< Предыдущая
  Оглавление
  Следующая >


12.4. Ю. Лотман: семиотические типы культур

Рассматривая культуру как мир социальной информации, сохраняемой и накапливаемой с помощью созданных людьми знаковых средств, Ю.М. Лотман связывает различия между типами культуры с тем, как в них кодируется и передается информация. Речь идет при этом не о технических средствах коммуникации, таких как телефон, радио, телевидение, а о структуре семиотических систем, с помощью которых люди фиксируют свои представления о мире и общаются друг с другом.

Лотман различает два вида человеческого общения: "Я - Он" и "Я - Я" (автокоммуникация). В первом случае коммуникация подразумевает передачу информации. Информация, которая содержится в сообщении, является константной, неизменной, но меняется ее носитель. Во втором носитель информации остается тем же, но сообщение переформулируется и приобретает новый смысл. В автокоммуникации происходит преобразование информации.

Во всякой культуре сосуществуют оба типа коммуникации. Однако в одних культурах господствующей тенденцией является ориентация на передачу сообщений, а в других - на автокоммуникацию. Так для античной культуры и европейской культуры Нового времени характерно доминирование семиотических систем передачи информации. Люди занимают позиции "адресатов", которые получают сведения со стороны. Учеба - наиболее очевидное проявление такой позиции. Ее точно выразил Петр I, сказав: "Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую". Восточные же культуры больше направлены на автокоммуникацию, связанную с сосредоточением на внутренней жизни индивида, самосозерцанием, самопознанием, - такова, например, буддийская традиция.

Культуры, ориентированные на внешние сообщения, носят более динамичный характер. В них идет быстрый прирост знаний. Но оборотной стороной этого типа культуры является резкое разделение общества на передающих и принимающих информацию. Формируется установка на получение истины в готовом виде как результата чужих умственных усилий. Это ведет к пассивности получателей информации. Лотман замечает: "Очевидно, что читатель европейского романа нового времени более пассивен, чем слушатель волшебной сказки, которому еще предстоит трансформировать полученные им штампы в тексты своего сознания, посетитель театра пассивнее участника карнавала. Тенденция к умственному потребительству составляет опасную сторону культуры, односторонне ориентированной на получение информации извне".

Культуры, в которых преобладает тенденция к автокоммуникации, развивают большую духовную активность и побуждают своих носителей к интенсивным усилиям по самосовершенствованию личности. Однако им свойственны замедленные темпы научно-технического прогресса и социальной эволюции. Они оказываются менее динамичными, чем того требуют нужды человеческого общества. По-видимому, наиболее успешно культура развивается тогда, когда в ее структуре гармонично сочетаются оба типа коммуникации.

Различные в семиотическом отношении типы культур выделяются также по роли, которая в культурной ментальности отводится знакам (или, иначе говоря, по способу организации кода культуры). Значение знака обретается двумя путями. С одной стороны, оно обусловливается тем, что знак нечто обозначает; это значение называется семантическим. С другой стороны, оно определяется тем, что знак занимает определенное место в системе отношений с другими предметами (как знаками, так и незнаками); такое значение именуется синтактическим. Лотман поясняет разграничение знаковых значений следующим образом: "Поскольку в мире моделей культуры быть знаком означает существовать, постольку первый случай может быть определен: "Существует, ибо заменяет нечто более важное, чем оно само". Второй: "Существует, ибо является частью чего-то более важного, чем он само"".

Соотношение в знаковом значении его семантической и синтактической составляющих предопределяет выделение четырех способов трактовки знаков.

1. Код культуры базируется на семантическом принципе.

2. Код культуры базируется на синтактическом принципе.

3.Код культуры исходит из установки на отрицание обоих принципов.

4. Код культуры основывается на синтезе обоих принципов.

В реальных культурах, разумеется, имеют место все четыре варианта. Речь может идти лишь о тенденции к доминированию того или иного из них. Люди обычно не задумываются над характером кода своей культуры, и способ преобладающей трактовки знаков ими не осознается. Однако семиотический анализ обнаруживает, что в истории культур на разных стадиях их эволюции существуют доминирующие принципы организации культурного кода. Так, в истории русской культуры со времен Киевской Руси до середины XIX в. прослеживается последовательная смена всех четырех указанных типов культурного кода.

Семантический тип в наиболее чистом виде представлен в русской культуре раннего Средневековья. Для него характерно представление, выраженное библейской формулой: "Вначале было слово". Окружающий мир делится в этой ментальности на две части - явления практической жизни и явления действительно важные, значимые. Первые не обладают выраженной ценностью. Средневековый человек как живое создание, конечно, не может существовать без достижения практических целей, но как социокультурное существо он должен "презирать вещи и стремиться к знакам" (Лотман). Убедительное документальное воплощение духа времени - Русская Правда (XI-XII вв.): преступления, наносящие не фактический, а "знаковый" ущерб, наказываются в ней сильнее. Большое значение придается оппозиции "честь - слава". В средневековом сознании честь понимается как почет, имеющий материальное выражение: княжеское пожалование, дар, долю в добыче. Слава же представляется почестью без материальных преимуществ. Она имеет чисто духовное значение (славу может получить мертвый - в памяти, песнях, преданиях). В глазах средневекового человека слава стоит неизмеримо выше чести. Глубокий смысл средневековой культуры имеет местничество: "место" выступает знаком, символом реального существования человека; "потерять место", значит, "перестать существовать".

Любая форма деятельности, чтобы приобрести социальную значимость, должна превратиться в ритуал, имеющий знаковый, символический смысл: битва, охота, дипломатия, власть - все окружается ритуальной символикой и требует выполнения определенных ритуальных правил. Системно-структурный подход к оценке явлений чужд средневековому сознанию. Всякое конкретное дело рассматривается не столько как часть более общего целого, сколько как символ, представляющий целое. Время мыслится чем-то отдельным от вечности: в любом его периоде видится не частица вечности, а ее проявление, "отблеск" или "призрак". Процесс познания понимается не как движение от одного знания к другому и, соответственно, от одних знаков к другим, а как углубление в знак.

Синтактический тип культуры возникает в русской истории в эпоху централизации государства. Сначала он находит выражение в церковно-теократических и монархических концепциях XVI-XVII вв., затем утверждается в трудах идеологов "регулярного государства" петровского времени. В этом типе знаковое, символическое значение явлений и событий отбрасывается. Деятели эпохи - практики, эмпирики. "Они ставят перед собой реальные, достижимые цели и никогда не пожертвуют практическими интересами дела ради мнимой, с их точки зрения, символической значимости. Переход к этой системе воспринимается как отрезвление от средневекового тумана, реабилитация практической деятельности"1. Петр сознательно разрушает средневековую ритуалистику двора московских царей; Феофан Прокопович доказывает, что обожествление иконы и отношение к ней как к знаку святости есть идолопоклонство: молиться надо Богу, а не иконе.

Поиск скрытой символики вещей, их божественного предназначения сменяется здравым смыслом и стремлением к "полезному" знанию. Теоретическое "умствование" становится предметом пренебрежительной иронии. Происходит принципиальное переосмысление реальности: теперь это уже не сверхъестественная, божественная или дьявольская подоплека видимых явлений, а сами явления. Значимость вещей и событий усматривается не в тайном смысле, который они несут как ниспосланные свыше и подлежащие разгадке знаки потусторонних предначертаний, но в их соотнесенности с другими явлениями и событиями, в их включенности в системы, ряды, последовательности этих вещей и событий. Существование означает ощущение себя частью целого и взаимодействие с другими его частями. Единица, не связанная с системой, значения не имеет (Петр I отчетливо выразил это в письме сыну Алексею: "Я за мое отечество и людей, и живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть"). Синтактический код строится по музыкально-архитектурному принципу, что особенно заметно в характерном для рассматриваемой эпохи стиле барокко: эстетическая ценность отдельных деталей высвечивается лишь в их совокупности, в их роли в организации целого.

Асемантический и асинтактический тип воплощается в западноевропейской и русской культуре Просвещения1. В отличие от семантического типа, он предполагает, что наибольшую ценность имеют те реальные вещи, которые не используются как знаки: не деньги, мундиры, ордена, чины и титулы, а хлеб, вода, любовь и жизнь. А в отличие от синтактического, он исходит из того, что вещи обладают реальностью не в качестве частей некоего объемлющего их целого, а сами по себе, как особые самостоятельные сущности: существует то, что существует отдельно.

Для представителей просветительской культуры мир вещей естественен и реален, мир знаков - создание ложной цивилизации. Ценно то, что является самим собой, а все, что репрезентирует, "представляет" что-либо иное - не имеющая ценности фикция. Подвергается критике сам принцип знаковости. Основной тип знака - слово (в семантическом коде - первый акт божественного творения) объявляется символом лжи ("речь изреченная есть ложь", как выразился Тютчев). Признать что-либо словом - все равно что указать на лживость и ненужность. Всего лишь "словами" объявляются все социальные и культурные установления. "Страшное царство слов вместо дел", - так характеризует Гоголь современную ему цивилизацию. Пушкин отзывается о всех формах политического устройства общества словами Гамлета: "Все это, видите ли, слова, слова, слова...". В повести Л. Толстого "Холстомер" конь говорит: "...Я никак не мог понять, что такое значило то, что меня называли собственностью человека. Слова: моя лошадь, относимые ко мне, живой лошади, казались мне так же странными, как слова: моя земля, мой воздух, моя вода". Социальный мир, таким образом, предстает как фальшивый мир слов, в котором нет ни истины, ни смысла. Носителями истины в просветительской литературе выступают находящиеся вне общества ребенок, дикарь, даже бессловесная лошадь. Следует подчеркнуть: то, что асемантическая и асинтактическая культура Просвещения провозглашает недоверие к знакам, не означает, что она перестает быть семиотической системой. Если бы это было так, она не была бы культурой. "Разрушая знаки предшествующих культур, она создает знаки разрушения знаков" (Лотман). Кроме того, для разоблачения фальши и химеричности мира знаков она сама пользуется разными их типами - прежде всего словами.

Вместе с освобождением от власти слова культура Просвещения освобождается и от гегемонии целого над частью. Отдельная личность имеет ценность сама по себе, а не потому, что является представителем какой-то социальной общности. Если в синтактической культуре значимость человеку придает его принадлежность к целому - коллективу, обществу, государству, то в асинтактической культуре Просвещения, наоборот, человека возвышают противостояние большинству, самостоятельность, романтическое одиночество. Ее герой - Карл Моор из драмы Шиллера "Разбойники", восстающий с кучкой соратников против общества.

Семантико-синтактический тип культуры складывается в XIX-XX вв. Он вырастает на почве, подготовленной Просвещением.

Просветители, продолжив начатый их предшественниками в синтактическом типе культуры отход от магии слов, ритуалов и символов ради практического дела, здравого смысла и реальной пользы, довели его до логического завершения: они нанесли смертельный удар господству религиозного сознания в умах людей. Под их язвительной критикой рухнула наивная вера в священные словесные формулы, заклинания и молитвы. Они внедрили в общественную мысль идею прогресса, который обеспечивался не "религиозным радением", а просвещением, знанием, развитием науки и техники.

Отказ от синтактического принципа добавил к практицизму и реализму просветителей склонность к "атомистическому", механистическому и аналитическому пониманию действительности - как природы, так и человеческого общества. В просветительской культуре не осталось никакого места для мистических тайн мироздания и человеческой природы: и мир, и человек подлежали рациональному исследованию, постепенному, часть за частью, постижению их сущности. Величайший мыслитель XVIII в. И. Кант доказывал, что мир как целое, душа как целое и Бог - это лишь идеи разума, которые не отражают ничего, что было бы доступно человеческому опыту.

Культура Просвещения внесла в общественное сознание дух оптимизма и веры в лучшее будущее человечества. Она возвысила человеческий разум и заложила фундамент для последующего развития научного познания. Но вместе с тем, борясь с синтактическим признанием подчинения части целому, просветители показали мир раздробленным, а отвергая семантический принцип знаковости, они представили его бессмысленным. XIX в. не оправдал их надежд на социальный прогресс и процветание общества. Реакцией на это стало стремление восстановить единство и осмысленность картины мира и заново оценить сущность и перспективы человеческой истории. Путь к новому типу культуры, однако, был определен векторами, заданными культурой Просвещения. Он лежал в направлении развития науки и философии, прогресса техники, экономики и промышленности, практического овладения силами природы.

Системность и историзм - характерные черты мышления творцов семантико-синтактической культуры. В XIX в. формируется целостное научное мировоззрение. XX столетие вносит в него существенные перемены, но они еще более способствуют синтезу наук (ярким проявлением этого может служить возникновение синергетики). В философии XIX в. властителем дум становится Гегель, создавший грандиозную целостную систему, в которой мир предстает устроенным разумно и осмысленно - как стройная логическая конструкция, воплощающая в себе деятельность мирового разума. Русская философия второй половины XIX - начала XX в. идет в том же направлении. Великий мыслитель России Вл. Соловьев выдвигает идею Всеединства и обращается к символическому образу космической и всечеловеческой Софии, воплощающей в себе высшую мудрость и любовь. Символизм и импрессионизм в живописи, "серебряный век" русского искусства ищут тайный мистический смысл и взаимосвязь явлений. Конструктивисты соединяют художественное видение вещей с прежде казавшимся абсолютно противопоказанным ему технико-геометрическим, "машинным" конструированием их форм. Все это - поиск синтеза, возвращающий в культуру синтактическое начало. Но его возврат не есть простой повтор прошлого: вместо нерасчлененного и религиозно-мистического понимания целого (мира, государства, народа и т.д.) создается его системная, аналитико-синтетическая трактовка, при которой учитываются как зависимость элементов-индивидов от структуры целого, так и их природа, взаимосвязь между собой и взаимодействие с целым.

Слово, знак, символ, язык вновь внушают уважение. Эта тенденция, наметившаяся в XIX в., превращается в мощнейший фактор, формирующий облик культуры XX в. Провозглашается и быстро приобретает статус тривиальной истины идея мифологичности, символичности и знаковости всех человеческих представлений. К. Малевич рисует знаменитый "Черный квадрат", выступающий как знак неведомой реальности. Широкую публику привлекает и волнует загадочная символика сюрреалистических картин Дж. Кирико и С. Дали.

Сила слов все более утверждается в обществе. Художественная проза и поэзия, средства массовой информации образуют вербальную сеть, и реальность воспринимается людьми уложенной в клетки этой сети. "Незнакомка" А. Блока, "дыша духами и туманами", является поэту, а вслед за ним и читателям символом "очарованной дали" и "глухих тайн" мира. В. Хлебников находит смысл даже в бессмысленных комбинациях букв, которые становятся у него словами-образами. Параллельно искусству на базе стремительного развития средств коммуникации сознание людей все активнее формируют пропаганда, реклама, пиар. Полной противоположностью просветительскому обличению фальши слов выступает доведенное до фанатизма преклонение перед "высокими словами" и "священными символами" в националистических, классовых и религиозных битвах XX столетия. Вслед за словесной "водой" земной шар заливают "моря" крови. Налицо симптомы и последствия опаснейшей болезни, которой поражена культура XX в., - вербального иллюзионизма.

Лингвисты и философы, выражая дух семантико-синтактической культуры, пишут труды, доказывающие неустранимую зависимость мышления от языка, на котором они происходят. Мышление представляется ими как нечто вторичное по отношению к языку. Неокантианец Э. Кассирер усматривает в "символических формах" сущность культуры. Философ-позитивист Л. Витгенштейн утверждает: "Границы моего языка означают границы моего мира". И наконец, ставший во второй половине XX в. кумиром интеллектуальной моды немецкий философ М. Хайдеггер дает глобальную формулировку семантического "беспредела" культуры своего времени: "Язык есть дом бытия". Это опять-таки возврат к семантической культуре прошлого, но обогащенный научным и философским осмыслением того, что прежде оставалось неотрефлектированным и неосознанным.

К концу XX в. семантико-синтактическая культура близится к упадку. В общественной мысли предпринимаются различные попытки пересмотра ее оснований, которые обычно объединяются под именем постмодернизма. По-видимому, наступает время формирования культуры нового типа. Каким будет этот тип?

Описанная Лотманом последовательность смены типов культуры завершила полный круг, охватывающий все возможные культурные коды. И если начинается движение по новому кругу, то можно ожидать, что в грядущей культуре приоритет снова получит семантический принцип. Скорее всего, в семантической культуре будущего (если только она на самом деле будет семантической) разовьется стремление к точности и строгости смысла языковых выражений, основой которого станет совершенствование и распространение на все сферы жизни компьютерной техники.

< Предыдущая
  Оглавление
  Следующая >