Недействительность векселя

Недействительность - один из самых любопытных институтов гражданского права и едва ли не самая спорная категория цивилистической науки. Судебная и арбитражная практика не гнушается признавать недействительным буквально все и вся: сделки, ненормативные (административные) акты, документы, доказательства и даже субъективные права. Известны также попытки констатации недействительности, исходящие от чиновников органов исполнительной власти. Автор пытается разобраться только в одном из подобных многочисленных случаев - феномене недействительности векселя.

1. Интерес к обозначенной в заглавии статьи теме был вызван двумя обстоятельствами - чисто теоретическим и чисто практическим.

Относительно первого мы уже имели возможность высказаться*(1), поэтому ограничимся лишь упоминанием о его сути, каковая заключается во внутренней противоречивости расхожего понятия о недействительных сделках. Вполне логичным нам показалось следующее умозаключение: если уж в применении к своему ключевому объекту - сделкам - понятие о недействительности требует, как выясняется, довольно существенной доработки, то попытки его приложения к субстанциям, вопрос о действительности-недействительности которых не столь изучен и традиционен, представляются и вовсе сомнительными. Исследование вопроса только подтвердило основательность данной точки зрения.

Вторым обстоятельством послужила следующая ситуация, о которой нам поведал коллега-юрист, работающий в банковской сфере. Устанавливая причины несостоятельности кредитной организации, контролирующая организация обратила внимание на то, что некоторое время назад через банк, согласно данным его бухгалтерского учета, прошел ряд простых векселей. Вначале таковые были приобретены по договорам купли-продажи, затем отчуждены - посредством купли-продажи либо мены на векселя других векселедателей. Подавляющее большинство векселей приобретались и отчуждались без выполнения на них передаточной надписи банка, ибо они содержали бланковый индоссамент, выполненный одним из предшествующих держателей. Почему-то именно эти индоссаменты и насторожили проверяющих, побудив их направить запрос организации-векселедателю, чтобы выяснить, выдавались ли ею такие векселя. "Подобные векселя никогда не выдавались", - гласил полученный ответ.

Выводы, сделанные на основе этого ответа проверяющими, признаться, повергли в шок даже меня - юриста, немало повидавшего в ходе своей обширной "вексельной" практики. По их мнению, раз векселедатель заявляет, что векселя он не выдавал, значит, во-первых, бухгалтерский учет банка недостоверен и, во-вторых, через его кассу прошли... недействительные (ничтожные) векселя! Настоящих векселей - действительных - через кассу никогда не проходило, и именно в том, что вместо нормальных векселей банк приобретал ничтожные, и состоит причина банкротства. Ну а поскольку о недействительности векселей банк должен был узнать при их приобретении, но не узнал либо даже приобрел таковые несмотря на их недействительность (т.е. зная о ней), то... Завершить цепочку рассуждений нетрудно*(2).

Ясно, что помочь в данной ситуации можно было, лишь предварительно ответив на вопросы: что такое вообще недействительность векселя? При каких условиях она наступает? Кем может констатироваться? Какие последствия влечет? Такое исследование вполне отвечало интересам автора настоящей статьи, и полученные выводы нас не разочаровали.

2. В действующем отечественном гражданском законодательстве нам не удалось отыскать ни малейшего следа понятий о недействительности векселя или о недействительности ценной бумаги. Веете случаи, в которых законодатель говорит о недействительности, касаются недействительности совершенно иных субстанций. Назовем их.

2.1. Нормы ст. 8, п. 2 ст. 159, п. 2 и 3 ст. 162, п. 1 ст. 165, ст. 166-181, 198, п. 3 ст. 253, п. 2 ст. 329, ст. 331, п. 4 ст. 339, п. 1 ст. 349, ст. 362, п. 2 ст. 449, п. 2 ст. 459, п. 2 ст. 461, ст. 550, п. 2 ст. 560, п. 2 ст. 562, ст. 566, п. 1 ст. 651, п. 3 ст. 658, ст. 663, 684, п. 4 ст. 753, п. 2 ст. 793, ст. 820, 828, п. 2 ст. 835, п. 2 ст. 836, п. 2 ст. 930, п. 2 ст. 934, п. 1 ст. 940, п. 2 и 3 ст. 944, п. 3 ст. 951, п. 3 ст. 1017, п. 1 ст. 1028, п. 2 ст. 1029, п. 1 ст. 1033, ст. 1103, п. 2 ст. 1122, п. 1 и 3 ст. 1124, п. 2 ст. 1126, п. 3 ст. 1130, ст. 1131, п. 1 ст. 1161, п. 1 ст. 1209, ст. 1215, п. 2 ст. 1224 ГК РФ говорят: а) о признании недействительными оспоримых сделок и б) о применении последствий недействительности ничтожных сделок, а также признанных недействительными (оспоренных) оспоримых сделок, т.е. регламентируют институт недействительности сделок.

Весьма примечательно, что помимо довольно широкого перечня оснований для констатации недействительности отдельных разнообразных сделок - главным образом, договоров, договорных условий и завещаний - ГК РФ содержит специальный массив норм, кодифицирующих общие положения о недействительности сделок как таковой (ст. 166-181), а именно определяющих основания и последствия недействительности сделок. Без этих норм словосочетание "недействительность сделки" не несло бы никакого юридического содержания. Так, значение указания п. 4 ст. 339 ГК РФ о недействительности договора залога не могло бы быть уяснено без норм ст. 166-168 ГК РФ. Нормы данных статей раскрывают содержание недействительности сделок как гражданско-правового института.

Из этого следует очень важный для будущего анализа законодательства вывод: даже если в каком-то нормативном акте и упоминается о недействительности, например, векселя, этого будет недостаточно для того, чтобы констатировать наличие одноименного юридического института. Вначале нужно выяснить, какое содержание скрывается за этим упоминанием в законодательстве. При отсутствии такого содержания термин остается обыкновенной "вывеской" и ни в коем случае за свидетельство существования одноименного института сойти не может.

2.2. Положения ст. 8, 13, п. 2 ст. 22, п. 2 ст. 417 ГК РФ говорят об институте недействительности актов государственных органов и органов местного самоуправления (далее - акты публичной власти). Статьи 13, 16, 1069 и 1070 ГК РФ наполняют это обозначение вполне конкретным содержанием: в ст. 16 указывается на основания недействительности актов публичной власти (их несоответствие закону или иному правовому акту); в той же ст. 16, а также ст. 1069 и 1070 определяются последствия признания таких актов недействительными.

2.3. Статья 21 ГК РФ и ст. 2, п. 3 ст. 15, ст. 27-30, п. 2 ст. 48 и некоторые другие нормы Семейного кодекса РФ составляют институт недействительности брака. В них также определяются основания и последствия признания брака недействительным.

Что общего между тремя рассмотренными институтами? Только одно: все они принадлежат к категории юридических фактов, а в их числе - к разряду юридических актов, т.е. волевых действий, направленных на достижение юридических последствий. Очевидно, что понятие недействительности формулировалось и конструировалось для обозначения каких-то признаков (свойств, качеств), присущих юридическим актам, а может быть, для указания на какие-то специфические правовые последствия этих признаков (свойств, качеств). Запомним это обстоятельство и двинемся дальше.

3. А дальше ясность сменяется полной неразберихой.

3.1. Нормы п. 2 ст. 146, п. 1 ст. 308, п. 2 и 3 ст. 329, п. 2 ст. 376, ст. 390, п. 3 ст. 881, ст. 1106 ГК РФ упоминают о недействительности требований (обязательственных прав или обязательств), в частности, требований, удостоверенных ценными бумагами. Чтобы установить смысл данной категории, обратимся к каждой из этих норм.

3.1.1. Норма п. 2 ст. 146 должна рассматриваться в связи с нормой ст. 390, которая является предметом ее отсылки. В статье же 390 устанавливается, что "первоначальный кредитор, уступивший требование, отвечает перед новым кредитором за недействительность переданного ему требования, но не отвечает за неисполнение этого требования должником, кроме случая, когда первоначальный кредитор принял на себя поручительство за должника перед новым кредитором" (здесь и далее в цитатах курсив мой. - В.Б.). Хорошо видно, что категория недействительности требования противопоставлена здесь категории исполнимости (осуществимости) требования, т.е. обозначает ситуацию, противоположную той, в которой требование не исполняется (например, в силу недобросовестности или неплатежеспособности должника), хотя оно существует и подлежит исполнению. Следовательно, термином "недействительность требования" обозначается ситуация, в которой предъявленного требования либо вовсе не существует (например, кредитор заблуждается в вопросе о существовании требования и считает таковое возникшим, хотя оно на самом деле не возникло*(3)), либо таковое хотя и существует, но может на вполне законных основаниях (например, по причине ненаступления срока или действия объявленного правительством моратория) не исполняться. Таким образом, нормы п. 2 ст. 146 и ст. 390 ГК РФ называют недействительным либо несуществующее (мнимое) требование, либо требование, не подлежащее исполнению.

3.1.2. Из контекста нормы п. 1 ст. 308 ГК РФ, согласно которой "недействительность требований кредитора к одному из лиц, участвующих в обязательстве на стороне должника, равно как и истечение срока исковой давности по требованию к такому лицу, сами по себе не затрагивают его требований к остальным этим лицам", можно понять, что она касается, во-первых, не всяких обязательств, а лишь тех, в которых обязанная сторона представлена несколькими (как минимум двумя) лицами, а во-вторых - ситуации, в которой одному из таких лиц принадлежит право на такие возражения против кредиторского требования, которыми не вправе воспользоваться иные содолжники (строго личные возражения). Очевидно, комментируемая норма обретает определенный смысл лишь в том случае, если возражения одного из содолжников таковы, что позволяют ему если и не парализовать, то, по крайней мере, существенно затруднить реализацию кредиторского требования по отношению к данному содолжнику. Именно требование, обращенное к такому содолжнику, в статье и называется недействительным. Это значение вполне соответствует ранее установленному нами: недействительным называется либо мнимое требование - требование, парализованное (уничтоженное) возражениями в вопросе о своем существовании, либо требование, отсроченное (отложенное) возражениями в вопросе о своем осуществлении.

3.1.3. В этом же смысле говорится о недействительности основного обязательства в п. 2 ст. 376 ГК РФ: "Если гаранту до удовлетворения требования бенефициара стало известно, что основное обязательство, обеспеченное банковской гарантией, полностью или в соответствующей части уже исполнено, прекратилось по иным основаниям либо недействительно, он должен немедленно сообщить об этом бенефициару и принципалу". Как видим, недействительность обязательства здесь упоминается в одном ряду с его исполнением и прекращением. Исполнение, как известно, - одно из возможных оснований прекращения прежде существовавшего (действительного) обязательства; недействительность, стало быть, - состояние мнимости существования обязательства или состояние, в котором обязательство невозможно реализовать (составляющее его требование невозможно осуществить).

3.1.4. Сопоставление норм п. 2 ("Недействительность соглашения об обеспечении исполнения обязательства не влечет недействительности этого обязательства (основного обязательства)") и п. 3 ("Недействительность основного обязательства влечет недействительность обеспечивающего его обязательства, если иное не установлено законом") ст. 329 ГК РФ позволяет понять, что "недействительность обязательства" употребляется в них как синоним "недействительности сделки (или, в более широком смысле - основания), из которой (которого) возникло обязательство" (основное или обеспечительное).

3.1.5. О недействительности обязательства сказано и в п. 3 ст. 881 ГК РФ: "Его обязательство (т. е. обязательство чекового авалиста. - В.Б.) действительно даже в том случае, если обязательство, которое он гарантировал, окажется недействительным по какому бы то ни было основанию, иному, чем несоблюдение формы"*(4). Здесь впервые мы встречаемся с упоминанием об одном из возможных оснований недействительности обязательства, точнее, чекового обязательства. Это основание - дефект формы. Но что такое форма обязательства? Подобного понятия ГК РФ не знает; зато ему прекрасно знакомо понятие формы сделки (ст. 158 и ел.). Очевидно, что законодатель допустил здесь неточность, а именно смешал понятие об обязательстве (гражданском правоотношении) с понятием о сделке (основании возникновения гражданских правоотношений, в том числе обязательств), а в действительности в ст. 881 имелся в виду случай, когда авалем гарантировано обязательство, выраженное в документе, не соответствующем требованиям, предъявляемым к форме чека.

3.1.6. Столь же неудачно употреблен термин "недействительное обязательство" в ст. 1106 ГК РФ, устанавливающей последствия совершения сделки по передаче "принадлежащего ему права другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства"*(5).

Данная норма может быть понята двояко: во-первых, в том смысле, что указания о "принадлежащем лицу праве" и "несуществующем или недействительном обязательстве" относятся к одному и тому же правоотношению, во-вторых, в том смысле, что эти указания относятся к различным правоотношениям. Какой из вариантов является правильным - это для нас сейчас не принципиально*(6); просто рассмотрим каждый из них.

Если правильно первое толкование, то это означает, что в данной норме разрешается ситуация, описанная в ст. 390 ГК РФ, а именно определяется содержание ответственности цедента за уступку недействительного (несуществующего, или мнимого, либо не подлежащего осуществлению) требования. Следовательно, надо признать, что в ст. 1106 ГК РФ термин "недействительность обязательства" употреблен в том же смысле,что и в ст. 390 ГК РФ; однако поскольку в последней выделена категория несуществующих обязательств, для обязательств недействительных остается лишь один вариант - обязательства, которые не могут быть осуществлены (реализованы).

Правильность второго толкования означает, что в данной норме рассматривается совсем другой вопрос - о последствиях передачи обязательственного права (требования), не подкрепленной надлежащим предоставлением (право передал, а денег или ожидаемых товаров не получил). Но в таком случае следует вести речь о недействительности не обязательства (как это делается в основном тексте статьи), а самого акта передачи права (как это делается в названии статьи); поскольку право передается цедентом цессионарию по сделке - уступке требования (ст. 382 ГК РФ), легко заключить, что и здесь говорится о недействительной сделке.

Таким образом, изучение норм ГК РФ о недействительности обязательственных прав (требований) самих по себе и обязательств в целом позволяет установить, что перед нами - вовсе не самостоятельный гражданско-правовой институт, а один из следующих случаев: либо иное (менее удачное) выражение, используемое для обозначения феномена недействительности сделки, лежащей в основании возникновения обязательства, либо обозначение ситуации, которую лицо ошибочно трактует как обязательство, или ситуации, когда реально существующее обязательственное право (требование) не может быть реализовано (осуществлено).

3.2. Специальными нормами ГК РФ регламентируются институты недействительности основания обязательства, удостоверенного ценной бумагой (п. 2 ст. 147); недействительности торгов (ст. 449); недействительности индоссамента - передаточной надписи на ордерной ценной бумаге - чеке (п. 3 ст. 880); недействительности свидетельств о праве на наследство (п. 1 ст. 1155) - документов, выданных в удостоверение факта совершения нотариального действия. В отношении всех этих норм нужно заметить следующее.

Поскольку никаких законоположений, которые раскрывали бы содержание перечисленных понятии и разъясняли, что именно за ними скрывается, нам обнаружить не удалось, достоверно утверждать, что обозначают соответствующие термины, не представляется возможным. С известной долей условности, а именно при употреблении слова "индоссамент" для обозначения не одной только надписи легитимационного и трансфертного назначения на ордерном чеке, но для обозначения надписи о совершении сделки по передаче права собственности на ордерный чек, можно утверждать, что в п. 3 ст. 880 ГК РФ, где говорится о недействительности индоссамента, имеется в виду недействительность сделки - сделки, называемой индоссаментом. Об институте недействительности сделок мы уже говорили; никакие особые правила о недействительности сделки индоссамента нам неизвестны.

3.3. Нормы Закона о рынке ценных бумаг*(7) также не содержат упоминаний об институте недействительности ценных бумаг. Так, в абз. 23 ст. 8 данного акта говорится о недействительности выписок из реестра владельцев ценных бумаг; в п. 10 (последнем абзаце) ст. 22, абз. 8, 9 и 12 ст. 26, п. 3, 5 и 7 ст. 51 - о признании недействительным выпуска эмиссионных ценных бумаг в целом; в п. 1 ст. 27.2, в последнем абзаце ст. 34, ст. 36, п. 8 ч. 1 ст. 44 - О недействительности сделок (по передаче прав на облигационное обеспечение и договоров на рекламу, а также сделок с ценными бумагами соответственно). Следует, впрочем, заметить, что нормы Закона о рынке ценных бумаг посвящены исключительно ценным бумагам массовых выпусков (эмиссионным ценным бумагам) и вексельного обращения не регламентируют. Вместе с тем весьма показателен тот факт, что и законодательству, регулирующему выпуск и обращение ценных бумаг массовых эмиссий (т.е. ту сферу, правила о которой можно было бы применить к векселям по аналогии), институт недействительности ценных бумаг также незнаком.

4. Специальное (вексельное) законодательство также не говорит ни слова о недействительности векселя как институте вексельного права. В части 2 ст. 12 и ч. 3 ст. 68 Положения о переводном и простом векселе упоминается о недействительности индоссаментов - передаточных надписей на векселе и копии векселя; в ч. 2 ст. 32 - О недействительности вексельного обязательства в силу дефекта формы этого обязательства. Значение того и другого терминов было разъяснено ранее.

4.1. Лишь в одном месте - в ч. 2 ст. 33 - в Положении о переводном и простом векселе упоминается о недействительности самих векселей, назначающих срок платежа иным, нежели установленные законодательством, способом ("Переводные векселя, содержащие либо иное назначение срока, либо последовательные сроки платежа, недействительны"). Однако одного такого правила недостаточно для того, чтобы сделать вывод о существовании в российском праве института недействительности векселя, поскольку ни сама ст. 33, ни какая-либо иная норма Положения о переводном и простом векселе, ни, наконец, как было показано ранее, ни одно из установлений более общего нормативного акта не расшифровывают, в чем заключается сущность данного института, т.е. не раскрывают, в чем состоят последствия недействительности векселя как ценной бумаги.

Обращение к первоисточнику - аутентичному английскому тексту Единообразного вексельного закона*(8) (ЕВЗ) - позволяет говорить о недостаточной точности русского перевода. В оригинальном тексте употреблено выражение "Bills of exchange at other maturities or payable by instalments are null and void", которое и в самом деле может переводиться в том числе как "есть (являются) недействительными". Представляется, однако, что поскольку ни ЕВЗ, ни принятое на его основе Положение о переводном и простом векселе не определяют содержания института недействительности векселя, данное выражение следует перевести несколько иначе, а именно как "есть не имеющие законной (юридической, а учитывая специфику акта, в котором это выражение употреблено, следует сказать вексельной или вексельно-правовой) силы". Иначе говоря, подразумеваются бумаги, не имеющие вексельной силы. В пользу правильности именно этого перевода свидетельствует известная фраза из гл. LX "The Old Curiosity Shop" Чарльза Диккенса (Ch. Dickens): "If any man brings his action against me, he must describe me as a gentleman, or his action is null and void", которая обыкновенно переводится следующим образом: "Если кто вздумает затеять со мной тяжбу, в исковом заявлении меня следует именовать джентльменом, иначе это будет пустая бумажка, не имеющая никакой силы"*(9). Именно такой перевод вполне "укладывается" в общий смысл ЕВЗ и Положения о переводном и простом векселе, в ст. 2 и 76 которого говорится, что документы, не содержащие любого из требуемых ст. 1 или 75 вексельных реквизитов, "не имеют силы переводного (или соответственно простого) векселя" ("is invalid as a bill of exchange (as a promissory note)").

4.2. Именно такое толкование выражения "недействительность векселя" вполне подтверждается отечественной арбитражной практикой*(10). В судебных актах о недействительности векселей говорится лишь в смысле несоответствия документов, рассматриваемых участниками гражданского оборота в качестве векселей, формальным реквизиторным требованиям, предъявляемым к такого рода документам вексельным законодательством. Последствия указанной недействительности достаточно очевидны: подобные документы не имеют силы векселей (вексельной силы). Вместе с тем вопрос о том, имеют ли таковые иную (общегражданскую) силу, нужно обсуждать отдельно в каждом конкретном случае (см. п. 3 постановления Пленумов Верховного и Высшего Арбитражного Судов РФ от 4 декабря 2000 г. N 33/14. Далее - Постановление N 33/14).

4.3. От недействительности векселя (в смысле несоответствия документа формальным требованиям, предъявляемым к векселю) следует отличать недействительность сделок, совершаемых с векселем. Согласно п. 13 Постановления N 33/14 "сделки, на основании которых вексель был выдан или передан, могут быть признаны судом недействительными в случаях, предусмотренных Кодексом. Признание судом указанных сделок недействительными не влечет недействительности векселя как ценной бумаги и не прерывает ряда индоссаментов. Последствием такого признания является применение общих последствий недействительности сделки непосредственно между ее сторонами (ст. 167 Кодекса)".

5. О недействительности ценных бумаг говорится в некоторых нормах Гражданского процессуального кодекса (ГПК) РФ. Так, в его ст. 294-296, 299-301, п. 2 ст. 403 упоминается о процедурах подачи и рассмотрения заявления о признании утраченной ценной бумаги недействительной, а также об основаниях и последствиях принятия такого решения.

Нужно, однако, обратить внимание на тот смысл, который вкладывается в данном случае в понятие о недействительности ценной бумаги. Лучше всего он виден на примере ст. 300 ГПК РФ, где сказано: "В случае удовлетворения просьбы заявителя суд принимает решение, которым признает утраченный документ недействительным и восстанавливает права по утраченным ценной бумаге на предъявителя или ордерной ценной бумаге. Это решение суда является основанием для выдачи заявителю нового документа взамен признанного недействительным". В этой норме очень важно, во-первых, то, что сама процедура признания ценной бумаги недействительной касается лишь утраченных ценных бумаг (тех, в отношении которых удовлетворена просьба заявителя о признании их утраченными), а во-вторых, то, что неизбежным последствием признания утраченной ценной бумаги недействительной является судебное восстановление прав по такой бумаге. Почему и для чего оно производится? Очевидно, чтобы парализовать эффект судебного акта, признающего утраченный документ недействительным. В чем же состоит этот эффект - эффект судебного признания недействительности бумаги? Если таковой изглаживается лишь путем восстановления прав, то, очевидно, что результатом судебного признания утраченной ценной бумаги недействительной является судебное (государственно-властное) уничтожение (прекращение) удостоверенных такой бумагой субъективных прав.

Таким образом, ГПК РФ вкладывает в понятие о недействительности ценных бумаг вполне конкретный и, в целом, достаточно узкий (специальный) смысл: суд может счесть целесообразным своим властным решением прекратить гражданские правоотношения, удостоверявшиеся утраченной ценной бумагой, но лишь при условии, что он же и установит новые гражданские правоотношения, содержательно идентичные прекращенным. Естественно, что суд делает это лишь по инициативе заинтересованного лица-заявителя (лица, утратившего ценную бумагу - п. 1 ст. 294 ГПК РФ); ясно также, что суд делает это лишь при крайних обстоятельствах, когда надежды на обнаружение ценной бумаги более не остается (ст. 296-299 ГПК РФ); наконец, нет никаких сомнений, что этим занимается только суд.

6. Наряду с понятием недействительности Гражданский кодекс в одной из норм упоминает о феномене ничтожности ценной бумаги: "Отсутствие обязательных реквизитов ценной бумаги или несоответствие ценной бумаги установленной для нее форме влечет ее ничтожность" (п. 2 ст. 144).

6.1. Очевиден замысел, преследовавшийся составителями данной нормы - определить гражданско-правовые последствия выдачи документов, не соответствующих формальным требованиям, предъявляемым к ценным бумагам, но при этом квалифицируемых их составителями в качестве ценных бумаг. Данная норма призвана ответить на вопрос: что будет, если выдать бумагу, чрезвычайно напоминающую, например, вексель, но, вместе с тем, с точки зрения ее соответствия формальным признакам (реквизитам) все-таки векселем не являющуюся? Однако при определении этих последствий законодатель ограничился специфическим словосочетанием - "ничтожность ценной бумаги", впоследствии никак не расшифрованным. Но какой смысл определять одно неизвестное через другое, ничуть не более известное? С тем же успехом можно было бы сказать, например, о том, что "несоответствие ценной бумаги установленной для нее форме влечет ее незавершенность или несовершенство". Но что значит "незавершенность" и "несовершенство"? Без ответов на эти вопросы норма становится пустой декларацией. Именно так происходит и с нормой существующей: не позаботившись о том, чтобы разъяснить, что такое ничтожность ценной бумаги, законодатель фактически оставил п. 2 ст. 144 ГК РФ неработающим. Что такое ничтожность сделки (или ничтожные сделки), хорошо известно (см. ст. 166 и 167 ГК РФ); но что такое ничтожность ценной бумаги (или ничтожные ценные бумаги), из Кодекса понять совершенно невозможно.

6.2. Весьма своеобразна современная арбитражная практика применения п. 2 ст. 144 ГК РФ. В качестве типичного примера мы сошлемся на постановление ФАС Волго-Вятского округа от 1 марта 2006 г. N А28-8918/2005-225/9. Анализируя решения нижестоящих инстанций, окружной суд нашел, что таковые, "установив, что в представленных в материалы дела двойных складских свидетельствах отсутствуют сведения о размере вознаграждения за хранение либо тарифы, на основании которых он исчисляется, и порядок хранения, правомерно пришли к выводу о их ничтожности". Действительно, п. 2 ст. 144 ГК РФ вполне позволяет сделать такой вывод - но что из того? В чем состоит суть феномена ничтожности ценной бумаги и как определить последствия такой ничтожности? К сожалению, никакого разъяснения относительно сути данного понятия суд не дал, однако никаких затруднений при определении последствий (или, во всяком случае, одного из возможных последствий) такой ничтожности не испытал, отказав в иске во взыскании долга по ничтожным складским свидетельствам. На каком основании - совершенно непонятно, ибо ни п. 2 ст. 144 ГК РФ, ни какая бы то ни было иная правовая норма (ГК РФ или иного закона) не содержит правила, согласно которому во взыскании долга (осуществлении права) по ничтожной ценной бумаге должно быть отказано.

Какой могла быть (и должна была быть) логика арбитражных судов в толковании нормы п. 2 ст. 144 ГК РФ? Очевидно (и практика это полностью подтверждает), что комментируемую норму вполне можно было бы связать с определением ценной бумаги, содержащимся в п. 1 ст. 142 ГК РФ. Согласно этой дефиниции ценная бумага, в частности*(11), это документ, удостоверяющий субъективные гражданские права, т.е. официальная информационная запись гражданско-правового значения. Официальный или документальный характер такой записи подразумевает, что она выполняется с соблюдением предусмотренной законом формы (реквизитов); стало быть, информационная запись гражданско-правового значения, выполненная не в соответствии с формальными реквизиторными требованиями, попросту не является ценной бумагой или не имеет силы (юридического значения) ценной бумаги*(12).

Проведенное исследование позволяет заключить, что институт недействительности ценной бумаги (в том числе векселя) российскому праву неизвестен. Одноименным словосочетанием ("недействительность векселя") в отечественной правовой системе обозначается констатированный судом (арбитражным судом) факт несоответствия документа формальным реквизиторным признакам векселя, установленным ст. 1-3, 5, 33, 34, 75 и 76 Положения о переводном и простом векселе.

7. Несколько слов об отдельных практических аспектах ситуации.

7.1. Как и всякий иной юридический факт, устанавливаемый в ходе рассмотрения споров о праве, факт недействительности векселя констатируется только судом (арбитражным судом) по требованию (или возражению) заинтересованного лица, спорящего с участником гражданского оборота, ошибочно (как ему представляется) рассматривающим спорный документ в качестве векселя. Таким заинтересованным лицом может быть, очевидно, как иной участник гражданского оборота (частное лицо), так и орган публичной власти, заинтересованный в правильной квалификации спорного документа.

7.2. Вопрос о возможности (или невозможности) констатировать недействительность векселя без исследования самого векселя процессуальное законодательство специально не регулирует. Это и понятно. Как, в самом деле, можно браться за исследование чего-то (формальных признаков векселя), не имея в распоряжении исследуемого объекта? Неудивительно, что арбитражная практика находит подобную констатацию невозможной. Как указал ФАС Московского округа в постановлениях от 25 января 2005 г. N КГ-А40/12956-04 и от 13 июня 2006 г. N КГ-А40/5194-06-А, "без предъявления оригинала векселя невозможно установить соответствие векселя формальным требованиям, предъявляемым к такому виду ценных бумаг, разрешить вопрос о подлинности данной ценной бумаги".

С этой позицией вполне солидарны все без исключения окружные арбитражные суды*(13) и Президиум ВАС РФ*(14); она отражена в п. 2 упомянутого Постановления N 33/14. Можно утверждать, что предъявлению ценной бумаги суды придают больше процессуальное, чем материально-правовое значение: такое предъявление рассматривается как простой способ решения вопроса о том, соответствует ли бумага установленной законом форме и содержит ли в себе все необходимые реквизиты. Логика в таком подходе, безусловно, есть: например, ясно, что без непосредственного судебного исследования подлинника документа невозможно установить наличность на нем такого, допустим, реквизита, как подпись того, кто выдал документ (для векселей это подпись векселедателя) - реквизита важнейшего и незаменимого для всех без исключения ценных бумаг.

7.3. Понятно, что вопрос о действительности векселя - вопрос объективных обстоятельств, но не произвольного усмотрения заинтересованного лица. Это означает, что такой вопрос решается исходя из соответствия документа формальным признакам (реквизитам) и не зависит от голословных заявлений векселедателя. Ни вексельное, ни общегражданское законодательства ни словом не намекают на существование такого института, как заявление векселедателя о недействительности векселя, и тем более не определяют юридических последствий такого заявления. Это может означать только одно: заявление векселедателя о том, что тот или другой вексель им не выдавался, не имеет никаких юридических последствий. И это вполне естественно, ибо признание подобного института означало бы отступление от принципа недопустимости одностороннего отказа от исполнения обязательств (ст. 310 ГК РФ) - отступление тем более недопустимое, что оно касалось бы обязательств вексельных, наиболее категоричных и строгих как в материальном, так и формальном отношении. Не нужно забывать, что векселедатель (в особенности если это векселедатель простого векселя), будучи лицом, обязанным по таковому, крайне заинтересован в том, чтобы тем или другим способом освободиться от вексельного обязательства, по возможности не исполняя такового.

7.4. Заявление векселедателя о том, что спорный вексель им не выдавался, могло бы получить определенное юридическое значение, если бы оно, во-первых, было сделано в суде (например, в ходе рассмотрения иска векселедержателя к векселедателю о взыскании вексельного долга), во-вторых, было подкреплено результатами экспертизы подписи на векселе, устанавливающей, что эта подпись поставлена не векселедателем, и, в-третьих, судом не было бы установлено, что данная подпись может обязывать векселедателя по какому-либо иному основанию (например, как представляемого лицом, подписавшим вексель). Все подобные вопросы могут быть решены только судом. Суждения, высказанные по этим вопросам частным лицом (тем же векселедателем), государственным органом (не судом) или организацией, выполняющей функции государственного органа, должностным лицом (не судьей), являются лишь мнением соответствующей организации, органа или лица. Административный акт, сделка или иное действие (бездействие), в котором такая оценка будет выражена, как всякий иной акт, действие или бездействие, может стать предметом судебного обжалования (если речь идет об акте (действии) органа публичной власти, должностного лица или организации, выполняющей государственно-властные функции), либо поводом к иску (если речь идет об акте частного лица) со стороны заинтересованного частного лица - участника гражданского оборота.

Подчеркнем, что все рассмотренные вопросы касаются не действительности или недействительности векселя, а подлога подписи векселедателя; максимум, что можно вывести из этого подлога - отказать в иске к векселедателю на основании ст. 7 Положения о переводном и простом векселе. Никаких других правовых последствий, особенно в сфере публичного права (из области достоверности или недостоверности бухгалтерского учета), действующее законодательство на этот случай не предусматривает.

В.А. Белов,

доктор юрид. наук,

профессор кафедры гражданского права

юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 11, ноябрь 2007 г.