Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.)
Информация - История
Другие материалы по предмету История
вия буржуазия с крестьянством и ремесленниками входили не раздельно, причем на передний план попеременно выдвигались то образ бедного крестьянина, то богатого и ленивого бюргера очертаний же, соответствующих подлинной хронологической, политической и культурной функции третьего сословия, понятие это не получило. Вполне естественно, что третье сословие не могло создать собственного культурного образа, могущего конкурировать с четким и устоявшимся рыцарским идеалом. И Бургундским герцогам не оставалось ничего иного, как взять уже существующую форму.
Поэтому вполне можно понять, что такой человек, как Шатлен, падкий на иллюзии в нравственной области, признавая высокие достоинства аристократии, оставляет третьему сословию лишь незначительные добродетели. Если же перейти к третьему члену, коим помнится государство, то это сословие добрых городов, торгового люда и землепашцев, сословие, коему не приличествует столь же пространное, как иным, описание по причине того, что само по себе оно едва ли способно высказать высокие свойства, ибо по своему положению оно есть сословие услужающее. Добродетелями его, считал Шатлен, являются покорность и прилежание, повиновение своему государю и услужливая готовность доставить удовольствие господам. Суждение Шатлена и прочих его единомышленников (Ла Марша, Молине, Фруассара и других) о своем времени может показаться излишне мрачным, но нужно учесть, что спасение они ожидали исключительно от аристократии, неизбежно клонившейся к упадку, на бюргерскую помощь они нисколько не рассчитывали.
Богатые горожане у Шатлена все еще зовутся вилланами. Понятие о бюргерской чести для него не существует. У Филиппа Доброго было обыкновение женить своих лучников, принадлежавших к низшему дворянству на богатых вдовах или дочерях бюргеров. И вот как-то герцог наталкивается на упорное сопротивление богатого лилльского пивовара, который не согласен на подобный брак своей дочери. Бюргер даже, сильно рискуя, решает обратиться в Парижский парламент. Но герцог посчитал недостойным тягаться с каким-то пивоваром и с насмешками вернул девушку. Шатлен, который при удобном случае он не стеснялся порицать герцога, здесь полностью на стороне Филиппа Доброго. Для бюргера у него нет иных слов, кроме как этот взбунтовавшийся деревенщина пивовар … и к тому же еще презренный мужик.
В утешение Маргарите Английской, лишенной короны, Шатлен посвящает Храм Боккаччо, где описывает бедствия и страдания сильных мира сего. Автор допускает туда великого финансиста Жака Кера лишь с оговорками и изменениями, тогда как дворянин Жиль де Рэ, несмотря на свои ужасные злодеяния, получает туда доступ без особых препятствий, исключительно в силу своего происхождения. Тогда как имена горожан, павших в великой битве за Гент в 1451 г. Шатлен не считал достойным даже упоминания.
Казалось бы, подобная аристократическая, рыцарская этическая структура неизбежно должна была вызвать возмущение и конфликт со стороны третьего сословия, который бы разорвал на первый взгляд такое хрупкое социальное единство. Но в самом рыцарском идеале, в служении добродетелям и в устремлениях, предписываемых аристократии, содержится двойственный элемент, смягчающий высокомерно-аристократическое отношение к народу.
Кроме насмешек над деревенщиной в противоположность этому нередки выражения сочувствия бедным людям, страдающим от многих невзгод. Тон жалоб постоянно один и тот же: разоряемый войнами несчастный народ, из которого чиновники всасывают все соки, пребывают в бедствии и нищете. Люди терпеливо переносят страдания, когда же они порой ворчат и поносят своих властителей, их господин возвращает им спокойствие и рассудок.
В этическом принципе того времени прослеживается мысль, что государь обязан учитывать интересы своих подданных и следовать им, несмотря на свои собственные цели. Бургундские герцоги довольно последовательно следовали этому принципу, нередко откладывая свои мечтания о славе, во имя насущных нужд своих подданных. Хронисты, прославляющие рыцарские идеалы (Молине, Мешино), тем не менее, в своих сочинениях вновь и вновь возвращаются к нуждам народа.
Все, кто прославлял рыцарские идеалы позднего Средневековья, одобряли проявление сострадания к народу: рыцарский долг требовал защищать слабых. В равной мере рыцарскому идеалу было присуще и теоретически, и как некий стереотип сознание того, что истинная аристократичность основывается только на добродетели и что по природе своей все люди равны. В наше время сложился другой стереотип, что признание истинным благородством высоких душевных качеств является триумфом Ренессанса. Между тем, оба принципа были распространены в куртуазной литературе, и мысль о том, что благородство происходит от чистого сердца, была ходячим представлением уже в XII в., оставаясь во все времена чисто нравственным взглядом, вне какого бы то ни было активного социального действия.
Откуда гордость в нас и благородство?
От сердца, в коем благородный нрав.
Не низок тот, кто сердцем не таков.
Именно в согласии с такими мыслями восторженные почитатели рыцарского идеала намеренно подчеркивают героические деяния крестьян, научая людей благородных, что временами и те, в ком они видят мужиков, бывают примерами величайшей отваги.
Во времена позднего Средневековья еще бытовал хотя и потускневший, но все еще действенный культурный стереотип: аристократия, верная рыцарским идеалам, призвана поддержи?/p>