"Розу Гафиза я бережно вставил в вазу Прюдома..."
Курсовой проект - Культура и искусство
Другие курсовые по предмету Культура и искусство
щущение зрелых, классических мастеров. В Ордене состояло четыре автора: Резо Гетиашвили (р. 1976), Алеко Цкитишвили (р. 1974), Каха Чабашвили (р. 1975) и Нана Акобидзе (р. 1974). Они опубликовали сборник Airlite (1997). Первые трое успешно омолодили поэзию символистов: наполнили новой лексикой испытанные и уже, казалось бы, изжившие себя формы, создали собственную художественную мифологию и с любовью пародировали и обыгрывали поэзию голубороговцев. Что же касается Наны Акобидзе, она с самого начала мало вписывалась в концепцию Ордена: никаких признаков старости, то есть неоклассицизма, в ее текстах не было и нет. Ее напористые верлибры психологически откровенны и полны описаний разнообразных специфически женских драм. Акобидзе было бы уместнее рассматривать в контексте грузинской феминистской поэзии, о которой пойдет речь в одной из последующих частей этой статьи.
Следуя за историей литературных объединений, мы несколько забежали вперед. Стоит вернуться и назвать нескольких авторов, которые начали радикальные эксперименты в литературе еще в 1980-е годы.
Один из них Дато Барбакадзе (р. 1966, ныне живет в Германии), который со второй половины 1980-х стал известен как значительный новатор в поэзии и культуртрегер. С начала зрелого творчества до сегодняшнего дня Барбакадзе целеустремленно исследует структуру языка. Очень разнообразной, представлявшей несколько принципов поэтики была первая книга Барбакадзе Пособолезнуем осени (1991). Именно язык является самым заметным и постоянным персонажем его поэтических и прозаических текстов [7]. Первое, что бросается в глаза в произведениях Барбакадзе, странный синтаксис и искусственная грамматика. Ход мысли и словесное построение соответствуют не естественному, традиционному синтаксису, а новому, действующему по ранее неведомым правилам. Конечно, регулярные эксперименты такого типа невозможно производить без хорошего владения научным аппаратом семиотики и структурализма. Кроме того, для лингвистических деформаций Барбакадзе важен опыт иноязычной поэзии прежде всего русской (Хлебников и обэриуты) и немецкой (Моргенштерн, Ханс Арп, Пауль Целан).
Тексты Барбакадзе почти всегда очень длинны, временами они производят впечатление искусственно затянутых. Их структура то очень четкая, математически наглядная, то мерцающая метр, ритм, синтаксис изменяются в каждой новой строке. Впоследствии эти художественные приемы отчетливая структурность или изменчивость ритма и синтаксиса стали восприниматься как постоянный метод Барбакадзе.
Тот, кто знает комбинаторику, может увидеть, что многие стихотворения Барбакадзе написаны с учетом законов этой математической дисциплины [8]. Например, один из текстов Барбакадзе, занимающий 10 страниц, представляет собой вариации на тему строк:
правда человек не подчиняется определению
но и определение не подчиняется человеку
Стихотворение состоит из 31 части, в каждой из них это двустишие повторяется трижды. Повторы отличаются друг от друга только тем, что в них по-разному расставлены кавычки: в одном случае закавычен человек, в другом не подчиняется и т.д.
Такие конструкции, как и многие другие свои стихотворения, Барбакадзе называет метатекстами; дальняя, стратегическая цель этой работы, по словам автора, создание метафизического стиха. Барбакадзе очень плодовитый автор, и в его творчестве есть и уникальные достижения, подлинные поэтические прорывы, и, на мой взгляд, совершенно тупиковые эксперименты.
Если говорить об удачных формальных экспериментах в грузинской поэзии, то обязательно следует назвать Нино Дарбаисели (р. 1961). Ее стихотворение Подстрочник моей любви написано действительно в виде подстрочного перевода с несуществующего языка.
Заосенело (Настала осень).
Как красива (ты),
(ныне) зовущаяся женой (супругой) моей любви!
Как ты ходишь в толпе (среди людей)
гордая, слегка склонив голову,
как роза (уже) сорванная!
Давай сложим эти сумки,
присядем где-нибудь,
расскажешь,
как там (он),
который нас с тобой соединил (связал друг с другом)...
Как волна лодки,
по-прежнему разбрасывает ли он обувь, приходя домой?
По-прежнему ли любит чай без сахара?
По-прежнему ли раздражается,
когда его трогают (трогаешь) за мочки ушей?
Меня не вспоминает? (я ему на память не прихожу?)
Потом пойдем своими дорогами (путями),
будем так ходить,
пока все
окончательно
не соберемся (объединимся, соединимся) там (?).
Нино Дарбаисели, будучи прекрасным литературоведом, написала post factum скрупулезный разбор этого стихотворения. Это первый прецедент подобного рода в грузинской поэзии, хотя в западной традиции такие авторефлексивные тексты известны еще со времен Данте (Новая жизнь). После Дарбаисели появилось еще несколько подобных авторских саморазборов один из них представил Барбакадзе, другой поэт, прозаик и критик Марсиани (р. 1953). Дарбаиcели пишет мало, но все, написанное ею, лаконично и отточено до совершенства. Она, безусловно, являет собой тип просвещенного европейского поэта.
Кроме Дарбаисели, среди семидесятников и восьмидесятников есть еще несколько авторов, которые работали и с классическим конвенциональным стихом, и с уже ставшим органичным для грузинской поэзии верлибром.
Тамаз Бадзагуа (19581987) погиб в автокатастрофе в возрасте 28 лет, однако успел оставить внушительное поэтическое наследие. Он