< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

Глава 4. Информационная война: стратегия и тактика виртуальных сражений

4.1. Информационная война как война гражданская

Одним из первых в открытой печати о феномене информационных войн написал М. Маклюэн в 1960-е гг. Уже тогда было понятно, что холодная война ведется с помощью информационных технологий, поскольку во все времена войны велись с помощью самой передовой технологии, которой располагает человеческая культура. И если "горячие" войны прошлого использовали оружие, выводящее врагов из строя по очереди, одного за другим, то информационное убеждение с помощью кино и телевидения работает за счет того, что окунает все население в новый мир воображения. Уплотненный силой электричества, "земной шар теперь - не более чем деревня".

Однако самое главное состоит в том, что новые информационные технологии, если их рассматривать как оружие, способны обернуться для человечества тотальной катастрофой, поскольку как инструмент политики информационная война означает существование одного общества ценой исключения другого.

Сегодня хорошо известны полные ненависти слова Аллена Даллеса (1883-1969), руководившего американской разведкой после Второй мировой войны: "Мы бросим все, что имеем, - все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей... осияв хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить... Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокоренного народа, окончательного угасания его самосознания".

Интеллектуальная драма информационного общества состоит в том, что власть в нем внезапно оказалась в руках самих интеллектуалов. Долгое время отлученные от власти и еще со времен Вольтера находившиеся в оппозиции, они теперь оказались призванными на службу в высшие эшелоны власти, центры принятия решений. "Их великая измена была в том, что они отдали без боя свою автономию и стали лакеями власти, как, например, атомный физик, оказавшийся в настоящее время в услужении у военных диктаторов",- писал Маклюэн'1. Он надеялся, что скорость электричества, собрав воедино все социальные и политические функции в средствах массовой информации, беспрецедентно повысит осознание человеком своей ответственности. Но как наивно звучат сегодня его слова о том, что благодаря электронным средствам массовой информации мы будем вынуждены "глубоко участвовать в последствиях каждого своего действия" и лишимся способности действовать, ни на что не реагируя!

В этой гуманистической установке Маклюэна можно найти глубокую веру в высшую гармонию всего бытия, которая еще была присуща интеллектуалам прошлого столетия. К сожалению, сегодня, спустя всего полвека, очевидно: каждое изобретение нового оружия становится для общества очередной катастрофой, и прав был не Маклюэн, а британский культуролог Арнольд Тойнби (1889 1975), который рассматривал войну как процесс достижения равновесия между неравными технологиями, что ведет цивилизации к милитаризму и обычно заканчивается их крахом.

И все же одно замечание Маклюэна стало пророческим. Он предвидел, что "отсталые" страны могут научиться у технически "передовых", как нанести им сокрушительное поражение, поскольку в традиционных обществах осталась привычка к пониманию устной пропаганды и убеждения, тогда как в высокоразвитых индустриальных культурах эта привычка давно уже выветрилась. "Русским достаточно адаптировать свои традиции восточной иконы и построения образа к новым электрическим средствам коммуникации, чтобы быть агрессивно эффективными в современном мире информации" - писал этот "пророк электронной эпохи". К сожалению, мы все еще не воспользовались его плодотворной идеей.

В новом столетии геополитики стали давать очень узкую интерпретацию понятию "информационная война". Весьма показательно, например, определение информационного противоборства, которое дает Л. Г. Ивашов: "Информационное противоборство как форма геополитического противоборства есть совокупность отношений информационной защиты и информационного соперничества противостоящих геополитических субъектов".

Между тем в эпоху глобализации информационное противоборство в геополитике приобретает значительно более широкий контекст, выходя за рамки информационного соперничества противостоящих геополитических субъектов, поскольку битва идет за умы и сердца большинства человечества. Этот глобальный контекст информационных войн как войн гражданских был раскрыт американским футурологом Элвином Тоффлером (р. 1928) в его "Метаморфозах власти" (1990). Информационные войны, подчеркивал Тоффлер, бушуют в наших душах, ведь речь идет о том, как люди думают и как принимают решения, какова система знаний и представлений, и воображение при этом является столь же важным фактором, как и информация вообще1.

Поэтому, на наш взгляд, более точное определение современной информационной войны можно дать в предельно широком плане. Информационная война это планомерное информационное воздействие па всю инфокоммуникационную систему противника и нейтральные государства с целью формирования благоприятной глобальной информационной среды для проведения любых политических и геополитических операций, обеспечивающих максимальный контроль над пространством.

Определение информационной войны как войны гражданской вполне правомерно, поскольку информационные технологии хозяйничают у нас дома, заставляя каждого быть повышенно восприимчивым к одним идеям, чтобы оставаться глухим, слепым и бесчувственным - к другим. Задача состоит в том, чтобы подорвать цели, взгляды и мировоззрение людей, изнутри разрушая социум, при этом самая большая опасность заключается в том, что "информационный враг" совершенно невидим и абсолютно неизвестен. В общественном мнении сложился стереотип, согласно которому первостепенное значение имеет только то, как и кем используются средства массовой коммуникации. Но, по остроумному замечанию Маклюэна, "содержание сообщения средства массовой коммуникации подобно сочному куску мяса, который приносит с собою вор, чтобы усыпить бдительность сторожевого пса нашего разума".

Под воздействием СМИ видимый мир перестал быть реальностью, превратившись в виртуальный, целиком сконструированный мир вымысла, созданный профессиональными технологами. И уже само восприятие или созерцание ноною символического мира, а также использование виртуальных технологий делает людей похожими на виртуальных же персонажей. В эпоху информационных войн порочный круг замыкается: те, кто занимаются информационными манипуляциями, становятся первыми жертвами этих бескровных операций и вскоре уже не в состоянии отличить вымысел от реальности, поскольку лжец должен верить в созданный им вымысел. При этом каждое новое изобретение и каждый новый информационный фантом вызывают в человеке что-то вроде культурного шока, некоей слепоты или блокировки сознания.

Подобный факт был известен еще античным философам, которые полагали, что творческий процесс сопровождается, помимо прочего, особого рода слепотой, как было с царем Эдипом, разгадавшим загадку Сфинкса. Любой информационный фантом, основанный на сенсационности, вызывает первоначально эффект всеобщего ослепления новой яркой идеей, что и лежит в основе манипулятивных технологий информационных войн. С этой точки зрения создание эффективной защиты от информационных технологий (контрсуггестии) в значительной степени зависит от того, удастся ли сохранить равновесие между всевозрастающей мощью информационных технологий и способностью человека к индивидуальным реакциям.

Исследования психологов подтвердили весьма опасную тенденцию: молодые люди, с детства погруженные в мир телевидения и других аудиовизуальных СМИ, неудержимым образом впитывают страсть к глубокому вовлечению в виртуальный мир, что заставляет их воспринимать все остальные цели обычной культуры как незначительные и даже нереальные. Электронные СМИ, особенно телевидение, способны создавать одновременно эффект глубокого вовлечения и эффект оцепенения. Человек информационного общества может лишиться умения заглядывать в будущее, поскольку в нем чрезмерно развивается страсть к вовлечению, что делает его послушным объектом информационных технологий. Именно поэтому молодежь как объект манипуляций - гораздо более восприимчивое поколение, чем люди среднего и старшего возраста, сформировавшиеся в культуре письменного текста.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >