Феномен владения в цивилистической науке

Тема владения в современных условия

В современной цивилистической литературе наблюдается повышенный интерес к институту владения, что объясняется, прежде всего, возвращением прав институту приобретательной давности и его прямым закреплением в ст.234 Гражданского кодекса обновленной России, а также восстановлением владения, нарушенного в административном порядке органами государственного управления.

Для правильного разрешения практических ситуаций, связанных с владением в гражданском обороте, необходимо уяснить суть данной гражданско-правовой категории. С этой целью будут рассмотрены различные концепции владения, определяющие содержание данного гражданско-правового института, начиная с истоков его возникновения - с Древнего Рима.

Элементы владения: corpus и animus

Еще в эпоху Древнего Рима юрист Павел провозгласил, что для всякого приобретения владения необходима совокупность двух факторов: физическое соприкосновение с вещью (corpus) и соответствующее внутреннее состояние (намерение) (animus)*(1). "Красною нитью проходят animus и corpus через все римское учение о владении"*(2).

Corpus определялся как непосредственный физический контакт, телесное соприкосновение субъекта с объектом: stare, sedere, tenere3. Однако вопрос о содержании понятия "телесный" являлся спорным. Одни исследователи (например, Гай) критерием телесности считали осязание предмета, другие (Цицерон) - созерцание (visus), третьи (Лабеон) - близость лица к вещи, что соотносится с пониманием corpus'a через созерцание. Вполне возможно, что и в I в. н. э. единого определения данного понятия не существовало*(4).

Согласно трактовке Ф. Савиньи, термин "corpus" обозначает близость к вещи, личное присутствие, при котором в каждый момент времени у лица имеется безусловная возможность осуществления физического воздействия на указанную вещь*(5). Таким образом, corpus, с точки зрения Ф. Савиньи, имеет постоянное, неизменное выражение.

Р. Иеринг воспринимал corpus как вовне выраженное действие, характерное для гражданского оборота и фактически удостоверяющее намерение собственнического присвоения. По мнению ученого, рассматриваемый термин имеет значение конклюдентного действия.

В общепринятом понимании термин "corpus" обозначает непосредственное телесное осязание, схватывание субъектом вещи и т.п.

Что касается второго элемента владения, то, в соответствии с мнением большинства ученых, animus в учении о владении - это намерение, умысел на обладание вещью. Этот взгляд отстаивали Ф. Савиньи, Беккер, такой подход отражается и в источниках древнеримского права*(6). Ф. Cавиньи понимал animus как намерение обращаться с вещью как со своей собственной*(7), концепция Р. Иеринга аналогична.

В то же время в некоторых источниках animus толкуется как намерение удерживать вещь*(8).

По мнению В.А. Юшкевича, трактовка animus'а должна заключаться в наиболее общей идее, примеряющей разные подходы. "Это, - по нашему мнению, самое общее: "идея", "мысль", "дух". (...) Установленное более общее значение animus'a объемлет и частное - воли, намерения, умысла, поскольку последние тоже представляют известное душевное настроение, известный мысленный процесс"*(9).

Возникновение категории владения

История владения, как и многих других юридических категорий, начинается в Древнем Риме.

Владение - "usus". В.А. Юшкевич пришел к выводу о том, что первоначально в Древнем Риме появилось понимание владения как чувственного отношения лица к вещи, и обозначалось это отношение, по мнению ученого, термином "usus".

Usus в римской терминологии - это физическое соприкосновение и фактическое пользование вещью в течение определенного времени, так называемое натуральное обладание.

В пользовании вещью всегда проявляется волевое и сознательное отношение лица, по характеру пользования можно судить об известном внутреннем (духовном) настрое человека. В силу же того, что понятие "usus" имело фактический характер, не было необходимости в разделении внутренней и внешней стороны такого отношения к вещи (т.е. в разделении на рассмотренные animus и сorpus).

Классическое римское владение - "possessio". По мере развития и усложнения общественных отношений и увеличения числа разнообразных форм обладания вещами квалификация натурального обладания в практической жизни становилась все более проблематичной. Понадобилась иная формула для обозначения фактического отношения человека к вещи, так как "при мало-мальски сносных экономических условиях невозможно находиться в постоянном телесном соприкосновении со всем своим имуществом"*(10).

"Факторами, способствовавшими ускорению создания классической конструкции владения (possessio), явились, видимо, превращение фонда ager publicus (так назывались государственные земли, уступавшиеся до востребования, причем в количествах, значительно превосходивших реальные нужды. - В.В.) законом 111 г. до н.э. в частную собственность и общая нестабильность гражданско-правовых отношений, связанная с гражданскими войнами I в. до н.э. Эти факторы, усилив, с одной стороны, значение юридического господства отдельных лиц над вещами, способствовали и расширению сферы объема владения вещами. (...) В конце Республики - начале Империи начинает складываться конструкция развитого института possessio"*(11).

Классическое римское владение, таким образом, возникло вследствие развития и усложнения жизни (а значит, позднее, нежели usus) и стало определяться термином "possessio"*(12). При possessio отношение к вещи имело пространственный, а не временной характер (речь идет об известном пространственном отношении вещи к лицу именно в текущий момент).

При возникновении владения типа possessio впервые проявилось противопоставление пользования и владения, что оказало огромное влияние на развитие института права собственности в странах континентальной правовой системы*(13).

Изложенного подхода к пониманию возникновения категории владения придерживались такие ученые, как В.А. Краснокутский, В.А. Юшкевич, М. Казер. Последний писал: "usus означает действительную власть, и как таковой он предвосхитил позднейшую possessio"*(14). По мнению В.А. Савельева, в современной литературе представление о древнем usus как о выражении древнеримского владения также является доминирующим*(15).

Однако приведенная точка зрения не является единственной. Так, Пухта полагал, что ключевую роль в возникновении данной категории сыграло римское судопроизводство и та интердиктная защита, которую предоставили лицу, владевшему вещью. Основанием владения названный цивилист считал права человеческой личности - владение стало неким продолжением таких прав*(16).

По мнению Н. Варадинова, конструкция владения в Древнем Риме строилась, во-первых, на семейных отношениях (глава семейства давал возможность фактического удержания тех или иных вещей своим сыновьям за себя и во имя себя), во-вторых, на обладании вещами иностранцами. Согласно данному подходу, римляне признавали подобного рода обладание вещами (владение) в силу уважения к собственности и законодательным нормам и правилам, установившим возможность такого обладания. Поэтому римское владение имело, по мнению ученого, законный, а значит, и правовой характер*(17).

Мысленное владение (solo animo). В процессе усложнения хозяйственной жизни не мог не возникнуть вопрос о возможности владения вещью в случае, когда нет необходимости в телесном контакте с ней. "Ввиду таких случаев представлялась альтернатива: или порвать с натурально-хозяйственным принципом, что право собственности приобретается исключительно путем телесной передачи вещи... или приурочить действие традиции, когда в этом встречается надобность, к иному моменту, чем телесное вручение, - т. е., так сказать, спиритуализировать традицию, акт приобретения владения на вещь"*(18).

Многие древнеримские юристы, начиная с раннеклассического периода*(19) (ученики Лабеона: Яволен, Нерва (сын), Прокул, а также Цельс), стали руководствоваться именно последним принципом, что привело их к признанию возможности мысленного приобретения владения (solo animo). Яволен высказался об этом вполне определенно: "Я не усматриваю никакой разницы в том, сторожит ли кто кучу дров сам или, по его поручению, кто-нибудь другой; в обоих случаях мы имеем дело со своего рода мысленным владением"*(20).

Позднее рассматриваемая теория нашла приверженцев среди таких выдающихся римских юристов классического периода, как Марцелл, Юлиан, Папиниан, Ульпиан. Последний иллюстрирует possessio animo на примере мысленного приобретения владения посредством внесения объекта в дом приобретателя*(21).

Такое принятие мысленного владения отнюдь не было единодушным, что и отражено в "Институциях" Гая: "Даже по мнению большинства (юристов) считается, что мы можем удерживать владение одним намерением... и нет никакого сомнения в том, что мы не можем одним намерением приобретать владение"*(22). В тот период Гай был в числе ярых сторонников теории телесного приобретения владения.

Некоторые исследователи, например, Клейн, сравнивали споры сторонников двух подходов к возможности существования мысленного владения со спорами сабиньянцев и прокульянцев. Однако такое сопоставление допустимо лишь условно, так как некоторые из позднейших сабиньянцев (такие, как Яволен Приск), по теории Клейна относившихся к противникам возможности мысленного владения*(23), наоборот, поддерживали именно эти взгляды.

Только в III в. н.э. данная доктрина c некоторыми изменениями стала господствующей: наряду со случаями приобретения владения посредством спиритуализированной традиции было признано существование ряда случаев мысленного приобретения владения уже вне рамок традиции. Удалось достичь некоего компромисса, заключавшегося в том, что мысленное владение признали исключением, уступкой, которую право делает требованиям оборота, а телесное приобретение составило правило*(24). Вслед за Павлом к сторонникам такого воззрения примкнул Юстиниан.

Как отмечают современные исследователи (например, В.А. Савельев), реально существующая конструкция владения в любом случае включает в себя также вопросы, возникающие при сохранении и потере владения, и для приобретения владения, по общему правилу, требуется нечто большее, чем для его удержания. В связи с тем, что владение - это, прежде всего, состояние, длящееся отношение человека к вещи, то и отойти от восприятия мысленного владения в качестве существующего совершенно невозможно.

На примере концепции возникновения и развития владения в Древнем Риме хорошо виден изменяющийся характер взаимоотношений animus'a и corpus'a, а также их роль в конструировании института владения. Действительно, первоначально в рамках контактного, чувственного usus'a важнейшую роль играл corpus. С течением времени постепенно стала выделяться психическая сторона владения - animus. В то же время некоторые современные исследователи (например, Х. Бояджиев) считают, что даже в более поздней possessio нет самостоятельного значения animus'a, так как пользование - суть древнеримского владения - по своему содержанию и природе не нуждается в выделении самостоятельной психической стороны. Данный вопрос представляется спорным, особенно если учитывать существование позднейшего мысленного владения*(25).

При формировании концептуальных взглядов на владение упомянутые нами подходы к пониманию элементов владения (corpus'a и animus'a) являлись ключевыми.

Концепции владения

Любая из выдвигавшихся концепций, естественно, стремилась к построению обобщающей модели владения, что само по себе исключает возможность найти универсальный критерий подразделения и систематизации данных трактовок. При проведении указанной условной классификации можно взять за основу критерий приоритетности значения одного из двух элементов владения.

Теории с приоритетным значением "corpus'а". Одним из основателей данного направления в исследовании владения можно назвать Ф.Савиньи, изложившего свои взгляды в монографии "Право владения" (1837 г.) и брошюре "О призвании нашего времени к законодательству и юридической науке" (1814 г.). Специфическое понимание элемента владения "corpus" сформировало следующие выводы ученого. "Суть учения Савиньи заключается в том, что юридическим владельцем вещи считался лишь тот обладатель вещи, который проявлял желание присвоить себе вещь полностью и не признавал какой-либо высшей власти по отношению к вещи, составлявшей объект его господства. Таким образом, юридическим владельцем являлось только то лицо, которое желало господствовать над вещью подобно собственнику"*(26). Владение не обязательно приобретается посредством физического контакта с вещью, достаточно, чтобы она находилась в такой близости, при которой приобретающий владение имел непосредственную возможность физического воздействия на данную вещь и устранения воздействия на нее третьих лиц. У Савиньи прослеживается выделение собственно владения и держания (detencio)*(27). Держание подразумевает, что вещью обладает лицо, которое признает власть другого лица над этой вещью.

Как указывала М. Малинкович, именно Савиньи ввел в теорию буржуазного гражданского права понимание владения как фактического отношения господства субъекта над вещью. Поэтому теорию владения Савиньи называют "субъективной теорией".

Тем не менее, подход Савиньи не объясняет некоторые примеры приобретения владения из практики, а его учение о corpus'е, по мнению В.А. Юшкевича, не соответствует источникам*(28).

Теория владения Савиньи была широко распространена в Германии, и даже редакция института владения (Besitz-recht) в первом проекте ГГУ 1887 г. основывалась на взглядах ученого, которые не оспаривались ни одним из составителей указанного документа.

Классической же концепцией, использовавшей в качестве основы понимание особой роли и значения corpus'a во владении, по праву считается "объективная" теория Иеринга. Ее положения были сформулированы в 1868 г.*(29). Ученый предложил понимать под владельцем каждого, кто имеет фактическое господство над вещью, т.е. безотносительно к содержанию намерения такого лица (в этом, кстати, и заключается объективность), и снабдить его соответствующей защитой. Таким образом, Иеринг отказался от придания animus'у какого-либо практического значения и от особой его квалификации.

Ф.П. Будкевич раскритиковал эту точку зрения, выдвинув возражение о том, что большинству собственников, фактически владеющих имуществом, защита не требуется, так как никто не лишает их этого имущества: "Иеринг... пришел к нелепому выводу, что защитой всякого обладания обыкновенно пользуется обладающий своим имуществом собственник, ни в какой защите не нуждающийся"*(30).

Подход Иеринга не позволяет разделить понятия "владение" и "держание"*(31), также нецелесообразным является разграничение собственности и владения. Его теория не может быть признана всеобъемлющей, поскольку не объясняет случаев так называемого производного владения, о которых речь пойдет далее*(32), а также случаев владения через представителей.

Концепция Иеринга*(33) также не соответствует изречениям источников, которые подчеркивают противоположность собственности и владения*(34). Разновеликость категорий собственности и владения в настоящий момент очевидна. У Иеринга же аргументация, главным образом, отталкивается от собственности и вследствие этого является несостоятельной. Данный вывод подтверждается также тем, что действия владельца, посредством которых приобретается владение, и действия, которые бы совершил собственник, отнюдь не всегда являются одинаковыми, схожими между собой (можно сравнить, например, действия собственника с действиями вора).

В России к сторонникам теории Иеринга принадлежали Л. Колокольцев, защищавший ее положения в 1874 г. в своей кандидатской диссертации*(35), и Ф. Морошкин: "В действительном юридическом состоянии нет настоящей собственности; а за собственность принимается обыкновенно владение, возведенное в высшую степень добросовестного сознания"*(36).

По мнению В.А. Юшкевича, владение - это аксиома существующих общественных отношений: "Человек так устроен, что он не отдает своего владения, того материального блага, которое он соединил со своей личностью (и прежде всего - физически) без борьбы. Институт владения не был выдуман учеными или изобретен законодателем, а органически вырос вместе с человеком из глубоких тайников первобытной истории человечества"*(37).

Теории волевого владения. Вторая группа теорий акцентирует свое внимание, главным образом, на волевой стороне владения, намерении владельца - на animus'e.

Одним из представителей этого направления являлся Бринц. Проанализировав источники*(38), он пришел к выводу о существовании в Древнем Риме производного владения. Правда, на вопрос о том, когда владение приобретается первоначально, а когда - производно, ученый отвечал, что все определяет "природа вещей". Данную категорию не слишком успешно пытался определить и один из последователей Бринца - Эсмарх.

Штрогаль, еще один ученый, которому были близки указанные взгляды, сосредоточил свое внимание на попытке примирения изречений источников, требующих для приобретения владения телесного акта, с теми, которые допускают бестелесное приобретение. По его мнению, в указанных случаях приобретения владения приобретатель вступает в фактический состав владения, имеющийся в лице предшественника (традента), а не создает нового фактического состава владения, поэтому-то в источниках и отсутствует требование телесного воздействия на вещь при приобретении владения.

Тем не менее, в объяснение ситуаций бестелесного приобретения владения лишь случаями производного приобретения не "укладывались" те случаи, когда, как полагал ученый, имело место преемство во владении, но, согласно источникам, необходимо было также присутствие приобретателя владения у объекта. Штрогаль предлагал следующее толкование: traditio, полностью лишенная телесного элемента, не могла быть широко распространена в Древнем Риме. Таким образом, ученый противоречил сам себе.

Пухта считал предметом владения волю самого лица: "наконец воля, покорив себе вещи, действия и внешние лица, хочет сделаться предметом себя самой, дабы, изшедши из себя и обняв в один круг предметы внешнего покорения, возвратиться, наконец, к себе самой"*(39).

Ф. Морошкин порицал данное учение за его неопределенность: "если возможно проявление воли, желающей быть вольною, отвлеченною от всякого предмета, то это проявление будет действие самое неопределенное: воля будет хотеть неведомо чего, будет казаться неведомо чем, и сама она будет неведомо что. Но как скоро она захочет чего-либо вне себя, захочет быть волею действительной, ведомой (animus et corpus possidendi), то она тотчас подвергается всем условиям и ограничениям"*(40).

Наконец, выявление в праве юридических последствий владения поставило исследователей перед новой сложнейшей задачей, сформулированной в виде вопроса: владение - это факт или право?

Факт или право. Еще Савиньи подчеркивал, что первоначально владение есть не более чем факт, но в то же время факт, с которым соединены правовые последствия осуществления владения - давность и интердиктная защита. По мнению ученого, во владении необходимо рассматривать не право на владение, а права, проистекающие из владения.

Критики данной концепции и сторонники взгляда на владение как на право обращали внимание на то, что Савиньи не разрешил скрытое в его теории противоречие: при нарушении владения-факта возникает защита посредством интердикта, т.е. владение вдруг становится правом. Этот казус попытался ликвидировать ученик и последователь Савиньи - Рудорф. Тот факт, что владение (фактическое состояние) защищается законом, по его мнению, вытекает из исторической германской идеи земского мира. При покушении на владение нарушается мир, отрицается публичная власть, чего допускать нельзя. В силу этого любое самоуправство всегда ничтожно в своих последствиях. Однако данный подход не объясняет существование насильственного владения.

Что касается возможности осуществления преемства во владении, то, по мнению В.А. Юшкевича, к римскому владению это неприменимо в силу отсутствия подтверждения в источниках. Кроме того, сторонники преемства во владении не указывают критерия, который помог бы определить, когда владение могло (и должно) приобретаться впервые, а когда - производно.

Мысленное владение solo animo также подчеркивает фактический, а не правовой характер владения, поскольку право не регулирует отдельно взятые внутренние психические процессы человека без их внешнего проявления в действии (иногда - бездействии).

Современный ученый-романист В.А. Савельев пишет: "Собранные воедино... фрагменты источников убедительно демонстрируют тезис о не правовой, фактической основе римской possessio"*(41). Он полагает, что основанием возникновения правоотношения, связанного с владением, являлось фактическое господство, обладание вещью. Таким образом, правоотношение возникало из факта (юридического действия).

Что касается приверженцев противоположных взглядов на природу владения, то среди них следует назвать, прежде всего, Иеринга. Он рассматривал владение в качестве юридически защищенного интереса, а значит, несомненно, - в качестве права.

Российские цивилисты - такие, как К.А. Неволин, В. Вельяминов-Зернов, Д.И. Мейер, Е.В. Васьковский - считали владение отношением фактическим.

К.А. Неволин отмечал: "Из соображений всех узаконений открывается, что владение, в отличие его от права собственности, есть фактическое содержание лицом вещи в своей власти, с присвоением себе на вещь права собственности"*(42). Другой русский цивилист, Д.И. Мейер, указывал: "Мы не признаем владение правом, а определяем его лишь фактическим отношением к вещи, поэтому нет надобности относить к владению все те понятия, которые входят в состав права; но вместе с тем владение и не исключает всех тех понятий, которые входят в состав права"*(43). Профессор В.И. Синайский также придерживался мнения о фактическом содержании владения. По его словам, римляне, предоставив владельцу право на защиту, тем самым фактическое отношение по владению стали рассматривать как фикцию права, но не более того.

Другие ученые считали владение правом. Так, Г.Ф. Шершеневич утверждал: "Важно то, что владение приобретается и утрачивается, а к этому факты не способны. Мало того, владение передается по наследству, а наследство составляет совокупность прав и обязанностей. (...) С точки зрения русского законодательства, владение есть право, как по приведенным выше соображениям, так и по наименованию его "правом владения"*(44).

Взгляд на правовой характер владения разделял и С.А. Муромцев*(45). Согласно его теории правоотношения, "каждое правоотношение, которое называют правом, есть не что иное, как некоторое фактическое отношение, сопровождаемое юридической защитою, и... юридический элемент такого отношения состоит только в том, что оно имеет эту защиту. Следовательно, владение ничем не отличается от прочих прав и есть потому право"*(46).

Таким образом, сторонники определения владения как права обосновывают свою точку зрения, прежде всего, наличием бесспорной связи владения с определенными юридическими последствиями. По мнению сторонников такого подхода, наличие указанных последствий владения, к которым обычно относят интердиктную (в современном понимании - владельческую) защиту и приобретательную давность, доказывает, что владение - это право. С точки зрения В.И. Синайского, юридическое значение владения обнаруживается в проведении различия в ответственности добросовестного и недобросовестного владельца, а также в рассмотрении владения в качестве титула собственности*(47).

В то же время критики отмечают, что как таковая интердиктная защита возникла не столько из-за содержания владения, сколько в силу ограждения общества от самоуправных действий, которые сами по себе являлись опасными и считались публичными преступлениями*(48).

Новые критерии содержания владения. По мысли В.А. Юшкевича, в содержании владения присутствуют как субъективные критерии (воля и сознание лица направлены на присвоение вещи), так и объективные критерии (господство, власть). Савиньи больше подчеркивал первую сторону владения, Иеринг же - вторую. Оба взгляда, таким образом, были односторонними.

С развитием научной мысли в науке постепенно выработались подходы к пониманию владения, не опирающиеся на четкую иерархию animus и corpus, а подчас вырабатывающие новые критерии.

Возникли взгляды на владение как на внешнюю видимость собственности. Данный подход охватывал как внешнюю сторону вопроса - сообразное собственническому фактическое воздействие на вещь, так и соответствующее внутреннее намерение владельца.

По мнению мирового судьи города Варшавы Ф.П. Будкевича, единственно правильным пониманием владения в своих интересах, для себя и от своего имени является трактовка данного института как следствия права собственности*(49). В иных же случаях обладания чужими вещами речь должна идти о пользовладении. Для владения требуется не обладание имуществом с намерением присвоить его себе или осуществлять власть над ним в своих собственных интересах, а право собственности на него. Наличие же такого права, уже само по себе, подразумевало и обладание вещью, и соответствующее намерение. Исследователь приходит к выводу о том, что "владение - не факт и не право, а следствие права собственности, предоставляющее собственнику законную возможность изъявлять свою волю на своем имуществе"*(50).

Особого внимания заслуживает концепция владения, предложенная Н. Варадиновым. По мнению последнего, владение само по себе проявляется вовне всегда одинаково, а именно как отношение собственника к вещи: главенствующим является намерение лица удерживать вещь именно на праве собственности. "Если воля и право человека направлены не на самое фактическое, действительное удержание вещи за собой, но на власть на такое удержание, то в этом состоянии рождается право владения, не перешедшее в факт; но что коль скоро хозяин осуществит эту власть, покажет ее в действительном удержании вещи за собой или за своим именем, то взору юриста представляется фактическое владение, а не право"*(51). Следовательно, ученый, во-первых, попытался примирить два противоположные подхода к пониманию владения (факт или право), а во-вторых, предложил свой собственный критерий деления фактического владения и правового. Таким критерием стали фактические действия, осуществленные в целях удержания вещи на праве собственности.

Сообразно такому подходу было выделено владение, соединенное с собственностью (когда вещь действительно принадлежит владеющему на праве собственности), а также самостоятельное владение (в тех случаях, когда удерживающий вещь на праве собственности в действительности таким правом не обладает). Н. Варадинов особо подчеркивал, что понятия "право владения" и "владение как факт" соотносятся друг с другом как право на какое-либо действие и само действие. В то же время само действие исследователь рассматривал в том числе в качестве умозрительного, идеального.

Согласно данной теории, каждое из указанных видов владения (соединенное и не соединенное с собственностью) может рассматриваться как владение-факт и владение-право - в зависимости от того, осуществляются ли в действительности действия, направленные на удержание вещи за собой. Ученый, таким образом, разграничивал умозрительные представления о таких действиях от идеального (нематериального) намерения осуществлять власть в целях удержания вещи. Можно ли выявить такое отличие на практике - вопрос спорный.

Самостоятельное владение основывается на действии приобретательной давности и гражданско-правового договора. Иных источников существования законного самостоятельного владения, по мнению Н. Варадинова, не существует.

На основе указанных основополагающих тезисов ученый заключает: "владение, строго говоря, не есть само по себе право, а только фактическое следствие другого права, видимое применение другой законной власти человека на вещь", таким образом, "под выражением "право владения" мы разумеем идею факта, а не самый факт"*(52).

По-настоящему новым словом в развитии концепций владения в гражданском праве явились тезисы Д.Д. Гримма, изложенные им 3 февраля 1894 г. во вступительной лекции в Санкт-Петербургском университете. Профессор подчеркнул, что понимание владения в качестве фактического господства лица над вещью, соединенного с намерением считать вещь своей собственностью, является схоластическим, так как скрывает в себе противоречия и несоответствия реалиям гражданского оборота. Чтобы завуалировать эти противоречия, в данную теорию были внесены два основных положения: согласно первому, фактическое господство над вещью может осуществляться и через представителей; в силу второго как исключения из общего правила существуют случаи, когда юридическими владельцами признаются лица, не имеющие необходимого намерения. "Нетрудно убедиться, - утверждал ученый, - что двумя последними положениями вся эта теория подрывается в самом своем основании, ибо ими отрицается необходимость тех двух моментов, из которых складывается, по определению самих же приверженцев этой теории, понятие владения"*(53).

Справедливости ради следует заметить, что категоричность выводов может смягчаться в зависимости от трактовки понятия "фактическое господство", которое, как было показано, понималось различными исследователями неодинаково.

Д.Д. Гримм полагал, что должное определение понятия "владение" отсутствует вследствие недостаточно последовательного разграничения владения как хозяйственного отношения, с одной стороны, и владения как права на особого рода защиту, с другой. Профессор предложил в качестве фундамента рациональной теории владения использовать коренное различие между владением в экономическом и юридическом смыслах. "Владение в экономическом смысле есть фактическая принадлежность вещи к составу хозяйства данного лица, каковая дает возможность пользоваться вещью согласно ее назначению. (...) Владение в юридическом смысле есть право на особого рода защиту, именуемую поссессорной. Оно может быть связано с экономическим владением вещью, но это не необходимо, хотя, с другой стороны, основания и пределы этой защиты определяются характером владения в экономическом смысле"*(54).

Указанная фактическая принадлежность вещи к составу хозяйства лица в экономической трактовке владения означает не только возможность для данного лица осуществлять эксплуатацию вещи в соответствии с ее назначением, но и обязательное хозяйственное вхождение вещи в состав его имущественного комплекса. При такой трактовке автоматически исключаются случаи, когда отсутствует последнее из указанных условий, несмотря на то что имеется возможность использования и эксплуатации вещи. В то же время данное экономическое определение владения не содержит ссылки на намерение.

Д.Д. Гримм пришел к выводу о том, что экономические и юридические владельцы на практике могут совпадать. Однако существуют ситуации, когда владелец юридический вовсе не владеет вещью в экономическом плане. В послеримской юриспруденции примеры последнего не так многочисленны: например, депозитарий, доверительный управляющий. Что же касается большинства экономических владельцев, то они пользуются юридической защитой, а это означает признание их одновременно юридическими владельцами.

Современный взгляд на проблему. В настоящее время мнения российских исследователей относительно сути владения также не отличаются единообразием и согласованностью. В связи с тем что многие годы владение не подвергалось самостоятельному изучению, суждения ученых о природе владения можно охарактеризовать как отрывочные.

Так, с точки зрения М.Я. Пергамент, под "правом владения... естественно, понимается право владеть (на основе права собственности), а не право из владения как такового, как фактического состояния (безотносительно к праву собственности или вообще к правовому титулу)"*(55).

Согласно утверждению советских цивилистов Ю.К. Толстого и В.А. Тархова, фактическая теория владения отражает лишь отношение человека к вещи, но не общественные отношения между людьми по поводу вещей. Таким образом, полагал Ю.К. Толстой, приходится "домысливать" это определение владения до общественного отношения. По словам В.А. Тархова, поскольку неясно, в чем выражается "господство" над вещью, то и неясно, где существует владение, а где его нет.

Интересна позиция К.И. Скловского. Он пишет: "Владение, взятое само по себе... не влечет в нашем праве никаких юридических последствий частно-правового характера, пока не дается оценка волевой сфере владельца. Но эта оценка немедленно выводит нас из области владения в то или иное право, стороной которого выступает владение, и в дальнейшем речь идет уже об этом праве. Остается лишь определиться с соотношением понятий - "владение как сторона права" и "право владения в составе права"*(56). К.И. Скловский отрицает наличие у владения правового характера в связи с тем, что правовое последствие такового - владельческая защита - не является абсолютной (исключается против собственника, титульного владельца) и вещной (не следует за вещью, а переходит в порядке личного правопреемства).

А.А. Рубанов считал, что под владением понимается "такое правоотношение (выделено мной. - В.В.), на основе которого собственник, сохраняя за собой право собственности на вещь, передает ее другому субъекту"*(57).

Заключение

Институт владения в гражданском праве - один из самых сложных, его природа со времен Древнего Рима и до сих пор вызывает разнообразные споры. Научная мысль, сделав на основе древнеримских источников вывод о присутствии в содержании владения в той или иной степени двух элементов - corpus и animus, пока не пересмотрела его. Оправданность такого вывода подтверждается и историческим процессом возникновения владения.

С развитием науки права к перечню вопросов о содержании владения добавился новый - о фактической или правовой природе института. Одни ученые отстаивают мнение о фактическом содержании владения, делая упор на отношении человека к вещи. Другие утверждают, что владение - это право. Сторонники последнего подхода находят аргументы в правовых последствиях владения - владельческой защите и приобретательной давности, а также в различии ответственности добросовестного и недобросовестного владельцев.

Следует иметь в виду, что во владении важна именно фактическая сторона - это отношение человека к вещи. Данное отношение либо абсолютно не регламентируется правом (как, например, мысленное владение), либо правовому воздействию подлежит правоотношение, возникающее из факта владения.

Детально изучая юридические последствия владения*(58), можно предположить следующее. Различие ответственности добросовестного и недобросовестного владельцев кроется не в области владения как такового, а предопределяется сущностью категории добросовестности в гражданском праве. Вопрос о приобретательной давности отнюдь не сводится к собственно владению, он затрагивает квалифицированный состав юридических фактов, предусмотренный в законе для приобретения права давностным владельцем. Что же касается владельческой защиты, то она действительно может служить в качестве классического примера правового последствия владения, но только в том случае, если она установлена тем или иным правопорядком и носит абсолютный характер.

В настоящее время право владения допустимо рассматривать в объективном смысле - как элемент различных правовых институтов, прежде всего права собственности, ряда институтов договорного права, а также в субъективном смысле - как правомочие, "дробную" часть определенного субъективного гражданского права, что само по себе вовсе не предопределяет правовую природу владения. В этом смысле именование владения правовым институтом более чем условно, что отмечается в литературе*(59).

Поэтому, безусловно, для целей научной квалификации и детального изучения владения следует согласиться с мнением профессора Д.Д. Гримма, предложившего разделять юридическое и экономическое владение.

В завершение целесообразно отметить, что в силу разнообразия мнений в отношении природы и содержания владения и его последствий можно смело констатировать факт отсутствия единой концепции развития данного института в нашем гражданском праве.

В.В. Вороной

"Законодательство", N 10, октябрь 2002 г.