Женщина и война
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
?ин год, а я уже беленькая. У меня ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо, - вспоминает К. Г. Крохина, одна из героинь повести “У войны не женское лицо”. Горький фронтовой опыт порождал огромную душевную усталость: “Я чувствовала себя очень уставшей, намного старше своих сверстников, даже старой. Подружки танцуют, веселятся, а я не могу, я смотрела на жизнь уже другими глазами. Внешне это не было видно, за мной молодые ребята ухаживали, а душа моя была уставшая. Мужчины не все выдерживали, что я видела...”.
Эта усталость шла от невыносимого, нечеловеческого напряжения, возникавшего при встрече со смертью. Тот, кто встречался со смертью “лицом к лицу” не может остаться прежним, а для слабого эта встреча может оказаться необратимой:
Глаза девчонки семилетней
Как два померкших огонька
На детском личике заметней
Большая, тяжкая тоска.
Она молчит, о чем ни спросишь,
Пошутишь с ней, - молчит в ответ.
Как будто ей не семь, не восемь,
А много, много горьких лет.
(А. Барто “Глаза девчонки семилетней”.1942)
Женское начало проходило испытание на прочность войной. Но оно не могло исчезнуть окончательно, как не может исчезнуть сама жизнь:
Прошли через заслоны огневые,
Мы вырвались из этой длинной тьмы,
Ты говорила: “Каменные мы”.
Нет, мы сильнее камня,
Мы живые!
(М. Алигер “Весна в Ленинграде”. 1942)
Женское начало настойчиво заявляло о себе даже в самых трагических ситуациях.
Саша Шляхова, девушка-снайпер, погибла в снайперском поединке. “И что её подвело это красный шарф. Она очень любила этот шарф. А красный шарф на снегу заметен, демаскировка” (Алексиевич С. Там же, с.18).
“Всегда я старалась быть подтянутой, не забывать, что я женщина, - вспоминает О. В. Корж, санитарка, - И мне часто говорили: “Господи, разве она была в бою, такая чистенькая”. Я помню, очень боялась, что если меня убьют, то я буду некрасиво выглядеть… Другой раз прячешься от обстрела и не столько думаешь, чтобы тебя не убило, как прячешь лицо, чтобы не изуродовало”. Для женщины физические раны даже страшнее ран душевных, потому что женские красота и совершенство состоят в гармонии, в единстве духовного и телесного начала. Ничто не страшило женщин на фронте больше, чем возможность стать калекой.
Женщины войны… Они пришли на войну совсем ещё девочками, а возвращались с неё женщинами, познавшими тяжёлую, горькую жизнь, выдержавшими нечеловеческие нагрузки. Им было во много раз тяжелее, чем мужчинам, так как условия жизни на войне вступали в противоречие с женской природой. Кто-то из них пытался приспособиться к реальности, копируя мужские черты в поведении. Возможно поэтому, что особенно ярко видно в прозе С. Алексиевич, они воспринимались окружавшими их мужчинами как “сестрёнки”. Настойчиво пробиваясь сквозь ужас и ненависть, страдания и боль, образ женщины давал солдатам надежду на жизнь:
Когда, упав на поле боя
И не в стихах, а наяву, -
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву,
Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра, -
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.
Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой!
(И. Уткин “Сестра”. 1942)
Мужчины старались оберегать и защищать своих фронтовых сестер. Однако нормально ли это для девушки, когда мужчина относится к ней лишь как к другу, сослуживцу, бойцу, но не как к женщине, которую можно и нужно любить. На женщин свалился тяжкий груз. Для многих бойцов они должны были стать на войне не только сестрами, но и матерями. Женщина становилась матерью, точнее, несла в себе образ матери для других, в семнадцать, восемнадцать лет. Она сама ещё нуждалась в материнской опеке, а ей приходилось опекать других. Не увидев всех радостей жизни, девушки сразу сталкивались с самой сложной её стороной. Как пишет С. Алексиевич: “Страшно было не то, что тебя убьют, а то, что умрёшь, не узнав жизни, ничего не изведав. Это было самое страшное. Мы шли умирать за жизнь, но ещё не знали, что такое жизнь”. (Алексиевич С. Там же, с.77).
А желание жить и любить было таким сильным! Оно отчетливо и мощно проявляется в необузданной стихии женственности, которая совпадает с самой природной стихией:
Разве можно, взъерошенной, мне истлеть,
Неуёмное тело бревном уложить?
Если все мои двадцать корявых лет,
Как густые деревья, гудят жить!
Если каждая прядь на моей башке
К солнцу по-своему тянется,
Если каждая жилка бежит по руке
Неповторимым танцем!
Жить! Изорваться ветрами в клочки,
Жаркими листьями наземь сыпаться,
Только бы чуять артерий толчки,
Гнуться от боли, от ярости дыбиться.
(Ширман Е.“Жить!”. 1943)
Если для мужчин на войне олицетворением жизни была женщина, то для женщины - вся повседневность без остатка: природа, окружающая человека, отношения между людьми во всём их многообразии. Женщинам свойственна природная мягкость, хрупкость, нежность и стремление любить. Любовь это чувство, не поддающееся объяснению с помощью только разума, здравого смысла. Именно потому, что женщина живёт чувствами и ощущениями, в отличие от мужчин, то и в памяти у неё остаются не имена военноначальников, армейские уставы, место и время проведения боевых операций, а ужас, страх., смерть и “запах крови”, царившие на войне.
Олицетворением жизни для женщин являлись повседневные радости, обычные заботы, сугубо