< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

Глава 17. Психологические особенности судебной деятельности

17.1. Общая психолого-правовая характеристика познавательной подструктуры судебной деятельности

Рассмотренные в предыдущих главах наиболее общие структурные компоненты (подструктуры) профессиональной деятельности юристов прослеживаются и в деятельности тех из них, кто занимает в судебных органах должностное положение судьи, исполняет полномочия на профессиональной основе. Участие юристов в осуществлении правосудия по уголовным, гражданским делам, по делам о спорах в сфере предпринимательской, иной экономической деятельности, по делам об административных правонарушениях, сам процесс судопроизводства, несомненно, имеет свои особенности, в том числе и психологического характера. И с этой стороны труд судей отличается от профессиональной деятельности юристов, находящихся на службе в других правоохранительных органах. Придерживаясь ранее принятой схемы изложения материала, кратко остановимся на некоторых из этих особенностях.

Говоря об особенностях познавательной деятельности судьи но осуществлению правосудия, нельзя не заметить, что нередко процесс познания, оценки доказательств, в частности при рассмотрении уголовных дел, хотя суд по закону и независим в своих выводах, в определенной мере психологически связан с результатами познавательной деятельности следователя, которые нашли отражение в составленном им обвинительном заключении. Найдут ли подтверждение в ходе судебного разбирательства в условиях состязательности и равноправия сторон выводы следствия или они будут опровергнуты - в любом случае суд не может пройти мимо них: для суда они всего лишь версия обвинения. Очень важно, чтобы результаты предварительного расследования не оказывали "внушающего" воздействия на процесс смыслового восприятия судьями выводов следствия, поскольку это может привести к обвинительному уклону по отношению к подсудимому, отрицательно повлиять на объективность оценки доказательств, в целом на дальнейшую познавательную деятельность судей в ходе судебного заседания. Поэтому восприятие судьей поступивших к нему материалов уголовного дела, содержания формулы обвинения должно быть достаточно критичным. В любом случае судье следует исходить из презумпции невиновности лица, обвиняемого в совершенном преступлении.

Чем же тогда с психологической точки зрения можно объяснить обвинительный уклон правосудия, который перевешивает порой декларируемую в законе презумпцию невиновности? Какова причина столь разительной рассогласованности между жесткими требованиями, предъявляемыми к суду, и чисто человеческими, психологическими качествами тех, кто вершит правосудие?

Первое, что обращает на себя внимание в этой связи, - это сама процедура включения судьи, исполняющего обязанности на профессиональной основе, в процесс судопроизводства, когда, получив уголовное дело с обвинительным заключением, судья знакомится с его материалами, из которых следует, кто, по мнению органов следствия, виновен в совершенном преступлении. Еще в конце XIX столетия на эту сторону процесса обращал внимание Л. Е. Владимиров, который писал, что уже само "чтение актов предварительного следствия предубеждает судью. Помимо своей воли, он составляет себе определенное убеждение о деле. Такой судья невольно будет рассматривать судебное следствие не как самостоятельное исследование истины, а только как повторение, поверку следствия предварительного. Требовать от судьи другого воззрения - значит требовать невозможного..."

Таким образом, объективно еще прежде судебного разбирательства до судьи, получившего материалы дела, доводится суждение о виновности конкретного человека. Но еще хуже, по мнению Н. В. Радутной, если на начальном этапе "перехода к состязательности делаются попытки вне судебного заседания ознакомить судью с дополнительными материалами обвинения - документами, фото- и видеоматериалами, материалами СМИ, порочащими подсудимого".

Данный феномен, получивший в литературе название "знание о виновности", на начальной стадии судебного производства по существу противостоит презумпции невиновности. Более того, "знание о виновности" психологически подкрепляется "презумпцией профессионализма тех, кто занимался предварительным расследованием, а также тем обстоятельством, что в обвинительном заключении факты уже определенным образом "упакованы", опредмечены - представлены в интерпретации, соответствующей определенной квалификации".

Постепенно это "знание о виновности" может усваиваться и приниматься судьей еще до судебного разбирательства в результате ознакомления с материалами дела, трансформируясь (в терминах действующего законодательства) в его "внутреннее убеждение" относительно виновности лица. Свой вклад в процесс формирования "внутреннего убеждения" судьи нередко вносит и ставшее "традиционным предварительное согласование между судом и представителями стороны обвинения решений о правовой оценке деяния и наказания"4. И все это происходит даже тогда, когда в деле немало доказательств, полученных с нарушением закона (т.е. недопустимых доказательств)1, когда с присущим некоторым работникам правоохранительных органов профессиональным цинизмом судьям говорят о том, что надо "спасать дело" (за этим выражением, надо думать, подразумеваются, прежде всего, те, кто его "состряпал").

Упомянутые выше закономерности воздействия на когнитивные способности тех, кто выносит приговор, очень наглядно можно проиллюстрировать, сославшись на известное в свое время по трагическим последствиям "витебское дело", по которому за совершенное убийство были осуждены, в том числе приговорены к высшей мере наказания, невиновные лица. В этом отношении характерны слова одного из судей, подписавшего обвинительный приговор невиновному человеку, но существу, под психологическим влиянием выводов по делу сотрудников прокуратуры: "Кому я должен был верить - моему коллеге-следователю, бок о бок с которым мы боремся с преступностью, или малоприятному субъекту, сидящему на скамье подсудимых?"

Какие же психологические закономерности, факторы особенно активно проявляют себя в процессе перехода от "знания о виновности" подсудимого к "внутреннему убеждению" судьи в том, что эти "знания" действительно соответствуют (либо, напротив, не соответствуют) действительности?

С этой точки зрения среди рассматриваемых психических явлений прежде всего обращает на себя внимание психическая установка, формирующая в любой познавательной деятельности на подсознательном уровне готовность субъекта (в нашем случае - судьи) к целесообразной избирательной активности с определенной направленностью любых проявлений психики (в том числе, разумеется, смыслового восприятия материалов дела, доказательств в нем, мышления, его профессиональной деятельности в целом), находящегося в поиске дополнительных аргументов обоснованности своего "внутреннего убеждения", основанного на "знании о виновности" человека, обвиняемого органами следствия в совершенном преступлении. Таким образом, под влиянием сформированной под воздействием психической установки избирательной познавательной активности в процессе оценки доказательств по делу судьей, который начинает знакомиться с поступившими к нему материалами дела, игнорируется то, что ей не соответствует.

Впервые на роль психической установки как на фактор, способствующий появлению судебных ошибок, обратила внимание Т. Г. Морщакова - член Конституционного Суда РФ в 1991-2002 гг. По ее данным, не менее 50% случаев отмены приговоров как не отвечающих требованиям закона (всего было изучено 1803 уголовных дела) в той или иной мере были связаны с обнаруженным ею влиянием "эффекта психической установки" на принятие судьями окончательных решений но уголовным делам1.

Другим фактором психологического характера, воздействующим на избирательность смыслового восприятия судьей материалов уголовного дела, выводов предварительного следствия, укрепляющим его психическую установку в процессе усвоения им "знаний о виновности", является внушающее воздействие на его сознание, мыслительную деятельность, волеизъявление, а в конечном итоге и на его объективное и беспристрастное отношение к делу того социального, мощно воздействующего информационного пространства, в котором он находится.

На подобного рода "предрасположение судьи к внушению" еще в начале прошлого века обращал внимание видный немецкий ученый Гуго Мюнстерберг (1863-1916), одни из основоположников практической психологии, изучавший психологические проблемы принятия судебных решений. "Предрассудки по отношению к известным сословиям или профессиям, расам или религиям, - писал он, - пристрастие к некоторым чертам характера, антипатия к некоторым физиономиям, а главным образом недостаток понимания известных душевных состояний или профессиональных взглядов - все это может нанести тяжелый ущерб объективности судопроизводства, несмотря на наличие нормальной доброй воли со стороны судьи".

В этой связи следует отметить внушающее воздействие па беспристрастное отношение судьи к обстоятельствам дела групповых корпоративных взглядов, той узкой профессиональной среды, в которой он находится. Как справедливо отмечает Л. М. Карнозова, "нередко судьи действуют в соответствии с нормами своей референтной группы - нормами судейской корпорации", в которой наиболее устойчиво проявляют себя "групповые стереотипы, предубеждения и предпочтения, базирующиеся на представлениях профессионального сообщества, поддерживаемых внутрипрофессиональной коммуникацией". Все это в замкнутой профессиональной среде формирует "допустимые стандарты" (И. Л. Петрухин) принятия решений, групповые стереотипы, формы профессионального поведения с их предубеждениями и предпочтениями. А отсюда, как говорится, один шаг до профессиональной деформации личности - явления, довольно распространенного в любой профессиональной и не только в судейской среде.

Все сказанное выше формирует установленный в когнитивной психологии феномен пристрастности, воздействующий искажающим образом на перцептивные процессы, и прежде всего на смысловое восприятие, интеллектуальную переработку находящейся в материалах дела информации (а порой и дезинформации).

В подобных случаях судья может оказаться как бы между двумя "знаниями": с одной стороны, "знаниями о виновности", содержащимися в обвинительном заключении, а с другой - если следовать принципу презумпции невиновности, "знаниями о невиновности" обвиняемого в совершенном преступлении. Такое явление, содержащее внутреннюю противоречивость, неопределенность, в психологии получило название состояния когнитивного диссонанса, о котором речь шла выше. И здесь к когнитивному состоянию неопределенности (из которого, безусловно, должен быть найден выход), подключается то, что в психологии называется явлением каузальной атрибуции, которая довольно ревностно на подсознательном уровне охраняет первоначально возникшие убеждения и психические установки субъекта познания (в данном случае - судьи) от отказа от них, демонстрируя тем самым пристрастность нашего мышления.

Каков же тогда может быть выход из этого сложного в психологическом отношении когнитивного состояния зависимости от каузальной атрибуции, пристрастности к собственным первоначальным убеждениям с обвинительным уклоном? "Чтобы достичь такой беспристрастности, - полагает Пьер Трюш, первый почетный председатель Кассационного суда Франции, - то есть, чтобы не поддерживать предвзято ту или иную сторону, судья должен, в первую очередь, трезво оценивать факторы своей собственной зависимости" от своего жизненного опыта, политических взглядов и культуры, от своих верований, этических установок, от своего окружения, дружеских связей, симпатий и антипатий, наконец, от своего эмоционального состояния и т.п. А это далеко не всегда удается - преодолеть свои "человеческие возможности".

Применительно к подобным ситуациям Л. М. Карно-зова дает следующий практический совет: "Перед процессом спросите себя, что вы думаете о виновности подсудимого? И ответьте. И если увидите, что у вас уже есть обвинительная точка зрения, зафиксируйте это. Осознание факта собственной предвзятости - важный момент, создающий предпосылку - именно за счет осознания - для ее преодоления".

Согласно действующему законодательству содержательной стороной процесса познания в ходе судебного разбирательства как в уголовном, так и в гражданском судопроизводстве является оценка доказательств по "внутреннему убеждению" судьи, который должен руководствоваться не только законом, но и совестью. Понятие совести появилось в законодательстве относительно недавно (см. ч. 1 ст. 8 Закона "О статусе судей в Российской Федерации", ч. 1 ст. 17 УПК). В связи с этим можно сказать, что теперь (в контексте рассматриваемых проблем судопроизводства) категория совести имеет не только нравственное, этическое, но и правовое значение. Кроме того, понятие совести следует рассматривать и с психологической точки зрения, связывая его с таким профессионально важным для судей качеством личности, как совестливость.

Итак, совесть - это чувство нравственной ответственности, переживаемое человеком в связи со своими действиями, высказываниями, поступками, поведением перед людьми. Это выражение самосознания личности, которое проявляется в форме осознания своего долга и ответственности, нравственного значения совершаемых действий, в виде эмоциональных переживаний человеком по поводу своих поступков (в виде угрызений совести и т.п.).

Совесть тесно связана с осознанием субъектом своего долга, личной ответственности за свое поведение, выполнение профессиональных обязанностей. Она проявляется в способности человека осуществлять нравственный самоконтроль, самооценку того, что наше поведение соответствует нормам нравственности. Это, как пишет Н. В. Радутная, "закон внутри нас, который каждым формируется и обеспечивается ответственностью перед собой".

Особенно велика роль совести, - полагает А. С. Кобликов, - когда человек находится перед моральным выбором, а внешний контроль или исключается, или затруднен.

По мнению Н. В. Радутной, включение в законодательство понятия совести свидетельствует о признании значения совести для правосудия наравне с законом и открывает простор "для свободы судейского усмотрения". И, что особенно важно, повышается "значимость оценки доказательств не только по предустановленным и формализованным критериям, которым соответствует закон, но и по критериям личности, которые определяются особенностями системы нравственных ценностей, сложившейся у каждого судьи, его взглядов, убеждений"1. Поэтому оценка личностных, а следовательно, психологических, нравственных качеств судьи, его совестливости, справедливости приобретает первостепенное значение, влияющее на его профессионализм, и в конечном итоге - на оценку его способности исполнять на высоком уровне возложенные на него профессиональные обязанности, принимать справедливые, беспристрастные в соответствии с законом, не зависящие от какого-либо постороннего влияния решения по любому делу, находящемуся в его производстве.

Таким образом, справедливость в соответствии со ст. 297 УПК, как и совесть, составляет основу судейского усмотрения. "Отражение в новом законодательстве категорий совести применительно к внутреннему убеждению и справедливости подчеркивает важность для принятия судом надлежащего решения высокого уровня его воззрений и практического опыта".

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >