Экспериментальные исследования экономического поведения Д. Каннемана и В. Смита
Информация - Экономика
Другие материалы по предмету Экономика
?ласится продать право сыграть эти лотереи), то оцененной выше окажется другая. Иной пример такой зависимости - широкоизвестный эффект оформления (framing effect) (9).
В одном из экспериментов респондентам (клиническим врачам) предлагалось выбрать одну из двух возможных стратегий лечения больных, страдающих раковыми заболеваниями:
"Формулировка выживания"
Хирургическое вмешательство: из каждых 100 прооперированных больных операцию переживут 90, из которых 68 будут живы через год после операции, и 34 -через пять лет после операции.
Радиационная терапия: из каждых 100 больных, прошедших курс облучения, все останутся живы в процессе лечения, 77 больных будут живы через год и 22 -через пять лет после лечения."
В этой формулировке за радиационную терапию высказались лишь 18% испытуемых. Параллельно тем же респондентам предложили такое описание альтернатив:
"Формулировка смертности"
Хирургическое вмешательство: из каждых 100 прооперированных больных во время операции и в послеоперационный период умрут 10, всего в течение года скончаются 32 больных, а в течение пяти лет - 66 больных.
Радиационная терапия: из каждых 100 больных, прошедших курс облучения, в ходе лечения не умрет никто, в течение года после лечения всего скончаются 23 больных, а в течение пяти лет - 78 больных."
При такой формулировке число сторонников радиационной терапии выросло более чем вдвое - до 44%. Вместе с тем, как нетрудно заметить, с формальной точки зрения обе формулировки абсолютно идентичны.
Значение обоих феноменов выходит за рамки когнитивной психологии, то есть исследования собственно процессов вынесения индивидуальных суждений и принятия решений. И обращение предпочтений, и эффект оформления ставят серьезные проблемы перед экономической теорией - гораздо большие, чем тот же парадокс Алле. Последний можно объяснить с помощью обобщенных теорий ожидаемой полезности, например, допустив нелинейные вероятностные веса. В то же время описанные явления означают, что один-единственный и хорошо упорядоченный индекс предпочтений (функцию полезности) на все случаи жизни построить нельзя в принципе - любой такой индекс будет зависеть от способа его получения. Отсюда вытекает, что и приложения теории полезности к конкретным экономическим задачам нельзя iитать a priori безусловными.
Взять, к примеру, такую актуальную тему, как экологические общественные блага. Если среднего обывателя спросить, какой подарок он предпочел бы ко дню рождения - новый видеомагнитофон или закрытие завода, загрязняющего всю округу, - весьма вероятно, что выбор будет сделай в пользу первого блага. Однако если того же респондента спросить, сколько он готов заплатить за то и за другое - видеомагнитофон выиграет, что называется, за явным преимуществом. Российскому читателю, вероятно, приходилось сталкиваться и с другими проявлениями эффектов оформления, типа опроса общественного мнения или всенародного референдума, результаты которых можно не только предсказывать, но и планировать при помощи "правильно" поставленных вопросов. Еще до Нобелевского комитета практическую значимость трудов Канемана уже сумели по достоинству оценить отечественные политтехнологи.
Наконец, нельзя не упомянуть и о том, что работы Канемана и других экономических психологов позволяют рассмотреть в новом ракурсе целый ряд чисто экономических явлений. Один из самых ярких примеров такого исследования - экспериментальная проверка знаменитой теоремы Коуза об оптимальном распределении ресурсов. Для проверки этой теоремы Канеман с коллегами поставили следующий эксперимент. Группу испытуемых (студентов Корнельского университета) разделили на две подгруппы, одной из которых вручались кружки с символикой университета, продававшиеся в соседнем магазине за 6 долл. Обладатели кружек получали возможность продать свои кружки тем, кому они не достались. С этой целью владельцы кружек сообщали организаторам минимальную цену, за которую они готовы уступить их, а потенциальные покупатели - максимальную цену, по которой они готовы были их продать; рыночная цена формировалась как точка пересечения получившихся линий спроса и предложения. При том, что исходное распределение кружек было случайным, кривые спроса и предложения должны были бы быть симметричными, а значит, согласно теореме Коуза, примерно половина тех, кто получил кружки, должны были бы обменять их на более высокие денежные суммы. В контрольной группе, где вместо кружек вручались права на денежные выигрыши, именно так и получилось; однако в случае с кружками объемы реальных торгов оказались в три-пять раз ниже предсказанных экономической теорией, а средние цены спроса и предложения различались более чем в два раза. Это эмпирическое опровержение теоремы Коуза получило название эффекта наделенности: сам факт обладания вещью повышает ее ценность в глазах владельца, блокируя возможность обмена даже там, где нет проблем ни с правами собственности, ни с трансакционными издержками.
Было бы преувеличением утверждать, что эти и другие работы Канемана, Тверски и их коллег-психологов перевернули экономическую точку зрения на природу человеческого суждения и поведения. Однако именно они утвердили в среде экономистов понимание того, что хорошая теория должна не только не опровергаться фактами, как этого требует позитивистский подход, но и исходить из фундаментальных наблюдаемых свойств того объекта, который она призвана описывать. Сегодня уже ни один экономист