения вреда, отмечает А.И. Бойко <6>. Однако такая сложившаяся ситуация означает только одно: доступ к правосудию потерпевших является значимой общественной проблемой и перед процессуальной наукой стоит задача поиска оптимальных способов повышения эффективности правосудия для потерпевших.

В контексте данного вопроса актуализируется вопрос о причинах, в силу которых в настоящее время потерпевший не получает адекватного доступа к правосудию. Обстоятельства, детерминирующие препятствия для осуществления анализируемого права, были предметом исследования ряда авторов. В структуре причин выделены в основном: незаконные действия, решения должностных лиц (главным образом следователя, дознавателя) <7>; нарушения ими норм УПК РФ, обусловливающие невозможность рассмотрения уголовного дела судом и вынесения справедливого обвинительного приговора, злоупотребления <8>; искусственное ограничение активности потерпевшего следователями и дознавателями <9>; недостаточность правовой регламентации действий последних <10>.

Важной гарантией того, что препятствия для потерпевшего от преступления к доступу к правосудию будут преодолены, как традиционно считается и в научных публикациях, рассматриваются прокурорский надзор, судебный и ведомственный контроль, возможность обращения в суд с жалобами на действия органов расследования <11>. В специальной литературе в числе способов повышения доступа к правосудию для потерпевших предлагается: расширение судебного контроля; усиление прокурорского надзора; введение контроля над правоохранительными органами со стороны общественности и Европейского суда по правам человека. Последнее, видится, ставит под сомнение и формирует мнение об отсутствии честности и беспристрастности большинства следователей и дознавателей. Если под предметом теории или науки принято понимать то, что она изучает, ту область объективной реальности, на которую направлено большинство исследований <12>, то в качестве такового объективно тогда должны рассматриваться только произвол следователей и дознавателей и меры его нейтрализации.

На самом деле эти обстоятельства существуют, хотя чаще препятствием к реализации анализируемого права является бездействие уполномоченных субъектов. Действительно, на практике выработаны различные способы уклонения от регистрации преступлений и возбуждения уголовных дел, имеют место и факты недостаточной профессиональной компетентности субъектов досудебного правоприменения <13>. Однако эта позиция, существенно преувеличивающая негативное воздействие следователей и дознавателей на состояние процессуальных отношений, включающая перечисление наиболее часто встречающихся их неправильных действий и решений, представляется односторонней, поскольку затрагивает лишь один фрагмент реальности и закономерностей, создающих препятствия для самого субъекта предварительного расследования в создании условий для правосудия. Полагаем, вряд ли следует считать олицетворением общих препятствий и воплощением общих преград одну немногочисленную часть субъектов процессуальных отношений и тем самым придавать чрезмерное значение воздействию этой части субъектов на состояние процессуальных и тем более в целом общественных отношений.

Думается, что у проблемы обеспечения доступа к правосудию потерпевших существуют не менее серьезные причины идеологического и прагматического свойства, которые гораздо глубже нежелания всех дознавателей, следователей, прокуроров и судей признавать свою вину в ущемлении процессуальных прав потерпевшего и недостатков контроля и надзора за следователями, который организован гораздо больше, чем за соблюдением законов всеми другими участниками общественных отношений, в том числе и уголовно-процессуальных.

Полагаем, что существующее состояние обеспечения права потерпевших на доступ к правосудию - результат действия многообразного и многоуровневого комплекса социальных явлений, процессов, ситуаций, обстоятельств, определяющих сам характер регламентации и функционирования системы досудебного производства в целом, что не позволяет связывать проблему доступа к правосудию только с незаконными действиями и решениями главным образом следователя, дознавателя, признавая их причинами такого рода социальных проблем.

В связи с усилением процессов имущественной дифференциации, существует проблема доверия различных социальных групп и слоев населения к власти в целом <14> и к системе уголовного судопроизводства в частности <15>, тогда как убеждение в качестве условия позитивного взаимодействия, в том числе для выявления источников угроз безопасности, которыми являются действия отдельных людей и социальных сообществ, становится возможным при условии полного доверия к убеждающему лицу. Представляется, что правовой нигилизм населения <16> и высокая латентность преступлений являются индикатором состояния общественного правосознания и следствием такого недоверия, снижения авторитета власти.

Последствием становится существенное снижение эффективности организованных форм сотрудничества в уголовном процессе между органами власти, органами расследования, общественными организациями и гражданами по расследованию преступлений и выявлению лиц, совершивших преступления, влекущих объективное падение информационного потенциала расследования, что влияет на соотношения познаваемости искомых обстоятельств, создание условий для справедливого правосудия.

В условиях же презумпции произвола или некомпетентности субъектов досудебного производства, нуждающихся в постоянном контроле, установка на сотрудничество и помощь следствию, что в целом обеспечивает ее эффективность в плане получения необходимых доказательств в целях правосудия, становится практически трудновыполнимой.

Проводившиеся нами социологические исследования показывают несостоятельность надежды на добровольную помощь граждан в досудебном производстве. Подавляющее большинство опрошенных нами не только не готовы к постижению сопричастности в содействии правосудию, не дали бы и в суде свидетельских показаний по поводу преступления, некоторые даже под угрозой быть осужденными за лжесвидетельство, но и отрицательно относятся к своему участию даже в качестве понятых <17>. Влияние граждан на создание условий или препятствий для правосудия гораздо больше, чем у сторон.

В массовом сознании существует устойчивый стереотип "незащищенности" общества от одной из наиболее значительных социальных опасностей - криминальной, граждане признают, что досудебное производство не может или не хочет сегодня выполнять свою основную функцию, у граждан не возникает должной заинтересованности не только заявлять о совершенном преступлении, но и содействовать в его расследовании.

С другой стороны, несоответствие между ростом и качеством преступности и возможностями обвинительной власти выполнять должностные социальные обязанности (или не выполнять их) в той мере, в какой это отвечает интересам потерпевших, в объеме, который требуется, поскольку снижение доверия граждан к органам государства не только повышает латентность преступности и понижает предупредительную роль уголовного закона, но и толкает их к поиску "справедливости" у тех же криминальных структур, развитии теневой юстиции.

Механизм реализации права потерпевшего на судебную защиту заключается в создании условий для потерпевшего и предоставлении ему специальных средств, используя которые он получит реальную возможность осуществлять свое право на судебную защиту. Систему механизма, обеспечивающего реализацию, необходимо рассматривать именно как единую, целостную динамическую систему, состоящую из взаимосвязанных, постоянно взаимодействующих элементов. Теоретический смысл такого механизма состоит в создании определенного вида правоотношений между потерпевшим, с одной стороны, и дознавателем, следователем, прокурором и судом - с другой.

Интерес уголовного преследования и функционирование механизма защиты потерпевшего поддерживают и потерпевший, и государственные органы, и должностные лица, поскольку частный и публичный интересы здесь по смыслу самого уголовного преследования максимально совпадают.

Российская модель уголовного процесса относится к стратегии защиты прав и свобод обвиняемого, в то время как практически не используются иные модели, в частности модель рациональности и эффективности уголовного судопроизводства, модель социальной поддержки потерпевшего. Только в последнее время внедряются элементы стратегии примирения. Думается, в настоящее время целесообразно сменить вектор законодательной инициативы и включить в современную стратегию уголовного процесса элементы указанных моделей.