“Высокое косноязычие” Осипа Мандельштама
Сочинение - Литература
Другие сочинения по предмету Литература
?ыми соборами”, современный умирающий Петрополь с Исакием, стоящим “седою голубятней”. И рассказы об этих мирах все насыщены восторгами сердца.
Вот дароносица, как солнце золотое,
Повисла в воздухе великолепный миг.
Здесь должен прозвучать лишь греческий язык:
Взял в руки целый мир, как яблоко простое.
Богослужения торжественный зенит,
Свет в круглой храмине под куполом в июле,
Чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули
/ О луговине той, где время не бежит.
И по теме, и по религиозному акценту эти стихи русские, в самой отвлеченности их таится великая любовь поэта к русской вере и русским судьбам. Религиозность этого “полудня” не только восторженно-христианская, но русская, иконописная религиозность. Удивительно, как сумел проникнуться ею выросший в еврейской мелкомещанской семье юноша, набравшийся многосторонней образованности в Швейцарии и Гейдельберге!
Замечательные воспоминания о Мандельштаме оставила Ирина Одо-евцева. На страницах ее мемуаров мы находим живые сцены из жизни поэтов Серебряного века, запечатленные метким и в то же время восторженным взглядом юной ученицы Гумилева. Одоевцева воспроизводит следующее замечание своего учителя: “ Мне всегда кажется, что свои стихи о божьем имени Мандельштам написал о себе. Помните?
Божье имя, как большая птица,
Вылететло из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.
Мне кажется, что он сам эта птица божье имя. Очаровательная, бедня, бездомная птица, заблудившаяся в тумане.”
Характер поэта и его скитальческий образ жизни подтверждают это мнение. Мандельштам был по-детски наивен, открыт, чрезвычайно добр, а поэтому уязвим. Он не любил литературных споров, никогда не щеголял своими знаниями, он как будто даже стеснялся своей эрудиции и без необходимости не обнаруживал ее. Он казался порой легкомысленным, но на самом деле старался глубоко скрыть свое трагическое мироощущение, отгораживаясь от него смехом и веселостью.
Действительно, даже в его ранних стихах часто звучит эта печальная нота, нота-предчувствие. Предчувствие будущей беды. Даже самый ранний цикл его стихов “Камень” содержит неотступный мотив вечер, сумерки, лес, выстрел, иногда сосны, дорога
Как кони медленно ступают,
Как мало в фонарях огня.
Чужие люди, верно, знают,
Куда везут они меня.
Это как видение: мелькнуло и нет. И снова:
Сегодня дурной день
Кузнечиков хор спит,
И сумрачных скал сень
Мрачней гробовых плит.
Мелькающих стрел звон И вещих ворон крик... Я вижу дурной сон, За мигом летит миг.
Все смутные предчувствия только подтверждают тонкий слух поэта, улавливающий будущие удары судьбы. В советское время, с 1925 по 1930 год, Мандельштам практически ничего не пишет. Но в эти годы “молчал” не он один. И Анна Ахматова, и Борис Пастернак... Сгущалась атмосфера недоброжелательства к писателям-попутчикам, в 30-е годы она переродилась в охоту и открытую травлю. Печататься становилось все труднее, поэт занимался переводами с французского, но это была лишь имитация творчества.
Лишь в октябре 1930 года, в Тифлисе, после путешествия по Армении, Мандельштам начал опять писать стихи! И за семь лет было написано свыше 200 стихотворений. Без этих стихов “позднего” Мандельштама русская поэзия XX века непредставима. Вот один лишь фрагмент стихотворения 1937 года:
На доске малиновой, червонной,
На кону горы крутопоклонной,
Втридорога снегом напоенный,
Высоко занесся санный, сонный
Полу-город, полу-берег конный,
В сбрую красных углей запряженный,
Желтою мастикой утепленный
И перегоревший в сахар жженный.
Мастерство звукописи здесь необычайное. Поэт по-прежнему верен совершенству. Правда, изменилась лирическая его настроенность, изменилась и манера письма. И не удивительно: поздние стихи Мандельштама написаны сплошь да рядом на эзоповском языке, чтобы невдомек было тем власть имущим, в которых метят их отравленные стрелы. Взять хотя бы такие строчки: “Жестоких звезд соленые приказы” или “Время царственный подпасок”, или “Здесь пишет страх, здесь пишет сдвиг Свинцовой палочкой молочной...”
Вероятно, его опьянала эта словесная эквилибристика у “мрачной бездны на краю”. Погибло все, чему он верил прежде, что считал целью и оправданием жизни. Из писателей, вероятно, никто не был потрясен “Октябрем” сильнее, чем Мандельштам, может быть, до потери умственного равновесия. Пугливый от природы, но в иной час смелый до отчаяния из благородства, поэт действительно обезумел от большевизма. Весь его внутренний мир, пронизанный светом мировой гармонии, рухнул в уродливой тьме народного и всемирного бедствия.
Антйсоветсковть “советских” стихов Осипа Мандельштама явление исключительное. И сам он на фоне этих часто зашифрованных стихов против вершителей русских судеб вырастает в яркую фигуру мученика за правду. Власти, видимо, долго не понимали, о чем, собственно они, эти строфы, такие необычайно звучные и как бы лишенные человеческого смысла... Но в конце концов этот смысл был разъяснен в связи с эпиграммой на Сталина и поэта “ликвидировали”. В мае 1938 года его арестовали, а в 1939 году пришло сообщение о его смерти в лагере под Владивостоком.
Навсегда в русской литературе останется этот драматитческий стон сосланного поэта:
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей.
Запихни меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей