Новая экономическая политика и командно-административная система
Информация - Экономика
Другие материалы по предмету Экономика
»ьшевиков в вопросах уплаты дореволюционных долгов и возмещения ущерба иностранным собственникам за национализированную собственность препятствовала притоку капиталов извне. Перелив же внутренних частнокапиталистических накоплений в крупную и среднюю промышленность блокировался законодательным путем. Индустриальный рост требовал увеличения товарности крестьянского хозяйства (чтобы накормить растущее городское население, обеспечить сырьем промышленность, форсировать агроэкспорт в целях последующего импорта оборудования). Однако в деревне всячески тормозилось развитие индивидуальных крупнотоварных крестьянских хозяйств. [3]
В социально-политической сфере усиливалось противоречие между многообразием социальных интересов и большевистским авторитаризмом: возрождавшаяся в хозяйственном отношении деревня, частнопредпринимательский сектор, стремясь обеспечить политические гарантии своих экономических интересов, все настойчивее искали политические каналы их выражения (усиливавшиеся во второй половине 20-х гг. требования крестьянского союза, подкуп представителей власти и т. д.), что в условиях однопартийной системы создавало почву для усиления фракционной борьбы в ВКП(б). Последняя к тому же лишилась исторического лидера Ленина, своеобразного гаранта ее целостности.
Нарастал антагонизм между экономикой и политикой. В городе монопольно правящую партию в основном пополняли рабочие от станка, не питавшие особых симпатий к нэпманам. В деревне вследствие проведения большевистским режимом классовой линии главным источником пополнения рядов партийно-советского аппарата являлись жертвы рынка разорявшиеся крестьяне (беднота). Вследствие этого можно представить любовь большинства партсовфункционеров к НЭПу.
3.2. Политически причины. В конце 20-х годов продолжение новой экономической политики вызывало все большее неудовольствие и раздражение у высшего партийно-государственного руководства страны. НЭП с его стихией рынка, несбалансированной занятостью населения, постоянной угрозой оказаться в рядах безработных к концу 20-х годов в немалой степени создавал атмосферу глубокого неприятия и опоржения нового экономического курса, как среди аппаратных верхов и низовых госслужащих, так и широких слоев населения, не интегрированных в сферу частного предпринимательства.[6]
Из-за низкой эффективности экономики крайне ограниченными оказались финансовые ресурсы для расширенного воспроизводства. Видный экономист С. Струмилин в конце 20-х годов сравнил рентабельность советской экономики с дореволюционной. Результаты анализа оказались настораживающими. По отношению к основным фондам в 1913 году рентабельность промышленности составила 19,7 %, а в 1928 году 10,9 %. Таким образом, объективно складывалась ситуация экономической стагнации.
К концу первой пятилетки национальный доход СССР мог составить лишь 12-15 % национального дохода США, в то время как в 1913 году доля России составляла 25 %. В электроэнергетике, производстве химических продуктов, авто и тракторостроении намечалось отставание в десятки раз.
Перед взором высшей партийной и государственной элиты в конце 20-х годов вырисовывалась перспектива экономической стагнации и военного бессилия с неизбежными рано или поздно социальными взрывами или поражением в войне с мировым империализмом, которая, по мнению партийного руководства, была неотвратима.
Для высшего руководства страны продолжение новой экономической политики в неизменном виде означало дальнейшее обуржуазивание страны, сужение собственной социальной базы, увеличение вероятности политической нестабильности и конфликтов. При этом все более проблематичным становилось определить насколько широкие массы населения действительно являются искренними сторонниками власти и активными строителями нового общества.
Принятый в конце 20-х годов курс на свертывание НЭПа был следствием отнюдь не только авторитарных наклонностей тогдашнего руководства. Он был еще и актом отчаяния большевистских руководителей, поставленных перед жестким выбором: медленная агония политического режима ВКП(б) или попытка вырваться из отсталости ценой небывалых жертв. После некоторых колебаний руководство выбрало второй вариант. Гибель НЭПа и утверждение командно-административной системы стали неизбежным.[6]
Заключение
Безусловно, НЭП был вынужденной мерой. Развал экономики с бессилием террора, привели и сделали основополагающими рыночные отношения, хотя и временно, в государственной экономической политике Советской России. За сравнительно короткий период удалось вытянуть страну из военной разрухи, тем самым, возможно спася Россию от новых кровавых гражданских конфликтов. Для обесилиной страны новый экономический курс бесспорно был благом.
Типичный анекдот того времени: встречаются два нэпмана, один другого спрашивает: Как жизнь? - Живу как картошка! - При чем здесь картошка? - А очень просто. Если не съедят, то посадят, а не посадят, то съедят. С помощью этого комического примера легко можно представить настроение в обществе тех лет. Неуверенность в завтрашнем дне среди экономически активных граждан и нетерпимость к вновь зародившимся буржуа среди беднейших слоев населения, в купе с антикапиталистическими идеями партийной номенклатуры вот она социальная-экономическая подоплека характеризующая времена НЭПа.
Симбиоз двух, несовместимых ?/p>