Образ города в поэме "Мертвые души"
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
Образ города в поэме "Мертвые души"
Композиционно поэма состоит из трех внешне замкнутых, но внутренне взаимосвязанных кругов - помещики, город, жизнеописание Чичикова, - объединенных образом дороги, сюжетно связанных аферой главного героя.
Но среднее звено - жизнь города - само состоит как бы из сужающихся кругов, тяготеющих к центру: это графическое изображение губернской иерархии. Интересно, что в этой иерархической пирамиде губернатор, вышивающий по тюлю, выглядит как бы фигурой марионеточной. Истинная жизнь кипит в гражданской палате, в "храме Фемиды". И это естественно для административно-бюрократической России. Поэтому эпизод посещения Чичиковым палаты становится центральным, самым значительным в теме города.
Описание присутствия - апофеоз гоголевской иронии. Автор воссоздает истинное святилище российской империи во всем его смешном, уродливом виде, вскрывает все могущество и одновременно немощность бюрократической машины. Издевка Гоголя беспощадна: перед нами храм взяточничества, лжи и казнокрадства - сердце города, единственный его "живой нерв".
Вспомним еще раз взаимосвязь "Мертвых душ" и "Божественной комедии" Данте. В поэме Данте героя водит по кругам Ада и по Чистилищу Вергилий - великий римский поэт дохристианской эпохи. Ему - нехристианину - нет пути лишь в Рай, и в Раю героя встречает Беатриче - его вечная светлая любовь, воплощение чистоты и святости.
В описании храма Фемиды важнейшую роль играет комическое преломление образов "Божественной комедии". В этом якобы храме, в этой цитадели разврата возрождается образ Ада - хоть и опошленного, комического - но истинно русского Ада. Возникает и своеобразный Вергилий - им оказывается "мелкий бес" - палатский чиновник: "...один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Вергилий прислужился Данту, и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель. В этом месте Вергилий почувствовал такое благоговение, что никак не осмелился занести туда ногу..." Гоголевская ирония блистательна: бесподобен председатель - "солнце" гражданской палаты, неподражаемо комичен этот убогий Рай, перед которым коллежского регистратора охватывает священный трепет. И самое смешное - как и самое трагичное, самое страшное! - то, что новоявленный Вергилий воистину почитает председателя - солнцем, его кабинет - Раем, его гостей - святыми Ангелами...
Как же мельчают, как испошляются души в современном мире! Как жалки и ничтожны их представления об основополагающих для христианина понятиях - Рай, Ад, Душа!..
Что считают душой, лучше всего показано в эпизоде смерти прокурора: ведь о том, что "у покойника была, точно, душа", окружающие догадались, лишь когда он умер и стал "одно только бездушное тело". Для них душа - понятие физиологическое. И в этом - духовная катастрофа современной Гоголю России.
В отличие от тихой, размеренной помещичьей жизни, где время, кажется, застыло, жизнь города внешне кипит, клокочет. Набоков так комментирует сцену бала у губернатора: "Когда Чичиков приезжает на вечеринку к губернатору, случайное упоминание о господах в черных фраках, снующих при ослепительном свете вокруг напудренных дам, ведет к якобы невинному сравнению их с роем мух, и в следующий же миг зарождается новая жизнь. "Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница [вот она!] рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети [вот и второе поколение!] все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом [один из тех повторов, свойственных стилю Гоголя, от которых его не могли избавить годы работы над каждым абзацем], влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостью старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски, где враз-битную, где густыми кучами". Тут сравнение с мухами, пародирующее ветвистые параллели Гомера, описывает замкнутый круг, и после сложного, опасного сальто без лонжи, которой пользуются другие писатели-акробаты, Гоголь умудряется вывернуть к исходному "врознь и кучами"".
Очевидно, что жизнь эта - призрачна, это не деятельность, а пустая суета. Что взбаламутило город, что заставило все в нем сняться с места в последних главах поэмы? Сплетни о Чичикове. Что за дело городу до чичиковских афер, почему городские чиновники и их жены приняли все так близко к сердцу, а прокурора это заставило впервые в жизни задуматься и от несвойственного ему напряжения умереть? Лучше всего комментирует и объясняет весь механизм жизни города черновая запись Гоголя к "Мертвым душам": "Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие. Сплетни, перешедшие пределы, как все это возникло из безделия и приняло выражение смешного в высшей степени... Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно. Не трогаются. Смерть поражает нетрогающийся мир. Еще сильнее между тем должна представиться читател