< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

4.3.2. Неокантианство

Неокантианство первой трети XX в. внесло в эстетику прежде всего подробно разработанную теорию ценности. Наиболее крупным философом неокантианской школы, которому мы обязаны построением аксиологии, является Г. Риккерт, его можно назвать идейным наследником В. Виндельбанда. Ценность, по Риккерту, внеположена жизни и самодовлеюща; бытие ценности - в ее фактичности. Сфера смыслов оказывается связана именно с ценностью. Проявление ценности позволяет ей выступить в "ипостаси" блага и оценки (в том числе эстетической). Ценность также связана с долгом и поведением человека.

Крупнейшим представителем неокантианства в эстетике был и остается Э. Кассирер, вышедший за пределы не только марбургской школы неокантианства, но давший весьма необычную интерпретацию кантианству вообще. Его теорию "символических форм" иногда рассматривают как ранний вариант семиотики, иногда же - как нечто глубоко оппозиционное последней (порою приходится встречать употребление термина "символология" как чего-то совершенно отличного от семиотики).

Все культурное окружение человека, согласно Кассиреру, - это своеобразный символов (положение вполне в духе классической семиотики). В сущности, этот мир и есть сфера культуры. Символообразование находится в жесткой связи с познавательной деятельностью разума, которую Кассирер тоже рассматривает иначе, чем его предшественники-неокантианцы - П. Наторп и Г. Коген). Творчество разума порождает и сферу искусства с присущим ей автономным содержанием. Центр тяжести переносится в мир субъекта, в сферу его ментальной деятельности.

Но символы понимаются здесь скорее как духовные реальности без четко заданных семантических границ. В духе кантовского дуализма Кассирер разводит духовный мир символов и мир материи. Символы задают сложные интерпретативные задачи, причем интерпретация здесь вряд ли может строиться по жестким программам. Символы способны аккумулировать опыт; мир материальных реалий и пространство символов соединены сложными связями. Семантика символа представлена Кассирером как концентрирующая опыт жизни в смысловом, знаковом пространстве, отсюда способность символа обобщать и объединять вокруг себя людей. Вообще, для Кассирера неприемлема традиционная схема, когда знак и значение можно рассматривать изолированно. Кассиреровский символ есть прежде всего единство, а не дистинктивное образование, предмет классической семиотики. Значение у этого философа не столько содержится в форме, сколько само и является формой. Отсюда происходят, в частности, и выводы о непереводимости символических феноменов, что особенно ярко наблюдается в невербальных сферах, в том числе и невербальных искусствах. Искусство не анализируется извне, а раскрывается из самого себя и из сферы символического выражения, к которой принадлежит (это касается и всех иных символов - религии, мифологии, обыденного языка). Несомненно, кассиреровский символ содержит некие черты кантовской дуалистической гносеологии. Накопительная и концентрирующая возможность символа необычайно велика и вместе с тем не задана жестко, интерпретация превращается скорее в странствие по семантике мира символов. Эстетическая категория прекрасного, по Кассиреру, имеет символическую природу и сконцентрирована в мире символов. Искусство понимается как наивысший тип культурно-символической деятельности. Творчество начинается как безграничный, свободный процесс, но на исходе своем он "отливается" в строгие структуры.

Научный анализ символов, по Кассиреру, снимает противоречия двух типов исследования: чисто абстрактного и универсального - и исключительно предметного ("конструктивный эмпиризм"). Это методологическая программа его эстетики.

Теория Кассирера повлияла на школу иконологии. Кроме того, есть определенные точки сближения между теорией Кассирера и семиотикой соссюровско-пирсовского типа. Учение же о структурах позволяет увидеть здесь предвосхищение некоторых идей структурализма.

К неокантианству примыкает и критический реализм Д. Сантаяны. В основе художественной деятельности лежат ценности, которые, в свою очередь, определяются человеческой жизнью, нуждами и потребностями человека. Специфика того или иного феномена искусства определяется проекцией на него разнообразных желаний, стремлений человека. Искусство всегда глубоко антропоцентрично.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >