Изображение отношений Речи Посполитой и Московского государства периода Ливонской войны в "Истории государства Российского"
Информация - История
Другие материалы по предмету История
µт только битвы справедливые, нужные для целости и свободы держав. Неверным, злым врагом России Карамзин считает Литву и выступает прежде всего за войну с ней, нежели с Ливонией, которая уже перестала мыслить о сохранении независимости. Западный сосед для России во второй половине XVI в. выступает одним из основных векторов политики. Карамзин правильно отмечает этот вектор, но он смотрит на него с позиции уже свершившихся событий и потому с легкостью судит Ивана Грозного за то, что он пошел сначала на более слабого противника. И в результате этого стал причиной усиления западного противника путем объединения Литвы и Польши. Причем Речь Посполитая стала непосредственной и единственной соседкой России, с границей, простиравшейся на две тысячи километров от Балтики до Черного моря. Но, став соседями вновь через 330 лет (из-за монголо-татарского нашествия западнославянские земли оказались отрубленными, прямые русско-польские контакты прекратились(1239-1569)), Польша и Русь обнаружили, что они представляют по отношению друг к другу совершенно чуждые, враждебные государства с диаметрально противоположными государственными интересами.
Польша, как католическое государство, включившее в свой состав белорусские и украинские земли, редко населенные и зависимые от Польши, стремилась легально закрепить за собой эти территории, но и ставила своей первейшей внешнеполитической задачей присоединить те русские земли, которые были утрачены Литвой в XVI в. в пользу Московского государства.
Русское государство, наоборот, рассматривало Беларусь и Украину как исторически принадлежащее ему наследие древней Руси, как часть державы Рюриковичей, которую Москва была призвана возвратить в общерусское православное лоно. Московские цари считали своей наиважнейшей, государственной, национальной и религиозной задачей освобождение православного в своей массе белорусского и украинского населения от польско-литовской зависимости. К этому добавлялась не менее важная государственная задача прорыва Московского государства к морям, задача выхода для сношений с Западной Европой, чему препятствовал польский барьер, обрекавший Россию на медленную стагнацию и культурно-экономический застой, ибо целеустремленная польская политика состояла в том, чтобы не допустить прямых контактов России с Западной Европой и, таким образом заставить Российское государство согласиться на польское посредничество во всем, что касалось любых связей с остальным миром. Отсюда борьба за Украину и Беларусь, борьба за влияние и владение славянским населением. Восточная Европа становилась неизбежной ближайшей перспективой русско-польских отношений в XVI XVII вв. И то, что эта борьба будет вестись отнюдь не мирными, дипломатическими средствами, а путем войны, было ясно уже в 70-е гг. XVI в. для обеих сторон.
Н.М. Карамзин правильно понял, что Литва и Польша, а не Ливония, составляли главный барьер для выхода России к Балтийскому морю. Но оценивал он эти события с ретроспективной точки зрения. Адашев и Сильвестр не одобряли Ливонской войны как войны несправедливой. Бог одобряет только воины справедливые. Здесь просматривается провиденциализм историографа, когда он анализирует и оценивает исторические события, не раскрывая политических или иных причин их участников, а лишь навязывает им, а, следовательно, и нам, идею воли Бога. Тем не менее, современные авторы по истории дипломатии сейчас утверждают, что с первых же дней войны в правительстве образовались две группы: Адашев и его кружок считали необходимым продолжение военных действий на юге с крымскими татарами и Турцией. Московское же дворянство вместе с И.М. Висковатым было решительным сторонником Ливонской войны. Программа борьбы за Прибалтику отвечала их интересам. Боярство рассчитывало на новые поместные раздачи и расширение торговли со странами Восточной и Западной Европы. Таким образом, мы можем убедиться, что Адашев и Сильвестр, которые входили в ближний круг, всего лишь боролись за свои интересы, и мы можем поставить под сомнения все карамзинские восхвалительные эпитеты, посвященные этим людям. Также следует добавить, что после взятие в 1558 г. Нарвы и Дерпта, когда нависла угроза над Ревелем и Ригой, победной завершение войны было совсем близко, но Адашев, руководивший войсками, не воспользовался благоприятным моментом, и вскоре наступление прекратилось. Адашев затягивал войну, заключив перемирие с Ливонским орденом с мая по ноябрь1559 г. Прекращение военных действий в Ливонии непосредственно совпало с началом похода брата Адашева, Даниила, в 1559 г. на крымские улусы. Адашев считал необходимым консолидацию свободных южных земель. Впоследствии, Иван Грозный обрушил на Адашева и Сильвестра свой гнев по поводу затянувшейся Ливонской войны. Следовательно, и здесь Иван Грозный выступает как разумный правитель, который, приняв решение, идет к его реализации (в данном случае, к победе в Ливонской войне) и устраняет все сепаратистские тенденции, мешающие осуществлению задуманного.
Интриги существовали при дворе во времена практически всех государей, и Иван Грозный здесь не стал исключением. Но Н.М. Карамзин слишком однозначно одобряет группировку Адашева, и безапелляционно сужает боярский кружок, выступавший за Ливонскую войну.
По описанию Н.М. Карамзина, Иван IV представляет собой редкий образец государя, щедро одаренного от природы умственными способностями и обнаружившего талант правителя, но нравствен