Жизнь и творчество Климента Александрийского
Статья - Культура и искусство
Другие статьи по предмету Культура и искусство
ся верою; по пришествии же веры мы уже не под руководством детоводителя". Согласно толкованию Н.Глубоковского, "закон и был пестуном или "педагогом" (III,24) для евреев, суровым дядькой, путем ограничений, запрещений и обузданий приготовляющим ко Христу, дабы, оправдавшись верою в Него и приобретши самостоятельность, они (III,25) более совсем не нуждались в опеке и были полноправными наследниками" [53]. Во всяком случае, понятие "педагог" соотносится с ветхозаветным законом, как с чем-то более низшим и уступающим Благовествованию. Климент, вероятно, был первым церковным писателем, который существенно изменил смысл этого слова. Он говорит: "Наш Педагог есть святой Бог Иисус, Слово, ведущее всё человечество, и Сам Человеколюбивый Бог есть [наш] Педагог" (Пед. I,7,55,2). Однако при таком существенном изменении смысла понятия, Климент все же намечает связь с "Посланием к Галатам"; согласно александрийскому "дидаскалу", через Моисея и прочих ветхозаветных святых Господь был "Педагогом древнего (ветхого) народа", но "новым народом" Он руководит уже "лицем к лицу" (I,7,57,4). Поэтому мы (т.е. христиане) больше не находимся под руководством "того закона", сопровождавшегося страхом, но находимся под управлением Самого Слова, Которого Климент называет "Педагогом свободного произволения" (I,6,31,1). Таким образом, для Климента преемство двух Заветов сохраняется, ибо "Детоводителем" и "ветхого", и "нового" народов является один и тот же Логос, однако при этом закон иудейский, связанный с игом необходимости, упраздняется. Слово воспитывает "новый народ", с которым Он общается "лицем к лицу" (а не через посредников) и от которого требуется подвиг веры, немыслимый без свободы воли.
Понятие "педагог", естественно, немыслимо без сопряжения его с понятием "дитя". И последнее слово, в различных своих вариациях ( "дети", "малые дети", "младенцы"), постоянно встречается в рассматриваемом творении Климента, обычно обозначая христиан. Данное слово александрийский учитель Церкви, исходя из Евангелий (см., например, Мф.19,13-14 и Мк.10,15), понимает преимущественно в положительном смысле [54]. Так, он говорит, что христианам следует подражать "детской простоте"(I,5.12,4); подобного рода "простота", "незлобивость" и прочие "детские добродетели" связаны с тем, что в таинстве крещения христиане обретают новое рождение. Климент замечает, что до творения мира мы были познаны Богом, как предназначенные к вере, но лишь недавно эта воля Божия исполнилась, и мы стали "новорожденными" для призвания и спасения (I,7,59,4). Поэтому христиане, по сравнению с "древним народом", выступают как "народ новый" и "изучают новые блага"; они стяжают "нестареющую молодость" и всегда являются "юными" (I,5,20,3-4). В то же время, эта "нестареющая молодость" предполагает постоянное духовное преуспеяние и возрастание.
Таковы те основные идеи, которые определяют вторую часть трилогии Климента. Поскольку сфера "Логоса-Педагога" есть область "делания" ("практики"), то вторая и третья книги данного сочинения посвящены конкретным проблемам христианской нравственности. Следует заметить, что Н. Барсов высказывает предположение (на наш взгляд, не лишенное вероятности) об изначальном гомилетическом происхождении "Педагога" Климента. По его словам, "это не уроки богословия, преподававшегося им в школе и имевшего предметом теоретическое миросозерцание христианства, а наставления церковные, преподанные по частям в храме и потом приведенные в одну правильную систему, представляющую первый христианский "домострой"… С точки зрения евангельского учения, проповедник находит необходимым и своевременным регламентировать казуистически с церковной кафедры весь внешний быт христианина и указывать, как именно должен он поступать в частнейших случаях своей обыденной жизни". Поэтому, "по обилию и полноте культурно-бытовых очерков тогдашней жизни, собранных в одну стройную картину, ни одно из позднейших произведений христианской, а, может быть, и внехристианской, литературы, не может сравниться с тем, что находим мы в этом первом "домострое" [55].
Попутно в сочинении ведётся и полемика против "лжеименных гностиков". Прежде всего Климент обращает оружие своей критики против их претензий достичь некоего духовного совершенства помимо Церкви и Её таинств. Согласно александрийскому "дидаскалу", мы можем обрести подобное совершенство лишь тогда, "когда являемся Церковью" и когда принимаем Христа - Главу Церкви. Собственно говоря, наше совершенство - всегда относительно по сравнению с Ним, "единственным Мужем, совершенным в праведности" (I,5,18,4). Далее Климент изобличает ложность "псевдогностического" разделения людей на "духовных" и "душевных"; здесь он подрубает сам ядовитый корень всей "псевдогностической" сотериологии учение, согласно которому спасение "духовных" происходит в результате "отцеживания (фильтрации) духа", благодаря которому они автоматически обретают "гносис", а, следовательно, и сподобляются спасения. Для Климента, как для православного мыслителя, нелепым представляется их тезис, что в одном и том же Боге Слове одни суть "по природе" обладающие ведением ("гностики", "духовные"), а другие естественным образом занимают более низкую иерархическую ступень "душевных". В противовес данному принципу "псевдог