< Предыдущая		Оглавление		Следующая >

17.3. Индия и Юго-Восточная Азия: потенции трансформации

О факторах, оказывающих воздействие на процесс трансформации, уже говорилось. Составлена и генеральная формула модели в двух ее модификациях, для Индии и для Юго-Восточной Азии. Основная характеристика модели - исключительно важная роль колониального капитала и западных держав для стран, давно и надолго превращенных в колонии. Само собой разумеется, что государства здесь, если они были, оказывались под властью колониальной администрации и отличались внутренней слабостью. Как отмечалось, разница между обеими модификациями данной модели сводится к сильной индийской и слабой, сущностно разноречивой юговосточно-азиатской цивилизационной традиции. Что можно в связи с таким раскладом сказать о потенциях внутренней эволюции и вызванной воздействием колониализма трансформации?

Что касается Индии, то на первый взгляд здесь потенций крайне мало. Мощь общинно-кастовой структуры почти не была поколеблена английской администрацией и колониальным капиталом. Но зато ее инертность позволила англичанам практически без особых усилий наращивать промышленный капитал и создавать соответствующую ему инфраструктуру, формируя тем самым промышленно развитые анклавы. Поскольку работали в сфере промышленности и тем более инфраструктуры не только англичане, но и индийцы, причем как индусы, так и представители иных религиозно-цивилизационных групп населения (мусульмане, сикхи, парсы и др.), то феномен симбиоза осуществлялся здесь не в чистом виде. Напротив, английская в своей основе капиталистическая экономика постепенно втягивала в сферу своего воздействия индийцев.

Правда, основное большинство населения традиционно жило в общинах и не имело с внешним миром никаких связей, кроме тех, что диктовались законами общины и касты. Это оказалось благом как для колониальной администрации, так и для великой страны, поскольку процесс адаптации к переменам шел медленно и спокойно. Меньшинство же, своего рода аутсайдеры, среди которых, особенно на уровне социальных верхов, было немало выходцев из брахманских каст, не то чтобы вовсе разрывали связи с традицией, особенно кастовыми нормами, но как бы ослабляли эти связи (заботливо их сохраняя, как своего рода надежный тыл, опору на родную почву) и год от года, десятилетие за десятилетием все активнее включались в сферу воздействия капитала, английской администрации и вообще генеральных принципов западной цивилизации. Это значит, что, несмотря на мощную инерцию индуистской традиции, в Индии были определенные потенции для внутренней эволюции и капиталистической трансформации. Но потенции могли быть реализованы только в ходе длительного, постоянного и целенаправленного силового воздействия со стороны внешних факторов, эффекта колониализма во всей его полноте. Для того чтобы процесс давал позитивные результаты, наилучшим было замедленное его движение, вначале весьма ограниченное, затрагивавшее меньшинство населения и, главное, протекавшее строго под воздействием британской администрации и в русле тех стандартов, что были принесены англичанами.

Стоит оговориться, что эти стандарты, прежде всего вестминстерская парламентская демократия, английские принципы судопроизводства и всей администрации, оказались весьма подходящими именно для Индии с ее традиционно незначительной ролью бюрократической государственности, ее терпимостью и склонностью к плюрализму ориентиров и мнений. Это было весьма тщательно учтено англичанами, а затем и руководством Индии, получившим власть в сравнительно спокойной (если не считать не зависевшего от англичан обострения индуистско-исламских религиозных противоречий) обстановке из рук английского правительства после обретения страной независимости. Но речь идет именно о чужих, заимствованных извне стандартах буржуазной демократии, поэтому потенции эволюции и трансформации были не только ограниченными и сформировавшимися в результате длительного воздействия со стороны западных стандартов, но и как бы результатом взаимодействия своего и чужого. При этом едва ли не вся институциональная основа была чужой, причем не только буржуазно-демократической.

О возникновении в Индии государственной экономики, заимствованной по меньшей мере частично под влиянием идей марксистского социализма, широко распространявшихся по всему неевропейскому миру после Второй мировой войны, стоит говорить лишь как об эпизоде в ее постколониальной истории, несмотря на то, что такой эпизод оказался довольно продолжительным. И хотя функционально это сблизило страну с другими развивающимися странами, оно было все-таки не более чем эпизодом, тогда как своими были те традиционные нормы жизни, включая и законы каст, которые со временем наложили столь существенный и заметный отпечаток на заимствованные у англичан институты и процедуры (парламент, суд и др.).

Таким образом, потенции, о которых идет речь, хотя и существовали глубоко внутри, все же не были чем-то лишь ждущим благоприятных обстоятельств для того, чтобы быть вызванным к жизни. Их следовало выявить и поставить на службу новому, что в конце концов и было сделано англичанами за долгие годы их колониального господства. Конечно, отдавая должное англичанам, можно считать, что они были всемогущими и достигали цели в Индии в принципе примерно так же, как это было сделано ими в Африке, скажем, в Нигерии. Но стоит учесть, что цивилизационные потенции, даже если они спрятаны глубоко внутри, могут быть очень разными. Разница между Индией и Нигерией состояла в исходной стартовой позиции, т.е. в том уровне развития, который давал Индии с ее многотысячелетней цивилизацией несомненные преимущества при сравнении с той же Нигерией. Потенции Индии были несопоставимы с африканскими. Но важно и другое. Дело в том, что, будучи умело использованы, эти потенции не без усилий англичан начинали активно функционировать и развиваться в достаточно благоприятных условиях, что и вело к успешной трансформации традиционной Индии.

Существенно при этом заметить, что, функционируя на генетически чуждой институциональной основе, элементы новой структуры в колониальной Индии отнюдь не были слепком соответствующих британских институтов. Напротив, они были достаточно тесно связаны с традицией и не только опирались на нее, но и черпали именно в этой опоре свою силу - ту самую, что со временем позволила ИНК успешно заменить английскую администрацию и возглавить независимую республиканскую Индию. Важно обратить внимание и на то, что традиционная структура Индии, ее цивилизационный фундамент не были благоприятны для поиска радикальных, экстремистских, насильственных способов социального переустройства. Вот почему далеко не случайно именно ИНК с его ненасильственными действиями и заимствованными у англичан буржуазно-демократическими институтами и процедурами оказался признанным выразителем интересов всей Индии.

Что же касается экономики современного типа, то к моменту деколонизации Индии она была представлена смесью сектора частнособственнического предпринимательства, активно функционировавшего усилиями английских и индийских фирм, с продолжавшим существовать традиционным сектором, охватывавшим преимущественно сельское хозяйство, промыслы, ремесло и торговлю. Государственного сектора хозяйства в колониальной Индии практически не было, если не считать предприятия, обслуживавшие нужды колониальной администрации. По типу близкий к традиционному государственному хозяйству на Востоке, он возник лишь после обретения страной независимости.

Юго-восточноазиатская модификация отличалась от индийской как слабостью и разноречивостью религиозно-цивилизационного фундамента, так и некоторым отставанием в уровне развития, что, впрочем, кое-где компенсировалось сравнительно большей ролью государства, сосуществовавшего с колониальной администрацией или лишь формально подчинявшегося ей. Здесь тоже, особенно в мусульманских Индонезии и Малайе, отмечалось сосуществование сектора колониальной экономики, в который активно втягивалось местное население или прибывшие из других азиатских стран мигранты, с традиционным сектором. Как и в случае с Индией, длительное воздействие колониализма вело здесь к формированию в недрах традиционных обществ элементов капиталистической структуры, ориентировавшихся на европейский стандарт институтов. Однако более низкий исходный уровень развития в большинстве стран региона тормозил этот процесс. Роль катализатора в этом регионе играли китайцы-хуацяо.

Феномен хуацяо, в последние десятилетия привлекавший к себе все большее внимание специалистов, имел огромное значение в судьбах Индонезии, Индокитая и Филиппин. Именно китайцы с наибольшей легкостью и умением вписывались в те параметры создававшейся колонизаторами новой экономической структуры, которые были резко чуждыми для большинства местных жителей. Китайцы-хуацяо, как ни парадоксально, оказались сущностной основой тех потенций эволюции и капиталистической трансформации, которые мы можем вычленить в странах Юго-Восточной Азии.

Что касается местного населения, особенно мусульманского (но также и католического на Филиппинах или буддийского в странах Индокитая), то оно, если об этом вообще можно говорить, демонстрировало такие потенции в неизмеримо меньшей степени. Трудно сказать, как эволюционировали бы страны региона без хуацяо, во всяком случае о внутренних потенциях типа индийских рассуждать не приходится, так как местное население в ряде стран региона и по сей день в этом плане сильно отстает. К слову, именно данное обстоятельство сравнительно рано вызвало к жизни феномен государственного протокапиталистического хозяйства. Оно в странах региона, особенно в независимом Сиаме, а также в Малайе, Индокитае и Бирме после их деколонизации стало играть очень значительную роль, опять-таки в ряде случаев с явной ориентацией на марксистско-социалистическую модель СССР.

Подводя итог, можно заметить, что сколь бы ни были малы элементы капиталистической структуры в колониальной Индии, в странах Юго-Восточной Азии они, если не считать хуацяо, еще меньше. Вот почему речь идет не столько о спонтанных внутренних потенциях, которых практически не было, сколько о тех, что могли быть сформированы и действительно формировались на протяжении длительного периода активного воздействия колониализма на традиционную структуру Южной и Юго-Восточной Азии. Что же касается хуацяо, решительно изменивших ситуацию в этом смысле, то о них целесообразно вести речь чуть далее, когда встанет вопрос о потенциях дальневосточной группы стран.

< Предыдущая		Оглавление		Следующая >