Историческая школа Германии

Информация - История

Другие материалы по предмету История

вительности только ради применения их". Например, чистая экономия будет изучать действия конкуренции не в той ее несовершенной форме, в какой она представляется нам в действительности, а в той, в какой она функционирует на гипотетическом рынке, где все договаривающиеся стороны, точно зная свои истинные интересы, могут преследовать их вполне свободно и при свете полной гласности; с помощью концепций такого ограниченного поля зрения можно, как через увеличительное стекло, изучить следствия данной гипотезы, которых действительность никогда не представит нам в совершенно чистом виде.

2) Второй упрек, адресуемый экономистами-историками первым экономистам, - следующий: узость и недостаточность их психологии. По мнению Адама Смита, Сэя, Рикардо, человек руководствуется исключительно интересом. Они представляют его всецело поглощенным погоней за барышом. Но, говорят экономисты-историки, даже в экономической области интерес далеко не единственный двигатель человека. Здесь, как и в других областях, человек подчиняется самым разнообразным мотивам: честолюбию, страсти к славе, жажде деятельности, чувству долга, милосердия, доброжелательству, любви к ближнему или просто обычаю. "Представлять человека, - говорит Книс, - движимым в своей экономической деятельности повсеместно и неизменно чисто эгоистическими двигателями - значит отрицать во всяком предприятии наличность всякого лучшего или более возвышенного мотива или утверждать, что у человека имеется целый ряд центров психической деятельности, функционирующих независимо один от другого".

Никто не будет отрицать, что классики видели в личном интересе (а не в эгоизме, как говорит Книс, придавая этому выражению худший смысл) основное начало и объяснение экономических явлений. Но экономисты-историки, по-видимому, ошибаются в этом случае, придавая своему наблюдению слишком большое значение. Стремясь охватить реальность во всей ее сложности, гоняясь больше за особенным и характерным, чем за общим и универсальным, экономисты-историки забыли, что политическая экономия как наука рассматривает экономические явления, взятые в массе. Классические экономисты старались изучать общее, а не индивидуальное. Вагнер полагал, что, оставляя в стороне отдельные исключения, которые в некоторых случаях могут быть вызваны личным предрасположением того или другого агента, в экономическом мире наиболее постоянным двигателем деятельности является именно эгоистическое желание наживы или барыша. Он с большой прозорливостью изучал различные двигатели, направляющие человека в его экономической жизни, и сделал вывод, что из всех них "эгоистический" двигатель есть единственный действительно прочный и постоянный. "Это обстоятельство, - говорит он, - объясняет и оправдывает выбор этого двигателя в качестве исходного пункта дедуктивного метода в политической экономии".

В таком случае можно частично согласиться с Книсом. Классические экономисты не отрицали, как он говорит, а слишком пренебрегали теми изменениями, которые накладывали на эгоистическое поведение людей влияние других факторов. В этом они иногда заходили так далеко, что превращали, по-видимому, политическую экономию в простую, как говорит Гильдебранд, "естественную историю эгоизма".

В то время, когда Книс формулировал свои критические замечания, они уже совершенно не имели никакого значения. В самом деле, Стюарт Милль в своей "Логике" уже более чем за десять лет до того привлек внимание к этому пункту. "Английский экономист, - говорил он, - подобно всем своим соотечественникам не знает, что вполне допустимо, что люди, занимающиеся продажей товаров, заботятся больше о своих удобствах или о своем тщеславии, чем о барыше". Со своей стороны он утверждал, "что в жизни человека нет, может быть, ни одного действия, которое не было бы источником для какого-нибудь непосредственного или отдаленного импульса, не совпадающего с жаждой наживы".

Таким образом, уже Стюарт Милль не видит в эгоистическом двигателе и в погоне за барышом "универсального и неизменного" стимула деятельности человека. Больше того, у Стюарта Милля эгоизм, или интерес, вмещает в себя, по самому своему определению, альтруизм.

Но и тут упреки экономистов-историков, несмотря на их преувеличения, вынудили даже экономистов других школ точнее определить свою точку зрения в этом отношении. Ныне Маршалл утверждает, что экономисты "занимаются человеком таким, как он есть; не абстрактным или экономическим человеком, а человеком из плоти и крови". И если, говорит Маршалл, из всех мотивов, которым подчиняется человек, экономист в особенности изучает погоню за барышом, то это происходит не потому, что он хочет свести политическую экономию к "естественной истории эгоизма", а просто потому, что, будучи весьма часто измеримыми в деньгах, действия этого двигателя легче поддаются научному изучению, чем другие двигатели, например, стремление к благотворительности, тщеславие или чувство долга.

3) Злоупотребление абстракцией и дедукцией. Школа хотела бы на место дедукции поставить в качестве преобладающего метода основанную на наблюдении индукцию.

Критика дедуктивного мышления стоит в тесной связи с предыдущей критикой. Видя в человеческой деятельности только один двигатель, классические экономисты, по словам экономистов-историков, считали возможным из этой единственной тенденции вывести путем априорных рассуждений все экономические законы. Недостаточнос?/p>