Москва в XVIII веке

Дипломная работа - Разное

Другие дипломы по предмету Разное

ких садов, куда ежегодно свозилось несколько возов.

На ночь, как в Средневековье, улицы запирались рогатками, у которых стояли сторожа из городских обывателей. Вечером они заступали на пост в десять часов, а утром снимались за час до рассвета. Сторожа были вооружены в основном дубинами и палками, а при опасности били в трещотки.

Такой была Москва, когда ее увидела Екатерина II, приехавшая для коронации, состоявшейся 13 сентября 1762 г. Сохранилось подробное описание этой церемонии.

Для въезда императрицы было выстроено несколько триумфальных ворот на Тверской улице, в Земляном городе, в Белом городе, в Китай-городе (у Воскресенских) и в Кремле (у Никольских). Дома были украшены шпалерами из еловых веток, материями и коврами.

Вечером после коронования Кремлевский дворец, колокольня Ивана Великого и другие крупные здания в Кремле были иллюминированы. Иллюминация была установлена и на триумфальных воротах.

Сияющие слова проповедовали идеалы нового царствования: Закон управляет, меч защищает, Жезл правости, жезл царствия своего и т.д.

Народные гуляния происходили на Красной площади, где стояли столы с закусками и питьем, были устроены фонтаны с красным и белым вином; в шатрах раздавались пряники и сладости. Акробаты, фокусники, персияне и другие артисты веселили толпу в специально устроенных балаганах.

Коронационные торжества продолжались неделю, после чего императрица отправилась на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, а возвратившись из нее, провела в Москве всю зиму.

В это время в городе происходили роскошные балы и маскарады. Наиболее пышные из них были приурочены к масленице.

Маскарад с названием Торжествующая Миневра также преследовал столь любимые Екатериной II дидактические цели он был призван искоренять гнусность пороков и изъявлять славу добродетели. На Покровке, Мясницкой, Немецкой и Басманной улицах показывались представления в аллегорическом виде обличавшие человеческие пороки глупость, пьянство, невежество, мздоимство и т.д. Кроме того, показывались кукольные комедии, фокус-покус и разные телодвижения, опера.

Это грандиозное празднество, сценарий которого был составлен драматургом А.П.Сумароковым и актером Ф.Г.Волковым, продолжалось три дня. Волков, всё это время разъезжавший по Москве и следивший за устройством праздника, простудился, тяжело заболел и вскоре умер...

Первые годы правления Екатерины II ознаменовались переменами в облике города. Вскоре после коронации вышел указ о покрытии гонтом (дранкой) казенных и частных зданий в Кремле и Китай-городе. По указу Екатерины II был открыт Воспитательный дом для незаконнорожденных и детей бедняков, сперва располагавшийся в Китай-городе, но затем перенесенный на Москворецкую набережную.

Здание Воспитательного дома строилось по проекту известного архитектора К.И.Бланка.

В 1763 г. в честь выздоровления от болезни наследника престола Павла Петровича была устроена Павловская больница близ Данилова монастыря. В 1765 г. в Москве были учреждены богадельни.

Однако город, запомнившийся императрице старорусским обликом, красотой и весельем, таил в себе и грозную стихию, не раз вырывавшуюся на московские улицы в XVIXVII вв.

В 1771 г. мирный ход жизни Москвы был нарушен страшной эпидемией.

Чума и мятежи

В ноябре 1770 г. в Москве началась эпидемия чумы. Первоначально болезнь распространилась среди больных Генерального сухопутного госпиталя. В январе 1771г. произошла новая вспышка эпидемии на Суконном дворе, располагавшемся за Москвой-рекой.

Полагали, что болезнь была занесена в Центральную Россию из Турции, с которой тогда шла война. С января по март на Суконном дворе умерли 130 человек. Властям не удалось отправить рабочих Суконного двора в карантинные дома; более двух тысяч тамошних мастеровых разбежались, и летом эпидемия разнеслась по всему городу. Пик ее пришелся на август, сентябрь, октябрь и ноябрь.

Профессор Московского университета П.И.Страхов, бывший в то время ребенком, вспоминал, что отец наказал ему каждый день ходить к старшему брату, служившему письмоводителем при смотрителе, наблюдавшем за карантином, и доставлять от него каждое утро записку с числом умерших по городу за день.

Вот, бывало, пишет Страхов, я, в казенном разночинском сюртуке из малинового сукна с голубым воротником и обшлагами на голубом же подбое, с медными желтыми большими пуговицами и в треугольной поярковой шляпе, бегу от братца с бумажкою в руке по валу, а люди-то из разных домов по всей дороге выползут и ждут меня, и, лишь только завидят, бывало, кричат: “Дитя, дитя, сколько?” А я-то, привскакивая, и кричу им, например: “Шестьсот, шестьсот”. И добрые люди, бывало, крестятся и твердят: “Слава Богу, слава Богу!” Это потому, что я накануне кричал семьсот, а третьего дня восемьсот!

Наш приход, вспоминал далее Страхов весь вымер до единого двора, уцелел только наш двор; везде ворота и двери были настежь распахнуты. В доме нашего священника последняя умирала старуха; она лежала зачумленная под окном, которое выходило к нам во двор, стонала и просила, ради Бога, испить водицы. В это время батюшка наш сам читал для всех нас правило к святому причащению, остановился и грозно прокричал нам: “Боже храни, кто из вас осмелится подойти к поповскому окну, выгоню того на улицу и отдам негодяям”, так он называл мортусов [служителей похоронных команд]...

Окончив чтение, сам он вынул из помела самую обгорелую палку, привязал к ее че