< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

10.2. Власть человека над пространством: антропогеографический детерминизм

Уже в начале XIX в. идеи географического детерминизма, высказанные французскими и английскими просветителями, были широко известны в России. Однако естественнонаучные изыскания века Просвещения (Ш.Л. Монтескье, А. Тюрго), пытавшиеся объяснить зависимость социально-политических процессов от простых и доступных наблюдению материальных условий географической среды, представлялись русским ученым достаточно односторонними. Свойственный русской культуре приоритет духовного над материальным с самого начала формирования отечественной геополитической традиции не позволил ей развиваться по позитивистскому пути, как это произошло на Западе.

Не секрет, что классическая западная геополитическая школа (Ф. Ратцель, А. Мэхэн, Р. Челлен, Н. Спайкмен, X. Маккиндер) построена на принципах непосредственного и даже в известном смысле наивного восприятия идей географического детерминизма. Здесь в угоду позитивизму, но существу, отрицается сама постановка проблем духа, что заменяется решением эмпирических задач преимущественно техническими средствами: как географические особенности пространства влияют на поведение тех, кто его занимает; какие средства необходимы, чтобы покорить данное пространство, и др. Методология географического детерминизма господствовала в западной геополитики до торой половины XX столетия, т.е. до того момента, когда гуманитарные установки стали проникать в естественные науки, вслед за которыми и геополитика постепенно начинает все шире принимать во внимание антрополотческие и духовные факторы.

В России геополитическая традиция изначально формировалась под знаком антропологических и духовных приоритетов. Наиболее крупной фигурой среди родоначальников русской школы политической географии был Лев Ильич Мечников (1838-1888), разработавший основные принципы антропогеографического детерминизма.

Судьба этого человека необычайна. Ему, родившемуся в состоятельной дворянской семье, человеку от природы блестяще одаренному, самой судьбой, качаюсь, было предопределено учиться в привилегированных учебных заведениях, а затем делать карьеру, как это делали его предки, среди которых были генералы и сенаторы. Но пылкий природный темперамент и увлечение революционными анархистскими идеями не позволили ему закончить курс в университете; он уехал за границу, нигде подолгу не задерживаясь, переезжал из одной страны мира в другую. В Италии он был лейтенантом в добровольческом отряде Джузеппе Гарибальди, принимал участие в делах I Интернационала; в Японии работал преподавателем русского языка в Токийской школе иностранных языков, читал лекции в Токийском университете; в Швейцарии, будучи уже профессором, возглавлял кафедру сравнительной географии и статистики в академии кантона Нёвшатель, участвуя в подготовке академического 19-томного издания "Новой всеобщей географии" (1876-1894).

Творческое наследие Льва Мечникова многообразно: он оставил более 400 наименований книг, брошюр, статей, воспоминаний общим объемом около 1000 печатных листов. Главный труд его жизни - книга "Цивилизация и великие исторические реки" - была издана в 1889 г. в Париже уже после смерти автора благодаря усилиям его друга, знаменитого французского геофафа Элизе Реклю. Книга имела успех. "Исторический вестник" (1890, т. 39), сообщая о ее выходе, писак "Во всем этом столько новых блестящих идей, что посмертный труд Мечникова должен обратить на себя внимание ученого мира". Однако русская общественность получила недостаточное представление о новаторских научных идеях, содержащихся в книге, так как в русском переводе все мысли автора, связанные с его анархистскими убеждениями, были опущены по цензурным соображениям. В 1924 г. впервые вышел полный перевод этой книги на русском языке, но идеи Мечникова в устах комментаторов свелись к влиянию географической среды на развитие общества. Между тем именно глубокой критикой плоского географического детерминизма, как отмечал Э. Реклю, этой книге суждено было открыть "новую эру в истории науки".

Имя Льва Мечникова было незаслуженно забыто в советский период, его идеи не получили должного распространения, но сегодня с возобновлением интереса российской общественности к проблемам геополитики творческое наследие Л. И. Мечникова нуждается в новом прочтении и интерпретации.

Одной из главных задач географии Мечников считал изучение Земли в ее особых отношениях к человеку. Он решительно возражал против теории "географического фатализма", провозглашающего наперекор фактам, что данная совокупность географических условий играет и должна всюду играть одну и ту же неизменную роль: "Нет, - писал он, - дело идет только о том, чтобы установить историческую ценность этих условий и изменчивость этой ценности в течение веков и на разных ступенях цивилизации".

Через всю его книгу лейтмотивом проходит главная мысль: человек, обладая вместе со всеми природными организмами способностью приспосабливаться к пространству обитания, господствует над животными видами в силу ему одной свойственной способности приспосабливать пространство к своим потребностям. Эта способность развивается у человека вместе с прогрессом науки, искусства и промышленности. Другими словами, осваивая пространство, человек учится двум вещам:

1) освобождаться от абсолютной власти среды (например, в стране холода, снега и льда обеспечивать себя теплом, обильной пищей и известным комфортом);

2) увеличивать до бесконечности точки соприкосновения со средой и использовать пространство в своих целях.

Мечников постарался доказать, что господство человека над пространством пропорционально степени способности его использовать. Географическая среда не оказывает своего влияния в одинаковой степени всегда и постоянно. Ее влияние не происходит с фатальной необходимостью, как это предполагали сторонники плоского географического детерминизма. Переселяясь в какую-либо новую страну, весьма отличную от той, в которой он родился, человек приносил с собой в новое свое местожительство прежние нравы, обычаи, физические и моральные способности, развитые и приобретенные на старой родине.

Поражающий пример изменения физико-географической среды мы видим в Месопотамии - древней области, где протекают реки Тигр и Евфрат. Некогда в этой благословенной долине культурные племена благодаря искусственному орошению и строительству каналов достигли того, что "земля лапала урожаи самсто" . После завоевания Месопотамии арабами -людьми пустыни, для которых родной стихией была песчаная степь с редкой и тощей растительностью, эта земля постепенно превратилась в пустыню. Арабы постарались придать ей вид родной Аравии: они вырубали леса, не поддерживали запруды, оставляли без ремонта каналы, и постепенно пески покрыли плодоносные поля.

Мечников полагал, что вода - речная, средиземноморская, океаническая - играет особую роль в освоении человеком пространства. Являясь быстрым природным средством коммуникации, она становится неизменно животворящим и оживляющим элементом не только в природе, но и истинной двигательной силой в истории. Однако человек далеко не сразу покорил реку, морс и океан. Так, например, океаны, которые являются в наше время средством международного единения, путем торговых и идейных сношений, некогда вселяли в человечество только чувство непреодолимого страха и служили сферой разъединения народов. Всего лишь пять веков тому назад Атлантика была для народов Западной Европы великим и грозным "морем мрака". Подобно тому как птенец, повисший на краю гнезда, с ужасом смотрит на беспредельный воздушный океан, который позднее станет для него родной стихией, первобытный человек так же со страхом смотрит на воды океана.

Покорение нового пространства требовало от людей солидарности и общего коллективного труда для борьбы с окружающими неблагоприятными условиями физико-географической среды. "В этом заключается великий закон прогресса и залог успешного развития человеческой цивилизации"-.

На страницах своей книги Лев Мечников сформулировал и доказал важнейший геополитический закон покорения пространства: человек в состоянии завоевать и контролировать только то пространство, которое соответствует степени его социально-политической организации. Та же самая река, которая составляла непобедимое препятствие для некультурного народа, становилась средством сообщения у народа культурного. Исторические реки: Нил, Тигр и Евфрат, Инд и Ганг, Янцзы и Хуанхэ - отличаются от других тем, что обращают орошаемые ими земли то в плодородные житницы, питающие миллионы людей за труд нескольких дней, то в заразные болота, усеянные трупами бесчисленных жертв. Под страхом неминуемой смерти река-кормилица заставляла население объединять свои усилия на общей работе, учила солидарности, даже если в действительности отдельные группы населения ненавидели друг друга.

Всякая большая река впадает в море. Всякая речная цивилизация, т.е. цивилизация, развившаяся на берегах больших рек, должна рано или поздно погибнуть, или быть поглощенной в широком потоке, или развиться в более обширную морскую цивилизацию. Речные цивилизации могли быть только первобытными, изолированными и отличными друг от друга. И наоборот, в тех случаях, когда цивилизации распространялись с берегов рек на побережья морей, они становились способны к дальнейшему развитию и постепенно охватывали целый ряд народов, приобретая международный характер. Эта способность усиливается при переходе цивилизация с побережий внутренних морей на берега океана. Достаточно долго Атлантический океан был единственной ареной развития цивилизации, но с конца XIX в. Тихий океан постепенно начинает играть все более важную роль в жизни человечества, и пока неизвестно, какое будущее хранит история для Антарктического океана, до сих пор остающегося вне общего потока цивилизации.

Мечников высказал гипотезу, согласно которой для освоения речных пространств человек исторически использовал такие формы социально-политической организации, как деспотизм и рабство', для покорения морей - крепостничество, подневольный труд, олигархические и феодальные федерации; для господства на океанах ему потребуется уничтожение принуждения (свобода), ликвидация социальной дифференциации (равенство), утверждение солидарности согласованных индивидуальных сил (братство).

Эти идеи Мечников обобщил в своей книге в виде еще одной социологической закономерности, которую мы сегодня вполне можем отнести к категории геополитических: наращивание солидарности людей в борьбе за покорение все больших пространств. Природа, нуждаясь в солидарности людей, без которой она не смогла бы осуществить высшие формы жизни, вынуждена была употребить следующие меры. Вначале она объединила отдельные живые организмы в коллективы при помощи принуждения и необходимости, а затем, как бы насильственно приучив их к общественной жизни, она видоизменила формы общественной жизни посредством дифференциации, и наконец, когда, отдельные личности достаточно созрели для сознательной и добровольной кооперации и объединения своего труда, исчезло и природное принуждение.

Великий русский ученый был оптимистом: он верил, что процесс глобализации потребует от человечества прежде всего развития его природной способности к солидарности. Однако, к сожалению, оказалось, что в борьбе за покорение глобального пространства возможны не только проявление доброй воли, но и авантюры, направленные на создание однополярного мира, управляемого из одного центра.

Гораздо более реалистичными были его взгляды на методологию геополитических исследований, которые он изложил в главе "Географический синтез истории". Мечников подчеркивал, что аналитический метод состоит в том, чтобы изучать сначала влияние отдельный условий данного пространства, а затем влияние физико-географической среды во всей совокупности и разнообразии различных условий. Он выделил три основные сферы влияния:

- астрономические влияния (преимущественно географической широты и климата);

- влияние физической среды (взаимовлияния геосферы, гидросферы, атмосферы);

- влияние растительного и животного мира и антропологических условий (как человек приспосабливает среду к своим потребностям).

Достаточно часто специфику политической организации той или иной страны можно объяснить случайными, но важными природными особенностями занимаемого ею пространства. Так, например, японцы обязаны своей национальной обособленностью морскому течению Куро-Сиво и подводным камням, делающим доступ к берегам Японских островов весьма опасным. Государственное устройство Великобритании с многих точек зрения можно считать простым результатом ее островного положения. Альпийские горы очень долгое время служили колыбелью и защитой свободы швейцарских крестьянских коммун. Наконец. Пиренеи защищали "льготы и вольности" горных басков несравненно лучше и вернее, чем королевские хартии и грамоты.

Мечников предупреждал, что применение аналитического географического метода способно привести к ошибкам и увлечениям в политических выводах: поверхностный анализ способствует созданию многочисленных телеологических фантазий и ошибочных дедуктивных обобщений. Например, политики привыкли смотреть на высокие горные цепи как на естественные границы между государствами, расами и культурами. Тем не менее этот взгляд не верен. Так, Альпы, составляющие политическую границу между Францией, Италией и Германией, являются в то же время местом смешения трех главных европейских рас - латинской, галльской и германской. Сложный этнологический состав населения Кавказа и Гималайских гор должен быть неопровержимым доказательством того, что самые высокие и непреступные горные цепи вопреки общераспространенному мнению играют роль убежищ, где происходит сближение самых разнородных этнических элементов под влиянием суровых условий жизни.

Методологические выводы Мечникова необычайно актуальны для современной геополитики: "Только строго научный аналитический метод может предохранить от поспешных и банальных обобщений и избавить нас от фетишизма и преклонения перед свершившимися фактами именно потому, что они факты; только строго критическое отношение может охранить нас от излишнего преклонения перед торжеством грубой силы, которая царствует в наше время в науке..."

После анализа следует антропогеографический синтез, под которым Мечников понимал выявление влияния антропогеографической среды на политическую историю разных народов. Пример такого синтеза политической истории он хотел осуществить в своей книге. Ее цель Мечников видел в выявлении скрытой внутренней связи между различными историческими фазами в судьбе цивилизованных народов и той географической средой, в которой эти народы жили и развивались. Замыслу Мечникова не суждено было осуществиться в полной мере, завершенной оказалась только первая часть его работы, в которой он исследовал первый исторический период в развитии цивилизаций: период освоения великих рек Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Ганга, Хуанхэ и Янцзы.

Идея антропогеографического синтеза политической истории - один из наиболее продуктивных методологических принципов, который пока недостаточно используется в геополитике, но именно ему принадлежит большое будущее, ибо управлять пространством можно, только досконально изучив особенности этого пространства и характер людей, его занимающих, в их тесной взаимосвязи и взаимовлиянии на протяжении всей истории.

Идеям великого русского ученого Л. И. Мечникова суждено большое геополитическое будущее - сегодня русская школа геополитики будет гордиться его открытиями, сожалея о целом столетии безвестности этого национального гения.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >