Значение государственной регистрации прав на морские суда в России и Германии
В отличие от римского права, практически не разделявшего недвижимое и движимое имущество, в европейском праве средних веков уже существовала двойственность системы вещных прав, а движимые и недвижимые вещи являлись совершенно самостоятельными категориями объектов. Главные отличия состояли в особых правилах укрепления прав на недвижимость, а также в наличии дополнительных требований к процедуре оформления сделок с недвижимостью. Переход прав на недвижимое имущество был обставлен рядом довольно сложных формальностей (символическая передача земли, инвеститура, Auflassung). Кроме того, на землевладельца налагались некоторые материальные ограничения, отчуждение недвижимости обусловливалось получением согласия разных лиц (сюзерена, ближайших родственников и т.д.). Таким образом, правоотношения, связанные с недвижимостью и с движимым имуществом, значительно отличались друг от друга.
С ослаблением феодальных, общинных связей, с развитием экономического оборота значение объектов недвижимости быстро возрастало, тем самым ускоряя процесс размежевания указанных видов имущества.
Как известно, римское право на позднейшем его этапе для передачи прав на имущество (как движимое, так и недвижимое) требовало только одного - передачи вещи, traditio*(1). Такая передача лишь тогда переносила право собственности, когда лицо, передающее вещь, являлось ее настоящим собственником. Если же вещь переходила в обладание другого лица из рук несобственника, то собственник всегда мог истребовать ее обратно посредством виндикации.
В средние века римская traditio стала помехой возросшему экономическому обороту, так как при последовательном проведении принципа неограниченной виндикации покупатель имущества никогда не мог быть уверен в том, что он стал его собственником. Поэтому на смену traditio пришел германский принцип "Hand muss Hand wahren"*(2), дававший право "бесповортной" собственности. Он предоставлял добросовестному приобретателю надежную защиту его интересов, охраняя интересы прежнего собственника, который мог компенсировать потерю своей собственности путем взыскания убытков. Собственник, передавший свою вещь другому лицу в пользование, на хранение или для другой цели, не имел права истребовать эту вещь от третьего приобретателя (ему давалось права требования лишь против лица, нарушившего его доверие)*(3).
Закрепив правило "Нand muss Нand wahren", Германское гражданское уложение (ГГУ) впервые ввело в правовую доктрину фигуру добросовестного приобретателя. В результате римские частно-правовые принципы "где мою вещь нахожу, там ее и виндицирую", "никто не может передать другому большего права, чем сам имеет" потеряли абсолютный авторитет. В соответствии с § 932 ГГУ приобретатель становился собственником движимой вещи, даже если та не принадлежала отчуждателю, за исключением случаев, когда приобретатель действовал недобросовестно. От науки же требовалось теоретически обосновать приобретение добросовестным приобретателем прав на вещь, которую он получил не из рук действительного собственника, а от лица, которое, передавая вещь, не могло наделить приобретателя какими-либо правами, поскольку само таковыми не обладало.
В итоге была создана теория видимости права. В ее основание положена презумпция уверенности приобретателя в праве собственности отчуждателя. Сторонники данной концепции исходили из того, что "добросовестный приобретатель защищается потому, что он верит в право собственности отчуждателя. Видимость права собственности снабжена определенными последствиями не потому, что она является видимостью, но потому, что она представляет право собственности"*(4). "В целях обеспечения и защиты гражданского и особенно торгового оборота современное право придает исключительно важное значение внешнему, то есть внешне распознаваемому, фактическому составу, узаконяя, в определенных случаях обоснованное доверие к внешним фактам"*(5). Иными словами, представленная теория для защиты прав добросовестного владельца приравнивает к реально существующему праву собственности в определенных случаях внешние его признаки.
Процесс разработки доктринального обоснования защиты прав добросовестного приобретателя протекал на фоне формирования и развития системы правовых норм, закрепляющих порядок установления, прекращения и передачи прав на недвижимое имущество, отличный от порядка, предусмотренного в отношении иных видов имущества. Такая потребность обусловливалось, в первую очередь, физическими особенностями объектов недвижимости - невозможностью осуществить их фактическую передачу в силу закрепленности на одном месте. С течением времени теория видимости права стала именоваться принципом публичности и широко использоваться именно при регулировании отношений, связанных с укреплением прав на недвижимость. В этом случае внешним знаком, помогающим определять факт перехода прав на конкретный объект, служило наличие установленной законом записи в специальных реестрах или сборниках.
Как упоминалось, в римском праве переход права собственности на землю мог быть осуществлен посредством простой передачи, лишенной всяких условностей, а установление сервитута или залогового права - даже без всякой передачи, путем простого договора между двумя лицами, о котором больше никому не было известно. Отсутствие реальной возможности выяснить истинные вещные права на недвижимое имущество неблагоприятно отражалось прежде всего на поземельном кредите. Лицо, предоставлявшее кредит под залог недвижимости, не было уверено в том, что на эту же недвижимость ранее не установлено других закладных прав, вследствие чего подобные ссуды были сопряжены с огромным риском и давались на весьма невыгодных для кредитополучателя условиях. Чтобы сложившееся положение изменилось, кредиторам требовались какие-либо гарантии.
Для удовлетворения этой потребности в конце XVIII в. возник институт ипотечной записки. Теперь всякое закладное право получало юридическую силу для третьих лиц, только если оно было зафиксировано в особых ипотечных книгах. Их вели официальные учреждения, а справки предоставлялись всем заинтересованным.
С течением времени содержание ипотечных книг расширилось: в них отражались теперь не только закладные права, но и любые вещные права на недвижимость. Так в течение XIX в. ипотечные книги по всей Европе превратились в поземельные книги, а их составление стало опираться на иные принципы, выработанные на основе теории видимости права.
Произошедшие перемены сводились к следующему. Поземельные книги должны были представлять в каждый момент точное юридическое положение всякой недвижимости, входящей в состав данного округа. Для достижения этой цели устанавливалось правило, согласно которому каждый акт, имеющий вещно-правовое значение (договор о передаче собственности, об установлении залога или сервитута и т.д.), должен был быть записан в поземельную книгу, и только с этого момента он получал юридическую силу для всех третьих лиц (так проявлялся принцип публичности всех вещно-правовых актов на недвижимости, или принцип внесения). А поскольку необходимым условием было также полное доверие третьих лиц к сообщениям поземельных книг, принцип публичности дополнялся принципом достоверности (из которого следовало, что заинтересованные лица могут добиваться исправления поземельной книги, но когда она исправлена, запись в ней считается истинной). Последствием проведения указанных принципов являлась бесповоротность приобретаемых по поземельным книгам прав.
Установление порядка использования поземельных книг преследовало одну цель: обеспечить прочность гражданского оборота путем узаконения доверия к известным внешним фактам.
Разумеется, эти общие принципы поземельной записки не везде осуществлялись в полной мере. Самым совершенным в этом отношении считается порядок, принятый в Германии.
Согласно ГГУ, регистрационная система, основанная на ведении поземельных книг, в настоящее время ориентирована на следующие принципы и начала: 1) принцип публичности, следование которому означает регистрацию в поземельной книге всякого изменения правового положения объекта недвижимости и обеспечение доступности контроля таких изменений со стороны заинтересованных лиц; 2) принцип специальности (реальности), обусловливающий отведение в поземельной книге отдельного листа для записи данных о каждом земельном участке; 3) принцип согласия, воплощаемый на практике в необходимость получить согласие лица, чье право затрагивается записью, на внесение такой записи; 4) начало легалитета, возлагающее на чиновников обязанность проверять действительность сделки, сведения о которой стороны желают записать в книгу, исправлять ошибки и предупреждать совершающих сделку о последствиях неверных шагов.
Кроме перечисленных принципов формального вотчинного права, отвечающих за "техническую" сторону процесса закрепления прав на объект за тем или иным лицом, система укрепления прав на недвижимость должна соответствовать и ряду материальных принципов, определяющих материально-правовое значение регистрации. К таким принципам причисляются: 1) принцип внесения, означающий, что любое изменение в правовом положении объекта приобретает законную силу только после его внесения в поземельную книгу; 2) принцип старшинства вещных прав, согласно которому при наличии двух идентичных по содержанию вещных прав на один и тот же объект недвижимости преимущество имеет то право, запись о котором в поземельную книгу была совершена раньше; 3) принцип публичной достоверности, в соответствии с которым лицо, указанное в поземельной книге в качестве субъекта того или иного вещного права, рассматривается таковым по отношению ко всем добросовестным третьим лицам.
Принцип публичной достоверности подразумевает существование законного предположения (презумпции) о правильности записи в вотчинной книге: если в книге право записано, значит, оно существует по крайней мере до того момента, пока не будет установлено иное. Таким образом, презумпция достоверности записи в поземельной книге не исключает права действительно управомоченного лица на предъявление требования об исправлении неверной записи. До момента внесения исправления в поземельную книгу действительно управомоченное лицо вправе защитить свои права путем протестации - внесения в вотчинную книгу записи о существующем споре в отношении зафиксированного в ней вещного права. Протестация исключает добросовестность третьих лиц, совершающих сделку с таким объектом недвижимости, так как становится невозможной ссылка на достоверность поземельной книги.
Вотчинным законодательством Германии предусмотрена и так называемая предварительная отметка. Она вносится в поземельную книгу для обеспечения личного, обязательственного права требования относительно установления или уничтожения вещного права. Всякий акт, внесенный в поземельную книгу после предварительной отметки, недействителен, поскольку нарушает притязание, обеспеченное отметкой. Возможность внесения предварительной отметки, как указывают некоторые авторы*(6), придает обязательственному требованию вещный характер.
Завершая краткую характеристику системы укрепления прав на недвижимость в Германии, необходимо отметить, что сложившаяся в этой стране система поземельной записи эффективно обеспечивает высокую степень прозрачности и гласности сделок с землей и прочей недвижимостью. Поэтому лежащие в ее основе принципы были использованы для совершенствования оборота недвижимого имущества многими другими государствами. Так, в австралийской системе укрепления прав на недвижимость, известной как система Торренса, или колониальная система, применены принципы, выработанные именно германским поземельным законодательством.
Регистрация морских судов в Германии
Учитывая видовую принадлежность германской правовой системы, прежде всего отметим особенности подхода к регламентации вопроса о регистрации морских судов в странах континентальной системы права в целом. Примечательно, что там порядок укрепления прав на недвижимое имущество не предполагает регистрации прав в отношении морских судов, поскольку последние по законодательству указанных государств к категории недвижимого имущества вообще не относятся. В законодательстве стран континентальной системы права разработана специальная система регистрации прав на морские суда.
Мы подробно рассмотрели порядок укрепления прав на недвижимость, поскольку несомненно его сходство с порядком регистрации морских судов. Это обусловлено тем, что, регламентируя гражданский оборот этих специфических объектов, государство вынуждено решать те же задачи, что и в отношении недвижимого имущества. Еще Р. Саватье*(7) отмечал, ссылаясь на соответствующие положения ФГК, существование некоторых видов "макроимущества", не являющихся недвижимостью, но настолько важных по своему хозяйственному назначению и имеющих столь значительную стоимость, что становилось целесообразным создание системы, отмечающей перемещение таких объектов.
Позиция законодателя, оставившего морские суда за рамками категории недвижимого имущества и одновременно определившего для них правила регистрации, практически идентичные правилам регистрации недвижимости, позволила ему остаться верным классической трактовке недвижимости как категории, объединяющей объекты по их физическим качествам, и в то же время обеспечить особую надежность сделок с морскими судами, решать фискальные и статистические задачи по отношению к указанной категории имущества.
Сопоставив германские системы укрепления прав на морские суда и на недвижимость, мы можем убедиться в тождественности правовых основ их построения, что объясняется общими целями их создания и предназначенностью для решения аналогичных задач.
Вопрос об органах, на которые возложена обязанность вести реестры судов, в разных странах континентальной системы права решается неодинаково. В Италии эта функция осуществляется портовыми властями, во Франции - таможенными органами, в Германии - органами юрисдикционными. Примечательно, что во всех этих странах укреплением прав на объекты недвижимости и на морские суда ведают разные органы.
В Германии имеются два вида судовых реестров: для регистрации морских судов и для регистрации речных судов*(8). В первый заносятся такие торговые суда, которые совершают морские рейсы под флагом Германии. Во втором значатся суда, плавающие по рекам. Регистрации подлежат только те суда, грузоподъемность которых не менее 10 т и мощность двигателя не менее 50 лошадиных сил. Не подлежат обязательной регистрации суда, находящиеся в собственности федеральных органов власти или органов власти земель, а также публичной корпорации, учреждения, находящегося на территории, подпадающей под действие Конституции Германии.
Принцип внесения, действующий в германской системе укрепления прав на недвижимое имущество, проявляется при регистрации морских судов следующим образом. Регистрируемое право приобретается с момента подачи заявления на регистрацию, если же соглашение о приобретении права состоялось позднее регистрации, то с момента достижения соглашения.
Регистрация обычно производится на основе письменного заявления либо собственника судна, либо кредитора в адрес регистрационного учреждения. Заявление должно содержать всю информацию, необходимую для регистрации заявленного права. В случае отсутствия требуемых сведений заявителю отказывается в регистрации права.
В некоторых странах континентальной системы права для укрепления определенных видов прав на морское судно, например, ипотеки, помимо регистрации такого права в реестре морских судов требуется его индоссирование на судовых документах. Подобные нормы существуют в законодательстве Франции (ст. 18 Закона N 67967), Италии (ст. 567 КТМ).
В германском законодательстве, как и в российском, термин "регистрация морского судна" означает не фиксацию в установленной форме факта существования морского судна в качестве физической субстанции со всеми его техническими свойствами и характеристиками, а прежде всего объявление факта существования морского судна как объекта чьих-то прав. Регистрация морского судна по германскому законодательству не может быть произведена в отрыве от прав конкретных субъектов в отношении него, а технические характеристики судна, зафиксированные в реестре, служат лишь целям идентификации. Регистрируя морское судно, правообладатель (чаще всего собственник), в первую очередь, закрепляет собственные правомочия в форме, требуемой законом.
По немецкому праву регистрация судов в судовом реестре создает так называемую законную презумпцию. Так, абзац 1 § 15 Закона о правах относительно зарегистрированных судов и судовых верфей закрепляет положение, согласно которому собственником судна является то лицо, которое в качестве такового зарегистрировано в судовом реестре. Если в реестре в отношении данного судна зафиксировано иное вещное право, то вступает в силу презумпция, согласно которой такое право действительно принадлежит лицу, указанному в реестре в качестве его субъекта. В том случае, когда в судовом реестре сделана запись об аннулировании права на зарегистрированное судно, считается, что такое право уже не существует.
Если какое-либо из указанных прав ограничено, то в отношении приобретателя такое ограничение действительно только в том случае, если этот факт был очевидным исходя из содержания судового реестра или сам приобретатель знал о таком ограничении.
Указанные нормы закона представляют собой законодательное воплощение рассмотренного нами ранее принципа публичной достоверности, положенного в основу любой системы укрепления прав на недвижимое имущество, в том числе германской.
Примечательно то, что упомянутая презумпция не является абсолютной, она может быть оспорена с использованием соответствующих документов и доказательств. Вопрос об осуществлении права на исправление содержания судового реестра в немецком праве регламентируется § 18 Закона о правах на зарегистрированные суда и судовые верфи. Норма этого параграфа закрепляет право лица, чье право не зарегистрировано, неправильно зарегистрировано или праву которого нанесен ущерб зарегистрированным, но не существующим правом, требовать исправления содержания судового реестра от того лица, чье право может быть изменено в результате исправления. Границы исправления очерчиваются добросовестностью того, чье право затрагивается таким исправлением: оно не может применяться против добросовестных третьих лиц, приобретающих вещное право от субъектов, права которых зарегистрированы вопреки действительному положению дел, т.е. при отсутствии материально-правовых оснований. Лицо, требующее исправления содержания судового реестра, несет все расходы, связанные с осуществлением этой процедуры, если иное не установлено соглашением между лицом, требующим исправления, и лицом, чье право подлежит исправлению. Лицо, по требованию которого была проведена регистрация соответствующего права, виновное в предоставлении сведений, не соответствующих действительности, обязано возместить ущерб лицу, руководствовавшемуся в своих действиях информацией, содержащейся в регистрационной записи.
Применение сроков исковой давности в отношении требований по исправлению записей в судовых реестрах запрещается (§ 20 Закона о правах на зарегистрированные суда и судовые верфи).
Очевидно, что нормы об исправлении судового реестра созвучны правилам об исправлении, положенным в основу ведения поземельных книг. Данное обстоятельство является еще одним свидетельством того, что системы укрепления прав на недвижимое имущество и морские суда строятся по единым канонам.
Принцип публичной достоверности в системе укрепления прав на морские суда воплощен также в норме § 16 Закона о правах на зарегистрированные суда и судовые верфи. Согласно данному положению право собственности на судно, ипотека судна, вещное право на него, установленные в результате заключения гражданско-правовой сделки или в силу закона и зарегистрированные в судовом реестре, считаются действительными, несмотря на то что имеются возражения относительно правильности записи.
Значение этого правила становится понятным из содержания предоставленного другой нормой Закона о правах на зарегистрированные суда и судовые верфи правомочия регистрировать в судовом реестре возражения относительно верности произведенной записи. Регистрация возражения осуществляется на основании заявления лица, требующего исправления данной записи, а также по решению суда. Право, зарегистрированное в судовом реестре, несмотря на зарегистрированные возражения остается действительным, однако делает невозможной ссылку на публичную достоверность судового реестра для третьих лиц, приобретающих права на данное имущество после внесения возражения. Это означает, что лицо, приобретающее право на судно, в отношении которого в реестре зарегистрированы возражения, не считается добросовестным приобретателем в случае возникновения спора относительно этого объекта, а значит, может лишиться своих прав на него.
Указанные положения закона о возможности регистрации возражений практически идентичны нормам вотчинного законодательства Германии о протестации.
В нормах немецкого законодательства о регистрации морских судов обнаруживается и аналог предварительной отметки, предусмотренной вотчинным законодательством Германии. Так, § 10 Закона о правах на зарегистрированные суда и судовые верфи упоминает о предварительной регистрации. Такая регистрация используется в качестве меры обеспечения требований об ограничении, изменении или прекращении прав в отношении судна, а также об изменении содержания или порядка осуществления этих прав. Предварительная регистрация соотносится только с будущими или условными требованиями. Юридические последствия регистрации очень серьезны: даже решение суда, принятое после предварительной регистрации, может быть отменено, если этим решением наносится ущерб обеспеченному предварительной регистрацией требованию.
Значение государственной регистрации прав в отношении морских судов состоит в том, что благодаря ей определенный факт объективной действительности (а именно факт совершения регистрационной записи в специальных реестрах) превращается во внешний знак наличия или отсутствия права на морское судно. А такие знаки, как было отмечено, являются необходимой предпосылкой функционирования гражданского оборота, поскольку позволяют исходить из наличия прав у лица, зарегистрированного в качестве правообладателя.
История укрепления прав на недвижимость в России
Известно, что писцовые книги, составлявшиеся на Руси с конца XV до конца XVII в., стали первым инструментом, позволившим в некоторой степени контролировать акты завладения недвижимостью. Эти книги содержали более или менее точное хозяйственное и финансовое описание частных имений, пашен, лесов, лугов, выгонов, вод, угодий и могли служить законным удостоверением владения, однако правопорождающего или правопрекращающего значения они не имели. Переход прав в отношении недвижимого имущества основывался на купчих, а затем на крепостях, существовавших независимо от писцовых книг.
С XVI в. в отношения по поводу возникновения и прекращения прав на указанные объекты начала вмешиваться власть. Сторонам договора продажи недвижимости вменили в обязанность представлять купчие в приказы. Насколько это было необходимо для перехода вотчинного права, с достоверностью судить невозможно. Однако несомненно, что со времени Уложения 1649 г. записка в поместном приказе "вотчины за купцом" приобрела обязательный характер, и именно с ней соединялось понятие о переходе вещного права.
Заметим, что уже в этот период основание приобретения не отождествлялось с самим приобретением или переходом имущества. Первому соответствовала купчая или акт, служивший основанием перехода, второму - передача или вотчинная записка имущества за приобретателем. Помимо проверки оснований прав лица, передающего или уступающего имущество, с запиской связывалось собирание пошлин.
В результате проводимых Петром I реформ был установлен новый - так называемый крепостной - порядок совершения актов*(9). Крепостной порядок в России регулировался согласно Положению о нотариальной части от 14 марта 1866 г. Все факты, касавшиеся недвижимости, нотариус отражал в двух книгах: крепостной книге и реестре крепостных дел. Ведение данного реестра осуществлялось в установленном Министерством юстиции порядке по объекту недвижимости.
Вновь созданный крепостной порядок преследовал уже не только фискальные цели государства, но и предполагал упорядочение процесса передачи прав на недвижимое имущество. Он содержал в себе такие элементы развитой системы укрепления прав на недвижимость, как принцип специальности и начало легалитета. Запись организовывалась таким образом, что каждому объекту недвижимости соответствовал отдельный лист реестра, состоявший из нескольких разделов, касающихся сведений о самом объекте, его собственниках, а также различных ограничениях и обременениях прав на него. Кроме того, запись в крепостную книгу и отметка в реестр крепостных дела вносились старшим нотариусом лишь в случае отсутствия оснований для отказа, т.е. после проверки соответствия совершаемого акта нормам законодательства.
Тем не менее, и эта система не обеспечивала в полной мере надежности оборота недвижимого имущества в силу большого количества противоречащих друг другу правовых норм, отсутствия единой законодательной системы, а также неразвитости принципа гласности, гарантирующего право свободного доступа к записям крепостных книг и реестров крепостных дел, в том числе без согласия собственника.
Для устранения недостатков крепостного порядка к 1881 г. был разработан проект Вотчинного устава. Разработчики определили цель введения вотчинной системы как "установление надлежащей гласности, определенности и, главное, твердости земельных прав и возможно полной свободы в распоряжении ими, упрощение производства по приобретению их, приближение места совершения актов о недвижимых имениях к населению, устранение неформальной собственности". Построение такой системы предполагало проведение на практике принципов публичности, специальности, старшинства вотчинных прав, а также начала внесения.
Проектом Вотчинного устава предусматривалось введение института вотчинных книг, в которые должны вноситься записи о правах на недвижимость и сделках с ней. Эти книги являлись единственным источником сведений о правовом положении каждого объекта недвижимости. Проект предполагал обязательную первичную регистрацию прав посредством записи в крепостную книгу в следующих случаях: - при отчуждении недвижимости; - ее залоге; - при совершении сделок с недвижимым имуществом, требующих согласно закону совершения крепостного акта; - при производстве межевания земли в порядке, установленном межевыми законами.
Запись вносилась на основании заявления собственника при удостоверении его прав на это имущество, предоставлении сведений об ограничениях и обременениях на него.
Теория видимости права, воплощенная в проекте Вотчинного устава, нашла развитие и в проекте Гражданского уложения Российской империи, согласно которому собственником недвижимости или обладателем иных вещных прав на нее считался тот, чье имя было внесено в поземельные книги. Право, добросовестно приобретенное у лица, внесенного в поземельные книги, характеризовалось бесповоротностью. Исключения составляли только случаи безвозмездного или недобросовестного приобретения недвижимости*(10).
Правовое регулирование оборота морских судов в дореволюционной России
Известно, что в российском дореволюционном гражданском законодательстве, регламентирующем оборот недвижимого имущества, отсутствовало единое понятие недвижимого имущества. Так, проект Гражданского уложения Российской империи в ст. 31 главы 1 раздела II "Имущества" лишь перечисляет объекты, относимые к категории недвижимости, не выделяя каких-либо качеств, их объединяющих. Квалифицирующие признаки недвижимых объектов не были указаны и в Своде законов гражданских Российской империи (т. Х, ч. 1 ст. 384).
Морские суда среди объектов, названных в п. 31 проекта Гражданского уложения Российской империи, отсутствуют, а в Своде законов гражданских Российской империи они напрямую (ст. 401) перечислены среди движимого имущества. Это обстоятельство позволяет сделать вывод о том, что в дореволюционном российском гражданском праве морские суда являлись имуществом движимым, что объясняется следованием европейской традиции, заложенной французским Уставом 1861 г.
Нельзя не отметить, что подобная позиция законодателя приводила в некоторое недоумение виднейших цивилистов того времени. Так, Г.Ф. Шершеневич характеризовал физическую природу морских судов как объектов, безусловно, движимых, но обращал внимание на другие их особенности, позволяющие, по его мнению, поставить под сомнение правильность отнесения морских судов к движимости. Рассмотрение их в качестве продолжения территории того государства, флагу которого они принадлежат, а также сходство порядка укрепления прав на морские суда с порядком укрепления прав на недвижимость - вот те два пункта, которые, как полагал ученый, могли бы стать отправными при пересмотре вопроса о юридической природе таких объектов гражданского оборота, как морские суда*(11).
Говоря о системе укрепления прав на морские суда, Г.Ф. Шершеневич, безусловно, имел в виду систему регистрации прав на эти объекты в законодательстве западных стран. В Российской империи в то время даже относительно стройной, выверенной системы, позволявшей точно устанавливать наличие или отсутствие прав в отношении морских судов, не существовало.
Отечественное гражданское законодательство для включения морского судна в гражданский оборот требовало на тот момент мерительного свидетельства, удостоверения об освидетельствовании судна и судовой роли. Все эти документы содержали лишь подтвержденные государственными чиновниками технические характеристики судна (его вместимость, прочность, годность), а также информацию, касающуюся служащих корабля.
Право собственности на морское судно удостоверялось корабельной крепостью, являвшейся домовым актом, т.е. документом, имевшим частный характер: государство в его составлении и обращении никоим образом не участвовало.
Введение Законом 1865 г. корабельной регистрации, разработанной по образцу поземельной, ставило цель предоставить заинтересованным лицам возможность получать точную информацию о наличии или отсутствии вещных прав в отношении конкретного судна в любой момент. Данный правовой акт предполагал ведение так называемых корабельных списков при каждой портовой таможне, в которых планировалось фиксировать возникновение, изменение и прекращение вещных прав в отношении морского судна.
Плавание под русским флагом разрешалось лишь после внесения судна в корабельные списки одного из русских портов и выдачи хозяину судна соответствующего документа - патента на плавание под русским флагом (ст.139 Устава торгового 1887 г.).
Однако прописанная в законе система не была подкреплена последовательным проведением в жизнь принципа внесения. Так, по закону требовалась регистрация в корабельных списках не всех морских судов, а лишь поднимающих более 10 ластов (ст. 140 Устава торгового 1887 г.), тогда как для возникновения, изменения или прекращения права на объект обязательная регистрация акта в корабельных списках вообще не требовалась. Например, купля-продажа морского судна могла быть осуществлена даже словесно, и для перенесения прав от одного лица другому достаточно было всего лишь передачи корабельной крепости с соответствующими на ней пометками от одного управомоченного лица к другому (ст. 165, 166 Устава торгового 1887 г.). Понятно, что такое положение дел не стимулировало судовладельцев к занесению данных о собственных правах в реестры, что, в свою очередь, приводило к неполноте корабельных списков.
Принимая во внимание все перечисленные недочеты системы регистрации морских судов в дореволюционной России, нельзя, тем не менее, отрицать того, что в отечественном гражданском праве была совершена попытка упорядочить оборот этих объектов гражданского права, ориентированная на существовавшие в тот момент в мире прогрессивные системы закрепления прав. Важно отметить, что введение особой системы укрепления прав на морские суда не потребовало от законодателя отказа от концепции фактической природы категории недвижимого имущества.
Регистрация недвижимого имущества и укрепление прав на морские суда в гражданском праве Российской Федерации
Что касается современного законодательства, то регистрация прав на недвижимое имущество регламентируется в нашей стране посредством норм, закрепленных в Федеральном законе от 21 июля 1997 г. "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" и соответствующих положений Гражданского кодекса РФ. Анализу сформированной системы укрепления прав на недвижимость посвящены многие научные исследования, в которых часто подчеркивается сходство положений российского законодательства о государственной регистрации прав на недвижимое имущество с соответствующими положениями германской вотчинной системы*(12). Можно с полной уверенностью констатировать, что в российском гражданском законодательстве, регламентирующем оборот недвижимости, нашли свое отражение и принцип внесения, и принцип публичной достоверности, и принцип специальности, и принцип старшинства вещных прав, и принцип легалитета, являющиеся столпами любой вотчинной системы.
Система укрепления прав на морские суда в Российской Федерации в настоящее время выглядит следующим образом.
Включая морские суда в категорию недвижимого имущества (абз. 2 п. 1 ст. 130 ГК РФ), Гражданский кодекс РФ автоматически устанавливает обязательную государственную регистрацию возникновения, перехода и прекращения права собственности и иных вещных прав, а также их ограничений в отношении данных объектов гражданского оборота (п. 1 ст. 131 ГК РФ). В соответствии данной нормой такая регистрация должна осуществляться в едином государственном реестре учреждениями юстиции. В развитие комментируемой нормы был принят упомянутый Федеральный закон "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", в котором подробно регламентируются процедура и порядок такой регистрации. Пунктом 1 ст. 33 названного акта морские суда и сделки, с ними совершаемые, из-под действия данного закона выведены. Это означает, что порядок регистрации морских судов регулируется специальным актом, а именно Кодексом торгового мореплавания (КТМ).
В первую очередь отметим, что в КТМ используются одновременно понятия "регистрация морских судов" и "регистрация права собственности и иных вещных прав на судно, а также ограничений, обременений прав на него". Возникает вопрос: в чем состоит отличие этих двух "регистраций", если оно вообще существует?
Внимательное исследование норм, посвященных регистрации, позволяет заключить, что "регистрация морского судна" всегда сопряжена с "регистрацией права собственности и иных вещных прав на судно, а также ограничений, обременений прав на него". Более того, системное толкование норм ст. 33, 37, 39, 40 КТМ указывает на то, что "регистрация морского судна" на самом деле подразумевает регистрацию прав в отношении этого объекта. И использование термина "регистрация морского судна" - не более чем прием законодательной техники, посредством которого законодателю удается более лаконично регламентировать рассматриваемую сферу отношений.
Итак, КТМ предусматривает регистрацию морского судна в одном из реестров: либо в Государственном судовом реестре, либо в судовой книге, либо в бербоут-чартерном реестре (п. 1 ст. 33 КТМ).
Право собственности и иные вещные права на судно, а также ограничения (обременения) прав на него подлежат регистрации в Государственном судовом реестре или судовой книге (п. 2 ст. 33 КТМ). Для регистрации судна, владелец которого наделен правами в отношении этого судна на основании договора бербоут-чартера, предусмотрен специальный бербоут-чартерный реестр.
В Государственном судовом реестре регистрируются пассажирские, грузопассажирские, нефтеналивные, буксирные, а также другие самоходные суда с главными двигателями мощностью не менее чем 55 киловатт и несамоходные суда вместимостью не менее чем 80 тн, за исключением используемых в некоммерческих целях спортивных и прогулочных судов (п. 2 ст. 23, п. 5 ст. 33 КТМ).
Регистрация таких судов осуществляется капитаном морского торгового порта, за исключением судов рыбопромыслового флота, за регистрацию которых отвечает капитан морского рыбного порта.
В судовых книгах регистрируются спортивные и прогулочные суда независимо от мощности главных двигателей и вместимости таких судов, а также иные суда, которые в соответствии с законодательством не могут быть зарегистрированы в Государственном судовом реестре (п. 3 ст. 23, п. 5 ст. 33 КТМ). Регистрация этих судов осуществляется органами технического надзора за такими судами.
Не подлежат регистрации в Государственном судовом реестре и судовых книгах шлюпки и иные плавучие средства, являющиеся принадлежностями судна.
Суда, зарегистрированные в реестре судов иностранного государства, но временно предоставленные в пользование и во владение российскому фрахтователю по договору фрахтования судна без экипажа (бербоут-чартеру), регистрируются в бербоут-чартерном реестре (п. 6 ст. 33 КТМ). С момента такой регистрации судно приобретает право плавания под государственным флагом Российской Федерации (п. 2 ст. 15 КТМ).
Представленная система регистрации морских судов отличается некоторой непоследовательностью реализации общих принципов регулирования оборота недвижимого имущества, о которых говорилось ранее и которые, исходя из положения ст. 130 ГК РФ, должны были быть положены в основу функционирования этой системы.
Нарекания вызывает, прежде всего, проведение принципа внесения. С одной стороны, п. 2 ст. 33 КТМ требует регистрации в одном из реестров судов Российской Федерации не только права собственности, но и всех иных вещных прав в отношении морского судна, а также обязательную регистрацию всех ограничений и обременений этих прав. Но, с другой стороны, в нормах, детально регламентирующих сведения, вносимые в Государственный судовой реестр и судовую книгу, закон указывает лишь на информацию, касающуюся права собственности на судно и ипотеки, если таковая установлена.
Одним из существенных условий успешного функционирования системы укрепления прав на недвижимое имущество является возможность быстрого получения заинтересованным лицом достоверной информации о правовом положении конкретного объекта. Именно с этой задачей и призваны справляться механизмы, в основу работы которых положен принцип публичности. Мы обращали внимание на то, что принцип публичности требует прежде всего того, чтобы сведения, касающиеся объектов, концентрировались в единой информационной базе, поскольку наличие альтернативных источников данных о правах на объект не гарантирует достоверности получаемых сведений, а значит, делает такую систему бессмысленной.
Представляется, что система регистрации морских судов, существующая в настоящее время в Российской Федерации, не отвечает подобным требованиям. Морские суда по нашему законодательству провозглашаются недвижимым имуществом и, вместе с тем, несмотря на положения Гражданского кодекса, предусматривающего для всех недвижимых объектов регистрацию прав в едином государственном реестре, исключаются из общей системы укрепления прав, регистрируются в особом режиме и по специальным правилам.
Такая ситуация, конечно же, объясняется физической природой морских судов. В силу объективных причин морские суда, в отличие от физически недвижимого имущества, могут менять место своего нахождения, более того, это является их функциональным назначением. Особенности морского хозяйства таковы, что позволяют умозрительно привязать морское судно лишь к определенному порту, да и то лишь на некоторое время, поскольку морские суда нередко меняют порт приписки. Поэтому регистрация морского судна в Государственном судовом реестре капитаном порта является наиболее естественным и функционально оправданным способом фиксации прав на подобный объект.
Представленные соображения теоретического и практического характера ставят под сомнение оправданность включения морских судов в категорию недвижимого имущества. Возможно, исключение морских судов из ст. 130 ГК РФ не повлечет за собой подрыва надежности гражданского оборота этих объектов, поскольку не предполагает аннулирование действующей системы укрепления прав на них. В то же время это поможет преодолеть существующую теоретическую неопределенность в отношении природы такой категории объектов гражданского права, как объекты недвижимости, подтвердив ее фактический характер. В любом случае вопрос о принятии такого решения - предмет специального научного исследования.
М.А. Тай
"Законодательство", N 4, апрель 2005 г.