«...Припомнить всю жестокую, милую жизнь...» (о Н. Гумилеве)
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
т общее трагическое состояние мира. Ироничная "Неоромантическая сказка" опосредованно и остроумно передала угрожающие масштабы застоя: его с радостью принимает даже сказочное чудовище - людоед. "Игры" открыли в конкретной сцене кровавых развлечений сущность порочной "цивилизации", а в противовес ей - тайну природной гармонии. "Сонет" (вариант вступительного стихотворения к "Пути конквистадоров") с помощью ирреального образа выразил желание преодолеть ограниченность возможностей:
Пусть смерть приходит, я зову любую.
Я с нею буду драться до конца,
И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду, голубую.Первые сборники Гумилева были встречены в печати критически. "Жемчуга" (1910) тоже не остались без такого внимания. С мягкой иронией Вяч. Иванов заметил, что автор сборника "в такой мере смешивает мечту и жизнь, что совершенное им одинокое путешествие за парой леопардовых шкур в Африку немногим отличается от задуманного - в Китай - с мэтром Рабле..."12 А Брюсов вообще отказал Гумилеву в связях с современностью13.
Гумилев находил одинаковую "нецеломудренность отношения" к художественному творчеству в двух тезисах: "Искусство для жизни" и "искусство для искусства". Но делал такой вывод: "Все же в первом больше уважения к искусству и понимания его сущности". И далее подводил итог своим раздумьям: "...искусство, родившись от жизни, снова идет к ней, но не как грошовый поденщик, не как сварливый брюзга, а как равный к равному"14.
При всем максимализме этой точки зрения отказать ей в справедливости невозможно. В поэзии Гумилев следовал этому же принципу. Веянья внешнего мира он воспринимал сквозь "магический кристалл" внутреннего.
От прославления романтических идеалов поэт не случайно пришел к теме исканий, собственных и общечеловеческих. "Чувством пути" (определение Блока; здесь снова перекликнулись художники, хотя и разное ищущие) проникнут сборник "Жемчуга". Самое его название исходит от образа прекрасных стран: "Куда не ступала людская нога, Где в солнечных рощах живут великаны И светят в прозрачной воде жемчуга". Открытие ценностей оправдывает и одухотворяет жизнь. Символом этих ценностей и стали жемчуга. А символом поиска - путешествие. Так реагировал Гумилев на духовную атмосферу своего времени, когда определение новой позиции было главным для интеллигенции.
По-прежнему лирический герой поэта неиссякаемо мужествен. В пути: оголенный утес с драконом - "вздох его - огненный смерч". Но покоритель вершин не знает отступлений: "Лучше слепое Ничто, Чем золотое вчера..." Поэтому так влечет взор полет гордого орла. Авторская фантазия как бы дорисовывает перспективу его движения - "не зная тленья, он летел вперед":
Он умер, да! Но он не мог упасть,
Войдя в круги планетного движенья,
Бездонная внизу зияла пасть,
Но были слабы силы притяженья.Небольшой цикл "Капитаны", о котором так много высказывалось несправедливых суждений, рожден тем же стремлением вперед, тем же преклонением перед подвигом: "Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса". Гумилеву дороги деянья незабвенных путешественников: Гонзальво и Кука, Лаперуза и де Гама... С их именами входит в "Капитаны" поэзия великих открытий, несгибаемой силы духа всех, "кто дерзает, кто хочет, кто ищет" (не здесь ли нужно видеть причину суровости, ранее социологически истолкованной: "или бунт на борту обнаружив, из-за пояса рвет пистолет"?).
В "Жемчугах" есть точные реалии, скажем, в картине береговой жизни моряков ("Капитаны"). Однако, отвлекаясь от скучного настоящего, поэт ищет созвучий с богатым миром свершений и свободно перемещает свой взгляд в пространстве и времени. Вот почему возникают образы разных веков и стран, в частности, вынесенные в заглавия стихотворений: "Старый конквистадор", "Варвары", "Рыцарь с цепью", "Путешествие в Китай" и пр. Именно движение вперед дает уверенность автору в избранной идее пути. А также - форму выражения.
Ощутимы в "Жемчугах" и трагические мотивы - неведомых врагов, "чудовищного горя". Такова власть бесславного окружающего. Его яды проникают в сознанье лирического героя. "Всегда узорный сад души" превращается в висячий сад, куда так страшно, так низко наклоняется лик луны - не солнца.
Испытания любви исполнены глубокой горечи. Теперь пугают не измены, а потеря "уменья летать": знаки "мертвой томительной скуки"; "поцелуи - окрашены кровью"; желание "заворожить гадов мучительную даль", в смерти найти "острова совершенного счастья".
И здесь мы видим подлинно гумилевское - поиск страны счастья даже за чертой бытия. Чем мрачнее впечатления, тем упорней тяготение к свету. Лирический герой стремится к предельно сильным испытаниям: "Я еще один раз отпылаю упоительной жизнью огня". Творчество - тоже вид самосожжения: "На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача".
В статье "Жизнь стиха" Гумилев писал: "Под жестом в стихотворении я подразумеваю такую расстановку слов, подбор гласных и согласных звуков, ускорений и замедлений ритма, что читающий стихотворение невольно становится в позу героя, испытывает то же, что сам поэт..." Таким мастерством владел Гумилев. "Тягучие" анапесты части "Волшебной скрипки" доносят охватывающую скрипача усталость. Ямбы пер?/p>