Юридическая природа прав ожидания (гарантийных правоотношений)
В предыдущей статье, посвященной проблеме содержания регрессных вексельных обязательств, автор пришел к выводу о том, что по сути это вовсе не обязательства, а относительные правоотношения особого рода. Их содержанием является юридически обеспеченная возможность активного субъекта рассчитывать на совершение своим контрагентом (пассивным субъектом) действий, направленных на достижение определенной цели, но не требовать их совершения. Данные правоотношения были названы В.А. Беловым правами ожидания. Продолжая исследование темы, автор пытается ответить на вопрос о том, в каких еще сферах встречаются такие правоотношения, выделить их основные признаки, а также указать на практические последствия той или другой квалификации относительных гражданских правоотношений.
1. Закономерен вопрос: существуют ли иные (кроме регрессных вексельных обязательств) правоотношения, в которых управомоченное лицо вправе лишь ожидать (но не требовать!) от обязанного лица совершения каких-либо действий, а обязанное лицо должно таковые совершить, несмотря на отсутствие требования? Да, несомненно, и мы уже имели случай указать на их существование*(1): в такую форму облекаются те случаи общественных отношений, где пассивный субъект обязывается к созданию определенных законом необходимых условий для обеспечения интересов активного субъекта. Случается, что закон конкретизирует те действия, которые составляют содержание обязанности пассивного субъекта. Таковы, к примеру, случаи, когда закон обязывает определенное лицо к предоставлению своевременной и достоверной информации, в частности, о собственном статусе, платежеспособности, предстоящей реорганизации; о товаре, его изготовителе, продавце, потребительских свойствах; о месте, времени и повестке дня общего собрания акционеров; о планируемом отчуждении имущества, являющегося объектом преимущественных прав, лицам, не обладающим этими правами, и т.п.
Но так бывает далеко не всегда. Часто конкретизировать действия, совершения которых управомоченный может ожидать от обязанного, невозможно. Например, каждый из участников юридического лица или простого товарищества вправе рассчитывать на надлежащее исполнение обязанностей всяким и каждым из участников, а также руководителем (единоличным исполнительным органом) юридического лица, по отношению к нему самому и к юридическому лицу в целом. Но в чем конкретно должны состоять действия, обеспечивающие такое исполнение, на уровне закона предугадать невозможно: это будет определяться всякий раз индивидуально, сообразно той конкретной ситуации, в которой оказалось юридическое лицо или простое товарищество. Каждый из супругов вправе ожидать, что другой супруг при осуществлении прав на общее супружеское имущество будет действовать во имя достижения общих, преследуемых обоими супругами целей. Каждый покупатель вправе исходить из того, что в продолжение гарантийного срока в проданном ему товаре не проявятся недостатки, препятствующие его нормальному использованию, а в течение сроков годности и службы товар в принципе будет к использованию пригоден. Каждый кредитор по обеспеченному поручительством обязательству вправе предполагать, что поручитель никогда не возложил бы на себя бремени, чреватого риском гражданско-правовой ответственности, не будь он уверен в том, что подобный риск никогда не реализуется, т.е. обеспеченное им обязательство будет исполнено и надобности в привлечении к ответственности его (поручителя) не возникнет. Каждый участник простого товарищества вправе рассчитывать на то, что все другие участники этого же товарищества будут совершать все зависящие от них действия, необходимые для достижения общей цели.
В приведенных примерах и иных подобных случаях закон указывает лишь на ту общую цель, достижение которой составляет интерес управомоченного субъекта и на содействии в достижении которой со стороны обязанного лица он вправе строить свои расчеты.
Точно так же всякий приобретатель векселя должен быть уверен, что вексель выдается, передается и авалируется исходя из предположения о том, что каждый участник этого процесса убежден в его абсолютной основательности, а также кредитоспособности и добросовестности его прямого (основного) должника. Отсутствие такой уверенности подрывает саму основу вексельного обращения. Например, индоссант должен каким-то образом доказать новому приобретателю векселя, что расстается с этой ценной бумагой вовсе не оттого, что боится неоплаты, а, напротив, несмотря на то что уверен в ее надежности. Как это можно доказать? Только одним способом - принять на себя обязанность по обеспечению (гарантированию) этой надежности: если индоссант не боится принять на себя регрессную вексельную обязанность и тем самым поставить себя под удар риска регрессной вексельной ответственности за ее нарушение, то, значит, он уверен в том, что такая ответственность для него никогда не наступит, так как вексель будет надлежащим образом принят и своевременно оплачен.
Очевидно, что одной из ярких отличительных черт такого рода правоотношений является отсутствие у активного (управомоченного) субъекта иных возможностей, кроме пассивного расчета (ожидания)*(2). Управомоченное лицо не получает вообще никаких прав требования, направленных на реализацию права ожидания, причем даже после того, как состоялось его нарушение. Требование о возмещении убытков, причиненных неоправданными ожиданиями, вполне может возникнуть; вероятно, в установленных законом случаях обладающему правом ожидания вполне можно будет рассчитывать и на вынесение преобразовательного судебного акта, направленного на предоставление ему прав, упущенных вследствие не оправдавшегося ожидания действий обязанного лица (см., напр., иск по п. 3 ст. 250 ГК РФ*(3)). Однако требование о понуждении обязанного лица к совершению ожидавшихся действий, аналогичное требованию о понуждении к исполнению обязательства в натуре, субъект права ожидания не сможет предъявить никогда. Почему? По причине бесполезности такого требования*(4). Как известно, гражданский закон подобным интересам не только не покровительствует, но еще и призывает суд занимать такую же (пассивную) позицию - отказывать в их защите (п. 2 ст. 10 ГК РФ). Можно указать и (как минимум один) случай, в котором не реализовавшееся право ожидания вообще не способно породить никаких (ни полезных, ни бесполезных) гражданских охранительных правоотношений: это случай, когда вопреки требованиям ГК РФ юридическое лицо не уведомило кого-то из своих кредиторов о собственной ликвидации*(5).
Таким образом, требовать натурального исполнения обязанности, обеспечивающей право ожидания (право расчета), не имеет смысла, поскольку ожидание - та самая цель, ради которой за управомоченным лицом признавалось право, - уже не реализовалось, расчет уже не оправдался, условия для деятельности не созданы. Цель, во имя которой устанавливалось право ожидания, не достигнута. Принцип "лучше поздно, чем никогда", обычно срабатывающий в сфере обязательственного права*(6), здесь абсолютно неприменим. Управомоченное лицо потерпело убытки оттого, что не получило к определенному времени (моменту приобретения товара, наступления срока платежа и т.д.) определенных возможностей. Время это безвозвратно упущено, а вместе со временем столь же невозвратимо утратилась и возможность достижения определенной цели. Право требования о возмещении этих убытков составит содержание охранительного обязательства, сменяющего собою регулятивное правоотношение несбывшегося (не реализованного) ожидания.
2. Что дает нам наше общее рассуждение для решения конкретного вопроса - об условиях регрессной вексельной ответственности? Прежде всего то, что мы получаем возможность отказаться от субсидиарного применения к институту вексельной ответственности норм главы 25 ГК РФ об ответственности за нарушение обязательств. Правоотношение ожидания (расчета) не есть обязательство; нарушение права ожидания не есть нарушение обязательства; стало быть, обосновать применение норм о виновной ответственности, содержащихся в п. 1 ст. 401 ГК РФ, к ответственности за нарушение регрессных вексельных правоотношений, представляющих собой частный случай правоотношений ожидания, невозможно.
Еще меньше оснований приложить к институту регрессной вексельной ответственности нормы главы 59 ГК РФ, регламентирующие вопросы деликтной ответственности, - другой комплекс норм, отталкивающийся в том числе от института вины. Почему? Потому что эти нормы рассчитаны на возмещение вреда, возникшего вследствие посягательства на абсолютные гражданские правоотношения и фактические элементы правопорядка (охраняемые законом интересы). Регрессные вексельные правоотношения принадлежат к категории относительных, и, стало быть, наступающая за их нарушение ответственность никак не может быть деликтной.
Выходит, что единственной нормой ГК РФ, которая могла бы притязать на статус субсидиарной по отношению к нормам Положения о векселях*(7), регламентирующим вексельную ответственность, является его ст. 15, устанавливающая принцип полного возмещения убытков лицу, потерпевшему от нарушения субъективного гражданского права. В соответствии с этим принципом следует признать, что такой юридический факт, как нарушение субъективного гражданского права, всегда является основанием возникновения охранительного обязательственного гражданского правоотношения, содержанием которого является требование одной стороны (потерпевшей) к другой (правонарушителю) о возмещении причиненных таким действием убытков. Весьма примечательно, что ст. 15 ГК РФ сформулирована так, что она, во-первых, относится ко всем без исключения субъективным гражданским правам - не только абсолютным и обязательственным, но и другим видам нарушаемых относительных прав; во-вторых, никак не связывает возникновение у потерпевшего права требовать возмещения убытков с виной правонарушителя. Исключения из этого (последнего) правила сделаны для случаев нарушения всяких абсолютных прав (п. 2 ст. 1064 ГК РФ) и обязательственных прав (п. 1 ст. 401 ГК РФ). Поскольку для иных относительных прав (корпоративных, секундарных, прав ожидания и др.) подобного изъятия не сделано, можно заключить, что по общему правилу обязательство возмещения убытков, причиненных нарушением таких относительных прав, которые не являются обязательственными (в частности, прав ожидания), возникает независимо от вины правонарушителя.
При всей своей неожиданности этот вывод выглядит вполне логичным уже при самом минимальном его осмыслении (во всяком случае, по отношению к правам ожидания). В самом деле: чего (какого поведения) кто-либо вправе ожидать от того или иного субъекта? Во всех приведенных ранее примерах ясно видна одна общая принципиальная черта: предметом ожидания становятся такие действия, которые составляют или, во всяком случае, должны составлять необходимые элементы добросовестного осуществления обязанным лицом своей повседневной текущей деятельности. Без таких действий обязанное лицо, действующее разумно и добросовестно, просто не может обойтись*(8). "Взялся за гуж - не говори, что не дюж", "назвался груздем - полезай в кузов" - вот выраженная в афоризме суть права ожидания. Взялся за длительную или публичную деятельность - деятельность, привносящую неопределенность в правовое и имущественное положение другого лица или (тем паче) неопределенного круга лиц, - занимайся ею, по меньшей мере, разумно и добросовестно. А от кого зависит разумность и добросовестность действий, кроме как не от самого действующего лица? От кого фактически зависит господство над собственным имуществом и собственной личностью в большей степени, чем от самого субъекта? Кто в наибольшей степени заинтересован в надлежащем, наиболее полном и аккуратном осуществлении такого господства? За кем, наконец, признана юридическая возможность такого господства? Все это - вопросы риторические, не требующие ответа вследствие своей очевидности. Вполне закономерным является, стало быть, и возложение невиновной ответственности (ответственности, основанной на соображениях риска и бремени) за любые случаи необеспеченного ожидания законного эффекта от определенной деятельности на лиц, занимающихся этой деятельностью.
Почему лицом, обязанным по праву ожидания, могут быть совершены действия, отличные от типичных? Исходя из общего правила о том, что действия, совершение которых составляет предмет законных ожиданий и обычно доведено до автоматизма, нельзя, тем не менее, исключить, что в каких-то конкретных случаях обязанный субъект предпочтет не совершать действия, обеспечивающие ожидания определенного лица, т.е. пойдет на определенные содержательные изъятия из своей типичной повседневной деятельности. Очевидно, что общество (представленное в данном случае законодателем) заинтересовано в том, чтобы деятельность, длящаяся в течение заранее не определенного срока, а тем более ориентированная на не определенный заранее (более-менее широкий) круг управомоченных лиц (на публику), имела в продолжение всего этого срока тот самый типичный и, прежде всего, разумный и добросовестный характер. Санкции за нарушение прав ожидания непосредственно направлены, в полном соответствии с функциональным назначением гражданского права, на возмещение убытков, причиненных не оправдавшимися ожиданиями; с общественно-политической точки зрения применение этих санкций может иметь также превентивный характер. Управомоченному лицу безразлично, по какой причине не оправдались его законные ожидания (по злому умыслу, простому упущению или даже вопреки воле обязанного лица), а общество заинтересовано в том, чтобы в будущем отклонения от нормальной текущей деятельности были минимальными. Конечно, компенсационные санкции не могут ни вернуть отклонившуюся (ожидаемую) текущую деятельность в нормальное русло, ни наказать нарушителя - откуда же, в таком случае, возьмется вина как условие ответственности?
Сравнивая гарантийное правоотношение с обязательственным, можно сказать, что гарантийное правоотношение, будучи менее определенным по содержанию, чем обязательственное, на регулятивной стадии своего существования является значительно менее строгим, чем любое классическое обязательство. В частности, обязанный в гарантийном правоотношении субъект может не совершить вовсе ничего, но тем не менее, если цель правоотношения будет достигнута, он будет считаться лицом, надлежащим образом свою обязанность исполнившим. Говорить же о надлежащем исполнении обязательств без совершения должником определенного действия (даже при том, что кредитор может удовлетворить свой интерес иным образом) невозможно. Но, вместе с тем, ответственность за нарушение обязанности, составляющей содержание гарантийного правоотношения, наступает при более строгих условиях, чем ответственность за нарушение обязательств. В то время как ответственность за нарушение обязательств наступает, как правило, за виновные правонарушения (невиновная ответственность составляет исключение), для ответственности за нарушение права ожидания установлен прямо противоположный принцип: общим правилом является ответственность без вины.
В полной мере отдавая себе отчет в революционном характере сделанных выводов, мы не станем настаивать на них применительно к тем видам относительных прав, которые не являются непосредственным предметом настоящего исследования. Проверим их правильность в отношении некоторых из прежде выявленных случаев права ожидания.
3. Гарантийные правоотношения (обязанности) из передачи вещей (традиции). Ответственность продавца в случае обнаружения недостатков в товаре, на который продавцом предоставлена гарантия качества (см. ст. 470 и 476 ГК РФ), ограничивается следующими факторами: 1) временем и причинами возникновения недостатков товара; 2) временем обнаружения недостатков; 3) временем предъявления требований, вытекающих из факта обнаружения недостатков.
Все перечисленные факторы относятся к разряду объективных и никак не характеризуют субъективное отношение продавца к совершенному им деянию ни с точки зрения его психологической составляющей (умысел либо неосторожность), ни с позиции его объективно наблюдаемых действий, направленных на исполнение гарантийной обязанности. Никаких исключений из этого подхода не устанавливается ни специальными нормами об отдельных видах договора купли-продажи, о договорах мены, ренты и товарного кредита, ни нормами о гарантии качества предмета договора подряда, ни тем более правилами о качестве предметов иных обязательств, каковых ГК РФ, по сути, не регламентирует*(9). Если обязанность обеспечить (гарантировать) качество передаваемой в собственность вещи составляет содержание обязательства, то это, по меньшей мере, странное обязательство: за его нарушение возможна только ответственность без вины. Да и технология исполнения такого "обязательства", по меньшей мере, неясна: какие конкретно действия для обеспечения качества уже переданной (не находящейся в его владении) вещи отчуждатель должен был бы совершить?
Гарантийных обязанностей из договора дарения не возникает вовсе (см. ст. 580 ГК РФ).
Вопросов о содержании гарантийных обязанностей в отношении имущества, переданного в собственность не во исполнение обязательств, а по иному основанию, ГК РФ вовсе не касается*(10).
Применительно к обязательству передать имущество в возмездное пользование законодательство прямо обременяет предоставившую имущество сторону ответственностью за любые недостатки переданной вещи, полностью или частично препятствующие пользованию ею, даже если во время заключения договора данная сторона и не знала об этих недостатках (п. 1 ст. 612 ГК РФ), т.е. не была (и не могла быть) виновна в их возникновении. При этом, естественно, не наступает ответственность за недостатки, о которых арендатор знал или должен был знать при заключении договора аренды или при обычном способе приемки вещи, передаваемой в аренду (п. 2 ст. 612 ГК РФ). Такие правоотношения существуют столько же, сколько существуют права арендатора (во всяком случае, никаких ограничений этого срока в законе не предусмотрено, а из существа арендных правоотношений вытекает, что гарантия качества предмета аренды должна сопровождать эти правоотношения в продолжение всего времени их существования); их содержание определяется п. 1 ст. 612 ГК РФ.
Ни в одном из перечисленных случаев ответственность за нарушение гарантийной обязанности никак не связывается с виной ее носителя (его знанием или незнанием о недостатках вещи, принятием им всех мер для предупреждения передачи вещи с недостатками или для предотвращения возникновения этих недостатков и т.д.). Установление такой связи невозможно, поскольку всякое представление о вине так или иначе связано с определенным отношением лица к совершаемому им деянию. Но если продавец не знал и не мог знать о недостатках продаваемого им товара, рассуждать о каком-либо отношении продавца к передаче вещи с недостатками бессмысленно: нельзя как-либо относиться к тому, о наличии чего лицу неизвестно и что, следовательно, оно считает несуществующим.
Аналогичным образом строится и ответственность продавца за дефекты и недостатки не самого товара, а права на товар (ст. 460-462 ГК РФ). Покупатель вправе ожидать от продавца передачи товара, свободного от прав третьих лиц; неоправдавшиеся в этом отношении ожидания обязывают продавца к возмещению причиненных покупателю убытков даже в том случае, если в момент заключения договора купли-продажи или передачи товара продавец не знал и не должен был знать о правах третьих лиц, обременяющих товар.
Единственным исключением из общего правила о невиновной ответственности за нарушение гарантийных обязанностей является нарушение гарантийной обязанности ссудодателя. Основанием возникновения гарантийных правоотношений в случае предоставления некачественного предмета в безвозмездное пользование, судя по содержанию п. 1 ст. 693 ГК РФ, является именно вина ссудодателя. Содержание этих правоотношений определяется п. 1 и 2 данной статьи; срок их существования совпадает со сроком существования права ссудодателя на пользование вещью. Примечательно, что исключение это основано не на общих нормах ГК РФ, а на прямом указании его специальной нормы. Оно вполне логично и обусловливается, очевидно, безвозмездной природой сделки ссуды.
4. Информационные правоотношения. Обратимся к двум разновидностям таких отношений - преддоговорным информационным обязанностям продавца по договору розничной купли-продажи (ст. 495 ГК РФ, ст. 9 и 10 Закона о защите прав потребителей*(11)) и информационным обязанностям акционерных обществ (п. 1 ст. 67, п. 5 ст. 103 ГК РФ, ст. 52, 90-93 и др. Акционерного закона*(12)).
1). Согласно перечисленным нормам потребительского законодательства, продавец обязан предоставить потребителю возможность получить в месте продажи интересующего потребителя товара информацию о продавце товара, о его изготовителе, о самом товаре (его потребительских свойствах, правилах эксплуатации и т.д.), в том числе такими способами, как осмотр товара покупателем, демонстрация процесса использования товара, проверка его работоспособности. Безусловно, в каких-то случаях данное право может быть реализовано покупателем лишь после предъявления соответствующего требования. Но в общем случае закон говорит не о требованиях, а о возможности самостоятельного получения информации покупателем, например, посредством а) осмотра товара; б) ознакомления с инструкцией по его эксплуатации, этикеткой, маркировкой и т.д., а также с сопроводительными документами на товар (сертификатами происхождения, качества и др.); в) изучения сведений, содержащихся на специальных стендах; г) в ходе общения со специалистами организации-продавца и т.д., словом, о праве покупателя на самостоятельные активные действия. Задача продавца ограничивается лишь созданием условий для того, чтобы покупатель мог совершить подобные действия, а покупатель вправе ожидать создания таких условий, в частности, того, чтобы в месте продажи был образец товара, описание или каталог, доступный для ознакомления, а также стенд со всеми сведениями о продавце (так называемый уголок потребителя); чтобы сотрудник организации-продавца обладал необходимыми знаниями и навыками для проверки и демонстрации товара; чтобы товар был снабжен необходимыми этикетками, ярлыками, маркировкой и т.д.
Если перечисленных условий не создано и покупатель не получил возможности ознакомиться с перечисленной информацией, то он получает право "потребовать от продавца возмещения убытков, вызванных необоснованным уклонением от заключения договора розничной купли-продажи (п. 4 ст. 445 ГК РФ), а если договор заключен, в разумный срок отказаться от исполнения договора, потребовать возврата уплаченной за товар суммы и возмещения других убытков". Ни о каком специальном требовании о создании условий для ознакомления с информацией, таким образом, речь не идет. Основное "оружие", предоставляемое покупателю законом, - требование о возмещении убытков, в необходимых случаях соединенное с сопутствующими требованиями возврата покупной цены и расторжения договора, т.е. выведенная нами ранее закономерность о способах реакции закона на нарушение субъективного права ожидания вполне подтверждается. Зависит ли наступление такой "реакции" от вины продавца? Ничуть: ни в ГК РФ, ни в Законе о защите прав потребителей не обнаруживается ни малейшего намека на хотя бы гипотетическую возможность продавца ссылаться на отсутствие своей вины в нарушении покупательских ожиданий. Более того: сама постановка вопроса о том, что продавец мог бы ссылаться на отсутствие вины, в данном случае была бы весьма странной. От кого же, если не от продавца - профессионального предпринимателя, специализирующегося на продаже товаров в розничной торговой сети, - могло бы юридически зависеть создание надлежащих условий для реализации покупателем права на преддоговорную информацию, т.е. совершение действий, составляющих необходимый и неотъемлемый элемент процесса розничной торговли? То обстоятельство, что и за нарушение обязательств продавец отвечает независимо от своей вины, не является причиной, по которой мы могли бы признать обязательственную природу и за правами ожидания покупателя; здесь наблюдается скорее обратная зависимость*(13).
2). Нормы акционерного законодательства признают за акционерами возможность ожидать инициативного раскрытия акционерным обществом следующих видов информации: а) о возникновении и возможности осуществления преимущественного права приобретения акций дополнительной эмиссии (ст. 41 Акционерного закона); б) о проведении общего собрания акционеров (ст. 52); в) о возникновении права выкупа акций и возможности его осуществления (ст. 76). Кроме того, общество обязано предоставить акционерам возможность самостоятельно ознакомиться с документами, перечисленными в п. 1 ст. 89 Акционерного закона (см. об этом ст. 91 Акционерного закона). Наконец, открытое акционерное общество как лицо, обязанное к публичному ведению дел, должно обеспечить информационные ожидания не только своих акционеров, но и публики - заранее не определенного круга лиц (см. об этом ст. 92 Акционерного закона)*(14).
Что произойдет, если законные информационные ожидания управомочен-ных лиц не оправдаются (акционер не будет своевременно уведомлен о возникновении и условиях осуществления принадлежащих ему прав, о проведении общего собрания, не будет ознакомлен с документами и т.д.)? Обычно предполагается возмещение убытков, иногда - применение специальных защитных и охранительных мер, но о принудительном обеспечении информационных ожиданий законодательство не говорит ни слова (ранее уже было объяснено, почему). Зависит ли возможность применения таких защитных и охранительных мер от вины правонарушителя? Конечно, нет, ибо совершение действий, направленных на обеспечение информационных ожиданий, составляет содержание повседневной текущей деятельности лица, на которое возложена такая обязанность; оно не зависит и не может зависеть (в юридическом смысле) ни от каких действий третьих лиц. Если уж акционерное общество не владеет информацией о самом себе, собственной деятельности и документах, то, очевидно, было бы совершенно невероятным, если бы такой информацией владел кто-нибудь другой. Конечно, возможны разные ситуации, но вряд ли можно усомниться в общем правиле: никто не может в большей степени располагать и распоряжаться информацией о каком-либо лице и его деятельности, чем само это лицо.
5. Правоотношение поручительства. Традиционный (классический) характер института поручительства не способствует точному уяснению его юридической природы. В нашей монографии десятилетней давности*(15) рассмотрены два противостоящих друг другу подхода к объяснению сущности поручительства*(16): теория исполнения основного обязательства (Е.А. Васильев, СИ. Вильнянский, А.И. Косарев, СП. Никонов, Л.А. Новоселова, А.М. Нолькен, И.Г. Панаиотов, Г.Ф. Шершеневич и др.) и теория ответственности за нарушение основного обязательства (Т.В. Богачева, О.С. Иоффе, К.Д, Кавелин, П. Лякуб, А.Л. Маковский, И.Б. Новицкий, Е.А. Поссе, Е.А. Суханов, В.А. Томашевич, Т.А. Фаддеева и др.). Исходя главным образом из внутренней противоречивости норм ГК РФ о поручительстве и из политико-правовых причин, мы предпочли последний подход*(17).
Позднее, в основном под влиянием взглядов сторонников теории регулятивного и охранительного права (Е.А. Крашенинников, Е.Я. Мотовиловкер), мы вынуждены были согласиться с критикой этого взгляда и признать, что обязанность несения ответственности содержанием обязательства поручителя быть никак не может хотя бы уже потому, что ответственность может наступить лишь за правонарушение. Очевидно, что если поручитель не имеет никакого касательства к обязательству, обеспеченному его поручительством, то он и не способен совершить какого-либо правонарушения, за которое его можно было бы потом привлечь к ответственности. Компромиссный вариант концепции поручительства был изложен нами в одной из статей *(18): кредитор обеспеченного обязательства приобретает право ожидать возникновения требования к поручителю в случае нарушения должником обеспеченного обязательства, а поручитель попадает в состояние связанности таким нарушением. Положение поручителя отягощается ожиданием возникновения обязанности, корреспондирующей кредиторскому требованию. Обязательство поручителя является денежным и сводится к уплате кредитору денежной суммы в размере убытков, вызванных нарушением обязательства (п. 2 ст. 363 ГК РФ), а также основной суммы долга, и возникает в момент нарушения обеспеченного им основного обязательства. Очевидна, однако, вся "половинчатость" этого воззрения, ибо выявленное и описанное здесь денежное обязательство поручителя будет охранительным обязательством. Да, кредитор вправе ожидать возникновения такого обязательства, но вопрос о том, почему он вправе этого ожидать, по-прежнему остается без ответа.
Признание факта существования гарантийных правоотношений - относительных правоотношений, направленных на обеспечение законных ожиданий управомоченных субъектов активными инициативными действиями лиц обязанных - снимает все проблемы в объяснении сущности поручительства. Заключение договора поручительства является основанием возникновения как раз такого - гарантийного, но не обязательственного - правоотношения. Поручительство - это такое гарантийное правоотношение, содержанием которого является возможность кредитора рассчитывать на совершение поручителем таких действий, которые приведут к надлежащему исполнению основного (обеспеченного поручительством) обязательства. Эта возможность обеспечивается обязанностью поручителя сделать все возможное для достижения названной цели - начиная с вербального и имущественного воздействия на должника по основному обязательству и кончая самостоятельным (инициативным и производимым за свой счет) исполнением этого обязательства*(19). Такова регулятивная обязанность, лежащая на поручителе. Если описанная цель - надлежащее исполнение основного обязательства - не достигнута, то это свидетельствует о правонарушении со стороны поручителя: поручитель нарушает возложенную на него регулятивную обязанность. Последствием такого правонарушения является возложение на поручителя охранительной обязанности - обязанности нести ответственность, причем (что очень показательно) в размере, определенном п. 2 ст. 363 ГК РФ! Возникает вопрос: будь перед нами типичный случай нарушения обязательств - с чего бы в ГК РФ была специально установлена ответственность именно за нарушение обязательства поручителя? Почему бы для ее определения не воспользоваться общими нормами ГК РФ об ответственности за нарушение обязательств (ст. 393 и след.)? Недоумение разрешается элементарно, если согласиться с тем, что поручитель нарушает вовсе не обязательство, а обязанность, существующую в рамках особого - гарантийного - правоотношения, не относящегося к разряду обязательств.
Объяснение сущности поручительства через понятие о гарантийном правоотношении снимает и вопрос о разграничении сущности поручительства и страхования - вопрос, прежде признанный нами "довольно сложным" и не вполне удовлетворительно разрешенный*(20). О практической его значимости можно судить хотя бы по предписанию п. 1 ст. 932 ГК РФ, разрешающему страховать риск ответственности за нарушение договорных обязательств не иначе как в случаях, прямо предусмотренных законом; круг же обязательств, которые могли бы быть обеспечены поручительством, как известно, неограничен.
С выделением понятия о гарантийных правоотношениях и его противопоставлением понятию обязательства искомое различие становится очевидным. Если поручитель с момента заключения договора поручительства состоит лишь в гарантийном правоотношении, а должником по обязательству (чаще всего обязательству денежных выплат по п. 2 ст. 363 ГК РФ) становится лишь с момента нарушения данных им гарантий, то страховщик уже с самого момента заключения договора страхования состоит должником по денежному обязательству - обязательству выплаты страхового возмещения. Это обязательство существует в продолжение срока, определенного договором страхования, но подлежит исполнению лишь при условии реализации страхового риска. Размер денежного обязательства страховщика определяется обстоятельствами страхового случая*(21). Нарушение страховщиком своей обязанности по договору страхования влечет применение общих норм о гражданско-правовой ответственности за нарушение обязательств (в том числе ст. 393 и 395 ГК РФ).
6. Правоотношение представительства. Существование обязанности представителя действовать к максимально возможной выгоде для представляемого (в том числе в отношении себя лично)*(22) является общепризнанным. Если представитель попадает в ситуацию выбора - предпочесть ли собственные интересы и выгоду интересам и выгоде представляемого, - то он должен на первое место поставить интересы представляемого. Какова же природа этой обязанности? Можно ли говорить об обязательстве представителя действовать к максимальной выгоде представляемого?
Отрицательный ответ на поставленный вопрос предопределяется следующими соображениями. Представляемый не всегда может требовать от представителя совершения им определенного действия*(23). Указание "к максимальной выгоде" не характеризует содержание какого-либо определенного действия. Оно может быть отнесено к самым разнообразным действиям как одно из общих предъявляемых к ним требований. Какие бы действия ни совершал представитель, все они должны быть подчинены одной общей цели - извлечению максимальной выгоды для доверителя. Подобно тому, как цель осуществления всякого субъективного права является одним из пределов его осуществления, выход за которые будет означать злоупотребление субъективным правом, так же и действия представителя, не подчиненные названной цели (максимальной выгоде представляемого), должны рассматриваться как совершенные за рамками предоставленных представителю полномочий.
Ценность института представительства в том и состоит, что позволяет представляемому, с одной стороны, не давая своему представителю сколько-нибудь детальных инструкций относительно каждого подлежащего его совершению действия*(24), в то же время рассчитывать без предъявления об этом специальных требований на совершение им всех возможных действий, в максимальной степени направленных на охрану его (представляемого) интересов и достижение его (представляемого) выгод. Подчеркиваем: представитель ничего не требует от представляемого, однако последний не может оправдать свое упущение (и уж тем более злоупотребление) ссылкой на отсутствие таких требований. Даже если представляемый просто заподозрит представителя в совершении им действий, противоречащих его, представляемого, интересам, он может воспользоваться своим правом в одностороннем порядке прекратить установленные им отношения представительства (п. 1 и 2 ст. 188, п. 1 и 2 ст. 977 ГК РФ). Сделка же, противоречащая интересам представляемого, совершенная представителем, достигшим злонамеренного соглашения (так называемой стачки) с другой стороной сделки, может быть признана недействительной по иску представляемого (ст. 179 ГК РФ).
Итак, перед нами еще один случай права ожидания (гарантийного правоотношения). Лицо, соглашаясь быть чьим-либо представителем, принимает на себя обязанность действовать в пределах предоставленных ему полномочий с максимальной степенью заботливости об интересах и выгоде представляемого лица. Последний вправе ожидать от представителя такой деятельности (рассчитывать на такую деятельность) без предъявления об этом специальных требований.
Весьма интересным получается ответ на вопрос о последствиях нарушения права ожидания представляемого лица. У последнего есть возможность во всякое время отменить установленное им представительство (отозвать доверенность и отменить данные представителю поручения). Разумеется, представляемый вправе воспользоваться этой возможностью, если он обнаружит, что представитель не оправдал оказанного ему доверия. Тем самым представляемый предотвратит возможное причинение себе убытков в будущем. Кроме того, у представляемого есть возможность оспорить сделку представителя, совершенную им с нарушением принципа максимальной заботливости, в том случае, когда о таком нарушении знал контрагент этой сделки. Но как быть в ситуации, когда контрагент не знал и не должен был знать о противоречии сделки интересам представляемого? Оспорить такую сделку закон не позволяет - он охраняет интересы добросовестного контрагента (третьего лица). Вправе ли представляемый взыскать с представителя причиненные убытки? Видимо, на этот вопрос следовало бы ответить положительно*(25), если бы не специальная норма п. 1 ст. 183 ГК РФ, перекладывающая убытки от подобных действий на представителя посредством признания сделки, заключенной с превышением полномочий, юридическим действием, совершенным от имени и в интересах самого представителя. Правда, может возникнуть сомнение в том, что сделки, совершенные представителем с нарушением требования максимальной степени заботливости об интересах представляемого, являются сделками, совершенными за пределами полномочий; но если принять во внимание, что полномочие представляет собой секундарное право, осуществлению которого ставится ряд пределов, одним из которых может выступать (и выступает) целевой (телеологический) предел, то в основательности такой квалификации отпадут всякие сомнения.
7. Кредиторские обязанности.
Любопытная ситуация складывается в случае нарушения так называемых кредиторских обязанностей - в случае, когда кредитор не совершает зависящих от него действий для принятия предложенного ему надлежащего исполнения обязательства. Сказать, что должник мог бы потребовать исполнения кредиторской обязанности, нельзя; право подобного требования, даже воплощенное в судебном акте и исполнительном листе, окажется (по общему правилу) неисполнимым. Но и утверждение о том, что просрочка кредитора вовсе ничего не дает должнику, тоже было бы неправильным.
Согласно ст. 406 ГК РФ должнику кредитора, оказавшегося в просрочке, позволяется требовать возмещения убытков, причиненных ему этой просрочкой. Кроме того, согласно п. 3 ст. 405 ГК РФ просрочка кредитора исключает просрочку должника. Единственная специфика данной ситуации в том, что на кредитора падают последствия не всякой, но только виновной просрочки (п. 2 ст. 406 ГК РФ).
Эта особенность может иметь только одно объяснение: нарушение кредиторских обязанностей вредит в первую очередь самому кредитору, а стало быть, составляет случай противоестественного, нерационального, неразумного поведения. Допустить неразумность как общее правило (презумпцию неразумности) нельзя (п. 3 ст. 10 ГК РФ); следовательно, нужно исходить из предположения о том, что нарушение кредиторских обязанностей было продиктовано обстоятельствами, лежащими вне сферы кредиторского контроля; во всяком случае, кредитору следует предоставить возможность доказать существование таких обстоятельств.
Резюмируем сказанное.
1. С традиционными обязательственными правоотношениями - требованиями управомоченных лиц о совершении обязанными лицами определенных действий - не должны смешиваться относительные правоотношения, содержанием которых является пассивное ожидание или расчет управомоченного лица на достижение обязанным лицом определенной фактической или юридической цели. Такие правоотношения мы предлагаем называть правоотношениями ожидания, расчета или гарантийными правоотношениями.
2. Субъективное право ожидания обеспечивается обязанностью (ручательством, гарантией) обязанного лица достигнуть поставленной цели. В рамках ее исполнения обязанное лицо должно совершить все от него зависящие сообразные существу дела и обстоятельствам конкретной ситуации действия, необходимые для достижения определенной цели. Этим права ожидания достижения юридических целей отличаются от прав секундарных, обеспечиваемых не обязанностью, а состоянием связанности.
3. Нарушение прав ожидания является таким случаем гражданского правонарушения, который не охватывается традиционными представлениями ни о договорной, ни о деликтной ответственности. Содержание прав ожидания таково, что в случае нарушения понуждение обязанного лица к совершению действий по оправданию несостоявшихся ожиданий исключается. Меры ответственности за их нарушение, как правило, предусматриваются специальными нормами законодательства; при их отсутствии может быть применено взыскание убытков на основании ст. 15 ГК РФ.
4. Правоотношения, известные под наименованием регрессных вексельных обязательств (обязательств трассанта, индоссантов и их авалистов), в действительности представляют собой частный случай гарантийных правоотношений. Лицо, фигурирующее в качестве так называемого регрессного должника, обязуется к ограждению подписанного им векселя от эксцессов его обращения, в первую очередь от неакцепта и неплатежа; нарушение этой обязанности санкционируется нормами ст. 48 и 49 Положения о векселях.
5. К числу гарантийных правоотношений относятся также: a) так называемые гарантийные обязательства, возникающие из факта вещного предоставления (традиции); б) потребительские преддоговорные и внутрикорпоративные информационные правоотношения; в) правоотношения поручительства; г) правоотношение представителя и представляемого (так называемое внутреннее отношение представительства) и д) правоотношения, содержание которых описывается через характеристику так называемых кредиторских обязанностей.
6. Гарантийные правоотношения складываются также: а) между юридическим лицом и его руководителем; б) между участниками товарищеских объединений - простого, полного и коммандитного товариществ; в) участниками обществ с ограниченной ответственностью. Каждая из этих групп представляет свой самостоятельный интерес и нуждается в отдельном изучении.
В.А. Белов,
доктор юрид. наук, профессор кафедры гражданского права
юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
"Законодательство", N 7, июль 2008 г.